Ах, эта свадьба!
Стоило нам выйти на широкое крыльцо церкви, как тут же над землёй поплыл малиновый перезвон, а толпа на площади взорвалась громкими здравицами. У ограды выставлены столы с хмельным и закусками. Слуги особо следили за тем, чтобы народ не накидался слишком быстро, и выдавали горячительное дозировано.
Чего не сказать о закусках. Колбасы, копчёное мясо, сыры, балык, соленья, всё это раздавалось невозбранно. Хотя и не так, чтобы нарезку уносили целыми блюдами. Выпил — закуси, прихвати с собой, что в руках унесёшь. Иначе на всех никакого угощения не напасёшься. Ведь потянут про запас, потому как когда ещё такое изобилие случится.
У отдельного стола можно получить бумажный кулёк со сладостями. Фунт карамелей разных вкусов, леденцов, неизменный петушок на палочке, медовый пряник, заварное пирожное и яблоко. Ничего особенного даже для несостоятельных дворян. Но невероятное лакомство для бедноты.
Признаться, идея с раздачей подарков принадлежала мне, и финансирование её я взял на себя. Просто вспомнил новогодние подарки из моего детства, как я им радовался и потом ждал следующую ёлку и деда Мороза. Мною же была организована раздача. Там и дел-то: оплатить заказ и выставить ещё один стол с работником кондитерской.
Идея обошлась мне в кругленькую сумму. Тысяча целковых, не баран чихнул. Но мне хотелось, чтобы наша свадьба запомнилась не только мужикам, опрокинувшим шкалик за здоровье новобрачных. Эта память короткая. А вот детвора и девчата будут долго помнить, когда и при каких обстоятельствах они угощались господскими вкусностями. Так что оно того стоит. Однозначно.
Одновременно со здравицами начали бросать зерно, да так обильно, что наши с Ольгой головы и плечи оказались им буквально засыпаны. На лице невесты играет радостная улыбка, которая однозначно свидетельствует о том, что это самый счастливый день в её жизни. Если бы не знал истинное положение дел, то непременно в это поверил бы. Боже, какая актриса пропадает. Хотя-а высшая знать те ещё лицедеи…
Сорокоуст, выпрошенный моей невестой у отца, миновал как-то уж совсем быстро. Я бы сказал, стремительно. Не успели глазом моргнуть, как уже была назначена дата свадьбы. По Москве поползли слухи, мол, княжна Зарецкая так увлеклась новым ухажёром, что, презрев все приличия, сблизилась с ним. И были мы настолько неосторожны, что она понесла.
Оно бы и скрыть да по-тихому вытравить дитя, ведь подобное случается, пусть и нечасто. Но как же быть с наследственностью, папаша-то из сильных одарённых? Вот и счёл князь Зарецкий за благо быстренько выдать дочь замуж и сохранить потенциально сильного внука. А что до слухов, так это меньшее из зол, тем паче вот они сочетаются законным браком.
Были, конечно же, и злопыхатели, и разговоры разные ходили, в том числе и предположения относительно того, что в тяжесть войти она могла от покойного Михаила, с коим была помолвлена, и день свадьбы уж был назначен. Высказывались предположения, что князь Каменецкий непременно потребует определение отцовства. А это удар по репутации Зарецких, как бы и вовсе до межродовой войны не дошло.
Признаться, страсти так накалились, что я уже реально ожидал начала боевых действий. Казалось, одной искры достаточно, чтобы полыхнуло. Причём понимал это не только я, но и другие. К обоим князьям зачастили эмиссары с призывами трижды подумать, прежде чем начинать войну. Были среди них как представители оппозиции царю, так и его сторонники. Одни не желали ослабления позиций противников самодержавной власти государя, другие ратовали за недопущение усобицы на фоне обострившихся противоречий с Польшей. Начнись замятня, и пшеки непременно решат этим воспользоваться.
Впрочем, сами главы родов прекрасно понимали, что война им не нужна от слова совсем. Ладно, международная обстановка. Так ведь они сами ослабнут настолько, что от их прежнего веса и авторитета ничего не останется. Уважают сильных, со слабыми не считаются.
За происходящим я наблюдал со стороны, даже не думая влезать в сам процесс. Ну не бегать же мне со шпагой наперевес, вслушиваясь во все сплетни, чтобы покарать злопыхателей. А при мне подобных разговоров не вели. Даже недолюбливавшая Ольгу Мария Зарецкая старалась оградить меня от слухов и тем паче не упоминала лиц, распространявших их.
— Мне трудно верится, Никита Григорьевич, что вы воспылали страстью к моей сестрице. Но подобные разговоры не в последнюю очередь ранят вас. А как вы реагируете на подобные выпады, мне известно слишком хорошо, — с обворожительной улыбкой пояснила она.
— Переживаете за меня? — попытавшись ответить тем же, поинтересовался я.
Наверняка получилось плохо, и вместо улыбки вышел звериный оскал. Я не так хорош в самообладании, а в тот момент хотелось рвать и метать. Желательно не фуфайку, а кого-то более одушевлённого.
— Не за вас. Меня беспокоит, как бы из-за вашей неосмотрительности не случилась межродовая война. А вероятность этого чересчур велика. Насколько совсем недавно благолепными были отношения между Зарецкими и Каменецкими, настолько же они сейчас напряжены до предела. Одна стычка парочки молодых оболтусов может породить настоящую лавину, которую уже ничем не остановить.
— И зачем же вы тогда рассказываете мне сплетни, гуляющие по Москве и университету в частности?
— Затем, чтобы вы знали, что такие разговоры есть. Это в некоторой степени подготовит вас к возможным провокациям. Очень прошу, сдержитесь. После свадьбы пересуды начнут сходить на нет. И станет легче.
Признаться, сдерживаться было сложно. Тем более что с каждым днём я всё больше и больше западал на Ольгу. Наше общение в деловом русле дало свои результаты, мы перестали ссориться. Она взялась объяснить мне основные принципы артефакторики, которой я стал понемногу увлекаться.
Не то чтобы ушёл с головой, но начал понимать основные принципы, что позволяло более или менее грамотно составлять технические задания. Правда, пока оно было только одно. Кстати, не стоит ли подбросить ещё пару идей? Глядишь, упёршись в стену в одном, ей удастся нащупать рациональное зерно в другом.
Ну и такой момент, что мне нравилось общение с невестой в неформальной обстановке. Мы понемногу сближались, пусть это пока ещё нельзя было назвать даже дружбой, но положительная динамика явно присутствовала.
Кроме этого, я плотно занимался собственным развитием. С помощью зелий отличного качества, производимых в княжеской лаборатории, мне удалось значительно прибавить в росте вместилища. Сегодня его объём вырос до двухсот двадцати двух единиц, а разовый лимит составляет сорок четыре, что увеличило максимальный заряд боевых рун до двадцати двух, а дальность атаки составила сто тридцать шагов.
Признаться, я поначалу удивлялся огромной разнице в цене на зелья роста. Но как выяснилось, причина тут не столько в высоких показателях и возможности более частого их использования, а в редкости. В принципе, ингредиенты идут всё те же самые, но выход концентрата на порядок меньше. К тому же есть редкие добавки, которые дополняют основные рецепты. Ну и наконец многое зависит от мастера алхимика. У разных хозяек из одного набора продуктов получается борщ с разным вкусом. Так же и здесь…
Увы, но наш тандем с Леной оказался разрушенным. А ведь из нас складывалась хорошая команда. Я как основная ударная сила, она как подающий надежды алхимик. На выходе получалось выгодное предприятие, что в значительной мере пополняло как бюджет Нефёдовых, так неплохо сказывалось и на моих финансах.
Впрочем, если не станут экономить на рунных картах, то они вполне смогут сообразить и на троих. Да, карты расходуются с невероятной быстротой, а высокоранговые ещё и стоят изрядно. Но выгода всё же куда весомей. Это артели не могут сдавать трофеи в столице, помещики пограничья имеют подобную привилегию. А когда к ним присоединятся ещё и братья Лены, то команда у них выйдет и вовсе сильной.
А вот у меня наметился простой. Князь, конечно, предлагал воспользоваться заставой Дубравской. Я мог официально занять пост заместителя коменданта гарнизона заставы со всеми вытекающими. Но отказался от этого. Сам не понимаю, с какого так упёрся. Никакой рациональной причины для этого нет. Мало того, кровь требовала очередной дозы адреналина, но я упорно отказывался воспользоваться представившейся возможностью…
Мы с Ольгой прошли по красной дорожке сквозь живой коридор радостно возбуждённой толпы к празднично украшенному открытому ландо##1. Начало апреля, и солнышко припекает от души, хотя от земли всё ещё и веет стылостью. Вот и решили показать всему честному люду счастливую пару новобрачных. Впрочем, погода тут ни при чём, случись свадьба зимой, и это были бы открытые сани.
##1 Л а н д о — лёгкая четырёхместная повозка со складывающейся вперёд и назад крышей.
Вот только заглянув в улыбающиеся глаза Ольги, я увидел затаившуюся в их глубине боль. И так мне стало её жаль, что даже сердце защемило. Господи, сколько же силы в этой, по сути, девочке? Двадцать лет, это ни о чём.
— Илья, поднимите крышу и окна, — велел я одному из лакеев.
— Слушаюсь, сударь, — с готовностью ответил тот, придерживая нам дверцу.
Как только мы сели, он с напарником сноровисто поднял крышу, соединив половинки, и поднял окна. Данное обстоятельство не осталось незамеченным, и к нам поспешила княгиня. Что и говорить, это не вписывалось в протокол свадебного торжества. Согласно ему мы должны были проехать по улицам, где всюду были расставлены столы с угощением, и молодым полагалось приветствовать восторженную толпу.
— Что случилось, Оля? — заглянула она в открытую дверь.
— Анна Фёдоровна, Ольге слегка дурно, возможно, из-за духоты в церкви. Вы же понимаете, в её положении это бывает, — не дал я раскрыть рот своей теперь уже жене.
— Я помогу, — всполошилась было тёща.
— Не стоит ещё больше привлекать внимание. Я и сам имею кое-какие лекарские навыки, этого будет вполне достаточно, чтобы позаботиться о ней.
— Но-о.
— Всё хорошо, Анна Фёдоровна. Верьте мне.
— Я доверюсь вам, Никита Григорьевич.
К слову, с тестем и тёщей у меня наладились отличные отношения. Сам не ожидал, что такое возможно. Опыт прошлой семейной жизни говорил о том, что как минимум для матери её дочь самая-самая, и — где только она нашла этого недоумка, недостойного и ногтя её девочки. И это несмотря на то, что сама дочурка защищала меня, сходясь с мамочкой, что говорится, не щадя живота своего. А всё этот ирод, задуривший голову бедной девочке.
М-да. Вот судьба-злодейка. В той жизни меня донимала тёща с молчаливого попустительства тестя, и горой за меня стояла жена. Здесь всё с точностью наоборот. Не то чтобы Ольга мотала мне нервы, но вражда, что имела место поначалу, пока ещё никуда не делась. У нас сейчас нечто вроде перемирия. Но уж её-то родители точно относятся ко мне по-доброму. Если забыть о кое-каких нюансах. Ну или они лицедеи от бога. Впрочем, об этом я уже говорил не единожды.
— Нас никто не видит и не слышит. Можешь поплакать, — произнёс я, когда экипаж тронулся.
— Что? — дрогнувшим голосом произнесла Ольга.
— Не меня ты видела на этом месте. Поплачь. Станет легче.
— Зачем? — дрожащими губами произнесла она. — Зачем ты так делаешь? Я с таким трудом взяла себя в руки, а ты… Ты…
— Я хочу дать тебе возможность перевести дух. Нам предстоит ещё свадебный банкет и бал. Сбрось напряжение, чтобы снова набраться сил.
— Я не буду плакать.
— Ну, значит, просто побудь вдали от людских глаз, — пожал я плечами и, откинувшись в угол, прикрыл глаза.
При этом раскинул «Полог тишины». Он у меня сейчас куда сильнее, чем у Ольги, которую я уже обошёл в росте дара, и держать его могу сколь угодно долго. Конечно, превосходящий меня одарённый может проникнуть сквозь этот барьер, но равный или послабее уже спасует. Опять же, мы в движении, а радиус действия у «Острого слуха» для такого дела невелик, и уж тем более в движении.
Выдержка ей всё же изменила, и она заплакала. Не навзрыд. Тихо и тоскливо затянула на одной протяжной ноте, выворачивающей меня наизнанку. Хотелось утешить её, прижать к себе, чтобы защитить от всех напастей. Но вместо этого я прикинулся веником и не отсвечивал, забившись в угол.
— Спасибо, Никита Григорьевич, — через какое-то время, со всхлипами произнесла она.
— Вам не за что меня благодарить, Ольга Платоновна.
— Оля. И на ты. Не стоит плодить слухи.
— Хорошо.
— Ну вот что ты наделал, а? Зачем позволил расклеиться? На кого я теперь похожа?
— Припухлость я уберу, на это моих лекарских познаний хватит.
— Да? А с тушью и пудрой как быть?
— Ну, более или менее ты и сама управишься, а там опустишь вуаль, и никто ничего не заметит.
— Вуаль?
— Ну а что такого? Нанесём немного помады мне на губы и разотрём её, пусть все думают, что мы целовались.
— Никита! — улыбнувшись, возмутилась она.
— А что в этом такого? — пожал я плечами.
— Но у меня ничего с собой нет.
— Ах да. Совсем забыл.
Я пересел, устроившись рядом с ней и, приподняв сиденье, где только что находился, достал из короба небольшой ящичек с затейливой резьбой.
— Вот. Это мой тебе подарок, — торжественно возвестил я.
— И что это? — проявила любопытство она.
— Скажем так. Косметический набор для путешествий. Тут пудреница, помады, тушь, щипчики, пилочки… Словом, много чего.
— Ты разбираешься в этих вещах? — не смогла сдержать удивление Ольга.
— Вообще-то, попросил помочь Ирину Ивановну Гагину. Уж она-то знает, что именно ты предпочитаешь.
— Так ты ещё и интриган, — открывая крышку и шмыгнув носом, сделала вывод жена.
На внутренней стороне крышки обнаружилось зеркало среднего размера, а в ячейках всё необходимое для ухода за внешностью. Времени в нашем распоряжении оказалось немного, но вполне достаточно для того, чтобы привести себя в относительный порядок и под вуалью выглядеть прилично.
Для начала я поколдовал над лицом девушки. Использовать «Восстановление» куда проще, но в интересном положении этими рунами желательно не пользоваться, может негативно сказаться на ребёнке. А так оказывается воздействие только на воспалившиеся участки.
Когда свадебный поезд прибыл к усадьбе, мы уже были готовы предстать перед общественностью. И надо сказать, они вполне себе оценили остатки помады на моих губах. Увы, не от поцелуя, чем я остался разочарован, хотя и не подал виду. Под смешки гостей мы удалились каждый в свою комнату, потому как совместная спальня, конечно же, была предусмотрена, но в неё нам пока ходу нет. Как, впрочем, нельзя оставаться и наедине.
Ольгу сопровождала Анна Фёдоровна, обеспокоенная состоянием дочери, у которой всё ещё имел место токсикоз. Хотя в отличие от моей жены в родном мире нынешняя переносила эти недомогания куда легче.
Княгиня была хорошим лекарем и содержала собственную клинику для бедноты, где принимала абсолютно всех желающих, что доставляло хлопот её охране. Впрочем, справедливости ради, в разборках знати детей, не получивших дар, и женщин старались не трогать. Разумеется, если последние сами не проявляли активность. А потому максимум, что им грозило, это скандал, удар по репутации и тому подобное.
Так вот она не просто имела свою практику, но оборудовала кабинет и в усадьбе, где проводит научные исследования. И состояние дочери отслеживала лично. Вот старый князь оказаться в умелых ручках невестки не спешил, предпочитая лекаря на стороне…
— Никита, у вас всё в порядке? — вошла ко мне в комнату матушка.
— Абсолютно, — заверил её я.
— Как себя чувствует Ольга? Я, признаться, не решилась её побеспокоить.
— Всё хорошо, матушка. Было лёгкое недомогание из-за духоты в соборе, но пока ехали, я обо всём позаботился. От бранного лечения бывает польза не только на поле боя.
— Вот и славно. Ей сейчас следует избегать любых волнений.
— Я помню, матушка.
В итоге с трудом выставил её за дверь. Пусть лучше составит компанию тому, от кого, собственно говоря, и сбежала ко мне. Ермолов ведёт осаду по всем правилам военной науки, но матушка стоит непреступной скалой. Не то чтобы он ей не нравился, уж я-то вижу. Но она опасается преступить правила приличий, а потому не знает, как себя повести. Вообще-то, глупость. Ну и первый признак того, что она уже готова к капитуляции. Впрочем, сам ухажёр тупит в не меньшей степени. Пожалуй, романтические чувства заставляют глупеть всех без исключения, не считаясь ни с возрастом, ни с положением…
Банкет и бал прошли без эксцессов. Мы с Ольгой танцевали, и она, на удивление, сегодня обошлась без колкостей и холодности. Похоже, мой поступок в экипаже изрядно прибавил мне очков.