Командир 3 За гранью

Глава 2

— Сергей, ты сейчас в ванную или уже после ужина будешь там снова пару часов откисать? — спросила Настя, сбив меня с мысли, благо, что хоть не работал, а просто почему-то вспоминал, что произошло за полтора месяца, прошедших с моего возвращения в Москву.

Казалось бы, времени прошло всего ничего, а вспомнить есть что, вот и развлекался этим в ожидании ужина и водных процедур, на которые подсел, перебравшись из госпиталя домой.

Никогда раньше не увлекался отмоканием в горячей ванной, а тут будто сглазил кто: кайфую от пребывания в горячей воде, как ребёнок маленький, и ничего с этим поделать не могу.

Главное, думается мне в ванной почему-то лучше, чем где бы то ни было, наверное, потому что чувствую там себя комфортно и даже благостно.

— Сначала поужинаю, а потом уже ванную оккупирую, — ответил я своей ненаглядной и вновь вернулся к своим мыслям. Кстати сказать, не просто так я назвал ее ненаглядной, на самом деле только сейчас я в полной мере понял значение этого слова. Я и правда не могу наглядеться на свою половинку и нарадоваться тому, что мне досталось такое счастье. Что говорить, если нам с Настей даже молчать вместе комфортно, да и понимаем мы друг друга с полуслова, будто всю жизнь прожили вместе. Сам себе завидую и не понимаю, как раньше без неё жил. Это состояние, наверное, и есть настоящее счастье, которому я просто не могу нарадоваться.

В первый день в Москве долго поговорить с женой у меня не получилось, буквально через полчаса в моей палате собралась толпа врачей, и родственников попросили удалиться, только уведомили их, что проведать меня они смогут только на следующий день.

Я хотел было возмутиться этому безобразию, но Настенька шепнула тихонько, что им и так пора уезжать, а вот завтра она обещает быть со мной целый день, поэтому я смирился.

Врачи налетели на меня коршунами и начали спорить, кидаясь друг в друга всякими непонятными терминами, и их вообще не смущало моё присутствие. Складывалось впечатление, что они соревновались друг с другом в попытках придумать побольше странных словечек.

Казалось бы, просто поломанные ноги, особо там говорить не о чем, так нет: чуть не на два часа устроили дискуссии о том, чего ждать дальше от заживления. Большинство, кстати, сходилось на том, что ходить нормально мне не светит. Нет, то, что ходить буду, — это не вопрос, а вот как — другое дело. Все они наперебой говорили, что без последствий такие переломы не обойдутся, дескать, по-любому кости срастутся так, что может измениться даже длина ног, и мне придётся остаток жизни сильно хромать, по крайней мере, я их именно так понял.

В принципе, учитывая, что аппарат Елизарова ещё не придумали, а врачи собирали кости реально по кусочкам, так, наверное, и должно было быть, ведь собравшиеся передо мной врачи ничего не знали о помощи от высокоразвитой цивилизации.

В общем, утомили меня эти деятели, да так, что я в конце концов не постеснялся попросить их устраивать свои споры где-нибудь в другом месте, ведь мне так-то не помешает отдохнуть с дороги.

На самом деле я не устал, разве только от лежания, но надоели они мне этими спорами, да и бесит, когда о тебе разговаривают как…

Врачи даже возмущаться не стали и дружно потянулись на выход. И оказалось, что наблюдать и подслушивать разговоры этих медицинских светил, которые они вели, когда они остались без посторонних, было гораздо интереснее. Особенно примечателен был один этакий колобок на тонких кривых ножках, который возмущался прям с чувством:

— Какой наглый молодой человек, ни стыда ни совести у этой молодёжи. Разве мы могли в его возрасте так себя вести? Никакого воспитания.

Коллеги этого, как выяснилось, Олега Валентиновича пытались его успокоить, но это ни к чему не привело, наоборот, толстяк стал разоряться ещё больше и договорился в итоге до того, что решил не участвовать в моем лечении.

Из всей этой толпы мне понравился только один человек, который, кстати сказать, говорил меньше всех, но всегда по делу. Он, собственно, и заткнул толстяка одной короткой фразой:

— Хорошо, Олег Валентинович, я передам товарищам из НКВД о вашем решении.

Умеет человек успокаивать людей. Толстяк сразу стал душкой и начал объяснять, что его не так поняли, и он как только так сразу со всей душой…

В общем, я изрядно повеселился, глядя на этот спектакль, и при этом подумал, что теперь-то мне точно скучать не придётся, ведь с такими возможностями я могу подслушивать кого угодно и где угодно. Эта мысль потянула за собой следующую: нефиг больше откладывать изучение иностранных языков, тем более что времени для этого сейчас достаточно, надо использовать его рационально.

Тем более что мне очень интересно было-бы послушать, о чем говорят в том же штатовском или английском посольствах, да и в других местах тоже.

Мысль материальна. Наверное. Не знаю, как иначе объяснить, что мои размышления прервал начальник моей охраны предложением отдать ему для передачи наркому тетради, в которых отражены мои мысли о развитии самоходок. В этих тетрадях, кстати, я накидал текста и по другой теме, даже не по одной.

Обозвал все это «размышлениями дилетанта» и навспоминал кучу всего, затронув не только сушу, но и небо тоже.

Смешно сказать, но когда-то в детстве я мечтал стать пилотом, вот и читал с упоением книги, написанные нашими знаменитыми асами. Вот, собственно, часть их воспоминаний я и переложил на бумагу в виде размышлений ничего не понимающего в этом человека, благо я смог вспомнить все на совершенно новом уровне.

Понятно, что палится я со всем этим неслабо, ведь вряд ли дилетант смог бы озвучить знания того же Покрышкина, но я решил, что мне пофиг, что кто подумает, а если хоть что-то из написанного дойдёт до наших летчиков, польза может быть немалая.

Помимо этого я описал действия тактических штурмовых групп в условиях городской застройки. Недалек тот час, когда нашим ребятам придётся освобождать захваченные немцами населённые пункты, вот и хотелось мне попробовать хоть как-то помочь в этом нелегком деле.

Вообще много чего я написал в этих тетрадях, да и нарисовал немало. Даже не знал, что я так могу. По крайней мере в прошлом мире с рисованием у меня было не очень, здесь же как прорвало, самоходки на картинках были как настоящие. Шучу, конечно, но понять на рисунках, что я хотел показать, можно.

К чему я сказал про материальность мысли? Да просто ещё мне хотелось увидеть реакцию наркома на мои записи, интересно же посмотреть и услышать, что он об этом думает.

Подглядывание за наркомом чуть не сорвалось, благо он был занят и не сразу добрался до моих тетрадок.

Просто неожиданно появился Арес и сообщил, что пришла пора мне учиться переходить на более тонкий слой бытия, в котором мы общались с ним во время энергетической бури в моем тонком теле.

Так вот, если тогда у меня получилось перейти на этот слой практически без проблем, то теперь, в спокойной обстановке, — нет.

Как я ни старался выполнить все указания Ареса, а ничего добиться не смог, не получалось у меня, и всё тут.

Смешно, но это тоже в итоге пошло мне на пользу. Арес, осознав, что вот так вот просто все не сделать, решил подойти к этой проблеме с другой стороны и принялся учить меня сразу нескольким способам медитации, чтобы на этом примере показать, в каком направлении мне двигаться дальше.

Оказывается, медитативное состояние тоже может быть разным, по словам Ареса, некоторые увлекающиеся этим занятием люди способны творить со своим телом и сознанием настоящие чудеса. К примеру, они могут без вреда для организма замедлить собственный метаболизм настолько, что даже врачи посчитают их умершими. Более того, находиться в этом состоянии они могут бесконечно долго. Да и вообще Арес, увлекшись, рассказал много интересного и, чего греха таить, сумел меня этим делом увлечь. Захотелось мне освоить эти медитативные техники, тем более что польза от них по-любому будет огромной.

Собственно, из-за этого занятия я чуть не пролетел с наблюдением за наркомом, вернее, за его реакцией на мои записи, а она оказалась довольно странной.

Где-то час он их читал, притом казалось, что по большей части невнимательно, пробегая текст по диагонали, только изредка вчитываясь в заинтересовавших его местах. Потом он собрался и, взяв мои тетради, отправился на выход из здания.

Заинтриговал он меня, тем более что понять по его поведению, как он отреагировал на записи, я так и не смог. Естественно, я продолжил за ним наблюдать и не пожалел ни разу, да и почему-то мне нисколько не стыдно было подглядывать.

Берия отправился прямиком в Кремль. Нетрудно догадаться, что целью его визита был кабинет Сталина, и я стал свидетелем интересного разговора.

— С чем пришёл, Лаврентий? Если доложиться по своему Захарову, то я уже в курсе, что его перевезли.

— По Захарову, но не по поводу его прибытия. Я ещё когда он находился в Ленинграде, попросил его описать, как он представляет себе развитие самоходных установок.

Тут Берия замялся, и Сталин, глядя на него, уточнил:

— Написал?

— Написал даже больше, чем я его просил, намного больше. Только как мне относиться к этому, я не знаю.

— Лаврентий, не говори загадками, что там в этих записях не так?

— Захаров довольно подробно описал, как он видит будущие самоходки, методы их применения и даже структуры подразделений, в составе которых их можно использовать с наибольшей пользой. Тут все понятно, видно, что человек немало над этим думал, да и опыт в этом направлении какой-никакой имеет, а вот дальше — сплошные неясности. Если его, не побоюсь этого слова, методички для действий штурмовых тактических групп в населённых пунктах ещё можно как-то оправдать и понять, откуда это взялось, то вот его мысли об истребительной авиации вызывают массу вопросов. Читая это, я это не раз и не два ловил себя на мысли, что написать такое мог только специалист высочайшего класса. Человек, не разбирающийся в этой теме, не смог бы настолько подробно изложить суть всех существующих в авиации проблем, тактику её применения и даже методы реализации собственных предложений. Что говорить, если он поэтапно расписал тактики боя в составе звена, эскадрильи и даже полка. Более того, он и для отдельных летчиков накидал несколько вариантов действий: в бою, до его начала и по окончании. В общем, я не знаю, как к этому относиться и что с этим делать. Не может человек, даже если он на все смотрит под другим углом, знать тонкости во всех армейских сферах, тем более в тех, с которыми он в принципе никогда не сталкивался.

Берия выпалил все это на одном дыхании и замолчал, а Сталин задумчиво произнес:

— Оставишь мне эти тетради, я тоже посмотрю, а потом передам специалистам, вдруг там правда что-то толковое написано. С Захаровым вот как поступим: пока он на больничной койке, давай попробуем озадачить его чем-нибудь совсем уж необычным. К примеру, попроси его написать свое видение по ленд-лизу, переговоры о котором мы сейчас ведём с союзниками. Дай ему всю необходимую информацию, пусть вникнет и выскажется. Посмотрим, что из этого получится.

Сталин немного подумал и добавил:

— Пока от него одна только польза была, береги его, Лаврентий. И еще: наградим его, когда выздоровеет, всё-таки заслужил он этого, как никто другой. Я сам за этим прослежу.

Дальше эти двое перешли на темы, которые никак меня не касались, и, хотя мне их разговор все равно был интересен, я решил, что все хорошо в меру, и прекратил подглядывать.

Вернувшись обратно в тело, я задумался о том, что я вообще знаю об этом ленд-лизе.

Довольно быстро я понял, что к своему стыду ни хрена я об этом не знаю, соответственно, и сказать ничего толкового не смогу. Даже расстроился слегка, а потом подумал: а кто мне мешает попросить помощи у Афродиты? Теоретически она ведь может смотаться в какой-нибудь параллельный мир и выяснить там, что и как было на самом деле. Очень уж не хотелось бы попасть в просак с этим, да и помощь нашим точно лишней не будет, если она, конечно, им нужна.

Афродита не отказала, но и помочь не смогла. Оказывается, переместиться в своей бестелесной ипостаси в любой нужный мир для неё не проблема, а вот получить там информацию можно разве что при наблюдении за каким-нибудь аборигеном, который в правильный момент будет смотреть по телевизору подходящую передачу или в компьютере забьет нужный запрос.

Нет, на самом деле у сородичей Афродиты есть возможность получать нужную информацию, но это требует такого количества энергии, что овчинка выделки не стоит, и никто на это просто так не пойдет.

В общем, обломался я с возможностью проскочить на халяву, но Афродита, глядя на моё расстроенное лицо, пообещала немного поработать разведчиком.

Говоря другими словами, она согласилась потратить толику своего времени для подглядывания за союзниками, вернее, за людьми, принимающими решения с той стороны.

Понятно, что быстрого результата она обещать не могла, но уже то, что появилась хоть какая-то надежда справиться с ещё не поставленной передо мной задачей, дорогого стоила.

На следующий день в Москве я в полной мере насладился обществом жены, которая прибежала с самого утра и пробыла со мной до позднего вечера.

Пофиг мне было на ругань Ареса, который требовал от меня уделить время занятиям, и на ворчание тёщи, которая заглянула на полчасика в обед сказать, что ребёнок пропускает занятия, и даже на возмущение лечащего врача, который утверждал, что мне необходим покой. Всех посылал так далеко, как только мог, и наслаждался присутствием любимого человека. Правда, ухаживать за мной в момент, когда мне потребовалась утка, я ей не позволил, зато кайфанул не по-детски, когда пришло время меня обмывать. Вернее, обтирать влажными полотенцами, но это не столь важно.

Казалось бы, нет разницы, кто это делает, но нет, я точно знаю, что разница есть и огромная. Кто был в положении вроде моего, тот поймет, о чем я.

Собственно, до выписки из госпиталя это, наверное, был самый яркий и насыщенный эмоциями день за эти полтора месяца. Нет, понятно, что Настя меня часто навещала (к сожалению, не каждый день, не было такой возможности) и несколько раз оставалась на целый день, но запомнился почему-то именно первый.

Как ни крути, а приятно, когда тебя любят просто за то, что ты есть, и вдвойне приятно, когда эта любовь взаимная, как у нас.

В этот же день, когда Настя уже собиралась отправиться домой, уже практически ночью примчался в госпиталь и Илья Старинов. Заглянул он ненадолго, только чудом оказавшись в этот день в Москве и случайно узнав, что и я здесь, но времени, чтобы посидеть душевно, нам с ним хватило.

Да, он притащил с собой бутылку армянского коньяка, которую мы с ним втихаря от персонала раздавили даже без закуси. И да, я прекрасно понимал, что мне в моем состоянии алкоголь противопоказан. Но если нельзя, но очень хочется, то можно. Я всегда придерживался этого принципа, вот и в этот раз, можно сказать, согрешил.

Особо о делах не говорили, Илья мимоходом упомянул моих бывших подчиненных, о которых хоть что-то знал, и на этом все. Разговаривали мы больше о жизни, а точнее — о моей невезучести. Война всего ничего идёт, а я уже второй раз на больничной койке.

Я отшутился, конечно, что, дескать, не будь ранения, и посидеть бы нам не получилось, но при этом поневоле задумался. И правда как-то многовато травм для такого небольшого периода. Ладно бы в окопах сидел, так нет же, в командирах числюсь. В общем, есть над чем подумать.

Пара следующих дней прошли, можно сказать, спокойно, даже рутинно. Никто меня не трогал, и я под присмотром Ареса пытался освоить основы медитации. А потом меня навестил Берия.

Вот уж кого я не ждал в гости. Человек был загружен работой, как боинг, и ему, что называется, некогда было в гору глянуть, я это точно знал, ведь не раз и не два за ним подглядывал, вот и удивился его приходу.

Оказывается, он решил справиться о моем самочувствии и заодно хотел лично попросить поработать над пресловутым ленд-лизом. И даже притащил с собой необходимого специалиста, который должен был ввести меня в курс дела.

Понятно, что я изо всех выразил удивление этому счастью. Очень у меня это убедительно получилось, наверное, из-за того, что я правда охренел слегка от его появления и даже попытался отказаться от его задания, но ничего не вышло. Пришлось впрягаться, вникать и пытаться выдать на-гора что-то удобоваримое, благо никаких сроков мне не обозначили.

Правда, я выпросил при этом у наркома в свое распоряжение сразу двух преподавателей иностранных языков, английского и немецкого. Конечно, аргументация, зачем мне это надо, у меня была так себе: типа раз уж меня озадачили такой проблемой, значит, и выучить язык на случай, если придётся участвовать в переговорах, лишним не будет. Это насчет английского было, с немецким и так понятно, мы с ними воюем.

Нарком пообещал поспособствовать и, забегая вперёд, скажу, что он выполнил свое обещание. Уже через два дня я начал заниматься с преподавателями. Но это так, к слову.

Главное, что странно, я реально увлекся поставленной передо мной задачей, да и Афродита помогла неслабо. Оказывается, для нашей страны вроде отменили какие-либо ограничения на торговлю и разрешили продавать нам все что угодно, но при этом норовили всучить реально устаревшую технику и оборудование.

Узнал я об этом благодаря Афродите и, честно сказать, даже не удивился подобному подходу к делу от америкосов, подлые они всё-таки людишки.

Но это ладно, просто констатация известного факта, а вот донести это все до нашего руководства без доказательств и при этом обосновать такие неоднозначное выводы было непросто, если вообще возможно.

Пришлось мне тихой сапой изображать напряженную работу и мучать прикрепленного ко мне человека неудобными вопросами, ответов на которые он, естественно, не знал. Что интересно, Берия, которому докладывали чуть не о каждом моем чихе, тоже поучаствовал в этом деле. Именно он требовал от работника МИДа ответы на мои вопросы, притом затерроризировал их так, что я в итоге реально получал максимально полные развернутые ответы. Собственно, благодаря этой работе прикрепленный ко мне сотрудник и так начал понимать, что к чему, и, естественно, донес до наркома свои выводы.

В общем, за эти полтора месяца мне не мытьем так катаньем удалось составить довольно подробную аналитическую записку, в которой я в полной мере отразил происходящее и даже дал некоторые рекомендации по сотрудничеству с союзниками.

Кстати сказать, эти самые рекомендации по большей части исходили как раз от Афродиты, которая тоже вдруг увлеклась решением поставленной передо мной задачи.

Собственно, эти упомянутые уже не раз полтора месяца так и прошли в работе по составлению аналитической записки, медитациях, изучении языков и редких, как по мне, периодах отдыха в компании жены. Заживление ног шло стремительно и благополучно, да так, что наблюдавшие меня врачи даже начали делать прогнозы на благоприятный исход.

Правда, с кровати вставать и хоть как-то передвигаться по госпиталю в инвалидной коляске мне разрешили только через месяц жизни в Москве, а вставать на ноги и учиться ходить заново — только через полтора.

Понятно, что едва мне разрешили учиться ходить, я сразу же сбежал из госпиталя домой, несмотря на сопротивление врачей. Устал уже от сидения в этих стенах, и хоть до полноценного передвижения на ногах мне ещё было далеко, я все равно решил, что с меня хватит, проживу как-нибудь и без постоянного присмотра.

Сейчас, поужинав в компании моей прелести (а она ещё и готовит изумительно) и дождавшись, пока наберётся вода в ванную, я собрался в кулачок — ведь мне пока страшно становиться на ноги — и всё-таки доковылял до этой самой ванной на своих двоих. Пусть сделал это и при помощи Насти, которая меня поддерживала, но на ногах же, поэтому настроение поднялось в заоблачные дали, так что жену, погрузившись в воду, я сразу от себя не отпустил…

Мы как раз самозабвенно целовались, когда на улице началась стрельба, раздался звон разбитого стекла, а потом и взрыв, как позже выяснилось, гранаты в одной из наших комнат.

Отреагировал я на это мгновенно. Жену тут же утащил к себе в ванну, постаравшись прикрыть её своим телом, и сам скользнул в бестелесное состояние.

Выяснить, что происходит, мне удалось за какие-то мгновения, и увиденное мне очень не понравилось. И это ещё мягко сказано.

Бойцов из охраны, дежуривших снаружи, к этому моменту уже уничтожили сразу три снайпера, которые расположились на крышах домов вокруг. Сразу три человека готовили и швыряли в окна моей квартиры гранаты, а внутрь дома через парадный вход ломилась штурмовая группа из десятка бойцов. Притом действовали напавшие на наш дом уроды очень слаженно и, я бы даже сказал, профессионально.

Мне доли секунды хватило, чтобы понять: шансов отразить нападение у четырех бойцов моей охраны, расположившихся в соседней с моей квартире, нет от слова совсем. Так что никаких вариантов у меня не было, нужно было вмешаться.

Нет, я прекрасно понимал, чем для меня могло закончиться массовое поглощение энергии этих агрессоров, но и поступить иначе, глядя в перепуганные глаза жены, я просто не мог.

Только и прошептал, прежде чем начать:

— Не бойся, моя хорошая, все будет хорошо…