В Кцыню мы вошли раньше лучей солнца. Пусть Петька и зевал слегка по дороге, но ночной путь того стоил — мы вошли в городок незамеченными. Только две собаки на границе побрехали нам вслед — то ли прокляли, то ли пожелали удачи. Петька опасливо покосился на них.
— Не ссы, пацан, с Эдгартом ничего не надо бояться. Сам же видал, как он тех мавок размотал, — хмыкнула Чопля.
— А я и не боюсь, — покачал головой Петька. — Вот только… Я не пойму — почему господина Южского мавки ведьмаком называли?
— Так я и есть ведьмак, — пожал я плечами. — Но это только между нами. Пусть это будет наш маленький секрет, хорошо?
— А я чего? Я ничего. Я могила, — тут же нахмурился Петька. — Я никому никогда никаких секретов не выдавал. Даже то, что соседский Ванька у Петровны Котихи яблоки таскал прошлым летом — никому не сказал.
— Пацан-могила! — важно подтвердила Чопля. — С таким и в разведку можно идти, и яблоки воровать!
— Тебе лишь бы чего своровать, — буркнул я.
— Чо, пля? Это ты меня этой слабостью упрекаешь? Да если бы не я… — начала заводиться Чопля.
Да уж, она у меня вспыхивала как спичка. Впрочем, остывала гораздо быстрее, чем вспыхивала.
Под её бубнёж я неторопливо осматривался. Городок был из тех, которые гордо носят название «провинция». То есть тут тихо и неспешно течет жизнь, почти все друг друга знают, споры и конфликты решаются на бытовом уровне, без обращения в суд. Впрочем, так было бы в Российской империи, поляки же известны своим польским гонором, который усложняет жизнь.
Выражается польский гонор главным образом в агрессивной спеси, неадекватном поведении и отсутствии самоконтроля. Как говорил мой учитель Весемир: «Основной причиной появления „польского гонора“ является комплекс неполноценности, чёрная зависть и страх у многих, пусть и не у всех, поляков и польского руководства перед Россией, её культурой, военной и экономической мощью, величайшей территорией. Последний пункт особенно раздражает польских ушлепков называющих себя „шляхтичами“. Польша в пятьдесят пять раз меньше Российской Империи. Польша „шляхтичей“ одержимых „польским гонором“ только территориально в сравнении с Россией выглядит как блоха под хвостом у слона, но эта блоха никогда не упустит случая хоть как-то укусить соседку.»
А так… Трехэтажные домики, черепица на крышах. Кусты и деревья. Островки булыжной мостовой тают в объятиях асфальта, а местами пробивается плиточная выкладка.
— А тут чистенько, — заметил Петька.
— Ага, с такими штрафами, как у ляхов, невольно будешь поддерживать чистоту, — буркнула Чопля. — Тут даже сморкнуться нельзя без того, чтобы какой-нибудь пан тебе в кошелек не залез. А уж если где присядешь под кустиком…
— И мусор нужно сортировать, а не сваливать всё в одну кучу. Вон, видишь, пять контейнеров разного цвета стоят? В каждый нужно свой вид мусора совать, — показал я на пузатые мусорные баки, похожие на четырехугольные колокола, поставленные на асфальт. — А если ошибешься, то камеры и соседи поправят не только тебя, но и твоё финансовое положение, причем в худшую сторону.
— Ну да, может так и научишься чистоту любить… — покачал головой Петька.
Я только усмехнулся. Рано или поздно, но мы к этому тоже придем. По крайней мере, в моих деревнях были проведены субботники по уборке территорий, в школах объяснены правила поведения на природе, а всем деревенским мягко намекнули, что если кого поймают за замусориванием леса, то на первый раз угостят розгами, на второй раз будет наложена пеня, а вот про третий раз тактично умолчали… Пару раз приходилось использовать первый раз. Второй раз никто испытывать не хотел.
На улицах из-за утреннего часа было пустынно. Только-только на свежий воздух начали выбираться дворники. Шорканье метел вкрапляло свою мелодию в птичье пение.
— Петь, ты что-нибудь чуешь? — спросил я, когда мальчик перестал озираться по сторонам, а всё больше поглядывал на белеющую вдалеке церковь.
По всей видимости там был центр города, и к нему стягивались все дороги и дорожки. Пока что мы до него ещё не дошли, идя по окраине городка.
— Я? Я… Не знаю. Я как будто слышу песенку, которую мы с Машкой недавно разучили, а вот сейчас… — он отшагнул в сторону от церкви. — Сейчас как будто песня тише зазвучала. С перерывами…
— А что за песня? Может я её тоже знаю? — не смогла удержаться Чопля.
— По полям, по полям, синий «Уазик» едет к нам, — пропел Петька и шагнул обратно. — О! А вот сейчас как будто громче зазвучала.
— Мда, мозгодробительная песня. Мы с подругами распеваем её, когда достаем пару бутылок нектара и приглашаем цветочных эльфов… впрочем, не будем о весёлом, — хихикнула Чопля. — Там не для детских ушей переделано. Эти цветочные эльфы такие пошляки…
Шорх! Шорх! Шорх!
Я обратил внимание на дворника, который подметал тротуар на другой стороне улицы. Вроде бы обычный пожилой человек в оранжевой жилетке, но что-то с ним было не то.
Обычно мы не смотрим на тех, кто носит ядовито-зеленые или оранжевые жилетки. Они словно шапки-невидимки обезличивают человека, превращая его в стандартную фигуру без лица, вроде манекена в витрине магазина. Да, мы настолько привыкли к виду этих жилеток, что наряди в неё соседа и заставь пройтись мимо — не узнаешь и соседа.
Однако, сейчас я находился на задании, поэтому нужно подмечать всё, каждую деталь и каждую черточку на этой детали. И я видел, что у пожилого человека в оранжевой куртке текли слёзы. Они спускались по морщинистому лицу и падали в пыль, превращаясь в грязно-черные катышки.
В любой другой день я прошел бы мимо, всё-таки горе человека касается в большей степени его одного, но сейчас… Сейчас я рассудил так — если смогу помочь кому-либо на чужой территории, то обрету союзника. Мавок вряд ли можно считать за союзниц, но и сбрасывать их со счетов не стоит. А тут… вдруг у этого мужчины угол найдется, где могут приютить молодого купчика с братом и их служанкой?
Кто знает — сколько времени нам придется тут тусоваться, так что лучше озаботиться поисками ночлега с раннего утра. В гостиницу без проездных документов соваться не с руки, так что…
— Доброго утречка, пан! — поздоровался я, перейдя на другую сторону улицы. — Хороший денек наклевывается, не правда ли?
— Кому как, пан, — ответил мужчина, украдкой вытирая лицо. — Кому как…
— Это, конечно, не моё дело, но если у вас какое горе, то я считаю своим долгом поинтересоваться — можем ли мы чем-то помочь вам? Мы с братом путешествуем и много где побывали — везде заводим друзей и помогаем добрым людям, — сказал я, пытаясь при помощи улыбки войти в доверие. — Меня зовут Анджей Туда, а моего брата Милош. Нашу служанку и представлять не нужно, она слишком говорлива, так что представится сама.
Раньше, когда моя рожа была украшена шрамами, то улыбка вышла бы по меньшей мере паскудной, а сейчас, когда я помолодел и шрамы рассосались, мне ещё можно поверить. Как говорила Чопля: «С такой мордашкой и в задницу без мыла можно влезть!»
— А-а-а, оно и видно, что молодой пан издалёка и не знает нашего горя, — вздохнул мужчина. — Меня зовут Вроцлав Гашек и сегодня самый дурной день в моей жизни с тех пор, как умерла жена Бажена…
Его вздох настолько был полон сожаления, что я не преминул спросить:
— Так может всё-таки мы сможем чем-нибудь помочь?
— А чем вы поможете? Только если сами займете место Агнешки… Но в таком случае дракон просто-напросто распознает обман и спалит всю Кцыню к чертям собачьим.
Дракон? А вот это уже интересно. А ещё какая-то Агнешка… Впрочем, дракон интереснее!
— Чо, пля? Мне показалось, что тут раздалось слово «дракон»? — Чопля не смогла удержаться и тоже подлетела поближе.
Петька тоже подошел и кивнул в качестве приветствия. Дворник просто кивнул в ответ и посмотрел на меня:
— Да, пан, тут у нас завелся недавно дракон. Прилетает раз в неделю и требует красивую девушку на обед. Пятерых ведьмаков сгубил. Когда же вызвали армию, то спалил танки на подлете, а три самолета сбил в воздухе. Пока наше правительство решает — как с ним поступить, дракон сжирает раз в неделю по девушке и нынче выпала очередь моей Агнешки…
— Подождите, пан, то есть, вас терроризирует разумная ящерица, ваша дочь отправлена на съедение, а вы просто метете улицу? — не выдержал я.
— А что мне остается? Богатые жители города спрятали своих дочерей у родни в других городах, а нам куда податься? Вот и отняли у меня Агнешку… Один я остался, — мужчина опустил голову и слёзы снова закапали в пыль.
— Ты должен был драться до конца, а ты метлой метёшь! Да если бы у меня дочь отняли, тогда бы я… Тогда бы я… — Чопля вспорола воздух маленьким кулачком.
— И тогда бы тебя засунули за решетку, а дочь всё равно бы отдали, — покачал я головой и посмотрел на дворника. — Пан Гашек, а не хотите ли вы избавить город от дракона?
— Что? — с недоверием посмотрел на меня дворник. — Избавить от дракона?
— Да, а заодно спасти свою дочку, — кивнул я в ответ. — И к тому же прославиться, как великий победитель дракона! Вам, может быть, даже памятник поставят!
— Посмертно? — хмыкнул Гашек. — Если уж самолеты и танки ничего не смогли сделать с тем летучим ящером, то куда уж нам, простым смертным. Или пан Анджей сильномогучий колдун и знает заветное слово?
— У пана Анджея просто мозги на месте, — проговорил я. — Так что, спасем вашу дочь? А вы взамен устроите нам ночлег? По рукам?
— За дочку? — дворник взглянул на меня покрасневшими глазами. — Конечно же, пан… Я… Да я…
В его голосе послышалась робкая надежда. Он боялся того, что я сейчас расхохочусь и подниму старого дурака на смех, чем ещё больше разобью его старое сердце. Он снова вытер глаза, но на этот раз уже не прятал влагу на лице.
Чопля недоверчиво посмотрела на меня:
— Пан Анджей, а как вы уконтропупите дракона? Разве так просто завалить эту летающую корову?
— А в этом ты мне поможешь, — хмыкнул я и покосился на Петьку. — Ты тоже своего рода пользу принесёшь.
— Пан, что нужно сделать? — наконец справился со своим дрожащим голосом дворник. — Вы только скажите, я завсегда… Я даже винтовку добыть смогу — пусть она и стреляет через раз, но всё-таки стреляет!
— Нет. Огнестрельного оружия нам не нужно. Мы обойдемся без выстрелов и громких звуков. А понадобится мне вот что…