Зверь 5

Глава 4

Путь от Москвы до тамбовской деревни занял три часа. Да, пришлось поднажать, пришлось задействовать живицу, чтобы встречный ветер принес меньше проблем.

Наш мотолет окутал синеватый кокон, не дающий возможности насекомым и птицам погибнуть смертью храбрых на шлемах или куртках. Признаться, мало приятного в том, чтобы получить шмелём в локоть или же поймать воробья на макушку шлема. На скорости двести пятьдесят километров в час подобные встречи чреваты травмами.

Но надо отдать должное Светлане Николаевне — она ни разу не пожаловалась, не ойкнула даже тогда, когда попалась особо крупная воздушная яма. Вот Чопля что-то ворчала в сумке, но я на её вечный скулёж не обращал никакого внимания.

Вскоре мы прибыли на место. Тисвиса скинула по дороге нужные координаты, поэтому мы лихо подкатили к нужной избе. Там уже собралась небольшая толпа из деревенских, обсуждающая произошедшее.

Ну да, нашему люду только дай поглазеть на чужое несчастье. Поглазеть, посочувствовать и примерить на себя: «А как бы я поступил в такой ситуации?» Рядом скучали в машине полицейские-морфы. Участковый и Тисвиса стояли подле них, о чем-то неспешно переговариваясь.

При моем приближении люди поклонились, отошли в сторонку от дома, «чтобы не мешать барину непотребство увидеть». Тисвиса и участковый, наоборот, подошли ко мне.

— Здравствуйте, Эдгарт Николаевич, — поклонилась Тисвиса, участковый же коротко кивнул. — Вот в этом дому всё и случилось…

— Здравствуйте. Тисвиса, вот это боярыня Светлана Николаевна Карамазова, — познакомил я гоблиншу со своей спутницей. — Проводи её к Любаве, а я пока здесь осмотрюсь. Светлана, от вас зависит жизнь женщины, которую оклеветали, а после жестоко избили. Простите, что так говорю, но вы должны знать правду прежде, чем приступите к лечению.

— Я думаю, что вы не призовете меня ради плохого дела, Эдгарт Николаевич, — кивнула Карамазова.

— Боярыня, милости прошу, пожалуйте сюда, — легко поклонилась Тисвиса и предложила жестом следовать за ней.

— Павел Дмитриевич, покажете, что тут и как? — спросил я тем временем участкового.

— Эдгарт, а без меня тут точно справитесь? — подала голос Светлана.

— Не волнуйтесь, там ваша помощь понадобится сильнее. Тут же вам особо и делать нечего — я только узнаю, что и как, а после к вам присоединюсь, — улыбнулся я в ответ.

Ну да, чего напрасно девчонку пугать? Гоблинша повела Карамазову прочь. Светлана оглянулась на меня, а я ободряюще подмигнул ей в ответ. Нечего ей тут делать, а вот Любаве помощь пригодится.

Ну что же, пока Светлана занимается Любавой, мне пришла пора посмотреть — что тут и как…

— Здрав буди, боярин Эдгарт Николаевич, — ответил участковый. — Извиняйте, что по такому делу вас выдернули из столицы, но…

— Всё нормально, Павел Дмитриевич, тут же не просто банальщина какая-то. А всё, что выходит из ряда вон — то непременно оказывается на первых страницах газет и прочего. Нам шумиха не особо нужна, так что надо бы всё по-тихому провернуть. Ребята, что-нибудь удалось выяснить? — обратился я к морфам-полицейским.

— Почти ничего, Эдгарт Николаевич. Был тут кто-то… А кто — непонятно. Только вчера всё семейство было живо-здорово, а сегодня… Два трупа, высосанные досуха. Ни капли кровинки в теле, зато на стене щедро намазано…

— А что дети?

Участковый откашлялся и начал говорить. Я видел, что говорить ему было нелегко.

Дети… Что они могли рассказать в районном отделении полиции?

И в основном говорила девочка, а мальчик…

Да, сначала ловили Бабайку в саду. Но оказалось, что настоящий Бабайка не был пойман. И что в яму попал другой Бабайка, а вовсе не тот, который должен был упасть. А потом пришли дяди из полиции и вывели их наружу, а родители остались дома. Наверное, они все вместе ловят настоящего Бабайку, а детей увели, чтобы не мешались под ногами. А ещё у Серёжки голова оторвалась и почти вся вата вылезла…

Девочка со светлыми волосами так походила на одного из тех ангелочков, которых принято рисовать на поздравительных открытках, что сотруднице полиции невольно захотелось одеть её в светлое платьице и прикрепить к спине пару крылышек. Мальчик же был из тех, кто прыгает по крышам гаражей и делится дисками с играми. Сейчас он угрюмо уставился в одну точку и отвечал односложно на все задаваемые вопросы:

— Бабайка… Бабайка…

Сотруднице полиции так и не удалось его разговорить. Единственный раз он заговорил, в тот момент, когда женщина захотела выйти. Тогда он выдал целых два предложения:

— Тетя Алёна, мы хотим домой, к родителям. Когда нас отвезут обратно?

Не могла же прапорщик по имени Алёна сказать им, что они не вернутся домой. Не вернутся в ближайшие лет пять точно. Бабушек и дедушек у них не оказалось, как и ближайших родственников. «Прямая дорога в детдом», к детям, попавшим в него по разным обстоятельствам, но сейчас деливших одинаковую судьбу.

Участковый вздохнул и постарался проглотить комок в горле. Да уж, говорить ему было нелегко. Я как никто другой мог понять его — тоже в своё время коснулся детского дома, покуда меня не забрали в ведьмачью школу. Не самые приятные воспоминания. Холод и отчуждение — вот два слова, которые мне запомнились с той поры.

Я посмотрел на дом. Тот самый, где произошло непонятное убийство. И я по сути не должен был бы здесь находиться, но слишком уж интересная надпись появилась на стене. Я должен был её увидеть.

Дом добротный, из разряда тех, у которых есть хозяин, а не жилец, и у хозяина руки растут из нужного места. Покрашенный суриком, дом укрывался от непогоды под ровной жестяной кровлей, наличники на окнах обновлены белой краской. Сквозь забор из сварной сетки выглядывали любопытные пионы, купальницы и крупные циннии.

— Можно я посмотрю? — спросил я дружелюбно. — Топтать не буду, взгляну с порогов и ничего не буду трогать.

Полицейские с сомнением посмотрели на меня. Прежнего хозяина, князя Старицкого, вряд ли когда видели в деревнях. В основном его приказчики и распорядители занимались делами, а тут… Я уже второй раз посещаю эту деревню самолично.

— Ребята, я буду аккуратен! — снова произнес я.

— Ему можно, боярин понимает немного в трупах, — подал голос участковый. — Вон, недавно без моего участия всё разрешил. И даже виновного наказал. Староста о нем только положительно отзывался.

Я наказал? Да я даже пальцем преступника не трогал, если не считать выбитого ножа, но там была самооборона. Деревенские сами собрались того засранца наказать, я им просто не противился, а сделал вид, что ничего не знаю.

— А где сам Микей Бурый? Почему его нет? — спросил я участкового, пока полицейские колебались.

— Так он это… с трупами уехал. Чтобы отчет провести и если нужно, то в каких бумагах расписаться. Ребята, — снова обратился участковый к полицейским. — Не сомневайтесь в господине Южском. Хуже он точно ничего не сделает, а свежий взгляд может и пригодиться. Покуда сыщики не подъехали, пусть взглянет…

— В таком случае не смеем задерживать, — посторонился один из полицейских.

Я двинулся на место преступления. Сначала, правда, решил осмотреть его снаружи. Павел Дмитриевич двинулся следом.

Большой кудлатый пес забрехал на меня из-за загона. Из сарая за домом раздалось недовольное козлиное меканье. Похоже, что живность никто не накормил, да и до живности ли было, если тут про людей идет забота. Также заметил палатку у большой яблони, коробку из-под холодильника со скачущими буквами возле вырытой ямы. «Шкав». Забавное слово выведено мелом на боку коробки. Почерк неровный, детский.

— Что за палатка? — показал я на установленную пародию на дом.

— Там детские вещи, похоже, что дети ночевали на свежем воздухе. Или игрались в ней, ведь забирали-то их из дома, — ответил Павел Дмитриевич. — А лучше бы они оставались тут, в палатке…

Ответил так, как будто разговаривал сам с собой, то есть, глядя в пустоту.

— А тут что-то происходило? — присел я на корточки возле «Шкава». — Вон сгусток крови виден на подорожнике, а вон зуб чей-то в пыли валяется.

— Вот что значит молодые глаза, — восхищенно проговорил участковый. — А мы на это даже и внимания не обратили. Как-то всё в дом уставились.

— А между тем нельзя и окружение из вида упускать. Эх, жаль, что дети не разговаривают, а то может быть что-нибудь смогли бы поведать.

Так, где-то тут должен сновать Кузьма. Если не появился до сих пор, то, значит, особых новостей нет. Или же наоборот — новости такие важные, что ждет, пока я один останусь.

— Ну что же, тут вроде бы ничего больше интересного нет, — сказал я, умолчав про глубокие следы на грядках с тюльпанами и пару кровавых клякс на земле. — Идемте в дом, Павел Дмитриевич?

Было видно, что кто-то прыгал по грядкам, спасаясь от неизвестно кого. А ещё в соседском заборе виднелась покосившаяся доска. И лицо человека, мелькнувшее в окне соседского дома, не могло не вызывать вопросы. Особенно своей цветистой окраской, приобретаемой после хорошей драки.

Почему я умолчал? Потому что если сейчас начну рассматривать, то просто не дадут посмотреть, ототрут подальше барчука от дел грязных, а то и вовсе сами всё затопчут. Да и соседа требовалось разговорить наедине, без посторонних ушей. Сдается мне, что этот человек что-то да знает.

— Пойдем. Как говорил один из артистов: наберите побольше воздуха. Всё-всё, молчу. Нервное вырвалось, — в ответ на мой взгляд несмело улыбнулся участковый.

Первое, что меня поразило в неплохо обставленном доме — это царящий внутри аромат сырой земли и ещё один… кислый запах. Словно заплесневевшие яблоки лежали под ногами и издавали эту вонь. Пахло даже не кровью, не отправлениями кишечника, который непроизвольно расслабляется при смерти. Нет. Пахло именно гнилыми яблоками.

— Ступайте осторожно. Вроде бы всё осмотрели и сфотографировали, но…

— Я буду тенью, — ответил я на замечание.

Участковый только покосился на меня. Зачем это барчуку? Не буду же я ему объяснять, что перед ним внезапно помолодевший ведьмак. Это конфиденциальная информация, не для посторонних людей. Я заметил, что у участкового подрагивали пальцы, а кожа на руках покрылась пупырышками, словно мурашки устроили гонки на выживание.

Я глубоко вздохнул головокружительный запах, в надежде почуять что-то ещё, и включил ведьмачье чутьё и чуть не охнул от почуянного…

Помимо теплых следов человеческих тел в доме присутствовали ледяные следы. Они в основном походили на след от волочащегося по полу холодного мешка. Как будто неуклюжий бармен тащил к стойке пакеты с колотым льдом. Кто-то или что-то с невыносимо холодной кровью оставило эти следы вместо обычных, человеческих.

И этот след походил на оставленный на песке след полоза. Как будто неизвестная змеюка быстро переместилась… переместилась из шкафа в детской под одну из кроватей, а дальше шмыгнула в комнату взрослых. И уже тут оставила послание на стене.

Размашистым почерком на стене бурела надпись: «Гарда в Кцыне». Ещё недавно бывшая алой, кровь успела свернуться и потемнеть. А вот места прикосновения на стене были вполне человеческими. Да, ледяными, но человеческими. То есть…

— У вас лицо потемнело, боярин, — кашлянул за спиной участковый. — С вами всё в порядке? Может на свежий воздух? Запашок тут, конечно, тот ещё, но мы пока не проветривали, оставили всё как есть.

— И это правильно, может быть запах придаст немного ответа, — кивнул я в ответ, а потом взглянул на участкового. — А мы с вами оставили тот зуб на улице?

— Ну да, его бы не надо трогать, пусть судмедэксперты поработают, — проговорил участковый.

— Павел Дмитриевич, а не могли вы бы принести его? Будьте любезны. Сдается мне, что он может подойти к надписи…

Я постарался проговорить это настолько загадочным тоном, чтобы заинтриговать участкового. Тот посмотрел в ответ с сомнением, как недавно смотрели полицейские.

— Стоит ли? Всё-таки это может помочь в расследовании, — отозвался участковый.

— А вы запомните, где он лежал и как, возьмите листочком и принесите — мне только глянуть на вот этот уголок буквы «Ы», а большего не надо. Почему-то мне кажется, что этот зуб принимал участие в написании слов.

— Да? — участковый почесал затылок, а потом кивнул в ответ. — Ну что же, пусть это и возможная улика, но если она подойдет, то…

— То может здорово убыстрить процесс расследования. А вас, возможно, ещё и отблагодарят за помощь и содействие. С моей стороны точно будет поощрение, — подмигнул я участковому, отчего тот не смог сдержать улыбку. — Только вы всё тщательно вокруг осмотрите и запомните. Хорошо?

— Хорошо, будет сделано, господин Южский, — козырнул участковый, а потом вышел прочь.

— Кузьма? — тут же позвал я негромко. — Ты тут?

— Да здесь я, вашество, здесь, — отозвался знакомый голос, а после из стены высунулось бородатое лицо. — Никакой сущности тут нет, ни мужа духа, ни жены. Ушли они на перерождение без оглядки. Знать, жизнью пожертвовали своей взамен детской, а это даровало проход беспрепятственный. А что до того, что здесь произошло… Плохо всё, Эдгарт Николаевич, чую, что беда тут случилась страшная…

— Уже и сам чую, что плохо, — вздохнул я в ответ. — Я-то думал, что они уже подавно изжились, а они вон как… Ещё в дома проникают.

— Это вы про кого, Эдгарт Николаевич? — с интересом спросил Кузьма.

— Про виевича. Кто-то из потомков смог дожить до наших дней и если это не та, про которую я думаю…

— Да нет, не может этого быть, — покачал головой призрак. — Бабу-Ягу ещё не скоро выпустят из темницы.

— Может быть и не скоро, да вот только больше никого из виевичей я не знаю. Не слышал и на ведьмачьем сайте не отмечались. Вижу следы ледяные и отпечатки пальцев, а больше… Больше ничего и не вижу, — вздохнул я. — Кто-то из этих хладнокровных уродов высосал двух взрослых, а остатками нарисовал вот эту надпись.

— Эдгарт Николаевич! Вот, принес! — послышался из сеней голос участкового. — В лист сиреневый завернул аккуратно и ничего больше не трогал. Если и есть какие отпечатки, то ничего не потревожил…

Кузьма в это время приобрел невидимость и струйкой дыма растворился в воздухе. Как будто и не торчало из стены бородатое лицо. Я взглянул на участкового. Он даже вспотел немного от усердия, на круглой плеши появились мелкие капельки пота.

— А вот мы сейчас посмотрим — правильна ли моя догадка? — проговорил я, принимая из рук участкового подношение.

Аккуратно развернув листок сирени, я неторопливо поднес чей-то выбитый зуб к крайнему месту на фразе. Само по себе это ничего не значило — я уже достаточно увидел и почуял, но для отвлечения внимания Павла Дмитриевича годилось.

Конечно же зуб никуда не подошел, да он и не должен был подходить, но я с небольшим усердием поводил им вокруг буквы «Ы», прикладывая то к одному, то к другому месту. Участковый следил за моими манипуляции с недоверчивым интересом.

В сенцах я услышал крадущиеся шаги. Приготовился к различным вариантам развития событий, но старательно делал вид, что ничего не происходит.

— Ну что же, мне всё понятно, — поджал я губы и задумчиво покачал головой. — Этот зуб…

— А ну-ка, барин, руки вверх! — послышался от дверей голос одного из полицейских-фурри.

Так вот кто крался по сенцам. Хм, необычно…

Два полицейских стояли, выставив револьверы вперёд. Один ствол направлен на меня, другой на участкового. Позиция выбрана неплохо — не получится дотянуться в прыжке. Даже если участковый рухнет на спину, кувыркнется в движении брейк-данса и рубанет по ногам стоящим, то они всё одно успеют отпрыгнуть и наградить свинцовой медалькой за прыть.

Я тоже вряд ли успею кинуть в них парочку фаерболов. В принципе, оно мне и не надо — это всего лишь исполнители, мне же был нужен заказчик.

— Да вы чего, мужики… — протянул было участковый, но на него цыкнули в ответ.

— Заткнись и не дергайся. Если не будете геройствовать, так что никто не пострадает. Барин, руки вверх! Чего непонятного?

— Да-да, конечно, я держу руки поднятыми. Ничего не трогаю и ничего не топчу. Вот, только осматриваю надпись… — попытался я сыграть растерянность.

— Ага, так мы тебе и поверили. Ну-ка, кинь сюда то, что сжимаешь в ладошке. Кинь, а не то придется из твоей мертвой руки забирать…

Многообещающее предложение. Думаю, что я приму его…