Глава 15

Глава 15


Фридрих Крамер сидел за столом и смотрел на бумаги. Отчёты. Донесения. Сводки с границ, из городов, с дорог. Чернила расплывались перед глазами — устал. Три дня почти без сна. Только короткие забытья в кресле, когда голова сама падала на грудь и он просыпался от собственного храпа, от холода в комнате или от стука в дверь.

Работы было много. Всегда много.

Тайная Канцелярия не спала никогда. Потому что враги государства не спали. Порядок в королевстве трещал по швам — принцы грызлись за трон, бароны поднимали восстания, поднял голову Король-Узурпатор Арнульф, а в городах шепталась по углам чернь. Кто-то всегда шептался. Кто-то всегда был недоволен. Кто-то всегда готовил измену, заговор, предательство.

А Фридрих должен был это видеть. Слышать. Пресекать.

Он потёр глаза ладонями. Отложил перо. Посмотрел в окно — на город внизу. Вардоса лежала под окнами Канцелярии, серая, дымная, шумная даже сейчас, в вечерних сумерках. Рынки гудели. Таверны светились тёплым светом. Люди жили — ели, пили, смеялись, ругались, любили и ненавидели друг друга.

Не знали, как тонка та нить, на которой держится их спокойная жизнь, как легко все это может вспыхнуть пожаром смуты, гражданской войны, кровавого хаоса, когда брат идет на брата а сын на отца. Не знали, что только непрестанным трудом незаметных людей, таких как он — все еще существует государство. Не знали, что королевство на грани банкротства и если в ближайщее время королевство не проведет налоговой реформы, то Гартману будет нечем платить своему войску, он уже оставил Освальда без жалования для солдат, желая ослабить того. А если будет налоговая реформа, то могут последовать бунты. Прошлогодний неурожай отразился на всем королевстве, цены на продукты взлетели до небес, в восточных провинциях кое-где уже начались голодные смерти, пошла эпидемия чахотки, болезни, которая забирает жизни самых слабых и бедных, у кого нет денег даже на чашку луковой похлебки. В Галлии снова появилась Черная Чума, вымерло несколько городов, пришлось поставить строгий карантин на границах, вот только разве это остановит контрабандистов? Гельветские пикинеры перешли на службу к Святому Престолу в Альберрио и теперь с претензиями Церкви на монастырские земли приходится считаться, Патриарх вполне может и анафему на королевство и самого Гартмана наложить и что тогда? Гельвеция может и далеко, но вот ее наемники, знаменитые гельветские пикинеры — близко. Никто и никогда не мог победить плотный строй такой пехоты, разве что батарея магов прямой наводкой… и то вряд ли. А если Гартману и королевству объявят анафему, то все соседи тут же набросятся и раздерут королевство на клочки. Обычные люди не знали на какой тонкой соломинке балансирует их мир и спокойствие.

А Фридрих знал.

Он встал. Подошёл к окну. Прислонился лбом к холодному стеклу. За спиной потрескивал очаг, но тепло не доходило до окна. Сквозило. Всегда сквозило в этих старых башнях Канцелярии. Камень въедался в кости холодом, особенно по ночам. Он повернулся к столу, наклонился над бумагами, еще раз пробежал донесение. Операция «Правило Святого Матфея», поставка оружия и денег Барону Суно, который не желал мириться с властью Арнульфа и с тем, что его город медленно, но неуклонно отжимают в пользу Короля-Узурпатора. Барон Суно планировал восстание против Арнульфа в сердце его владений, это было бы так удобно — иметь очаг сопротивления внутри вражеских рядов. Груз и сопровождающие его люди замаскировались под группу дезертиров и должны были проникнуть вглубь территории Арнульфа через Тарг. Но они не дошли даже до Тарга. Тысяча золотых, двенадцать магических бомб, два десятка мечей и арбалетов. Самым важным в грузе были магические бомбы, которые повстанцы должны были заложить на улицах города во время посещения его Королем-Узурпатором. Одним ударом Север расправился бы со своим несносным противником. Но груз пропал. Пропали и его люди, а ведь их возглавлял его старый друг Отто фон Штайн. Ни бомбы, ни мечи, ни арбалеты — ничего не всплыло на рынках или торговых рядах Тарга или Вардосы. Кто бы это не сделал — был профессионалом. Как минимум, потому что людей, которые охраняли груз было семеро, все семеро — бывалые вояки, одетые в кольчуги скрытого ношения под плащами, с оружием, умеющие постоять за себя. Это никак не могли быть разбойничьи банды или там обычные дезертиры, это был рассчитанный удар. И сейчас его волновал ответ на вопрос — кто именно сдал его людей? В случайности он не верил. Не бывает таких случайностей. Кто-то из его ближнего круга, кто-то из тех, с кем он делил тяготы службы и преламывал хлеб — вражеский лазутчик, предатель. Но кто? Круг таких людей он очертил сразу же — пятеро человек. И всем им он верил, как самому себе, однако груз не доехал даже до Тарга. А значит кто-то из них все же предал его, предал королевство. И он обязательно узнает кто именно… даже если для этого придется перевернуть этот вонючий город вверх дном.

Стук в дверь. Короткий. Сухой.

Фридрих выдохнул, выпрямился. Заложил руки за спину.

— Войдите.

Дверь открылась. Вошёл Клаус — один из информаторов Канцелярии. Невзрачный человек средних лет, в сером плаще, с лицом которое забываешь сразу после встречи. Идеальный соглядатай. Глаза бегающие, но умные. Двигался тихо, как крыса.

— Дейн Крамер, — поклонился он. — Есть информация.

Фридрих кивнул. Устало.

— Говорите.

Клаус подошёл к столу. Достал из-за пазухи сложенную бумагу — донесение. Положил на стол.

— От дейна Вольфрама фон Эшенбаха. Коллекционер. Ему сообщил ювелир — мастер Бернард с Рыночной площади.

Фридрих взял бумагу. Развернул. Читал. Почерк Вольфрама — аккуратный, старомодный, с завитушками.

'Дражайший дейн Крамер,


считаю своим долгом сообщить Вам о странном происшествии. Сегодня ко мне обратился мастер Бернард, ювелир с Рыночной площади, человек достойный и благонадёжный. Он рассказал, что три дня назад к нему в лавку пришла молодая девушка — простолюдинка, судя по одежде — и показывала перстень. Золотой, дорогой работы, с гербом. Мастер Бернард, зная о моём увлечении геральдикой, описал мне герб: лев с мечом на фоне башни, на щите скошенная перевязь. Это герб рода Штайнов, дейн Крамер. Древний и уважаемый род.


Девушка не продавала перстень. Она лишь спрашивала — дорогой ли он, ценный ли. Мастер Бернард ответил утвердительно. Девушка обрадовалась и ушла, забрав перстень с собой.


Мастер Бернард запомнил одну деталь: на рубине печатки была небольшая царапина, сбоку, словно перстень ударился о что-то твёрдое.


С глубочайшим почтением,


Вольфрам фон Эшенбах'


Фридрих читал медленно. Потом перечитал. Ещё раз. Вот оно, подумал он, терпение вознаграждается, все выплывает наружу, жадность, трусость и подлость человеческая — вот то, что срывает даже самые продуманные планы. Кто-то запланировал засаду, напал на моих людей, кто-то снял перстень с Отто — живого или мертвого, спрятал груз, дорогой груз. Но не выдержал и продал перстень. Продал, проиграл, подарил — неважно. Теперь его люди возьмут след, а раз взяв — больше не упустят.

Фридрих посмотрел на Клауса.

— Девушка. Где она?

— Не знаем, дейн Крамер. Ювелир имени не спросил. Дал описание: молодая, лет семнадцати-восемнадцати, светлые волосы до плеч, круглое лицо, простолюдинка. Одета была в синее платье с вышивкой по вороту. Говорила с акцентом Нижнего Города.

— Найти её. Сегодня же. Тихо. Не хочу паники в городе. Описание есть — этого достаточно. Простолюдинка, молодая, Нижний Город. Синее платье с вышивкой. Опросите швей, мастерские. Кто-то её знает.

— Слушаюсь, дейн Крамер.

— Как найдёте — сразу ко мне. Я пойду с вами.

— Как скажете, дейн.

Клаус поклонился и вышел, дверь за ним закрылась.


Фридрих остался один. Вернулся к столу. Сел. Взял донос Вольфрама. Перечитал ещё раз.

«Царапина на рубине». Это точно перстень Отто, с царапиной, он частенько говорил что поцарапал его в битве, но Фридрих хорошо помнит тот осенний день на охоте. Он положил бумагу в ящик стола. Запер на ключ.

Наконец-то след. Наконец я найду того, кто меня предал, того кто убил моих людей. Убил Отто.

Он посмотрел на город. На огни внизу. На тёмные улочки Нижнего Города.

Клаус вернулся в сопровождении двух стражников. Постучал в дверь кабинета. Фридрих сидел за столом — не работал, просто сидел и смотрел в стену. Думал.

— Войдите.

Клаус вошёл. Поклонился.

— Нашли, дейн Крамер.

Фридрих встал.

— Где?

— Нижний Город. Улица Кожевников. Лиза, дочь Ульриха-портного. Работает швеёй у мастера Теобальда. Живёт с родителями — отец, мать, младший брат.

— Перстень у неё?

— Не знаем. Не обыскивали. Ждали Ваших указаний.

Фридрих кивнул. Надел плащ. Пристегнул короткий меч к поясу.

— Веди.

Они вышли из Канцелярии — Фридрих, Клаус, четверо стражников. Прошли через Верхний Город — широкие улицы, мощёные, чистые. Мимо особняков дворян, мимо закрытых лавок, мимо патруля городской стражи. Те поклонились, увидев герб Канцелярии на плащах.

Потом спустились в Нижний Город.

Улицы стали уже. Грязнее. Пахло дымом, помоями, кожей из дубилен. Деревянные дома лепились друг к другу, кривые, покосившиеся. Штукатурка облупилась. Крыши текли. Где-то лаяла собака. Где-то кричал пьяный. Где-то плакал ребёнок.

Обычный вечер в бедном квартале.

Остановились у дома — двухэтажного, узкого, зажатого между двумя другими. На первом этаже — швейная мастерская, окна тёмные, ставни закрыты. На втором — жильё, в окне мерцал слабый свет свечи.

Фридрих кивнул стражникам.

Один шагнул вперёд. Постучал в дверь. Громко. Настойчиво.

Тишина.

Постучал снова — ещё громче.

Наверху свет качнулся. Окно открылось. Высунулась женская голова — растрёпанная, испуганная, в ночном чепце.

— Кто там⁈ Чего вам⁈

Стражник посмотрел вверх.

— Стража! Открывай дверь!

— Мы ничего не сделали! Зачем вам…

Фридрих шагнул вперёд. Поднял голову. Голос холодный, спокойный:

— Тайная Канцелярия. Открыть дверь. Немедленно.

Голова исчезла. Послышались шаги наверху, голоса — женский, испуганный, и мужской, хриплый, сонный. Потом топот по лестнице.

Дверь распахнулась.

На пороге стоял мужчина — пожилой, худой, в мятой ночной рубахе, босиком. Лицо серое от страха. Руки дрожали.

— Господа… что… что случилось? Мы ничего… мы законопослушные люди… мы…

— Лиза, дочь Ульриха. Она здесь?

Мужчина заморгал. Открыл рот. Закрыл. Сглотнул.

— Здесь… это моя дочь… но что она… она хорошая девочка, она не…

— Позовите её, — сказал Фридрих.

— Но… но зачем… может, вы скажете сначала…

— Позовите. Или мы войдём и заберём сами.


Мужчина шагнул назад. Побелел. Обернулся к лестнице.

— Лиза! — крикнул он дрожащим голосом. — Лиза, спускайся! Сейчас же!

Наверху зашуршало. Послышались шаги — лёгкие, быстрые, испуганные.

По лестнице спускалась девушка.

Молодая. Семнадцать, может восемнадцать лет. Светлые волосы, растрёпанные, падали на плечи. Лицо круглое, простое, сонное. Большие серые глаза, широко раскрытые от страха. Одета в длинную ночную рубашку, поверх накинула шерстяную шаль. Босая.

Остановилась на последней ступеньке. Смотрела на Фридриха, на стражников. Руки прижала к груди.

— Я… я ничего не сделала… — прошептала она.

Фридрих шагнул в дом. Стражники за ним. Отец попытался загородить дочь, но стражник легко отодвинул его в сторону.

Фридрих остановился перед Лизой. Смотрел на неё. Оценивающе. Холодно.

Молодая. Испуганная. Простая девчонка из Нижнего Города. Швея. Дочь портного.

Могла ли она убить отряд солдат?

Нет.

Значит, ей дали перстень.

— Лиза, дочь Ульриха?

Она кивнула. Губы дрожали.

— У тебя есть перстень. Золотой. С гербом. Где он?

Лиза побледнела. Ещё больше. Губы задрожали сильнее.

— Я… я ничего… я не крала… мне подарили…

— Где перстень?

Она молчала. Прижимала руки к груди. Смотрела на Фридриха большими испуганными глазами.

Фридрих кивнул стражнику.

— Обыщите.

Стражник шагнул к Лизе. Она попятилась.

— Нет! Не надо! Я сама… я сама…

Она сунула руку за пазуху. Вытащила что-то — блеснуло золото в свете свечи. Протянула дрожащей рукой.

— Вот… вот он… но я не крала… правда… мне подарили…

Стражник взял перстень. Протянул Фридриху.

Фридрих взял, поднёс к свече. Золото. Тёплое. Тяжёлое. Широкая полоса. Печатка с рубином. На печатке — герб. Лев с мечом на фоне башни. И маленькая царапина на рубине.

Конечно же Отто.

Фридрих сжал перстень в кулаке. Посмотрел на Лизу.

Она стояла, прижав руки к груди, и плакала. Тихо. Беззвучно. Слёзы текли по щекам.

— Откуда у тебя это? — спросил Фридрих. Голос ровный. Холодный.

— Мне… мне подарили… — всхлипнула она.

— Кто?

Она молчала. Мотала головой.

— Кто дал тебе перстень?

Молчание.

Фридрих шагнул ближе.

— Этот перстень, — сказал он медленно, — принадлежал дейну Отто фон Штайну. Он пропал. Его или убили или держат в плену. Мне нужно разыскать того, кто это сделал. Кто дал тебе перстень, девочка?

Лиза всхлипнула. Задрожала всем телом.

— Я… я не знала… мне сказали, что это фамильная вещь… что от деда…

— Кто сказал⁈

Она мотала головой. Плакала.

— Я не могу… я не могу сказать… пожалуйста…

Фридрих смотрел на неё. Долго.

Защищает кого-то. Любовника, наверное. Боится его больше чем меня.

Пока.

Он развернулся к стражникам.

— Арестовать. По подозрению в краже государственного имущества, осквернении дворянского тела и возможном пособничестве врагам Короны.

Лиза вскрикнула.

— Нет! Я ничего не сделала! Я просто… мне подарили… я не знала…

Отец бросился вперёд.

— Господин! Пожалуйста! Она ничего не сделала! Она хорошая девочка! Она не…

Стражник оттолкнул его. Грубо. Старик упал на пол.

Сверху закричала женщина — мать.

— Лиза! Лизу! Не трогайте её! Она ничего не сделала!

Стражники схватили Лизу под руки. Она сопротивлялась — слабо, бестолково.

— Пожалуйста… пожалуйста… я ничего… я правда ничего…

Фридрих смотрел. Равнодушно. Все так говорят. Все невинны. Пока не начинается допрос.

Он вышел из дома. Стражники потащили Лизу за ним. Она кричала, плакала, пыталась вырваться. Отец ковылял следом, мать высовывалась из окна и вопила.

Фридрих не оборачивался.

Они шли по улице. Лиза босая, в одной ночной рубашке и шали. Спотыкалась. Всхлипывала.

— Пожалуйста… отпустите… я ничего не сделала… пожалуйста…

Фридрих не отвечал.

Прошли через Нижний Город. Поднялись в Верхний. Дошли до Канцелярии.

Башня встретила их холодом и темнотой.

Фридрих кивнул стражникам.

— В подземелье. Камера три. Первая степень. Стандартная процедура. Утром — допрос.

— Слушаемся, дейн Крамер.

Загрузка...