Башни Латераны 2

Глава 18

Глава 18

Зал Совета располагался в круглой башне, которая возвышалась над всеми остальными постройками Академии Магии Вардосы как корона над челом короля. Башня была древней — старше самой Академии. По слухам, её заложил ещё король Вальден Первый в 1047 году, когда основывал Вардосу как пограничную крепость. Магическая школа пришла позже, но башню оставили — слишком уж прочной она была, слишком величественной.

Сам зал занимал весь второй этаж — круглое помещение диаметром около двенадцати метров. Стены были сложены из тёмно-серого камня, массивные блоки подогнаны друг к другу с такой точностью, что между ними нельзя было просунуть и лезвие ножа. Камень был холодным даже в летнюю жару — влажным от вековой сырости, покрытым тонкой сеткой трещин. Пахло старостью, пылью, воском свечей и чем-то ещё — едва уловимым, горьковатым запахом древней магии, которая пропитала эти стены за триста лет заседаний.

На стенах, висели портреты бывших ректоров Академии. Одиннадцать лиц в тяжёлых золочёных рамах, потемневших от времени. Все они смотрели вниз, на круглый стол, строго и осуждающе — седые бороды, нахмуренные брови, сжатые губы. Над восточным окном висел самый старый — Герхард Пламенный, основатель Академии. Лицо строгое, аскетичное, глаза тёмные, пронзительные. Правая рука поднята, над ладонью парил маленький огненный шар. Под портретом золотыми буквами была выбита надпись на латыни: SCIENTIA POTENTIA EST.

В центре зала стоял круглый стол. Огромный — диаметром метра четыре, вырезанный из цельного ствола дуба. Столу было больше двухсот лет. Его поверхность была тёмной, почти чёрной от времени, отполированной бесчисленными локтями и ладонями до тусклого блеска. Дерево было покрыто царапинами, следами чернильных клякс, выжженными метками — кто-то из прошлых магистров выжигал рунические символы концентрированной магией. Их потом попытались зашлифовать, но следы остались. Кое-где на краю стола были вырезаны инициалы — старые, стёртые, почти неразличимые.

Вокруг стола стояли семь кресел — высоких, с прямыми резными спинками, подлокотниками в форме львиных лап. На спинке каждого была вырезана эмблема одной из школ магии: пламя, волна, спираль ветра, гора, колба с ретортой, змея на посохе. Ректорское кресло выделялось — чуть выше остальных, на спинке корона и раскрытая книга.

Сами окна были готическими — высокими, узкими, стрельчатыми, с цветными витражами. Их было шесть, расположенных по кругу через равные промежутки. Витражи изображали великих магов прошлого: основателя Академии Герхарда Пламенного, архимага Изольду Ясновидящую, некроманта Теобальда Мрачного — его витраж был выбит в осаду случайным арбалетным болтом и по заверениям магистра Грюнвальда этот болт ну никак не мог долететь от арбалетчиков противника, а потому он подозревал кого-то из недоброжелателей Академии или нерадивых студизиосов, воспользовавшихся неразберихой. Впрочем, сейчас уже никто не мог ничего сказать, осада прошла, Вардоса, вопреки самым мрачным прогнозам — выстояла и искать какого-то придурка с арбалетом никто не собирался, а ведь витражи в башне Совета являли собой неоспоримую культурную ценность!

В настоящее время выбитый витраж закрывал собой простой деревянный щит, сколоченный наспех и изрядно выбивающийся из общей атмосферы древней роскоши помещения. Конечно же временно, однако по своему опыту члены Совета могли припомнить что нет ничего более постоянного чем что-либо временное. И хотя замена витражу уже была заказана стеклодувам из Гусево, однако на моменте внесения предоплаты все и остановилось. И не потому, что у Академии не было денег, Вардоса — торговый город, стоящий на пересечении торговых путей — один по реке, а второй — по сухопутному тракту, образованного сужением ущелий дальше в Тарг, неподалеку от города были серебряные рудники, близость реки и двух протоков давало промышленности немалые преимущества для водяных мельниц и молотов, а статус вольного города давал всему этому цвести и приносить немалые доходы. А уж если город богатый, то и Академия Магии в Вардосе не бедствовала.

Нет, члены Совета были преисполнены пессимизма в отношении выбитого витража с Теобальдом Мрачным вовсе не потому, что у них не было денег. Деньги у них были. У них не было консенсуса — что именно должно быть изображено на новом витраже, которым должны были заменить старый.

Самый простой путь — восстановить витраж вплоть до малейшей детали таким каким он и был — предложил магистр Отто фон Грюнвальд, мрачный и коренастый мужчина с окладистой бородой и характером боевого молота. Чего, собственно, об этим думать — сказал он и махнул рукой, больше похожей на лопату — восстановить как было и все, забыли об этом, поехали дальше, есть вопросы и поважнее, например во дворе Академии снова какие-то шутники семена мандрагоры высадили и живой водой полили, так теперь корни под землей на пятнадцать метров в глубину! Вот чем заниматься надо, нужен малефик чтобы все померло, это же явный саботаж, направленный на практиков Школы Земли!

В ответ на что Теодор Крайн возразил что упомянутый витраж конечно является культурной ценностью… вернее — являлся. Однако в то же самое время изображал некроманта, а некромантия — суть извращенное искусство, подвергнутое анафеме и запрету к практике самой Церковью и людьми. А потому не будет ли лучше — заменить изображение на витраже и вставить туда что-то… более подобающее духу времени?

Отто фон Грюнвальд не возражал. Отто фон Грюнвальд сказал, что ему все равно, хоть ворону ощипанную туда вставьте, главное, чтобы не дуло, и чтобы шутники с факультета целительства прекратили живую воду на камни лить, через это корни у растений становятся прочными и толстыми что твои канаты из стальной проволоки, а земля вообще элемент инертный, так еще и с корнями этими…

Отто фон Вайсс, тезка магистра Земли, магистр Школы Воздуха, отличающийся от него так же сильно как лед от пламени — высокий и худой, с четкими, заостренными чертами лица и небольшой, аккуратной бородкой, заметил что если уж что-то и должно быть изображено на витраже взамен выбитого, так это конечно же Арчибальд фон Вайсс, основатель факультета Воздуха в Альберрио, стоящий у истоков учения аналитической магии, почетный член Академии Вардосы, посмертно удостоенный Ордена Золотого Агнца в Галлии и конечно же он, Отто фон Вайсс предлагает эту кандидатуру вовсе не потому что Арчибальд — его прадед, а в силу объективности и пользы для.

В ответ на что Теодор Крайн вскипел и высказал все, что он думал о Арчибальде фон Вайссе и аналитической магии как предмете, в особенности о его трактате «О пневматике» и Ордене Золотого Агнца, в частности. А на витраже в зале Совета по его скромному мнению должен быть изображен Сигизмунд Огненный, как человек, который открыл путь Грандэ для всех заклинаний Школы Огня, пожертвовав собственным сыном и своим глазом. Да, некоторые из неофитов недооценивают вклад Сигизмунда в развитие магии, но он, Теодор Крайн, просит заметить, что сама по себе магия стала применима в качестве грозной боевой силы именно с этого открытия!

Магистр Клара Ковач, с целительного факультета заметила, что ее в осаду не было, она только что вернулась из столицы, но отсутствие витража действительно угнетает и кроме того — чувствительно дует по полу, а она и так уже постоянно восстанавливает некоторых престарелых членов Совета, на которых она тут пальцем указывать конечно не будет, но нельзя же все время на заклинаниях восстановления жить! Это подрывает собственные силы организма, а кроме того в лабораториях Академии закончились корни мандрагоры и если не выращивать их во дворе, чему так противится магистр фон Грюнвальд, то откуда их брать прикажете? Что же насчет изображения на витраже, то делайте что хотите, хоть простым стеклом на время закройте, лишь бы не дуло, всю зиму с деревянным щитом на окне, а еще Академия Вардосы… а если так важно, то пусть Беатриса Милосердная будет изображена на нем, целительница.

И тут конечно же закатила глаза магистр Элеонора фон Шварц, которая сказала, что от желания целительского факультета везде свою Беатрис протащить и выставить — всех уже тошнит, мало того, что ее профиль даже на печати Академии, на книгах и буклетах… так и на витражах уже есть одна Беатрис Милосердная, уж прошу помилосердствовать, извините за тавтологию. И вообще, сколько можно уже с этим витражом возиться, проголосуем и решим все простым большинством голосов, лично она за полное восстановление витража, пусть будет Теобальд Мрачный, ну и что, что он некромант, некромантия тоже является магией, а ортодоксы и консерваторы со своими «запретными областями искусства» рано или поздно проиграют прогрессу! Извините, но поднять армию мертвых, как в свое время это сделал тот же Теобальд во время осады де Грино — это вам не шуточки. И мы должны знать, как он это сделал — хотя бы для того, чтобы противостоять подобному, если такой феномен вдруг да объявится. И потом, все забывают о Войне Демонов, кто может гарантировать что небеса снова не разорвутся алым? А в войне против Врага Человечества все средства хороши, если вот поднять тех, кто уже пал в бою и…

Тут уж вмешался сам ректор, Эрих Морау и сказал, что некромантия — некромантией, а витраж до сих пор разбитый стоит. Однако согласно Уставу Академии даже в таких вопросах он не может нарушать процедуру и голосовать простым большинством. Для того и был создан Совет, чтобы решения принимать коллегиально, а значит и это решение будет принято, как и все остальные — только в случае единогласного согласия. А до тех пор, пока таковое не принято… что же, придется сидеть с деревянным щитом вместо витража на окне, слава Пресвятому что весна на дворе, потеплело….

Так что у присутствующих на Совете были все основания чтобы полагать что несчастный разбитый витраж не будет восстановлен еще лет пять как минимум — пока все уже не забудут, о чем был спор и пока кто-то не возьмет на себя смелость просто заложить окно кирпичами.

Из-за этого дурацкого правила, что все решения в Совете принимались не просто большинством голосов и даже не «квалифицированным большинством», а именно единогласно — добиться этих самых решений было непросто. Практически невозможно. На «ура» проходили только решения из разряда «выделить дополнительные средства на…» — и далее обширный список исследований. Каждый в Совете понимал, что означает такая формулировка. Дополнительные средства на исследования — это деньги прямо в карман магистров, безотчетные дополнительные и весьма обильные. Тут уж против никто не голосовал. И чем сложнее был предмет исследований — тем легче проходило решение. В частности, потому что большинство из присутствующих не разбиралось в конкурирующих областях магии. Но как только речь заходила о простых решениях — вроде того же витража или в какой цвет покрасить крыши зданий Академии чтобы они выглядели в едином стиле — тут-то машина принятия решений и застревала, словно телега в осенней грязи. Именно поэтому крыши всех зданий в Академии до сих пор не были выкрашены в едином стиле… вот уже десятый год.

Потому и заседания Совета обычно проходили самым скучнейшим образом, ректор выносил на рассмотрение несколько вопросов из разряда «увеличить бюджет на…», все голосовали, потом магистр Грюнвальд жаловался на студентов с факультета целительства, магистр Ковач все отрицала и говорила что ее деточки — самые послушные и правильные, потом выступал магистр Крайн, который говорил что «в его время так не было» и что «молодежь совсем распоясалась» и снова предлагал концепцию раздельного обучения, потому что «один стыд и блуд когда девицы и молодые парни вместе учатся!». Начинался вялый спор о недостатках и преимуществах совместного обучения, о роли Арчибальда Вайсса в развитии аналитической магии, о том, что Крайну пора бы уже и в отставку, в его-то возрасте, а не учить других как жить, а также о том, что магистру Шварц вообще следует помолчать и за своими студентами следить, потому как они опять гимны на улицах распевали после полуночи.

Всю эту веселую вакханалию обычно заканчивал ректор Эрих Морау, который говорил свое знаменитое «Так» и все замолкали. Морау заканчивал заседание, и все расходились по своим делам, удовлетворенные заседанием и тем, что внесли посильный вклад в развитие магии как науки в целом и Академии Магии вольного города Вардосы в частности. Вот так и происходили заседания Совета, и сама магистр Элеонора фон Шварц зачастую брала пример со своих коллег и могла спать на этих собраниях, спать самым бессовестным образом, справедливо полагая что от этого ничего не изменится ни в лучшую, ни в худшую стороны.

Однако сегодня атмосфера, царящая в зале заседаний, была совсем другой. В зале присутствовал гость. Он стоял у дверей, кресел для посетителей в зале не было предусмотрено, в свое время это было обусловлено тем, что присутствие посторонних не приветствовалось, хотя порой была такая необходимость. И в Уставе Академии специально было оговорено что кресел в зале заседаний Совета должно быть семь — по числу членов Совета. Все остальные, буде их присутствие необходимо — должны стоять. Подразумевалось, что подобное поставит посетителей и гостей в заведомо неудобное положение — постой-ка на ногах в течение часа, а то и двух пока заседание идет, однако на этот раз хитрость не сработала. Квестор Святой Инквизиции сам Гюнтер Шварцкройц — словно бы и не замечал неудобства, напротив стоял с таким видом, что всем сидящим становилось слегка не по себе. Он возвышался над ними, глядя сверху вниз.

Все, сидящие в зале заседаний Совета были магистрами, магами не ниже Третьего Круга в своих направлениях. Все были уважаемыми членами общества, почетными горожанами Вардосы и поддаными королевства, каждый из них имел иммунитет от преследования со стороны инквизиторов, таковое расследование могло быть инициировано только с личного одобрения Архиепископа Иннокентия, а также короля Латераны, Гартмана Благочестивого. Вероятность того, что у Квестора имелось таковое разрешение — стремилась к нулю. Где там столица, сам Его Величество Гартман Благочестивый, так же Его Преосвященство Иннокентий и где Вардоса? Вряд ли кто из этих двоих знает о Совете Академии вольного города, и кто там состоит.

Тем не менее сидящим в зале заседаний было неуютно в присутствии Квестора, так люди чувствуют себя в присутствии крупного и очень опасного хищника, даже если тот находится в клетке за стальными прутьями решетки. В глубине души всегда проскальзывает опасение что эта решетка не выдержит, что замок сам собой откроется, что каким-то образом зверь окажется на свободе и первым делом — взглянет на тебя как на добычу и тебе будет некуда бежать. Хотя, конечно же это пустые опасения.

Так думала магистр Элеонора Шварц, откинувшись на спинку стула и нетерпеливо барабаня кончиками пальцев по полированной поверхности столешницы перед собой.

— … переходя к вопросу о нарушении общественного порядка и нанесении материального ущерба студентами третьего курса с факультета Школы Огня, каковые похитили трех свиней у фермера Батишека и выпустили в оранжерею целителей пометив номерами «один», «два» и «четыре». На голосование ставится вопрос о наказании указанных студентов. — монотонно вел свою речь ректор.

— А почему это номера «три» не было? — хмурится магистр Отто фон Грюнвальд, потом светлеет лицом: — ах, вот оно что! Ты смотри, какие умные засранцы!

— Нашли чем восхищаться, магистр Грюнвальд. — бормочет целитель Клара Ковач, оглядываясь на стоящего у дверей Квестора: — а мои с ног сбились, разыскивая несуществующую свинью под третьим номером! Четверть оранжереи вытоптали! Сожрали! И эти… отходы жизнедеятельности повсюду! Исключить из Академии без права восстановления! И штраф в двойном размере от ущерба!

— Исключить — пожалуй слишком сурово. Со штрафом согласна, пусть будет в тройном размере. — подает голос Элеонора. Она бы промолчала, но это ее студенты, троица самых отвязных нарушителей с третьего курса. Хлопот с ними хватало, но они же были и самыми талантливыми, уже прошли инициацию Второго Круга, им не хватало только теоретических знаний… да и не привыкла она своих просто так оставлять без защиты. С другой стороны, отец одного из троицы — весьма богатый торговец, он наверняка сможет покрыть ущерб и попутно выпишет подзатыльников своему талантливому и шкодливому отпрыску.

— Тройном? — в глазах магистра Ковач что-то блеснуло: — … ладно. Но это в последний раз, Элеонора! Твои безобразники уже всех достали. И пусть напишут мне десятистраничное эссе на тему «почему плохо разорять оранжерею целителей и как я в этом раскаиваюсь»!

— Будет сделано, — кивает Элеонора: — я им хвосты-то накручу, Клара, обещаю. Просто так они с карандаша не спрыгнут. Принесут извинения тебе лично. С корнем мандрагоры в зубах, виляя хвостом.

— Только не в зубах пожалуйста. Она токсична.

— Еще мысли по этому поводу? — задает вопрос ректор Морау и оглядывается.

— В мое время студенты такого себе не позволяли. В мое время уважение к старшим было в крови у молодого поколения. В крови! — потряс сухим кулаком в воздухе магистр Крайн: — чтобы кто-то из аудитории без разрешения вышел… да что там — вообще никто не выходил! Потому что ценили знания! А сейчас — туда-сюда, туда-сюда! Прямо на лекции! Никакого уважения! Через неуважение, через вот это ваше сюсюканье с ними — и происходит утрата идеалов. А отсюда — развал государственных и общественных институтов, моральное разложение социума и уничтожение морали! Вот к чему это ваше совместное обучение приводит! Молодые парни видят этих развратниц в коротких мантиях, которые те специального подрезают чтобы лодыжки видны были! Какой позор! А тот случай, когда они купались в городском фонтане на Праздник Святой Тамары⁈ Ткань намокла и облегала все эти… выпуклости! В мое время…

— Высказывайтесь, по существу, магистр Крайн. — вздыхает Морау: — ваше мнение о необходимости ввести раздельное обучение мы уже знаем. Этот вопрос у нас на голосовании вот уже пять лет как стоит. По существу вопроса есть что сказать? Нет? Ставим на голосование. — он ударяет деревянным молоточком по столу и поднимает руку. Оглядывает присутствующих, также поднявших руки и кивает.

— Утверждено единогласно. — говорит он: — штраф в тройном размере от нанесенного ущерба, эссе на тему, указанную магистром, Ковач и личные извинения. На этом сегодняшнее заседание будет закрыто. У кого есть дополнения, вопросы или… — он окинул присутствующих вопросительным взглядом. Тишина. Слышно, как где-то прожужжала одинокая, ранняя весенняя муха, прожужжала и стала биться об витраж с изображением Беатрис Милосердной — бз-бз-бз…

— В таком случае… — ректор занес уже было свой молоточек для удара, как вдруг прежде стоящий подобно гранитной статуе Квестор — сделал шаг вперед.

— Уважаемые магистры. — сказал он ровным и спокойным голосом: — разрешите мне донести до вашего сведения материалы расследования, касающиеся непосредственно Совета Академии.

— В мое время никто не смел вмешиваться в заседания Совета. — раздался голос магистра Крайна: — в мое время Церковь своими делами занималась, дело Пресвятого в массы продвигало, а не на заседаниях штаны просиживала… сказано же было у университетов иммунитет на преследования и освобождение от налогов… собственный бюджет и свои полномочия.

— Точно. — ворчит магистр Грюнвальд: — чего это мы инквизитора слушать будем? У Церкви нет власти на территории кампуса. В королевстве сильные маги нужны как воздух, а инквизиция повсюду ересь видит. Опять сейчас начнется про десятину…

— Послушайте, коллеги. — вмешивается Отто фон Вайсс: — но ведь дейн Гюнтер сказал, что он просто желает донести информацию к нашему сведению, не более. Какой вред может быть от того, что мы его выслушаем?

— Не знаю и знать не хочу. — выпрямляется в кресле Элеонора: — существует порядок обращения в Совет, пусть как положено — подает письменную заявку, которая должна пройти утверждение. Единогласно.

— Позвольте мне перефразировать свое предложение. — наклоняет голову Квестор: — это весьма чувствительная информация, которая может спровоцировать… неприятности. Как самой Академии, так и членам ее Совета. Будет лучше если я изложу ее на закрытом заседании Совета, в узком кругу, а не стану развешивать объявления на воротах кампуса или оглашать на площадях. Для всех будет лучше. — его глаза нашли Элеонору и та — откинулась в кресле, чувствуя, как у нее пересохло в горле.

Он пришел за мной, подумала она, в этом нет никаких сомнений. Он пришел за мной. Но… что он может сделать? Она — член Совета, избранная остальными участниками Совета и утвержденная на должность городским магистратом. Эта должность пожизненная, даже если она с ума сойдет и будет плясать на городской ярмарке голышом — она все равно останется членом Совета. Нет механизма отстранения с этой должности… даже если ее станут казнить за измену короне будут — то будут казнить с соблюдением всех регалий именно как члена Совета Академии. А значит и расследование в отношении ее этот Квестор не вправе начинать — только с одобрения главы Церкви и Короны. Такого разрешения у него нет, таких разрешений никому и никогда не давали, а значит все что он вызнал — в суде не будет иметь значения. Значит ей нечего бояться… но почему она чувствует себя так неуютно под его взглядом?

— … что же… — после длительной паузы говорит ректор: — я полагаю, что вреда от того что мы выслушаем дейна Шварцкройца не будет. Пожалуйста. — он делает жест рукой, приглашая того выступить.

— Спасибо за доверие, уважаемые магистры. — Квестор сделал шаг вперед и извлек из своей сумки несколько старых, пожелтевших свитков: — я не задержу вас надолго. Для начала я процитирую выдержку из Устава Академии Магии вольного города Вардосы. Там сказано… — он развернул один из своих свитков: — «членом Совета Академии может быть только верноподданный Короны, пребывающий в лоне Истинной Веры, избранный остальными членами Совета единогласно и утвержденный магистратом вольного города Вардосы». Обращаю ваше внимание на эту цитату.

— Целый Квестор Святой Инквизиции пришел к нам чтобы наш же Устав нам напомнить? — хмыкает Отто фон Грюнвальд. Инквизитор не обращает на него внимания, разворачивая второй свиток: — теперь же позвольте мне привлечь ваше внимание к родословной уважаемого магистра Шварц, дейны Элеоноры.

— При чем тут моя родословная⁈ — Элеонора встает с места, опираясь руками на поверхность столешницы.

— Я вас не перебивал, дейна Шварц. — Квестор не поворачивает к ней головы, он по-прежнему смотрит на ректора, так, словно бы ее не существует: — позвольте мне закончить.

— Я не собираюсь… — начинает было она, но магистр Морау поднимает руку и она — замолкает.

— Давайте все же сперва выслушаем, дейна Шварцкройца магистр. — говорит он. Она стискивает зубы, бормочет невнятное ругательство и опускается в свое кресло. Родословная? Но… зачем⁈

— Итак. — как ни в чем ни бывало продолжил Квестор: — как мы видим, дейна Элеонора произошла из уважаемой семьи фон Шварц.

Он не смотрел на неё. Смотрел на ректора. На остальных членов Совета. Так, словно её не существовало.

— Дейна Элеонора, как мы все знаем, происходит из уважаемой семьи фон Шварц. Дворянский род, верные слуги Короны, как и все присутствующие, без сомнения.

Он сделал паузу. Тишина в зале стала ощутимой. Снова стало слышно, как одинокая муха бьется о витраж.

— Однако. — Квестор поднял пергамент — старый, пожелтевший, с выцветшими чернилами и печатью церкви в углу: — Церковные архивы городка Гусево хранят запись, датированную пятнадцатым июня тысяча сто девяносто пятого года. Запись о принятии в лоно Истинной Веры.

— «Сего дня, пятнадцатого июня лета от Рождества тысяча сто девяносто пятого, в храме Святого Михаила в Гусево принял Триаду ашкен Эзра бен Тамир, тридцати лет от роду, ростовщик и торговец. Получил христианское имя Эразм. Обряд совершил отец Бернхард. Свидетели: Конрад фон Шварц, рыцарь, Агнес фон Шварц, дочь оного». — Гюнтер опустил пергамент на стол. Тишина стала гробовой.

— Позвольте продолжить. Третьего апреля тысяча сто девяносто шестого года в том же храме Святого Михаила был заключён брак.

Он развернул второй пергамент.

— «Сего дня венчаны: Эразм, в Триаде, прежде Эзра бен Тамир, и Агнес фон Шварц, дочь рыцаря Конрада фон Шварца. По обоюдному согласию жених принял фамилию невесты и отныне именуется Эразм фон Шварц».

Гюнтер поднял глаза. Посмотрел на Совет — спокойно, выжидающе.

— Эразм фон Шварц. Урождённый Эзра бен Тамир. Ашкен. Принявший Триаду. Женившийся на последовательнице Истинной Веры. Принявший её фамилию. Стал уважаемым горожанином. Владел землями. Финансировал церковь. Никто не сомневался в его праве носить фамилию фон Шварц.

Пауза. Долгая. Тяжёлая.

— Однако фамилия передаётся по мужской линии. Эразм фон Шварц был ашкеном, принявшим Триаду. Его дети — потомки ашкена по мужской линии. Его внуки — потомки ашкена. Его правнуки — потомки ашкена.

Он развернул третий пергамент.

— Двенадцатого января тысяча сто девяносто седьмого года у Эразма фон Шварца и его жены Агнес родился сын. Наречён Бернхард фон Шварц.

Четвёртый пергамент.

— Пятого марта тысяча двести двадцать второго года у Бернхарда фон Шварца и его жены Хильдегарды родился сын. Наречён Вольфганг фон Шварц.

Пятый пергамент.

— Двадцатого июля тысяча двести пятьдесят второго года у Вольфганга фон Шварца, рыцаря, мага Второго Круга, и его жены Изольды родилась дочь. Наречена Элеонора фон Шварц.

Гюнтер медленно выпрямился. Руки за спиной. Взгляд холодный.

— Родословная по мужской линии выглядит следующим образом. Эзра бен Тамир, ашкен, принявший Триаду в тысяча сто девяносто пятом году — первое поколение. Бернхард фон Шварц, сын Эразма — второе поколение. Вольфганг фон Шварц, внук Эразма — третье поколение. Элеонора фон Шварц, правнучка Эразма — третье поколение.

Он сделал шаг вперёд.

— Третье поколение. Не четвёртое.

Гюнтер достал ещё один документ — свиток с королевской печатью.

— Указ Его Величества короля Вальдена Второго, изданный в тысяча сто шестьдесят пятом году.

Он развернул свиток.

— Цитирую: «Ашкены, принявшие Триаду и вошедшие в лоно Истинной Веры, получают право на владение землёй, занятие должностей и ведение торговли. Однако полное гражданство — с правом голоса, занятия высоких должностей и членства в городских советах — даруется им и их потомкам только в четвёртом поколении по мужской линии. Отсчет поколений ведется с поколения последующего за переходом в Лоно Истинной Веры».

Пауза. Никто не дышал.

— Дейна Элеонора фон Шварц является правнучкой ашкена Эзры бен Тамира по прямой мужской линии. Согласно подсчёту поколений дейна Элеонора является третьим поколением.

Он сделал паузу — долгую, тяжёлую.

— Не четвёртым. Третьим.

Ещё одна пауза.

— Согласно Указу короля Вальдена Второго, дейна Элеонора фон Шварц не является полноправной подданной Короны. Она не обладает правом занимать высокие должности. Она не обладает правом состоять в городских советах. Она может торговать, вести дела, даже открыть собственный магазин или преподавать в учебных заведениях, но не больше.

Гюнтер достал последний документ — толстый свиток с тремя печатями: красной, чёрной и золотой.

— Коллегия церковных юристов рассмотрела представленные документы и вынесла заключение.

Он зачитал — холодно, методично:

— «На основании церковных записей установлено: магистр Элеонора фон Шварц является потомком ашкена Эзры бен Тамира в третьем поколении по мужской линии. Согласно Указу короля Вальдена Второго, она не обладает полным гражданством. Согласно Уставу Академии Вардосы, параграф первый, членом Совета Академии может быть только полноправный подданный Короны, маг не ниже Третьего Круга, избранный коллегиально. Поскольку магистр Элеонора фон Шварц не отвечает первому требованию — полноправное гражданство — её членство в Совете Академии является юридически ничтожным».

— Я не понимаю! — медленно поднимается с места Отто фон Грюнвальд: — это что же, сейчас Церковь будет навязывать нам решение чтобы исключить магистра Шварц? Не бывать этому! Это решение никогда не наберет голосов!

— Вы не понимаете, уважаемый магистр Грюнвальд. — на бесстрастном лице Квестора наконец появляется тень эмоций, тень улыбки скользит в уголках рта: — от вашего решения ничего не зависит. Элеонора фон Шварц — никогда и не была членом Совета. Согласно этим бумагам, ее утверждение — незаконно. Я не зря напомнил вам ваш же Устав. Напомнить еще раз? Там сказано — «членом Совета Академии может быть только верноподданный Короны, пребывающий в лоне Истинной Веры, избранный остальными членами Совета единогласно и утвержденный магистратом вольного города Вардосы». А верноподданной дейна Шварц как раз и не является, поскольку является ашкенкой. Ее дети — смогут, но насколько я знаю магистр пока бесплодна.

— Вы… — Элеонора выпрямляет спину, глядя инквизитору прямо в глаза, у нее в груди закипает темная, тяжелая ярость: — да как вы смеете…

— И я попрошу не уезжать из города, дейна Шварц. В вашем отношении мы открываем расследование.