Башни Латераны 2

Глава 19

Глава 19

Лео шел по улице, отчаянно сдерживая зевоту. Почти всю ночь он провел на ногах, вместе с послушной и тихой Тави, все же ему нужны были еще одни руки, хотя бы для того, чтобы спрятать тело Алисии в телеге с двойным дном и вывезти за город. После осады городские ворота стали запирать на ночь и последние едущие из города телеги никогда толком не проверяли.

На то и был весь расчет — выскользнуть из города в рядах последних, вместе с торговцами и крестьянами из ближайших деревень, которые совершенно точно не хотели ночевать в городе, потому что по указу магистрата за ночевку на улице можно и штраф схватить, не говоря уже о том, что за своей лошадью конские яблоки собирать — в Вардосе с чистотой строго. Твоя лошадь нагадила — тебе и убирать, а не то — штраф. Если крестьянина в городе ночь застала и ворота закрыли, то ему только на постоялый двор, а там плату серебром берут.

Так что к вечеру у городских ворот обычно было не протолкнуться от телег, крестьяне из деревень что поближе приезжали с утра, стояли весь день на рынке, а к закату торопились выехать из города.

Вместе с ними выехали и Лео с Тави, в телеге было накидано сено и стояло несколько ящиков с вином магистра Элеоноры — для вида. Под двойным дном — лежала Алисия, некоторые части тел и материалы, нужные для экспериментов. Благодаря позднему времени и столпотворению у ворот им удалось выехать из города не привлекая внимания. Однако выехав из города и спрятав Тави вместе с телегой на заброшенной, сгоревшей во время осады мельнице — он не мог вернуться в город раньше, чем ворота откроют с утра.

Спать на сгоревшей мельнице было крайне неуютно и холодно, сено в телеге не спасало, а еще постоянно мерещились голоса. Говорят, что когда войска Арнульфа подошли к городу, то его солдаты сожгли тут заживо всю семью мельники и, хотя никаких следов костяков он там не нашел, все равно чувствовал себя не в своей тарелке и всю ночь глаз не сомкнул.

С первыми лучами солнца он велел Тави сидеть на месте, не привлекая внимания, благо было сено для лошади было, равно как и еда для девушки, после чего двинулся в город пешком. Следующей ночью он и Элеонора попробуют снова поднять Алисию, надо оповестить магистра что все прошло ровно, без сучка и задоринки.

Он шел по улице, едва сдерживая зевоту и думая о том, что нужно отпроситься в таверне еще на два дня, наверняка же сегодня ночью тоже поспать путем не получится, а значит послезавтра отсыпаться будет весь день. И в казарме Бринку сказать, что на тренировки не придет… наверное сперва в казарму зайти. В последнее время наемник его даже хвалит, говорит, что рука стала твердой и выпады уверенными.

Он прищурился на солнце и улыбнулся. Становится все теплее, магистр Элеонора обязательно сможет найти способ поднять Алисию, он отправится в летнюю кампанию вместе с опытными наемниками, самими «Черными Пиками» и их командиром, Куртом Ронингером, сможет заработать кучу денег и может даже станет герцогом. Воскресит Алисию и женится на ней, вот так. При этой мысли ему стало тепло и сладко на душе, будто он медовых печений на кухне у Вильгельма натаскал. Темной мухой в голове жужжала мысль что такой вот брак никогда Церковь не одобрит, да и его матушка вряд ли благословение даст. Он задвинул мысль куда-то глубоко внутрь. Подумаешь. Вон в прошлом году ставили пьесу про то как парень и девушка сбежали из дома потому что их родители враждовали между собой. Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья…

Он ускорил шаг, насвистывая музыкальную тему из спектакля.

У казармы наемников его окликнул Бринк Кожан, стоящий возле ограждения тренировочной площадки и наблюдающий за тем как новобранцы роняли копья друг другу на ноги.

— Эй, поварешка! — повысил он голос и махнул рукой: — подь сюды! Тебя командир искал!

— Командир? — останавливается Лео: — а… где он?

— В кабинете у себя, наверное. Ступай, найди его. — Бринк тут же теряет к нему всякий интерес и поворачивается к новобранцам: — выше держите копья, выше, калеки беременные! А по команде «терра!» — опускаете и упираете в землю торцом древка! Ногой придавили! Буква «Т» должна у вас выйти, слышите⁈

Лео обходит площадку и направляется к углу здания, там отдельный вход в комнату курта, которую тот называет «кабинетом». Стучит в дверь, слышит «да заходи уже!» и заходит.

В комнате на кровати сидит Курт Ронингер, на его плечи накинут плащ, одна нога опущена с кровати, а вторая — вытянута и лежит на стуле. Над ней колдует девушка в белой хламиде целителей, накладывает какую-то мазь на колено.

— А… ты. — морщится Курт: — вон там на столе возьми. — он кивает на стол. На столе расстелена карта, на ней лежит кинжал, стоит пара серебряных кубков, кошелек и бумага с печатью.

— Взять? — теряется Лео.

— Кошелек возьми и бумагу. — поясняет Курт, убирая ногу со стула: — спасибо, дорогуша, а то как погода меняется, так у меня эта коленка ноет что твоя Иерихонова труба.

— Да благословит вас Триада. — кланяется девушка и поспешно удаляется. Лео берет бумагу, разворачивает ее и читает.

«Настоящим расторгается контракт найма между Леонардом Штиллом и ротой 'Черные Пики в лице…» буквы поплыли перед глазами. Лео сглатывает. Поворачивается к Курту.

— Как — контракт расторгнут? — спрашивает он, чувствуя горечь под ложечкой: — но ведь вы обещали…

— Давай взглянем правде в глаза, малец. — говорит Курт, забинтовывая колено белой тряпицей: — боец из тебя никакой. Пока ты был некромант, пока Безымянную Дейну мог поднять, да так что она на стене одна против сотни держалась — так цены тебе не было. Я бы по пять золотых в день тебе платил. Но… — он пожимает плечами: — сейчас ты ее поднять не можешь. Как поднимешь — приходи, приму в отряд, жалование высокое назначу. До тех пор… — он разводит руками: — некромант в отряде это уже плохо. Церкви не понравится. Если бы ты был настоящий некромант, я бы тебя прикрыл. Потому как пользы от тебя было бы больше. А так… в общем можешь считать, что я тебе жизнь спасаю. Учись пока. Научишься поднимать мертвяков — приходи. — он с кряхтением опускает ногу на пол и поднимает голову. Внимательно смотрит на Лео.

— И не надо тут сопли разводить. — говорит он наконец: — я тебе пятьдесят серебра выходного пособия отсыпал. Купи себе чего-нибудь и готовься на следующий год. Или когда у тебя получится…

— Но… — Лео опускает голову. Мечта о походе вместе с «Черными Пиками», о подвигах, о славе и богатстве — испарилась, растаяла как утренняя дымка.

— Ступай, не мозоль глаза. — приказывает Курт и Лео не в силах противится этому приказу — выходит наружу. Идет назад.

— Эй, поварешка! — окликает его Бринк: — нашел командира?

— Нашел. — кивает Лео. Наемник хмурится, внимательно изучает его лицо и кивает.

— Не расстраивайся. — говорит он: — удар я тебе поставил, не пропадешь. А то, что в эту кампанию не пойдешь с нами, так оно может и лучше даже. Дурное у меня предчувствие.

— У тебя каждый год дурное предчувствие, Кожан. — откликается здоровенный рыжий наемник: — хоть бы раз сбылось.

— Потому и не сбывается, что я оберег ношу.

— Вон этот молодой из «Алых Клинков», который бабник и игрок…

— Там все бабники и игроки.

— Ну который плащ свой пропил… с длиннющим именем, как там его, — рыжий наемник щелкает пальцами: — Максимилиан, вот! Тоже оберег носил и чего? Сегодня его повязали!

— Как повязали. — Лео останавливается как вкопанный: — в смысле повязали?

— Как-как. — передразнивает его наемник: — каком кверху. Пришли люди из Тайной Канцелярии с городской стражей вместе и повязали. И его и бабу какую-то с ним вместе.

— А… за что? — мысли лихорадочно заметались. Во рту пересохло. Засосало под ложечкой. Ладони вспотели. Максимилиана взяли люди из Тайной Канцелярии? Неужели…

Он оперся на ограждение площадки — как-то сразу ослабли ноги в коленях.

— Говорят за измену. Вроде как он на торговом тракте дворянина какого-то важного убил. Или лазутчиком работал. Или что еще… — рыжий скребет щетину на подбородке: — люди из Тайной еще Мессера искали, но тот пропал, хитрый лис. Вообще, конечно, не дело чтобы тайники наших арестовывали, но куды против Короны попрешь? Обещали, что суд будет открытый и по соглашениям.

— Но… ведь только суд командиров может судить наемников! — выпаливает Лео, уж это он помнит, это самая важная привилегия всех наемников.

— Судить — да. Только в нашем суде. — кивает Бринк: — а вот следствие вести может следователь, назначенный Короной. А уж в Тайной Канцелярии сумеют наизнанку вывернуть… если невиновен, то отпустят. Правда может седым и заикающимся. Но уж если виноват…

— Я… я пойду. — слабым голосом говорит Лео. Максимилиана арестовали! За измену… неужели кто-то узнал-таки про тот поход в Тарг, про то, как они ночью взяли «в ножи» семерых лазутчиков Освальда, своих же? И Мессер! Мессер пропал… а что Густав? Рудольф? А если их тоже взяли? Если их взяли, то они обязательно скажут, что с ними был и он!

Но я же ничего не делал, я просто держал арбалет, подумал он и тут же отбросил эти жалкие оправдания. Достаточно и того, что он — не донес на Мессера и его людей, грех недоносительства о преступлении против Короны. А еще — ему из добычи выделили пятьдесят золотых! Эти деньги — за молчание. Отягчающее обстоятельство. Может быть его и не вздернут на виселице за такое, может удастся отделаться вырванными ноздрями и каторгой…

Он почти бежит по улице. Нужно посоветоваться с магистром Элеонорой, она наверняка знает, что делать! Она и Мессер — они же друзья, значит она может что-то сделать, может его спасти, его и Лео! Нужно…

Он заворачивает за угол и останавливается. У башни магистра собралась небольшая толпа зевак, словно там цирковые фокусы показывают или балаганчик открыли. Ничего не понимая, он подходит к столпившимся людям, вытягивает шею, становится на цыпочки, стараясь разглядеть что там творится. Не видит. Расталкивает их в стороны, постепенно пробираясь вперед, кто-то ругается на него, кто-то шипит «куда прешь»…

Наконец он почти в первых рядах, замирает при виде того, что открылось перед ним. Башня стоит, как и стояла, ее-то видно издалека, а вот у ее основания, у дверей — выставлен пост городской стражи. Рядом с стражами стоят несколько человек в черных балахонах с красными крестами, инквизиторы. Один из них взмахивает рукой, под ним загорается печать, по каменной кладке проходит волна и башня вспыхивает огнем. Лео узнает защитные заклинания магистра.

— Чего столпились⁈ — выкрикивает один из стражей: — проходите мимо, не на что глазеть!

— Всегда подозревал что эта магичка темными искусствами занимается и по ночам демонам душу тешит! — раздается голос за спиной.

— Проходите! Ничего интересного тут нет! — настаивает стражник.

— А когда ведьму жечь будете? — выкрикивает кто-то из толпы: — прилюдно ли?

— У нее в башне, наверное, золота завались. Вот бы глянуть одним глазком.

— Да и сама она баба ладная. Чего зазря жечь. — гудит где-то мужской бас: — отдайте нам с парнями, мы ее за ночь так изнахратим, что забудет, как ведьмовать.

— Дурак, она только чары на себя наложила, а в действительности может она карга старая! Пущай вон инквизиция занимается!

— Наконец-то делом занялись! — толпа одобрительно загудела. Кто-то сказал, что надо всех магов сжечь, все они одним миром мазаны, а деньги их — на всех поделить и зажить припеваючи. Кто-то посетовал что не он на ведьму донес и не ему десятая часть имущества отойдет. Кто-то добавил, что это вам не знахарей жечь, давно пора было за настоящую ересь взяться, Элеонора эта в церковь никогда не ходила, поделом ей.

Лео стоял в толпе, словно ударенный пыльным мешком по голове. Инквизиция пришла за магистром? Но… ведь у нее иммунитет к судебному преследованию, она сама рассказывала!

— Кому говорю — разошлись! — повышает голос стражник и опускает алебарду чуть ниже: — не видите — Святая Инквизиция работает.

— Как не переживать! А вдруг сейчас тут все огнем взорвется. Эта ведьма все же Третий Круг Огня взяла!

— Да не переживайте вы так, еретичка задержана и сейчас ее допрашивают. А тут просто защита на ее берлогу поставлена. — говорит стражник: — сейчас специалисты снимут защиту и все. Ступайте по домам.

— И сообщников ее задержите! — слышится голос из толпы: — в магистрате и вообще!

Лео вздрагивает, опускает голову и пятится назад. Сообщников. Он — сообщник. Бежать. Уносить ноги куда глаза глядят. Он расталкивает людей локтями, выбираясь из толпы. В голове набатом бьет одна мысль — магистра Элеонору арестовали. Арестовали несмотря на ее заверения в том, что ее не могут арестовать.

Он спешит по улице, не чувствуя под собою ног. Элеонора арестована, Максимилиана повязали, Мессер и остальные — исчезли. Может их тоже повязала Тайная Канцелярия? Он задыхается при мысли о том, что он сейчас одновременно и некромант, которого разыскивает Инквизиция и соучастник убийства семерых разведчиков Освальда, разыскиваемый Тайной Канцелярией.

Кто бы не поймал его первым — уже не отпустит. Костер или виселица, вот и весь выбор, а сперва — пытки. Совершенно точно они сейчас пытают магистра Элеонору. И Максимилиана. Может быть — Мессера, Густава и Рудольфа. Всех.

Он сглатывает пересохшим горлом. Нужно бежать. Срочно. Ноги сами несут его и только через некоторое время он понимает, что идет домой. Останавливается. Нельзя домой. Если он придет домой, то может привести туда беду, а дома матушка, отец без руки и маленькая Мильна. Но… что ему делать? В таверну? Там его найдут… а у него и денег-то с собой нет, только кошелек, который выдал Курт… точно, нужно хотя бы зайти домой, переодеться, захватить свое имущество — шлем, кольчугу, меч, дорожную одежду, попрощаться. Выйти из города и рвануть в Тарг, никто его там не найдет.

С этими мыслями он ускорил шаг. Завернул за угол и остановился. У его дома стояли несколько стражников в табардах с тремя башнями на груди и спине. Он сглотнул и попятился. Его разыскивают. Он разворачивается и бежит, не обращая внимания на людей, которые оборачиваются ему вслед. Бежать. Прочь из города.

Он бежит и бежит и только оказавшись в темном, глухом переулке — останавливается и переводит дыхание. Тяжело дышит, глядя на стену. Все, думает он, это конец. Ему некуда пойти, весь мир вокруг рухнул. Элеонора, Мессер, Курт, Густав, отец с матушкой, Мильна, Вильгельм, старик Клаус в таверне… никто ему не поможет.

— Эй! — окликают его сзади и он поворачивается. Городская стража. Они его нашли! Нужно бежать!

— А ну иди сюда. Ты чего тут делаешь? — в переулок входит стражник, он еще молод, на поясе у него висит окованная железом дубинка, на голове — стальной шлем с полями. На теле — все та же накидка с гербом Вардосы, тремя темными башнями и золотым ключом над ними. Лео замечает, что кольчуги на нем нет, просто ткань. Впрочем, осада прошла, незачем городской страже на себе лишний вес таскать… или денег на кольчугу нет. Городская стража содержится за счет казны, но вот доспехи они сами себе покупают.

— Парень, ты что — глухой? — рука стражника ложится на рукоять дубинки: — я тебе вопрос задал! От кого бежал, почему прятался? Али душа нечиста? А ну выкладывай все как есть, а то…

В голове вспыхивает быстрая мысль — он видел! Видел, как Лео бежал, видел откуда, сложить два и два и все — он его арестует. Как магистра Элеонору, как молодого Максимилиана, как Мессера и других. А потом — все. Дознание, пытки, позор и костер. Запах паленой плоти ударил в ноздри!

— Хэк! — выкрикнул Лео, метнувшись к стражнику, одним коротким выпадом — воткнул кинжал ему под ребра, как и учил его Бринк! Удар! Удар-удар-удар-удар! Стражник хрипит, пытается закрыться руками, но Лео снова и снова ударяет его кинжалом, лезвие входит в плоть почти без сопротивления, только иногда скользит по кости. Нельзя дать ему подняться! Нельзя дать крикнуть! Нельзя позволить, чтобы он поднял свою дубинку! Удар-удар-удар!

Наконец он понимает, что стражник давно уже мертв. Встает на ноги. Тяжело дышит, руки трясутся, в голове пустота.

Машинально вынимает из кармана тряпку и протирает лезвие кинжала. Вытирает руки. Надо спрятать тело, думает он, надо спрятать тело и бежать из города. Он смотрит вниз, на тело, старательно избегая смотреть мертвому стражнику в лицо. Совсем еще молодой, накидка пропитана кровью, на шее — кожаный шнурок от оберега. Не помог. Это я убил его. «Парень у тебя неплохой выпад, бей под ребра, чтобы нож не застрял, всем телом, снизу вверх».

Нужно спрятать тело. После этого… после случившегося у него нет пути назад, нет обратной дороги.

Он убирает кинжал в ножны, чувствуя себя словно в кошмарном сне. Думает о том, что ее у него никогда и не было.