Глава 3

Допрос продолжался и продолжался. Мне этот спектакль порядком надоел. И я озвучил наболевшее. Раз я уж такой подозреваемый то, наверное, мне положен адвокат, хоть и бесплатный. Для Синько такое мое желание оказалось просто шоком. Добило его мое сообщение, что нечего я подписывать не буду, может сразу вызывать понятых и оформлять мой отказ от подписи. Сам по себе отказ от подписи протокола допроса не является чем-то уж выходящим за рамки, но вызывал вопросы в судебном заседании и ставил все материалы уголовного дела под сомнение. Синько стал настаивать на подписи я стал отказывать в этих настойчивых домогательствах. Послали за прокурором. Прокурор у нас оказался некто по фамилии Одейчук довольно известный человек, но в процессе не столь силен, как и сам Синько. У прокурорских всегда были облегченные условия работы.

Началась торговля — что я хочу за подписание протокола. Я сразу отверг идею подписи протокола подозреваемого и предложил допрос свидетеля. Это не подходило для Одейчука, тот упёрся как настоящий баран. И в свою очередь предложил мне привести хоть одно доказательство, что погибшие преступники вообще имели агрессивные наклонности. Он был уверен, что таких неоспоримых доказательств не может быть в принципе. Такая уверенность вообще характерна для любого работника прокурорского следствия. Что показывает отвратительное знание жизненных реалий. Самое повторяемое утверждение Одейчука — Вы убили людей они может быть вообще не судимые и не имели склонности к насильственным действиям. Вот что Вам говорит о том, что склонны к убийствам. Меня пробило на нервный смех. Я попросил просто принести фотографии кистей рук убитых и пообещал, что все станет сразу ясно. И не надо даже нечего больше будет обсуждать. Толик Одейчук согласился на пари — я привожу одно доказательство, что трупы убийцы и меня отпускают с извинениями.

Принесли фотографии кистей рук обоих так называемых потерпевших от милицейского беспредела. Пальцы рук были в перстнях — по ним выходило владельцы имели по пять ходок и каждая ходка в среднем по 8–10 лет. Может возникнуть вопрос у читателей — вот прямо тату с печатью на пальце руки и прямо и количество ходок и количество лет отсиженных у хозяина. Да, вот прямо на пальце вся эта информация и может быть. На светлом поле набит простой крест и в верхней части поля нанесены темные штрихи и считаем эти штрихи получается пять штрихов, и мы сразу понимаем, что этот «достойный» член общества имеет пять судимостей. Далее на ребрах. На пальцах рук креста видим цифры — четыре, пять, семь и два раза по десять. Вот это теперь срок каждой отсидки, и мы видим по одному из перстней начинал свою безгрешную карьеру в уголовном мире на «малолетке». Вот этот перстень очень редкий за такие уголовные «подвиги» обычно в профилактических целях мажут лоб зеленкой, если по-простому Высшая Мера Социальной защиты — на поле перстня выбита петлица и четыре звездочки — юрист первого класса / это знаки различия сотрудника прокуратуры/ и значит тот, у кого был набит такой перстень убил прокурорского и за такое деяние ему должны были отвесить «вышак»/ но по какой-то причине он уцелел. Можно предположить убийство сотрудника прокуратуры было совершено до 18 — лет и тогда оправдано соседство перстней со значением — отсидка на «малолетке» и цифра 10 на перстне с количеством отсидок. Теперь буквы и слова «КОТ» и «СЛОН» — имена двух безобидных и милых животных. И здесь ошибочка выходит. «КОТ» — означает коренной обитатель тюрьмы, вполне, может быть, родители этого гражданина тоже обитали в тюрьме и зоне. «СЛОН» — смерть легавым от ножа, это уже серьезно, это жизненный принцип. Значение перстней слишком наглядны, ни один уголовник не набьет себе авторитетную тату без серьезных основании, слишком суровый спрос с липовых авторитетов. Мое внимание привлек перстень — на котором были набиты погон капитана и кинжал пронзивший погон. Значение татуировки просто примечательно — обладатель этого перстня убил сотрудника милиции в звании капитана. На эту татушку я и указал. Спорить прокурорским было уже не о чем.

Но мое мнение победило условно — только нападение и убийство своего прокурорского относительно сбавило пыл Одейчука и он согласился, что с этими «достойными» гражданами что-то не так. И почти одновременно принесли справку по опознанию трупов — это оказались неоднократно судимые лица и в настоящее время находились в побеге. В побег они ушли, порезав конвой. Можно было и далее меня мурыжить обвинениями в милицейском беспределе, но мои «жертвы» перестали быть совсем уж безгрешными российскими гражданами, и я был отпущен с сакраментальным — можете быть свободны, пока свободны.

На улицу Ленина мы отправились в девять утра, а вышел я из прокуратуры в девять утра, но уже следующего дня. В эти сутки меня хотели убить, в ответ у убил двух человек и затем меня хотели посадить в камеру. Сутки были слишком насыщены событиями. И мне ещё предстояло докладывать руководству райотдела. И там будут свои претензии и обиды у начальников. По мнению начальников сотрудник не должен привлекать внимания и работать тихо и незаметно, но вот именно так у меня никогда не получалось.

Для начала поехал домой — умыться и переодеться. Приехав в свой родной адрес, я узнал новости, можно сказать ошеломительного характера. У меня больше не было родного дома и семьи. Нет и дом был целый, и квартира стояла в неприкосновенности. Вот только меня там уже никто не ждал. На лестничной площадке лежали навалом мои личные вещи и на стопке трусов прижатое носками лежало копия заявления на развод и раздел имущества.

На лестничной площадки четыре квартиры и в каждой квартирной двери имеется глазок и за каждым глазком любопытные соседи, всем им интересно как будет происходить это действо под названием развод и изгнание мента из семьи и квартиры. Но они зря ожидают скандала и драки не будет нечего, всё пройдет очень тихо и пристойно, я просто соберу все свои вещи и пойду отсюда искать свое счастье. Прямо как в одном стихотворении — мы здесь покурим и вдаль покатим, смерть свою искать. Жизнь — это болезнь, которую никто не смог победить. Умерли все.

Надо начинать всё сначала.

Таких выкрутасов я не ожидал от слова совсем. Семейная жизнь давно трещала, но вот такого скажем хеппиэнда я не ожидал. Стучать в квартирную дверь и выяснять отношения с бывшей супругой я не стал. Было очень противно и не хотелось позориться перед соседями. Умер Максим и хрен с ним. Развод — значит развод. Личных вещей у меня оказалось на удивление немного, думал больше имею. Два небольших кулька и стопка бумаг — паспорт и свидетельство о рождении. Вот и всё.

Надо было искать пристанище или ночевать в служебном кабинете.

Другая проблема — полное отсутствие денег. Вот просто и банально не было ни копейки, ни цента. И взять просто неоткуда. Занять было не у кого. Денег не было ни у кого в отделе.

Вот только спешить с выходом из подъезда я не стал. Остановило четкое чувство опасности. Верить своим чувствам я привык уже давно. Иногда оно — это чувство обманывало. Так мне в тот момент казалось, но вот со временем я понимал, только казалось и на самом деле — опасность была. Так очень болело сердце и вопила чуйка, когда я женился. Но гормоны забили дар предвидения опасности. Что уж об этом. Теперь уже надо преодолевать последствия.

Выходить из своего подъезда я не решился и поднялся на последний этаж и по лестнице поднялся на крышу, ключ от выхода на чердак был у меня припрятан там же. «Береженого и Бог бережет, а не береженого конвой стережет» принцип старый, но очень правильный. Более мягко — всегда надо соломки подстелить. Ключ оказался на месте и поднялся я на крышу к чердачному окну и внимательно осмотрел окрестности.

Вот не фига я не ошибался. У лавочки подъезда два типа в форме и на выходе из домового квадрата две машины характерной попугайской расцветки. Глупый вопрос чего они там делают. Понятно ждут хулиганского поведения одного капитан, который согласно будущему заявлению от жены и соседей — буйно себя ведет нецензурно выражается и активно наносит телесные повреждения всем причастным и непричастным к этому гражданам и работникам правоохранительных органов. Все признаки преступлений, предусмотренных составами — злостное хулиганство и сопротивление сотрудникам при исполнении ими своих служебных обязанностей. Ну, что же — ждите ребята своего праздника. Я же спешу и мне никак не стоит здесь задерживаться.

Для таких ситуаций имелась пожарная лестница и выходила она прямо в палисадник соседнего многоквартирного дома. И далее мой путь лежал на соседнюю улицу и там был уже совсем другой район и, следовательно, совсем иные милицейские начальники. И для моего райотдела территория хоть и доступная, но вот задерживать меня там было затруднительно, могли возникнуть вопросы. Эти вопросы порешать было легко, но и зачем их эти вопросы плодить. Потому меня и ждали во дворе и у подъездной двери.

Вещей хоть и было мало, но пришлось их всё равно оставить на чердаке. Руки нужны были свободные для спуска по пожарной лестнице. Несколько минут и вот я уже в соседнем дворе и практически меня никто не преследует. Красота.

Кому понадобилось вот так заморачиваться с моей нейтрализацией. Задействованы все силы, которые в данный момент хоть как-то влияют на ситуацию в городе. Надо найти тихое и спокойное место и прокачать всю сложившуюся ситуацию.

Нет вот что такое не везет и что с этим делать или это мое такое везение. Но будем рассказывать по порядку.

Выхожу я на улицу. Прямо опять песня — выйду я на улицу гляну на село. Девки гуляют и мне весело.

Но ситуация складывалась не очень веселая. У тротуара стоит черная «БМВ», рычит двигатель, орет магнитофон что-то блатное и три как пишут в ориентировках — три лица кавказской национальности волокут в машину женщину, которая всеми ей доступными способами доводит до сведения этим лицам кавказской национальности о своем нежелании проследовать с этими «галантными» небритыми кавалерами.

Но силы у этой барышни не сопоставимы с быками, и она им однозначно уже проигрывает.

Дальше опять совсем старая и опять такая знакомая ситуация. Люди в таких ситуациях говорят — опять поп, опять кадило. Это так фигурально. Кадила у меня под рукой не было, пришлось ограничиться обрезком водопроводной трубы.

Улицы российских городов перманентно раскопаны — то ли постоянный ремонт городских коммуникаций, то ли ждут штурма города танковыми колоннами Гудериана.

Независимо от причин этих перекопов мне повезло и приличный отрезок подходящей водопроводной трубы имелся под ногами.

Далее все пошло по накатанной — взмах рукой и один из джигитов прилег отдохнуть. Два других обратили внимание на меня и оценив трубу у меня в руках решили поднять ставки и стали копаться в карманах и за поясом. Тот, что искал более весомый аргумент в кармане показался мне менее опасным и потому я атаковал второго. Джигит был быстрый и верткий в своих движениях. Но недостаточно, у меня на нервах реакция оказалась и быстрее, и вернее. Глухой треск головной кости джигита показал верность моего удара и твердость стали или чугуна водопроводной трубы. На этом схватка могла быть окончена за моей победой по очкам. Но нет из-за баранки полез ещё один джигит — мелкий и лысый, тощий как глист. Пришлось бить уже его там всё кончилось тоже с одного удара. Всё-таки российский чугуний крепче кавказской головной кости. Оставшийся целым и невредимым джигит задумался о своих перспективах и вот совсем зря он отвлекся на свои думы о своей безрадостной будущей судьбе. Он совсем не зря печалился о перспективах. Похищаемая уже свободная со стороны прилёгшего джигита очень недолго раздумывала о том, кто и зачем пришел к ней на помощь. Когти у не на руках оказались весьма и весьма опасными орудиями мести. От лица похитителя в разные стороны плеснулась кровь и джигит завывая кинулся бежать от машины и разъярённой женщины. Поле битвы осталось за нами. Но дальше опять пришли они. Непонятки. Место блокировали с проезжей части дороги две бэхи и с тротуара пешие бойцы числом пять человек. Оружия они уже не прятали, но несмотря на эти явные знаки принадлежности к миру скажем так не правоохранительных органов. Скорее они принадлежали к миру незаконных вооруженных формирований. Применять оружие они спешили, покинуть место схватки мне было затруднительно. Труба против автомата не особо плясала оставалось одно — только лечь умереть. Но с таким исходом этого дня я решил не спешить и опустил трубу показав свои миролюбивые наклонности. Ситуация мирно разрешалась. Нападавших на женщину погрузили в багажники автомобилей. Такая рассадка задержанных показала мне ситуацию с еще одной стороны. Значит этих джигитов ждет интересное и содержательное времяпровождение. Счастливо спасенная обнимает и целует довольного пожилого бородатого мужика. Меня вежливо стволом автомата пригласили в салон автомобиля, в котором приехал старший этой команды незаконного вооруженного формирования. Я не стал показывать тупость и борзость и полез грузиться в машину.

Э, трубу оставь. Раздался окрик в спину. Трубу я оставил на тротуаре и спорить с этим человеком не стал. Зачем лишние дискуссии при наличии у оппонента неоспоримых аргументов при том, что ситуация пока складывается положительно в мою пользу.

Разговоров в машине не было. Краем глаза я оценил происходящее у машины неудачливых похитителей. Самих похитителей зафиксировав руки за спиной рассадили по багажникам. Автомобиль джигитов под управлением одного из подъехавших боевиков умчался вдаль. Самая интересная деталь мою трубу, которая для меня была уже почти родной, тоже прибрали и теперь почти нечего не указывало на те события, что совсем недавно происходили на этом участке дороги.

Пока ехали разговоров не было. Город я знал и маршрут себе представлял отчетливо, но ошибся. За город в посадки или промзону в стройки мы не поехали. Приехали мы во двор мотеля «дорожный». Место несмотря на название приличное. Ворота шустро открыли, и колонна машин шустро проехали внутрь. Пошли.

Из машины мы пошли через служебный вход в зал ресторана. Там нашлось место, укрытое от просмотра. Небольшой зал, отделенный от общего пространства.

Время было раннее для работы ресторана, но стол накрывали очень быстро. Без споров и возражений. Вывод из происходящего сейчас был один и меня пока удовлетворял. Руки мне не вязали и свободу не ограничивали. Мало того поесть в ресторане я не буду отказываться. Меня сутки не кормили. Как в прокуратуре не проявили гостеприимства, так и в бывшем моем милом доме обошлось без угощений. Только вот эти милые люди решили меня покормить и не высказывали враждебных намерений и посягательств как на мою свободу, так и на мою жизнь. Почему не посидеть с ними за одним столом с этими милыми людьми и не послушать их рассказ и объяснения случившегося. Моя принадлежность к миру правоохранительных органов не была для них тайной. Пара официантов, накрывавших стол меня, узнали и довели до сведения хозяина стола, что я мент. Каких-либо преференций мне это не принесло. Мужик просто кивнул и предложил налить по стопке. Я не отказался, и мы с ним хлопнули по двадцать грамм, затем я молча и возможно невежливо подвинул к себе салат «оливье» и неторопливо заел как выпитое, так и первый голод. Для меня он был уже далеко не первый.

Загрузка...