Через океан на "Морской черепахе"

Глава 16

16

На пятый день пути, когда мы по моим подсчетам, прошли, почти половину расстояния до берега, ветер вдруг окончательно стих, и ему на смену, пришел полный штиль. А еще через несколько часов, небо заволокло серой мглой, и с небес заморосило мелким, противным и холодым дождем. Нужно было срочно укрывать верх лодки парусиной, потому что стоило начаться дождю, как и буквально от всего повеяло сыростью, от которой не было спасения. Да и парус моментально намок, и свисал с реи, унылой промокшей насквозь тяжелой тряпкой.

Пришлось первым делом, сворачивать именно его, укладывать вдоль лодки, и укреплять встроенными ремнями. В противном случае, он грозил, как мне казалось просто опрокинуть лодку набок, за счет увеличившейся массы. Конечно этого бы не произошло, но и большой пользы от него тоже не было. Он все больше набухал водой, а из-за отсутствия ветра, нисколько не просыхал. И вся эта вода струйками стекала в шлюпку, добавляя ей сырости.

Уложив рею с накрученным на нее парусом, вдоль борта и притянув ремнями, принялся расправлять и натягивать на борта, синтетическую ткань, что шла в комплекте с спасательным ботом. И вскоре, наша шлюпка стала похожа на кобуксон — корабль-черепаху, впервые примененную для боевых действий корейским генералом Ли Сун Сином, во время войны с Японией. Верхняя часть кобуксона покрывалась железными листами, с острозаточенными штырями, выступающими по всей поверхности, спереди устанавливали короткий массивный таран, носовую часть украшали огромной головой дракона, которая, по некоторым источникам, использовалась в качестве огнемётного средства, на корме находился руль. По бортам кобуксона располагались двадцать четыре орудия, стрелявшие обычными ядрами и зажигательными снарядами. Кобуксон широко применялся корейцами в борьбе с японским флотом во время Имчжинской войны 1592–1598 годов. Считается первым бронированным судном в истории мирового кораблестроения.

Разумеется, ни головы дракона, ни тарана у нас не имелось, вместо орудий на носу был установлен пехотный пулемет, но в целом, кое-какое сходство все же имелось. Кстати, за счет проложенной по бортам ткани, закрывшей от дождя внутреннюю часть лодки, за какие-то сутки, нам удалось полностью заполнить водой двухсотпятидесятилитровый контейнер, который до недавнего времени, служил хранилищем для нашего спасательного бота. Дождь падая на нее, образовывал огромные лужи, а уж переправить их содержимое в ведро, а после слить в бак, было совсем просто.

Так что благодаря дождю, мы пока не нуждались в работе опреснителя, да и он, честно говоря, из-за отсутствия достаточного количества света, практически не работал. Зато, на пульте управления оказалось имеется переключатель, который объединяет работу двух солнечных панелей, и выдаваемый ими ток, можно перебросить на что-то одно. Так что, пусть немного дольше обычного, но еду печка все-таки разогревала. И хотя бы благодаря этому, мы чувствовали себя немного лучше.

Именно, что немного. Просто потому, что при всей имеющейся на борту лодки аппаратуры, создатели не предусмотрели, хоть какого-то отопления. Я конечно понимаю, что это всего лишь спасательный бот и ничего более, но можно было бы задуматься о том, как сберечь тепло. Хотя, наверное, я, все же несправедлив. Если бы здесь сейчас находилось шестеро здоровых мужиков, вместо двоих доходяг, я про нас с Евой, наверняка было бы гораздо теплее. Надышали, на потели, на пер… одним словом наверняка бы, как-то согрелись.

Вдобавок ко всему, видимо из-за того, что мне пришлось долго водиться под моросящим дождем, укладывая парус, затем натягивая тент, я сильно продрог, промок, и уже к вечеру, меня основательно знобило. Та же Ева восприняла все это достаточно спокойно, по окончании работ, просто переоделась в сухое, и выпила чашку чая. Мне, увы, этого похоже, оказалось мало. Не помогли даже выпитые сто пятьдесят граммов виски, из наших запасов, опрокинутые для согрева. Одним словом, к вечеру, я осознал, что сильно простыл, а к утру следующего дня уже находился в беспамятстве с высокой температурой, и сильным кашлем. Как выяснилось, все болезни, и эта и те что случались позже, всегда проходят у меня с удвоенными последствиями. Если обычного человека, просто знобит, я буду метаться в бреду и мерзнуть. Похоже мой дар только усиливает все эти болячки, не давая расслабиться.

И следующую неделю, провалялся на надувном матрасе. Укутанный во все возможные тряпки и пледы, а надо мною все это время квохтала, заботливая подруга, закармливающая меня таблетками из аптечек нашего бота и вертолета, и отпаивая горячим чаем с какими-то ягодами и травами, найденными еще на Бермудах. Куда, все это время несло нашу лодку, знает, наверное, только всевышний. Обо всем этом, естественно не просто так, а с немалыми претензиями о том, что я не забочусь не только о себе, но и о ней, бросая ее своими действиями на произвол судьбы, я узнал уже когда наконец начал приходить в себя, после болезни.

К тому же, выяснилось, что тот моросящий дождь, из-за которого я слег, вскоре сменился на ливень, вслед за которым добавился ветер. Радовало, что сильной бури не было, но сутки или чуть больше, нас кидало по волнам так, что казалось еще немного и мы уйдем под воду. Но к счастью все обошлось. Вот только где именно мы сейчас находились, было совершенно непонятно. В комплект спасательных средств входил так называемый «Радиолокационный ответчик», который я прикопал еще на острове, переносная УКВ радиостанция, оставленная там же, по причинам того, что звать на помощь наших «друзей» означало примерно тоже самое, что просто самому залезть в петлю или утонуть. Даже если бы прилетели, скорее всего тут же отправили бы нас на дно, и на этом все бы завершилось. А вот простейшего секстанта, увы не имелось. Даже компас и тот пришлось снимать с нашего плота, ремонтировать его подручными средствами, и надеяться на то, что он показывает относительно правильное направление. Тот что был на вертолете, разнесло в клочья при его падении на скалы. Так, что поживиться там, было просто нечем. А совсем недавно, в то время, пока я валялся без памяти, а в океане бушевала буря, вдруг выяснилось, что супруга, случайно наступила на единственный более или менее рабочий прибор, который я с таким трудом привел в чувство, а после собрав осколки, и согнутую стрелку, решила, что восстановить это даже теоретически невозможно, и все это просто вышвырнула за борт.

Оставалось только ориентироваться по солнцу, когда оно выглядывало из-за туч, разыскивать в небе Полярную звезду, а скорее надеяться на бога и пресловутый авось, и мечтать, чтобы все это поскорее закончилось. Ясно было одно, даже без наличия паруса, только, счет Голфстрима и сильного ветра, за прошедшую декаду, нас должно было отнести километров на семьсот-восемьсот к севере, северо-востоку. Другими словами, об Американском континенте, можно смело забыть. Он остался где-то далеко позади. Если сейчас, попытаться свернуть на запад, в лучшем случае нас вынесет где-то в Гренландии, или северных областях будущей Канады. Боюсь кроме белый медведей, мы там никого не встретим. А так, учитывая направление теплых течений Атлантики, рано или поздно, нас должно притащить куда-то к Европе. Хотя, это может быть и Исландия, и Фарерские острова или же Британские владения. С другой стороны, учитывая, что большей частью мы двигались все-таки на восток, я скорее рассчитывал на Пиренейский полуостров, ну или очень надеялся на это.

Конечно там сейчас не все гладко, самый разгар средневековой инквизиции, хотя по уверениям подруги, та работает в основном против еврейского населения, желая искоренить иудейскую веру, ну и заодно ее носителей, все-таки местные иудеи, как правило люди зажиточные, следовательно у них есть, чем поживиться. На вопрос:

— Чем отличается испанец-католик от иудея?

Ева, ничуть не сомневаясь ответила:

— Верой, чем же еще?

— А как доказать, что я, например, настоящий испанец и католик, а не еврей, тем более, что фактически, я даже не испанец, а русский.

— Как, русский?

— А, вот так. Я родился в СССР, в Узбекистане, в Ташкенте. И моя первая фамилия, по отцу, звучала, как — Ильин.

— Ты же сказал — Сальва.

— Это фамилия моей бабушки по матери, да и девичья мамы. Вот она, можно сказать чистопородная испанка. Слышала о гражданской войне 1936 года.

— Разумеется, я же историк.

— Вот во время этой войны, она и эвакуировалась в СССР, вместе с беженцами и детьми, которых согласилось принять советское руководство. А после, просто некуда было возвращаться, да и отпускали обратно очень неохотно, тем более, что Франко, насколько я знаю правил Испанией до 1975 года. А когда я оказался за рубежом, то взял фамилию бабушки. Оказалось, что она происходит из выморочного дворянского рода. А до эвакуации относилась к роду, чуть ли не пэров испанского королевства. Американцы, которые оказывали мне помощь в получении вида на жительство, провели, какое-то там расследование, и выяснили, что бабуля, а, следовательно, и я могу претендовать на наследство, рода Сальва. И это легко доказывается. Правда мне это считай ничего не дало, а вот они вроде бы на этой волне, получили кое-какие преференции. Не знаю точно, но якобы представитель боковой ветви рода Сальва, к которой отошли все земли, некогда принадлежавшие моей семье, был против военной базы США, расположенной где-то на севере Испании. Вдобавок ко всему он заседал в правительстве, и мог поставить вето на этом вопросе. Но видимо пошел на уступки, узнав, что американцы обнаружили истинного наследника земель, и при необходимости могут защитить его, то есть мои, интересы, для вступления в наследство. В итоге, вышло, что база осталась на своем месте, а представитель рода сменил свое мнение о целесообразности нахождения американских вояк на севере Испании.

— Так вот, возвращаясь к вопросу, о сефардах или моранах, как их там правильно называли. Как я могу доказать свою принадлежность именно к испанцам?

— Ну, наверное, знанием обрядов, католической церкви, молитв и тому подобное.

— Дело в том, что кроме Символа Веры на русском языке, ничего не припоминается. Я никогда особенно не верил в бога, и поэтому не было желания учить все эти молитвы. Правда однажды пришлось прочесть библию на испанском языке, но покупал я ее чисто для практики. Просто ничего иного, кроме разве, что школьного учебника, в Ташкенте, найти было невозможно. В то время не приветствовалось знание иностранных языков.

— А школе зачем их учили?

— То, что учили в школе, трудно было назвать знаниями. Во всяком случае то, что касалось иностранных языков. Представь себе учителя, который и по-русски, говорит с местным акцентом, что уж говорить об английском или испанском. Мне повезло, что им свободно владела бабушка и мама, а то и для меня было бы верхом знаний определение: «Читаю со словарем».

— А, это как?

— Была такая формулировка в советских учреждениях, где нужно было в анкете указывать знание, иностранных языков. То есть человек знал латинские буквы, и мог в скажем в англо-русском или каком-то ином словаре, найти нужное слово, и перевести его.

— С этим разобрались, а кто мешает выучить все это сейчас?

— Чтобы выучить хотя бы пару молитв, нужен учебник или хотя бы человек их знающий, а где здесь в море найти такого?

— А, чем я тебя не устраиваю? Я из семьи католиков, и знаю все это с самого детства. А двоюродный брат отца, так и вообще принял рукоположение.

— Но ведь ты же…

Я осекся на полуслове. А ведь действительно, я интересовался этим в тот момент, когда у Евы, стоял блок, наложенный каким-то местным гипнотизером, или кем он там был, на исследовательской базе янки. Вполне возможно, что навязанная память и скрыла, все ранее полученные знания. Ведь подруга, в то время, даже не помнила того, что когда-то заканчивала университет. Сейчас, когда память восстановилась, очень даже возможно, что она знает все, что необходимо для этого. Во всяком случае, хочется в это верить. И если раньше, то есть в будущем, без веры в бога можно было обходиться, без каких-либо проблем для себя, то сейчас, вера стоит на первом месте. И только не знание основных постулатов и молитв, сразу же возводит тебя в «еретическое достоинство».

Одним словом, с этого дня, мы взялись за тщательное изучение всего, что только знала подруга. Оказалось, что нательный крест, который я хотел вырезать из подручных материалов, в общем-то не возбраняется, но совсем не обязателен, для мирянина. Люди духовного звания, носят его практически постоянно, и то, далеко не все, а миряне католики, больше по желанию, или скорее возможности. Кстати, кроме креста. Можно носить и образок с личным защитником, чаще всего относящимся к твоему имени.

— Вот тебе кстати вполне подойдет иконка с великим пророком Даниилом.

— Скорее Сергеем Радонежским.

— Почему?

— При крещении меня назвали Сергеем. Даниэлем я стал, когда соорудил себе Малазийские документы, из-за того, что меня искали колумбийские наркобароны. Я проходил свидетелем по одному из дел, и кое-кто очень не хотел видеть меня живым. Вот и пришлось выкручиваться, а после привык, к новому имени.

— Понятно. Смотри не ляпни про этого святого.

— Почему.

— Его еще нет. Точнее он конечно уже появился в пятнадцатом веке, но католики, точнее Папа Римский признает его только в двадцатом. Так что он пока, для католиков, как бы не существует. Да и чем тебя не устраивает Даниил? Он как раз правильный святой, к тому же пророк, его книга входит в состав ветхого завета.

— Знаю. В сознании вдруг всплыли строки, когда-то прочитанной библии и я процитировал:

1−1; В третий год царствования Иоакима, царя Иудейского, пришел Навуходоносор, царь Вавилонский, к Иерусалиму и осадил его.

1–2; И предал Господь в руку его Иоакима, царя Иудейского, и часть сосудов дома Божия, и он отправил их в землю Сеннаар, в дом бога своего, и внес эти сосуды в сокровищницу бога своего….

Ева даже вскочила со своего места и в изумлении вытаращила на меня глаза.

— Ты же говорил, что не знаешь Канонов.

— Канонов, точно не знаю, но библия — это не совсем тот Канон о котором я говорил. А о том, что я ее читал, я тебе рассказывал. Чтобы подруга окончательно поверила мне, пришлось рассказать о найденных сокровищах, зашифрованных в испанской библии. Сейчас, это не имело никакого значения, но Ева оказалась в некоторой прострации, после услышанного моего рассказа.

— У нас очень многие говорили о тех сокровищах, — произнесла она, — многие даже ездили на Филиппины, чтобы поискать их и кроме проблем, для себя, ничего не обнаружили. А ты взял и нашел, просто купив на рынке старую книгу.

— Ты просто не представляешь, какие были проблемы для того, чтобы их отыскать. Во-первых, простому человеку покинуть СССР, и выехать за границу, было практически невозможно. В международные круизы попадал один из сотни. Мало того, что некоторые из них стоили почти годовой зарплаты, так еще перед поездкой нужно было сдавать экзамен, по той стране, или странами, куда ты отправляешься. И пройти этот экзамен, было чрезвычайно сложно. Вот сейчас, направляясь в Испанию, мы учим все молитвы, а в те времена, требовалось знать всех видных коммунистов той страны, куда направляешься, и их дела в построении нового общества. Некоторые шутили, что отправляясь в туристическую поездку, ты приобретаешь навыки лектора. Правда те кто так шутил, чаще всего никуда так и не выезжали. Все эти шутки находились под строжайшим запретом. Во-вторых, даже попав за рубеж, можно было передвигаться только в составе группы и под надзором. То, что показывали в кино, это всего лишь кино. На деле все было совсем иначе.

Я попал в круиз, в котором судно выходило из Владивостока делало кружок по Тихому океану, и возвращалось обратно в Союз, не заходя ни в какой иностранный порт. Как тебе такое путешествие.

— Жуть! И на это кто-то соглашался?

— Отбоя не было от желающих. Стоила путевка всего около шестисот рублей, то есть, примерно, четырехмесячная зарплата. Не нужно было сдавать выпускных экзаменов, и бегать по инстанциям оформляя загранпаспорт. Просто купил путевку и поплыл. Да никуда не заходили. До ближайшего острова мимо которого проплывали было больше ста километров. Даже в бинокль, разглядеть было невозможно. Но на судне имелся бассейн с морской водой. Экваториальное солнце. Учитывая, что отправлялись в декабре, когда во Владивостоке лежали метровые снежные сугробы, и температура под минус тридцать, даже такой круиз был за счастье. Как говорится: «На безрыбье, и рак рыба».

— И как же ты оказался за границей если сходить с судна было нельзя.

— Несчастный случай, упал за борт, добрался до берега, ну и решил, что возвращаться назад, не имеет смысла. Дело в том, что те, кто возвращался обратно, как правило были осуждены, и получали как минимум от трех до восьми лет лишения свободы, за побег из страны. Это считалось предательством.

— Но ведь, ты же говоришь, случайно упал за борт, в чем твоя вина?

— Вот именно в том, что оказался там, без разрешения.

На лодке было совершенно нечего делать и поэтому мы рассказывали друг другу о наших жизнях все на свете, а заодно и узнавая друг друга, становились ближе. Лодка между тем, шла своим, одной ей ведомым курсом, подправляемым мною в тот момент, когда я видел солнце, и мог сориентироваться по нему, в нужную сторону, и в итоге, в один их дней, на горизонте, я вдруг увидел землю.