Брунд застонал, его веки задрожали, прежде чем он резко распахнул глаза. Он лежал в неестественной позе, из-за чего было довольно забавно наблюдать за его попытками сгруппироваться и принять правильное положение, особенно с учетом травмы плеча от моей сабли.
Впрочем, с его уровнем контроля маны закрыть кровотечение не должно было составить особого труда, так что жизни Черной Сойки ничего не угрожало. В отличие от его репутации.
— Ты… ты подлый ублюдок! — его голос был хриплым, будто пропущенным через терку. Когда он, наконец, вскочил, шатаясь как пьяный матрос в шторм, его пальцы тут же судорожно сжались в кулаки. — Это не бой был! Это подлость! Я требую реванша, слышишь, золотник? Реванша!
Я стоял, опираясь на «Сказание об Энго», чувствуя как ветерок играет с моим запавшим за пояс плащом.
Брунд сделал шаг ко мне, его глаза горели безумием, когда внезапно между нами появился алый вихрь.
Риалия.
Она стояла, слегка наклонив голову, и в ее позе читалась смертельная опасность, как у затаившейся пантеры.
— Хватит, — ее голос был тихим, но каждое слово падало, как удар кинжала. — Ты опозорился и без того достаточно.
Брунд замер, его рот остался открытым. Я видел, как капля пота скатилась по его виску, оставив чистую полосу на грязном лице.
— Риалия, ты не понимаешь… — он протянул к ней руку, но она резко взмахнула своей.
Пощечина прозвучала, как выстрел. Ее кольца с гравировкой в виде шипов оставили на его щеке три тонкие кровавые полосы. Брунд отшатнулся, его глаза округлились от непонимания.
— Вот почему, — она произнесла медленно, разделяя каждое слово, — ты всегда будешь лишь жалким щенком, лающим у моих ног. Ты не мужчина — ты позер, не умеющий ни побеждать, ни проигрывать.
Ее слова падали, как камни. Брунд дрожал всем телом, его губы шевелились, но звука не было. Толпа замерла, затаив дыхание.
Риалия повернулась ко мне. Ее движения были плавными, как у хищницы. Она подошла так близко, что я чувствовал тепло ее тела и запах дорогих духов — смесь черного перца и чего-то экзотического, напоминающего тропические цветы.
— А ты… — ее губы изогнулись в улыбке, от которой по спине пробежали мурашки. Она положила ладонь мне на грудь, затем медленно провела вверх, к шее. Ее пальцы были удивительно нежными для тех, кто только что оставил кровавые полосы на лице Брунда. — За такое зрелище получишь сегодня особую награду.
Ее рука скользнула за мой затылок, пальцы вцепились в волосы. Она притянула меня к себе с такой силой, что наши зубы едва не стукнулись. Ее поцелуй был как битва — агрессивный, властный, полный претензии на обладание. Я почувствовал вкус ее помады — что-то терпкое, с оттенком граната.
За спиной раздался животный вопль. Брунд рванулся вперед, его лицо исказилось в гримасе чистой ненависти.
— НЕЕЕЕТ! — его крик был настолько полон боли, что мне даже стало его немного жалко.
Ну… совсем чуть-чуть. Определенно не настолько жалко, чтобы отказать себе в удовольствии притянуть к себе Алую Гарпию, крепко схватив ее руками за талию, и с наслаждением ответить на столь сладкий поцелуй.
Да уж. Вот от этого чувства я и бегал весь последний год. Риалия была как наркотик, который ты любишь и за это ненавидишь одновременно, но противостоять соблазну, раз попробовав, уже невозможно.
Отстранившись от меня только секунд через десять, Алая Гарпия с улыбкой повернулась к Брунду, который, будто персонаж из какой-то дешевой мелодрамы, стоял на коленях, с отчаянием глядя на свою недосягаемую любовь.
— Вот теперь, — она провела языком по губам, — бой окончен.
Вытерев губы, на которых, судя по вкусу, остались следы помады, я подошел к поверженному Брунду. Его костюм, украшенный гравировкой в виде перьев сойки — теперь выглядел жалко: порван, весь измят от удара о стену, покрыт пылью и кровью.
Я остановился в шаге от него, наблюдая, как капли пота смешиваются с кровью на его скуле, образуя розоватые потеки. Его дыхание было тяжелым, прерывистым — точно у загнанного зверя.
Когда он наконец поднял голову, я увидел в его глазах странную смесь ярости, стыда и… понимания. Он знал, что проиграл по всем статьям.
— Ну что, Сойка, — я намеренно говорил тихо, чтобы слышал только он, — теперь ты понял, почему она выбрала меня?
Не то, чтобы мне особо нужна была Риалия, скорее наоборот. Но я был не настолько праведен, чтобы простить все нападки и оскорбления Брунда и не сказать чего-нибудь в ответ, раз уж появилась удачная возможность.
Его губы дрогнули, обнажив стиснутые зубы. Вены на шее набухли, как канаты.
— Ты… — он попытался встать, но его ноги подкосились. — Ты просто… удачливый ублюдок…
Я присел перед ним на корточки, чтобы быть на одном уровне. Запах крови, пота и перегретого металла ударил в нос.
— Знаешь, в чем разница между нами? — я указал на кровоточащую царапину от колец Риалии. — Ты бьешься ради нее. А я… я просто принимаю то, что дает мне судьба. И проигрыш в том числе.
Его глаза вспыхнули.
— Ты пожалеешь! — он зашипел, и слюна брызнула мне в лицо. — Когда я прорвусь в Хронику, то разорву тебя на куски! И буду смотреть на твой труп… и смеяться…
Размахнувшись посильнее, я врезал ему мыском сапога прямо в нос. Голова Брунда дернулась назад, сам он, не удержав равновесия, рухнул на пол арены, забавно выкинув вверх ноги.
— Тогда я хотя бы хорошо проведу время до этого, — сплюнул я ему на грудь. — Послезавтра в «Логове» я буду ждать свой выигрыш.
— Ты что-то долго, — Риалия подошла и, глядя приподнявшему голову Брунду прямо в глаза, погладила меня по груди. — Неужели тебе есть что обсуждать с этим… неудачником?
Сойка вздрогнул, как от удара кнутом.
— Нет, — покачал я головой. — Больше нет.
— Пойдем. Хочу, чтобы люди в соседних номерах, еще не легшие спать, — она намеренно сделала паузу, бросая взгляд на Брунда. — Слышали наши крики.
Я позволил ей повести себя, но на последок обернулся. Брунд еще лежал, но в его глазах, направленных на меня, уже читалась новая решимость. Он медленно поднял окровавленную руку и провел пальцем по горлу в универсальном жесте.
Я лишь улыбнулся и позволил Риалии увести себя к Логову и потом дальше, в страну наслаждений. Пружина действительно сжималась. Но пока — пусть сжимается, раз уж с этим ничего не поделаешь. По крайней мере чем трястись в ожидании катастрофы я наслажусь моментом.
###
Два долгих, изматывающих, восхитительных дня в душных покоях Риалии, где воздух был густ от запахов дорогих духов, пота и секса. Когда я наконец выбрался на свободу где-то в районе трех часов дня, солнечный свет показался мне неестественно ярким, а звуки «Логова» — оглушительно громкими.
Щурясь, я спустился по лестнице в главный зал, чувствуя, как каждая мышца моего тела ноет от приятной усталости.
Бар «Логова» встретил меня привычным хаосом. Утренние посетители — те, кто уже успел протрезветь или не ложился спать — сидели, сгорбившись над кружками крепкого кофе. Где-то в углу слышался храп, а за стойкой бармен протирал бокалы тряпкой, которая, похоже, была неизменным атрибутом любого бара в любом мире.
— Выглядишь так, будто тебя прогнали сквозь строй, — хрипло хохотнул он, заметив меня, после чего без вопросов поставил передо мной бокал с разведенным водой винишком.
Я только хмыкнул в ответ, потирая шею, где до сих пор виднелись следы от ногтей Риалии. Прежде чем я успел что-то заказать, бармен кивнул в сторону дальнего угла:
— Для тебя кое-что оставили.
На столе у окна стояла продолговатая шкатулка из чёрного дерева. Я осторожно подошёл, поставил рядом бокал.
Шкатулка выглядела слишком изысканно для Брунда — он предпочитал грубые, массивные вещи. Но когда я провёл пальцами по крышке, почувствовал знакомую энергетику — ту самую, что исходила от Черной Сойки.
Замок щёлкнул. Внутри, на чёрном бархате, лежал пояс или, правильнее, кушак. Не простой, настоящее произведение искусства: широкий, с мощной золотой бляхой и золотыми узорами по черной ткани, но при этом не вычурный и не помпезный.
Я без труда узнал его. Описание и очень подробный рисунок я не раз видел в каталогах артефактов, иногда возвращаясь к той самой странице лишь для того, чтобы попускать на это великолепие слюни.
«Хроника храма сияющего золота». Этот артефакт мог создавать броню из маны на все тело, которая была в разы прочнее, чем у моей портупеи, а также повышал скорость реакции владельца и делал его глаза невосприимчивыми к слепящему свету от солнца или, например, взрывов.
Руны, выгравированные по всей поверхности, переливались при малейшем движении, как чешуя змеи. Я даже не успел дотронуться, а уже чувствовал, как он излучает мощь — не грубую и разрушительную, как у артефактов Брунда, а точную, отточенную, даже изящную.
Под поясом лежал сложенный лист пергамента. Развернув его, я узнал грубый почерк Брунда:
'Мидас,
Надеюсь, этот пояс будет по твоему вкусу. Риалия передала через моих людей, что если я дам тебе что-то действительно стоящее, она снова подумает о вечере со мной. Но знай — в следующий раз, когда мы встретимся на арене, я уже буду Хроникой. И тогда даже эта игрушка тебя уже не спасет '.
Я растянул записку между пальцами, ощущая шероховатость пергамента, перевернул. Чернила во многих местах проступали и на обратную сторону. Каждую букву Брунд выводил с яростью, оставляя кляксы там, где перо слишком сильно впивалось в бумагу.
— «Подумает о вечере», — я громко зачитал вслух, насмешливо растягивая слова. — Боже правый, он и правда верит, что она когда-нибудь…
Мой смех оборвался, когда я заметил бармена, застывшего с тряпкой в руке, глядя на меня с недоуменным видом. Со стороны, должно быть, я выглядел и правда странно, тихо хихикая над коротенькой запиской. Я поднял бокал в мнимом тосте:
— Выпьем за дураков, которые платят золотом за возможность лизать сапоги!
Бокал звонко чокнулся о столешницу, когда я поставил его обратно, не пригубив. Винный аромат смешался с запахом масла для оружия и древесной смолой — классический букет «Логова» по утрам.
Впрочем, то, что Брунд действительно оказался самым настоящим мазохистом и куколдом, не означало, что я собирался отказаться от пояса.
«Хроника храма сияющего золота» лежал передо мной, переливаясь в свете ламп.
Пальцы сами нашли скрытый механизм застежки. Я надел кушак на себя, полюбовался тем, как он смотрится. Холодок маны пробежал по позвоночнику к Хронике, и мир вокруг послушно замедлился.
Не настолько, чтобы стало возможно разглядеть дрожание крыльев мухи, жужжащей над головой одного из гостей Логова, но вполне достаточно, чтобы иметь возможность перевернуть ход любого боя.
С учетом того, что главной функцией кушака все-таки была защита, которую я не рискнул тут проверять, чтобы не нарваться на штраф от администрации Логова, Брунд отдал мне артефакт, достойный королей. И все ради призрачного шанса, что Риалия «подумает» о свидании.
М-да.
Впрочем, портупею свою выкидывать я не собирался. Артефакты, особенно такие сильные как Хроники, были довольно своенравны, особенно когда их владелец имел ранг ниже, чем у них самих.
Несмотря на то, что Золотой Храм позволил мне сейчас себя активировать, в дальнейшем он вполне мог перестать слушаться и тогда мне бы не оставалось ничего иного, кроме как продать кушак, обливаясь горючими слезами.
Собственно, именно поэтому большинство Артефакторов предпочитало иметь несколько артефактов послабее вместо одного очень мощного. Даже Брунд, уже находившийся на полпути к рангу Хроники и явно имевший деньги, чтобы купить артефакт соответствующего уровня, продолжал пользоваться Историями и Сказаниями.
Впрочем, это могло показать только время.
А пока что стоило вернуться к работе. Тем более что за два дня в сладком плену Риалии должно было решиться несколько начатых мной по прибытии дел.
###
Закончив еще несколько дел, я вернулся в Логово. Уже не ради Риалии, а просто чтобы посидеть и расслабиться, все-таки деньки, несмотря на давно перевалившее за половину лето, стояли жаркие, и на улицах нещадно пекло.
Я уселся за бар, на этот раз вместо крепкого попросив что-нибудь со льдом. Глаза машинально начали оббегать посетителей Логова в поисках знакомых лиц и довольно быстро нашли. Правда, приятным увиденное точно не было.
Барлот Акаруга по прозвищу «Ящер», полученным из-за покрывавшей его лицо и руки сильнейшей экземы, сидел за массивным дубовым столом, с усердием пожирая стейк.
Его зеленоватый плащ из шкуры небесного странника переливался в тусклом свете, словно живой.
Увидев меня, он поднял кружку пива и отсалютовал мне.
— Ну посмотрите, кто удостоил нас своим присутствием, — его голос прозвучал как шипение змеи, готовящейся к броску. — Сам «благородный» капитан Мидас. Слышал о твоем… успехе.
Я подошел и остановился в двух шагах от его стола.
— Ящер, — кивнул я, специально используя его настоящее имя вместо прозвища. — Удивительно видеть тебя в Перекрестке. После того, как ты спалил тот торговый караван у Руин Отчаяния… Гильдия назначила за твою голову двойную цену.
Он медленно провел языком по заостренным зубам. Сам Ящер распространял слухи, что такие они у него от рождения, но я был уверен, что он заплатил кругленькую сумму дантисту ради имиджа.
— О, они заплатят за это, — он хрипло рассмеялся, постукивая пальцами по столу. — И не вдвое, а вдесятеро. Ну а ты… ты продолжаешь играть в свои благородные игры?
Я сделал шаг ближе, уловив запах гнилой воды, который всегда витал вокруг него.
— Игры? — я наклонился, упираясь руками в стол. — Судя по тому, что я то и дело слышу от пленников и заложников, не ровен час, гильдии и ближайшие страны объединятся и пойдут на нас настоящей войной, и сделают они это в первую очередь из-за твоих зверств!
Его пальцы впились в дерево стола, оставляя глубокие царапины. В воздухе запахло грозой.
— Зато узнают они в лучшем случае об одной резне из десятка! Мало ли куда делся торговый корабль? Может быть странник особо крупный слопал, а может быть на бродяжку наткнулись, кто скажет наверняка? Зато сводки о твоих «подвигах» попадают на столы глав гильдий с неизменной регулярностью! Скорее уж эти «гуманные методы» однажды приведут к тому, что за тобой придут. И не только за тобой.
Это был наш вечный спор. На самом деле, вели этот спор буквально все пираты в Небесах, но мы с Ящером, так уж получилось, представляли самые полярные точки зрения.
Он считал, что после захвата корабля все, кто на нем есть, должны умереть ради заметания улик. У самих же кораблей он клинил управление и отправлял в свободное плавание, так что найти их становилось едва ли возможно.
Я считал, что улики так или иначе все равно всплывут, и лучше думать не о них, а о репутации, как своей, так и пиратства в целом, благодаря которой можно было, например, захватить корабль, даже, фактически, не завершая боя, ровно как мы захватили «Седомого Сына».
С учетом таких возможностей, того, что за заложников тоже можно было получить немаленькие деньги, а Ящер заложников не брал, а также того, что за его голову, несмотря на все усилия, награда была уже раз в пятнадцать выше, чем за мою, при том что работал он лишь года на три дольше, в долгосрочной перспективе мой метод явно был выгоднее.
Однако, как я, сторого придерживаться «цивилизованного» стиля могли далеко не все. Да и кровавый стиль Ящера был очень многим чужд, все-таки «пират» не было равно «маньяк».
Так что в большинстве случаев пиратские капитаны придерживались некоей средней линии. Какой — зависело уже от человека.
Риалия раньше забирала к себе на «Фурию» по два-три наиболее активно сопротивлявшихся человека из захваченных команд, не только удовлетворяя садистские наклонности, но и создавая довольно угрожающую репутацию, подталкивающую к сотрудничеству.
А Брунд, если команда захваченного корабля вела себя слишком нагло или слишком яростно сопротивлялась, занимался аналогом римской децимации, то есть выстраивал эпипаж в шеренгу и казнил каждого десятого человека.
Это все, конечно, тоже было не замечательно, но по сравнению с обязательным геноцидом Ящера казалось даже вполне гуманным.
— Послушай, чешуйчатый, — я понизил голос до опасного шепота. — Ты убиваешь не для безопасности. Ты убиваешь, потому что тебе это нравится. А еще, потому что боишься. Боишься, что кто-то окажется умнее, сильнее, удачливее.
Он медленно поднялся, его плащ зашевелился, как живой.
— Однажды, Мидас, — он произнес каждое слово с ледяной четкостью, — ты пожалеешь о своей жалостливости. И когда это случится… я приду посмотреть.
— Жаль, что к тому времени тебе не на что будет ставить, — я бросил взгляд на его потрепанную экипировку. — Разве что на свою шкуру. Но кто захочет эту вонючую тряпку?
Вообще-то я не был моралистом и спорил с Ящером не из-за самого факта убийств, а из-за последствий, что они несли для всего пиратства ближайших килоквадрантов, а следовательно и для меня самого.
При этом я не мог не признать его ум, определенно существующий, в отличие от Брунда, а также то, что он был профессионалом своего дела и максимально ратовал за пиратскую братию. И он признавал то же самое во мне.
А потому, хотя я ни за что не стал бы сотрудничать с Ящером, наши отношения были куда менее напряжены, чем с тем же Брундом. И несмотря на то, что и этот, и большинство других встреч мы начинали с перебранки, до чего-то серьезного это никогда не доходило.
Вот и сейчас Ящер, побуравив меня глазами несколько секунд, тяжело выдохнул и махнул рукой, мол: «Черт с тобой. Садись, поболтаем».
И я не стал отказываться.
Только садиться с пустыми руками было как-то невежливо. Я вернулся к бару и заказал «Клык морского дьявола» — местную фирменную настойку, забористую как дерьмо небесного странника.
Бармен, криво ухмыляясь, достал из-под стойки бутылку с мутной жидкостью цвета гниющей меди.
Взяв оба стакана и бутылку, я направился обратно к столу Ящера.
— За что пьем, «благородный» капитан? — он принял стакан и дождался, когда я налью, наблюдая, как жидкость оставляет маслянистые следы на стенках. — За нашу взаимную ненависть?
Я сделал пробный глоток. Огонь распространился по горлу, заставив слезы выступить на глазах.
— Пьем за пиратство, — выдохнул я, чувствуя, как жар разливается по желудку. — За настоящее. Без глупых амбиций и личных обид.
Барлот неожиданно рассмеялся.
— Ты хочешь сказать, что между нами нет обид? — он опрокинул стакан одним движением, довольно скривившись.
— Есть, — сказал я спокойно. — Но сегодня я здесь не для того, чтобы припоминать былое.
— Тогда зачем? — его голос стал тише, но опаснее. — Чтобы похвастаться своими деньгами? Или ты наконец понял, что твои «гуманные методы» ведут в пропасть?
Я откинулся на спинку стула. Ящер налил по второй.
— Я слышал, «Алая Заря» собирает флот, — начал я небрежно. — Не для защиты торговых путей. Для охоты.
Ящер замер.
— Не достанут, — наконец выдохнул он.
Я кивнул.
— Пьем за профессионалов, — поднял я стакан.
— За тех, кто выживает, — ответил он.
Дальше мы пили уже медленнее, перебрасываясь новостями последних месяцев, интересными сведениями о гильдиях, предостережениями и увиденными плохими предзнаменованиями.
Мы недолюбливали друг друга, это было мягко сказано. Пожалуй, даже хотели друг другу смерти, поскольку в таком случае источник гнилой, по мнению другого, философии, исчезнет.
Но мы уважали друг друга, как профессионалов своего дела. И оба были не прочь поделиться чем-то полезным, чтобы получить что-то полезное взамен.
— Расхитители напали на след новых Руин, — задумчиво выдал Ящер. — Через месяц экспедиция.
— Серьезно? — мы оба уже изрядно напились и враждебность как-то подиссякла. — Где?
— Тебе зачем?
— Но хочу там появляться, пока они не закончат, — поморщился я.
— Это правильно, — одобрительно кивнул Ящер, смотря на меня одним глазом. — От Перекрестка Руины по полудню: стодвадцать/триста семьдесят/девятьсот пятьдесят. Плюс-минус десять.
Я замер, резко протрезвев наполовину.
Предварительные координаты Руин Маски Золотого Демона, высчитанные мной, составляли сто пятнадцать/триста семьдесят/девятьсот пятьдесят пять плюс-мину пять по полудню от Перекрестка.
Расхитители нашли МОИ Руины!