Гнев Несущего бурю

Глава 23

Две недели спустя. Родос.

В непрерывном поиске истины, оказывается, есть и отрицательные стороны. Например, холод. Осень вступает в свои права. Днем еще жарко, а вот под утро меня бьет такая дрожь, что даже зубы стучат. Пальцы ног сводит судорогой до того, что приходится растирать их руками. Хорошо, что сухо здесь, иначе я бы уже обморожение получил. Положительная температура и высокая влажность, а в итоге «траншейная стопа» и гангрена. Бр-р! Даже думать о таком не хочу. В голову снова лезет всякая муть. Куда еще девать умище дипломированному историку? Почему-то вспомнились манчжуры под командованием великого Сун Шии, которые вторглись в северный Вьетнам. Всадники, которые во влажном климате воевали в плотных облегающих штанах, получали паховую гангрену и умирали сотнями. А вьетнамцы ничего не получали, потому как до сих пор штаны носят широкие, и там у них все, что нужно проветривается.

— Тьфу! Да что за гадость в голову лезет!

Похоже, крыша едет, а все потому, что скучно стало неимоверно. Я бы обдумал еще какую-нибудь задачку, да только задачек у меня больше нет. Я их уже все решил. Все, кроме одной. Как убить эту суку Поликсо, я не знаю даже приблизительно. Клятва с моей стороны была дана наиподробнейшая. И теперь, даже если я выйду отсюда, это спровоцирует целую цепочку крайне неприятных событий, потому как жизнь тут такая. Местные не любят подчиняться терпилам, о которых вытирают ноги. А терпилами у нас считают всех, кто не может за себя отомстить, и при этом платит дань бандитам. Я каждый новый день начинал с обдумывания этой проблемы, и уже к полудню привычно бросал это безнадежное занятие. Все, что приходило мне в голову, либо так или иначе вступало в противоречие с клятвой, либо не приводило к желаемому результату, либо отдавало откровенным безумием. К примеру, мне хотелось пригласить Поликсо прогуляться в грозу, чтобы ее убила молния. Или еще какая-нибудь подобная ересь.

А еще я понимал, что наедать потерянный жирок надо будет очень быстро. Судя по тому, что моя жена развязала войну, чтобы взять добычу, дела с финансами в моем государстве просто плачевны. Вот потому-то я утешал себя стихами, которые всплыли вдруг из каких-то неведомых глубин памяти.

Я исчерпал примерно половину запасов поэзии, скопившейся в закромах моей памяти. Ведь, как и положено человеку из двадцать первого века, я не помню до конца ни одной песни, а без смартфона потерял бы большую часть знакомых. Попробовал вспомнить хоть что-нибудь, и не получалось ничего. Максимум один куплет и припев, и то с купюрами. Меня в этом плане местные удивляют. Запомнить какой-нибудь эпос, который нужно рассказывать несколько часов, для них раз плюнуть. Феано вот помнит сотни песен, сказок и историй из тех, что рассказывают друг другу моряки в тавернах, и не считает это чем-то необычным. Говорит, у них на острове все так могут. А когда я захотел спеть гимн родной страны, то с ужасом понял, что знаю только первые две строчки.

— Кстати, — вспомнил вдруг я. — Никак не пойму. А почему Феано не хочет в Египет ехать? Уже раза два подходила ко мне с этим, а я все отмахивался. Надо будет спросить у нее, когда вернусь.

Мои невеселые размышления прервала веревка с узлами, которая упала к ногам. Я сначала даже глазам своим не поверил. Неужели сегодня я все-таки выйду из опостылевшего сумрака.

Солнечный свет ударил мне в лицо, с непривычки заставив зажмуриться. Я скорее услышал, чем увидел того, кто меня встречает. Рев Абариса можно спутать только с рыком льва, но тут они не водятся, это я знаю точно. И обнять так, чтобы хрустнули кости, не может больше никто. Таких здоровяков, как он и покойный Аякс, в этом мире вообще раз-два и обчелся. Не каждый может позволить себе мясную диету в наше нелегкое время.

— Государь! Живой! — ревел он. — А я уж хотел, если не отдаст тебя старуха, весь остров перерезать!

— Я свои клятвы свято исполняю, воины, чего и вам советую, — обиженно поджала губы Поликсо, которая стояла рядом и пристально разглядывала меня, с интересом наклонив голову. Наверное, было на что посмотреть, потому что она даже не моргала. Да и воняло от меня так, что я сам чуть в обморок не упал.

— Воду несите! — скомандовал Абарис двум мужикам, безмолвно стоявшим позади. Они тоже разглядывали меня с нескрываемым любопытством, но не говорили ничего. Еще бы. Это же жрецы из храма Немезиды Наказующей, а они немые. Предусмотрительно.

Я плескался не меньше часа, сначала отскабливая грязь золой, а потом пустив в дело кусок ароматного мыла, сваренного из оливкового масла и трав. Мне тщательно вычесали голову, подстригли ногти, а потом с поклоном передали новую одежду. Я не могу выйти к людям как оборванец. Моя и без того подточенная пленом репутация рухнет вконец.

— Как войско? — шепотом спросил я. — Воины не бунтуют? Не считают, что зазорно слабому владыке служить?

— Какое там, — хмыкнул Абарис. — Когда кто-то в таверне такое ляпнул, его флотские чуть на ножи не приняли. Конный лучник оказался из Фракии, из новых. Он еще не знал, что ты пообещал за простого гребца умереть, и что из плена приказал себя последним выкупить.

— Это не я приказал, — покачал я головой, скосив глаза в сторону Поликсо, которая вытянула шею, словно гусыня, пытаясь услышать, о чем мы там шепчемся.

— А это уже неважно, — отмахнулся Абарис. — Важно то, что люди думают. Воины теперь не богами клянутся, а тобой. А в Энгоми полсотни младенцев без имен живут. Бабы ждут, когда ты их благословишь и имя дашь.

— Троя? — испытующе посмотрел я на него.

— Отложилась, — с каменным лицом ответил Абарис. — Пеллагон вернулся на Кипр, а без поддержки нашего войска Антенора изгнали.

— Пелопоннес? — поморщился я, впервые в жизни не радуясь собственной проницательности.

— Тоже, — кивнул Абарис. — Сразу же, как только сидонцы взяли корабль из Пилоса. Нас обвинили в том, что мы не выполняем своих обязательств. Аргос и Микены пока молчат, выжидают, как дело повернется. Одна Спарта открыто сохранила верность. Менелай сказал, что он клятву давал и рушить ее не собирается. Иначе боги его покарают. А всех остальных назвал сучьими детьми и святотатцами. Впрочем, воевать за нас он не станет.

— Афины, Милаванда и Угарит за нас? — спросил я.

— Афины и Милаванду мы хорошенько от буянов почистили, — хохотнул Абарис. — Там бунтовать некому. А Угарит живет только за счет торговли с нами. Им под твоей рукой куда выгодней.

— Понятно, — протянул я, понимая, что еще немного, и вспыхнет Крит и острова помельче. — Вы где золото взяли, чтобы меня выкупить?

— Золота у нас мало совсем, — широко улыбнулся Абарис. — Старуха согласилась выкуп принять зерном, тканями, кораблями, оружием, воинскими поясами и доспехами. И медью. Всю добычу привезли сюда. Даже Феано свою ванну отдала, а за ней еще несколько купчих.

— Оружием? — наморщил я лоб. — Доспехами? Вы все-таки смогли сидонцев в прямом бою разбить? Давай-ка с самого начала. У нас есть время, пока мне подстригают бороду.

— Ну, вот так все и вышло, государь, — закончил свой рассказ Абарис. — Большую часть войска мы перебили. Цари Ханаана в яме сидят, из их кораблей улизнуло всего несколько штук, а наше войско переправилось на тот берег и осадило Сидон.

— Что же, вроде неплохо получилось, — сказал я, разглядывая в полированное бронзовое зеркало свою неописуемую красоту. Я сильно изменился, хотя это сложно рассмотреть. Зеркала тут так себе. Похудел, глаза и щеки немного ввалились, а шрамы на лице почти слились с цветом кожи. Она у меня теперь непривычно бледная. Такое ощущение, что я за эти месяцы лет десять прибавил. В глазах поселилась непрошенная мудрость, которая бывает только у тех людей, которым пришлось пройти через многое.

— Нам пора, государь, — напомнил Абарис, оторвав меня от зеркала. — Сидон вот-вот сдастся. Царица наша затягивает переговоры как умеет. Она просила передать, что наши дела так плохи, что мы не можем позволить выиграть эту войну кому-то, кроме тебя.

— С чего бы это? — в недоумении поднял я бровь. — Судя по тому, что ты рассказал, дела у нас пошли на лад.

— Где мои тринадцать лет! Я бы еще раз замуж вышла! За такого-то красавца!

Это прокаркала Поликсо, которая стояла все это время рядом, сложив руки на обширной груди. Она с явным неудовольствием наблюдала за моим преображением. Видимо, до самого конца надеялась, что я выйду к войску в романтическом образе бомжа.

— Твоими стараниями, — вежливо ответил ей я. — Не беспокойся, царица, я буду свято соблюдать однажды данную клятву. Но знай, даже я не смогу уберечь тебя от того, что случится потом.

— Это была угроза, царь Эней? — нехорошо так прищурилась Поликсо.

— Это предчувствие, — ответил ей я. — Это только предчувствие. Одно из тех, что посылают нам свыше. Морской бог говорит мне, что тебе, царица, нужно бежать с Родоса, и как можно дальше. Иначе гнев Несущего бурю, который покарал меня, обрушится и на тебя тоже. Пойдем, Абарис, я готов…

— Подожди, — тронул он меня за локоть. — Тут, в Верхнем городе, тебя не убьют. Но, как только выйдешь за ворота, может прилететь стрела. Надень доспех.

— Ты что-то знаешь? — пристально посмотрел я на него, но тот лишь поморщился и покачал головой.

Пять дней спустя. Финикия.

Сидон и впрямь был готов сдаться, и только та сумма, которую заломила моя жена, еще удерживала горожан от этого опрометчивого шага. Она сделала это специально, разумно рассудив, что женщине не пристали лавры воительницы. А потому, когда я зашел с ней в шатер, первым, что я услышал, стал ее плач. Креуса ревела в голос, выплеснув на меня все свои страхи, накопившиеся за месяцы разлуки. А ведь еще несколько минут назад она встречала меня как ни в чем не бывало, подобная каменной статуе. Нелегко ей пришлось.

— Наконец-то! — она, всхлипывая, вцепилась в меня и прижалась к груди. — Не могу я так больше. Извелась вся. Думала, не увижу тебя уже. Думала, сначала тебя потеряю, а потом детей. Чуть не рехнулась от страха…

— Давай-ка мир заключать, — поцеловал я ее зажмуренные, мокрые от слез глаза. — Куда нам воевать. Мы с тобой почти нищие.

— Не совсем, — приоткрыла глаза Креуса. — Кулли весть прислал, он в Угарите уже. Привез серебро из Вавилона. Немного, правда, талантов пять. Есть товары в Египте. И тут немало взяли. Я послала людей по берегу. Все запасы сухого кедра заберем.

— Это все? — внимательно посмотрел я на нее.

— Еще цари Газы, Библа и Сидона у нас сидят, — пояснила Креуса. — Я решила, что пусть каждый хотя бы по пять талантов золота заплатит. Много, конечно, но что делать! Нам сейчас деньги очень нужны. Ну и их города заплатят тоже. Я приказала сидонские предместья не жечь. Они вроде бы намек поняли, теперь за сумму торгуемся.

— Их корабли где? — отстранил я ее, с интересом разглядывая ту, кто столько лет притворялся ткачихой. — В порту только наши стоят.

— Почти все у нас, — пояснила она. — Сколько-то Кноссо утопил и сжег, но большая часть так и стоит в Энгоми. Я подумала, что возвращать их не нужно. Они нам самим пригодятся.

— Ты хочешь запретить им торговать на море? — заинтересованно посмотрел я на нее. Превратить финикийцев в сухопутную нацию! Мне настолько дикая мысль и в голову не приходила, несмотря на длительный творческий отпуск на Родосе.

— Я уже запретила, — доверчиво посмотрела на меня Креуса. — В наказание за их вероломство. Раз мы такие деньги потеряли, будет справедливо, если мы возьмем на себя перевозку их товаров в Египет. Не бесплатно, конечно.

— Это кто придумал? — я сел на кресло, вытирая выступивший на лбу пот. — Ты?

— Это Кассандра, — покачала головой Креуса. — Сказала, что если бы ты был на Кипре, то непременно приказал бы это сделать.

— Конечно, — промычал я, пытаясь осмыслить открывшиеся перспективы.

Финикийские цари у меня в плену, и почти весь их флот тоже. Его ничтожные остатки я переловлю по одному и утоплю, а потом пройду вдоль побережья и сожгу все, что будет больше рыбацкой лодки. Это же та самая схема, на которой поднялась Голландия в семнадцатом веке. Морские перевозки с монопольными ценами. Теперь, чтобы отвезти в Египет груз ливанского кедра, нужно будет договариваться со мной. Получается, я уже ухватил фараона за горло, и даже рейд Тимофея по его тылам не понадобился. Значит, теперь я могу выдать замуж Феано и при этом выторговать лучшие условия.

— Где Феано? — спросил я жену, а когда увидел огонек разгорающегося гнева в ее глазах, спешно добавил. — Самое время отправить ее в Египет.

— Она уплыла в Фокиду[30], — легкомысленно махнула рукой Креуса.

— Как уплыла? — я даже рот открыл в изумлении. — Зачем?

— Чтобы свою клятву исполнить, — с самым счастливым видом заявила моя жена. — Она поклялась Великой матерью, что вырвет сердце царице Поликсо и накормит им мурен. На нее ведь твоя клятва не распространяется. Она встала на ступени храма Великой Матери, объявила войну Родосу и уплыла.

— А где денег взяла? — ошеломленно смотрел я на жену. — Война — дело дорогое.

— Милостыню просила, — пояснила Креуса. — Люди, когда узнали, зачем ей деньги понадобились, последнее принесли. Воины половину жалования отдали, портовые шлюхи постановили по три драхмы собрать, а купчихи прямо в храме с пальцев кольца снимали и бросали ей в подол. Если я бы сама не видела, в жизни бы не поверила.

— А кто же за нее воевать будет? — у меня в голове вся эта ситуация не укладывалась.

— У нас в храме Немезиды жрица была, — пояснила Креуса, — из новеньких. Ты ее доложен помнить, светленькая такая, лет пятнадцати. Так выяснилось, что они с Феано давние знакомые. У нее брат в Фокиде от убийц прячется. Говорят, отважный юноша. Он царского рода, и с малых лет воинскому делу обучался.

— Где Электра? — резко встряхнул я жену. — Только не говори, что она уплыла вместе с Феано!

— Уплыла, — непонимающе смотрела на меня Креуса, глаза которой наливались слезами обиды. — Я ее отпустила.

— Да что же ты натворила! — простонал я и обхватил голову руками.

Несущий бурю, за что ты прогневался на меня? — обреченно думал я. — Не нагрешил я столько! Ну почему я пытаюсь изменить прошлое, а оно упрямо выворачивает на привычную колею. Электра и Орест плевать хотели на Поликсо и Родос. Они оба одержимы мыслью убить свою мать и ее мужа. И если это случится, Пелопоннес погрузится в кровавый хаос войны.

Конец пятой книги цикла.