После нашей вылазки Эрик, конечно, восстановился. Однако меня замучила совесть.
Пацан-то – тихоня, спокойный и рассудительный. А я потащил его в пекло. Повесил на него пулемёт, заставил бегать со мной по джунглям – с простреленной ногой. А он, может, вообще не предназначен для таких приключений. Одно дело – смотреть фильмы, где все такие крутые-боевые, но в жизни-то – совсем другое. И об этом должен был подумать именно я – взрослый человек и ответственный командир. Да, у парня офигенная регенерация… И – напоминаю – из-за этой регенерации его сунули в костёр, но это же не значит, что так и надо. А я теперь снова «сую его в костёр» – во все эти боевые операции. А это вовсе не игрушки-пострелушки и не глянцевые боевики, здесь действительно могут убить. А если бы ему вместо ноги в голову попали? И самая глубоко спрятанная мысль: а если бы я всё-таки не остановился в последний момент и загрыз его до смерти?
С такими мыслями пошёл я в спортзал. Раньше, давно, я сам проводил тренировки у своего подразделения, но вскоре бросил это дело. Приходилось постоянно сдерживать себя: бить вполсилы, двигаться медленно, постоянно следить, чтобы не задеть ногтями… В общем, скучно. А без личного участия, просто так наблюдать – ещё скучнее. В последние годы я ходил на тренировки лишь изредка, проконтролировать, что они не совсем уж там балду пинают, а в основном следили сержанты.
Но тут – я потопал сам. Как бы всех проверить, но по факту больше всего меня интересовал Эрик.
Сел я на скамейку у стены и начал смотреть, попутно размышляя о том, не уволить ли его прямо сегодня. Хватает вылетов, на которые ставят всё подразделение, и не всегда у меня получится отмазывать помощника только на основании того, что он ценный кадр для кабинетной работы. А если во время следующего вылета его убьют? У меня в памяти – и так длинный перечень тех, на кого я писал похоронки, но там люди сами выбрали службу, сами захотели получить расширенные гражданские права и могли заранее прочитать всё в сети, взвесить плюсы и минусы, узнать, на что конкретно идут.
А Эрик и не выбирал особо, это я его потащил. Наобещал, как всё будет прекрасно. И если через месяц-два мне придётся писать его имя на бланке с чёрной каймой – это будет пиздец, по-другому не скажешь. Совесть мне этого не простит.
Вот сидел я на скамейке, меланхолично подперев морду ладонью, будто какая-то депрессивная школьница – только какао с зефирками не хватает для полноты образа, – и думал об этом всём, рассеянно наблюдая за движениями Эрика.
Уровень у него, конечно, так себе. Сразу видно, что ничем не занимался.
Или нет?..
Я насторожился. И даже ладонь убрал. Выпрямился на скамейке, весь подался вперёд.
Потому что чем дальше, тем больше мне казалось, что лейтенант Смит дерётся без особого энтузиазма – чтоб не сказать поддаётся. Аккуратненько так, ненавязчиво… Если не приглядываться – народу-то в зале много, – так и не бросается в глаза. А вот если смотреть только на него, можно заметить, что он не только подставляется, но и в последнюю секунду успевает чуть отодвинуться. Вроде и удар, но даже синяка не будет. Н-да, я как-то не задумывался, что мутантскую быстроту реакции можно в таком ключе использовать.
Посмотрев десять минут на это его показательное выступление, я вскочил со скамейки и побежал в раздевалку переодеваться.
Вышел в зал. Велел помощнику подойти. Дал ему в челюсть. И говорю:
– Давайте, лейтенант Смит. Только нормально, без вот этого «настроения нет, и голова болит».
Однако Эрик всё равно и со мной попробовал в поддавки играть. А потом я ему по носу пару раз стукнул, и он быстренько передумал. Облизал кровь с губ, прищурился – тут у меня внутри всё сладко замерло в предвкушении, – и как даст лобешником мне в нос, аж в черепе хрустнуло. Я тоже разозлился – по-хорошему так, – и понеслась.
Я на равных, с мутантом, не дрался, небось, с самой юности, ещё когда в Данбурге с друзьями развлекались. Ох, какое это чувство… Когда ощущение силы и свободы переполняет – даже чёрт с ней, с победой, не в ней дело. А потом прилетит тебе так, что звёзды из глаз и кровь на языке, а ты не сдаёшься. Вот в этом суть. Как бы ни было больно, как бы ни кружилось всё перед глазами, но ты встаёшь и продолжаешь. Я именно ради этого ощущения и в пехоту пошёл, от артиллерии отказался. Хотя где-то и просчитался, конечно: по факту хорошенько подраться мне здесь не с кем.
Не было до этого момента.
Самая неожиданность была, когда помощник с ходу скрутил меня за шею – это вот тот Эрик, который только что лениво махал руками и поддавался обычным людям! – и принялся дубасить коленом в солнечное сплетение. Вот же сучёныш, до этого ноги вообще не использовал! Прикидывался, будто и вовсе не знает, для чего они, кроме ходьбы, нужны, а тут разошёлся, отбивную из меня делать!
И вырваться оказалось не так-то просто – от чего я, конечно, вообще в восторг пришёл. Пришлось бухнуться на пол, прокатиться по нему – так, что рёбра Эрика подо мной ощутимо хрустнули, – и только после этого хватка помощника ослабла, и мне удалось перебросить его через голову. Там он приземлился на кого-то из парней, но нам обоим было уже похер на окружающих. У кого мозги есть – догадаются отойти.
Я уже и забыл, что Эрик только с виду худой, будто и спортом никогда не занимался, – под его балахонистой футболкой мускулатура вообще не считывается, – а так-то на ощупь весь жилистый и неожиданно твёрдый. А теперь выяснилось, что и быстрый: держался наравне со мной, а у меня вообще-то ускоренная реакция даже по меркам мутантов. Нет уж, он точно тренировался. Но не в армии. А где?
Хотя вскоре – наверное, когда у Эрика злость из-за разбитого носа схлынула, – у меня опять возникло ощущение, что он поддаётся, поэтому я бросил драку на полпути. Мне такой победы не нужно.
Разошлись мы, кровавые сопли вытираем, смотрю – а парни про свою тренировку забыли, все вокруг нас столпились, любуются. Ну, прикрикнул я на них и ушёл в душ, больше для того, чтоб не светить довольной мордой. Давно так хорошо не развлекался!
Решил, что обязательно нужно будет повторить.
В общем, так это всё и пошло. Нет, я всё же мимоходом спросил Эрика, не хочет ли он уйти со службы, поискать другие варианты, но он – как всегда ровно и спокойно – ответил, что нет. А дальше, наблюдая за ним, я решил, что вовсе он не такой мягкий, каким кажется на первый взгляд. Наверное, это больше из-за внешности такое впечатление складывается, ведь манера общения у него вполне мужиковатая, где-то даже грубая – не в том смысле, что он собеседников херами обкладывает, а просто без намёка на сюси-пуси, – да и характер оказался закалённый. А вот смазливая физиономия ни разу не предвещает такого. Даже забавно, насколько его внешность не совпадает с внутренним содержанием.
Да, по поведению он тихоня – но вовсе не потому что слабый. То же мне подтвердили и «наблюдатели» из подразделения: Эрик явно избегает конфликтов, не стесняется поддаваться, уступать и извиняться, но при этом вовсе не похоже, что всё это от страха перед задирами. Что ж, буду считать такое поведение ещё одним признаком ума.
Потому что теперь стало очевидно, что это не признак трусости или неумения драться. После той первой драки мы с ним регулярно начали зависать в спортзале.
Эрик предложил ходить не в общее время, а вечером после работы, и я согласился. Обычно я настаиваю, чтобы в моём подразделении все держались вместе, несмотря на любые разногласия и антипатии, потому что в бою будет не до того, а перед боем – нужно привыкнуть друг к другу, приноровиться к особенностям, знать скорость реакции, ведущую руку, слабые места и прочее. Но Эрик… Он с самого начала не рвался наводить мосты любви и дружбы с сослуживцами – как и они с ним, ясное дело, – хотя я надеялся, что со временем притрутся. Однако теперь стало очевидно, что если продолжать давить и упорно заставлять их общаться, то одна из сторон в этом противостоянии сломается – и теперь я уже не был уверен, что это окажется Эрик, – а мне не нужны военные действия в моём подразделении.
Поэтому я разрешил помощнику тренироваться в индивидуальном порядке, после отбоя: рядовых уже не будет, а офицеры у нас слишком ленивые, чтобы настолько поздно в зал ходить.
Разве только я регулярно оказывался там в то же время, что и Эрик.
Если в зале всё-таки был кто-то ещё, помощник снова начинал поддаваться – может, это у него даже бессознательное. Словно привычка. Но откуда может быть такая странная привычка?
И вот эта его манера специально переодеваться к тренировке. Общепринятая практика такова: просто снять китель и в стандартной, нижней, футболке идти на занятие, а после душа поменять на свежую. Но Эрик всегда переодевается заранее, в свободный такой балахон с длинными рукавами – и тут уж по его виду точно не скажешь, что он может быть серьёзным противником. Так, мальчишка худосочный, какой-то бедный сиротка: ссутулится, взгляд опустит, рукава эти длинные тянет, как будто ему то ли холодно, то ли неловко. Такого и бить как-то стыдно.
Но если мы оставались вдвоём – о, это было совсем иное дело. Эрик зыркал несколько раз на дверь и, если видел, что никто к нам не ломится, наконец-то расслаблялся. В такие моменты он казался совсем другим человеком: заметно более уверенный в себе, вальяжный, даже как будто старше, чем обычно. Держался свободнее, смотрел в глаза, а то ещё, бывало, смерит меня взглядом и ухмыльнётся довольно так – тут уж я не мог удержаться, чтоб не ответить тем же, потому что мне тоже нравилось наше с ним времяпрепровождение на равных. И этот вариант Эрика мне тоже нравился – гораздо больше, чем привычный тихоня.
Верный признак, что мой помощник решил взяться за дело всерьёз, – это если он рукава подтягивал. Я уже даже ловил себя на том, что невольно улыбаюсь при виде этого жеста, потому что после него начиналось самое веселье, и если не прервут, то мы могли развлекаться до полного изнеможения, ведь ни один не желал уступать. В конце концов кое-как согласимся на ничью, выдохнемся оба, развалимся, потные, на полу – и хорошо так…
Я быстро заметил, что с Эриком нужно держать ухо востро: он любит выматывать, кружить, усыпляя внимание, а потом – раз! – и по горлу. Знает все болевые точки, но при этом я никак не мог заметить у него привычки к какой-либо тренировочной системе. Обычно сразу чувствуется, с какой школы человек начинал – стойка, поставленные удары, – но у Эрика было всего понемногу и всё вперемешку.
Из-за этой непредсказуемости было даже интереснее. И любопытно, где он такого набрался, хотя и не настолько, чтобы в лоб спрашивать: у нас тут, вообще, разный контингент встречается, и выпытывать о прошлом считается дурным тоном. Если бы Эрик сам рассказал, я бы послушал, а так – обойдусь.
Но, какое бы ни было у него прошлое, нынешний результат лично мне очень нравился: наконец-то у меня появился достойный противник. Дошло до того, что, если мы приходили в спортзал, а там был кто-то из рядовых, я их откровенно выгонял. Эрик в такие моменты скромненько держался в отдалении – то ботинки перешнуровывал, а то и вовсе сбегал в раздевалку за чем-то якобы забытым, – но я был уверен, что на самом деле он доволен тем, что мы останемся наедине, без людей, и можно не сдерживать свою генномодифицированную натуру. Политкорректность – это, конечно, здорово, но расслабиться в своём узком кругу всегда приятно.
***
Вскоре я обнаружил ещё один огромный плюс Эрика в качестве моего помощника.
Я люблю шоколад. И вообще сладкое. Казалось бы, фигня вопрос, да?
А вот нет. Доля сладкого в столовском пайке невелика, калории рассчитаны на среднестатистического человека, а не метаболизм мутанта, да и в целом почему-то считается, что любить шоколадки мужикам не к лицу. Конечно, есть доставка в личной комнате, однако цены там конские, так что я ею почти не пользуюсь.
Поначалу, когда я сопровождал Эрика в столовку, он ел всё. Это я точно помню, я тогда внимательно отслеживал, как он по прилёту на Землю массу набирает.
Затем я как-то раз задержался по важному делу, отправил его на обед одного, потом второй раз… Ну, и снова начал я засиживаться в кабинете, рассудив, что Эрик вполне себе взрослый мужик и я не могу постоянно с ним носиться.
А тут мне в один из дней позвонила мама, долго переживала, что я НАВЕРНЯКА себя не берегу и забываю есть, так что я, устыдившись, поставил напоминалку про обеденное время. И таки ж пошёл – хоть и за двадцать минут до конца.
Взял порцию, пошёл к своему любимому столику – в углу, подальше от входа, там ещё раскидистый фикус хорошо прикрывает, – а тут здрасьте, Эрик. Значит, с тех пор как я показал ему этот стол, он так за ним и обедает.
Остальные места за столом свободны – понятное дело, рядом со мной тоже никто не садится. Однако стоило мне посмотреть на стул напротив Эрика, как помощник поднял на меня настолько недовольный взгляд, что я как шёл, так на ходу и свернул в другую сторону. Сел за стол у соседней стены.
Интересно, чего это он? Просто неудачный день или что-то большее? Типа, неловко, что два мутанта поддерживают дружбу? Это понятно, на кучкующихся мутантов люди смотрят с ещё большим подозрением, чем на одиночек, не стоит раздражать сослуживцев.
Ясно, что конфликты у него есть, но я так слышал, что незначительные. Или что-то большее? Я покосился на Эрика. Ладно, не хочет разговаривать со мной на людях – не надо. Главное, что на работе нормально общаемся. Нормально же?..
Хм, а может, мне, как командиру, стоит что-то предпринять? Внимательнее присмотреться к происходящему в казарме. Чаще заходить с проверками. Может, стоит поговорить с поварами, чтобы Эрик тоже мог приходить на обед позже, а не в общее время. Равноправие и гражданские права – это, конечно, хорошо, но нам, простым мутантам, иногда хочется просто спокойно поесть. Или лучше не лезть к нему с непрошенной помощью?
Через десять минут обеденное время закончилось, я краем глаза покосился: Эрик встал и, собрав посуду, ушёл.
А на столе остался шоколад в красной фольге. Лично я чаще беру синюю, предпочитаю молочный шоколад, но от горького тоже не откажусь. А Эрик вот так просто его оставил.
Я было подвис нерешительно, но при виде уборщика – вскочил, метнулся к тому столу и забрал. Выбрасывать шоколад? Не в мою смену!
В приёмной Эрик уже пялился в свой монитор, и я положил шоколадку на стол перед ним.
– Вы забыли.
– Я не люблю сладкое.
Вот ещё открытие, раньше-то нормально ел.
– То есть вы специально её оставили? И часто вы так?
Вместо ответа он лишь пожал плечами.
– Только не говорите, что каждый день. Серьёзно?! Тогда лучше отдавайте мне, чем просто так…
Я чуть было не ляпнул «выбрасывать» – к оставшейся после мутанта еде всё равно никто не притронется, – но успел сдержаться. Я-то уже давно привык к реалиям жизни среди людей, но многих мутантов подобное отношение болезненно задевает.
– Хорошо. Я не знал, что вы любите. Тогда берите.
Эрик подвинул красную плитку к моему краю стола, а мне два раза предлагать не нужно. Довольный, я половину сжевал сразу, а вторую оставил к чаю.
На следующий день лежащая рядом с кофеваркой плитка шоколада стала приятным сюрпризом, я уже успел забыть об этом разговоре.
А в ближайший понедельник – целых три, потому что Эрик и за выходные притащил.
Остановился я, значит, в приёмной с полными руками шоколада и чашкой сладкого-пресладкого кофе – идеальная жизнь такова и больше не какова! – и говорю сам себе в пространство:
– Уф, с такой кормёжкой придётся дверной проём расширять, а то скоро перестану туда пролезать.
Сидящий напротив за компьютером Эрик поднял на меня взгляд с недоумением:
– Вы же сказали…
– Ну да, спасибо. Но это не отменяет того факта, что придётся объединить кабинет с приёмной и я буду просто кататься туда-сюда.
– Я могу не приносить, – Эрик нахмурился, словно стараясь угадать, верный это ответ или нет.
– Нет! – я возмущённо махнул шоколадиной. – Непременно приносите, и побольше, побольше! Ради такого дела я готов пойти на жертвы. Тем более, женщины любят милых пухлячков.
В общем, так оно и пошло: Эрик обеспечивал меня дополнительной порцией сладкого, и каждый раз, попивая кофе с шоколадкой, я радовался, как мне наконец-то повезло с помощником. Есть всё-таки справедливость на свете, и не зря я столько времени мучился с лейтенантом Фрэнком!