Идеальный капитан

10.

Однако не стоит думать, что я только смотрел на помощника с умилением, хвалил за каждую мелочь и по голове гладил, будто в детском садике. Нет, конечно.

За доставку шоколадок я его не хвалил – само собой разумеется, что командира нужно радовать, – а после наших с ним развлечений в спортзале на следующий день и вовсе кроил особо суровые морды, чтобы помощник не думал, что он тут в приоритетном положении и может плевать на субординацию.

На самом деле в нашей части не сильно придираются к дисциплине, в этом направлении можно не беспокоиться. Но Эрику я этого не говорил и даже наоборот, требовал по максимуму. Нечего тут распускаться! Пусть лучше каждую пуговицу на кителе проверяет, каждую пылинку с ботинок вытирает, а то знаю я человеческую натуру: даже самому скромному тихоне только палец дашь, а вскоре он уже и руку по локоть кусает. Ну, ту самую, которая кормит бесплатным столовским пайком.

В общем, на следующий день после тренировок Эрику всегда доставалось. Чуть какая минутная задержка с документами – я уже строил суровую морду и рявкал, что все бумаги должны попадать ко мне на стол НЕМЕДЛЕННО! Эрику сразу подрывался выполнять, упавшим голосом извинялся за задержку…

А потом произошёл случай, который навёл меня на мысль, что как-то я совсем уже загонял помощника и нужно быть помягче. А то я словно решил отыграться на нём за лейтенанта Фрэнка – увлёкся дисциплиной и совсем уже Эрика за человека перестал считать, воспринимаю только в качестве исполнительного сотрудника, которого нужно довести до ещё большего идеала. А он-то ведь обычный нормальный парень.

В общем, дело было так.

В тот день я попал в собственный кабинет только к обеду: Главный приказал заменить его на двух установочных занятиях у новобранцев, а это три часа ора на плацу. У меня глотка не такая лужёная, как у Сикорски, так что после подобного развлечения в горле першит и весь день приходится сосать леденцы с шалфеем.

И вот, значит, с этим самым леденцом во рту открываю я дверь – а Эрик шагает по приёмной, что вообще-то ему не свойственно, обычно он сидит за компьютером или в крайнем случае отирается где-то у стенки: в шкафу роется или кофеварку чистит. В общем, не любит отсвечивать. А тут – мечется туда-сюда.

Чуть я зашёл, он подхватил со стола какую-то бумагу и сунул мне. Официальный вызов на совещание. Ну да, декабрь, из штаба прислали разнарядки на следующий год, значит, Главный обязан отчитаться, что довёл их до сведения всему командному составу: сначала все расписываются, что получили вызов, затем подтверждают присутствие на совещании, потом – что были ознакомлены… Обычная бюрократия.

Я спокойненько взял бланк, буркнул сквозь леденец:

– Спасибо, – и ушёл к себе.

Весь день просидел за изучением каталогов стройматериалов. Ремонт дошёл до нашего корпуса, и Главный не придумал ничего умнее, чем повесить все эти шпатлёвки и покраски на меня, потому что хозотделу не доверяет: в смете на пятый корпус они перепутали аж три цвета, не говоря о том, что заказали краску не эконом, а люкс, с «роскошными оттенками», как заявлено в описании, и не менее роскошными ценами. Ну, насыщенно-фиолетовые стены в общих душевых – ещё ладно, хоть и смахивает на бордель, а вот когда Сикорски увидал весёленькие ярко-жёлтые спальни казармы – вообще с цепи сорвался. Орал про детский сад «Ромашка», брызгал слюной в лицо начальнику хозотдела и напоследок объявил, что сметами в нашем шестом корпусе будет заниматься, само собой, капитан-майор Блэйк – таким тоном, что я предпочёл завязать язык узелком и не возражать.

Так что теперь я проверял артикулы, а Эрик считал количество, и всё это в дополнение к нашим основным обязанностям. Везёт же некоторым в этой жизни быть безответственными идиотами: его часть работы перекинут на кого-то другого, тот тупица будет лодыря гонять и всё равно получать стандартный оклад, а этот – типа умный – будет корячиться вместо него. За такой же оклад. Так, погодите, что-то я не понял, кто из нас всех тут идиот.

Когда время подошло к четырём, я наконец-то закончил, потянулся и решил выпить кофе, после чего топать на совещание: Главный обожает ставить их на вечернее время и задерживать сверхурочно. У самого уже дочки взрослые, с женой не ладится, вот он и развлекается работой. Мне-то пофиг, но многие бесятся от этой генеральской манеры.

Не успел я подумать об этом, как в дверь постучали.

Эрик. С подносом: кофе и две шоколадки. Хо-хо, как раз вовремя.

Я привык, что помощник в моём кабинете не задерживается, а тут – замер надо мной и явно хочет что-то сказать. Облизывает губы, набирает воздух… Но молчит, обдавая меня волнами беспокойства.

Я решил поторопить события.

– Лейтенант?..

И тут он выпалил:

– Я неправильно посчитал все сметы.

Снова умолк. Пришлось мне поощрительно покрутить ладонью – быстрее, мол.

– Я вчера перечитал то сопроводительное письмо – помните, к распоряжению прилагалось, – а там написано, что под краску нужно грунтовку в два слоя. Потому что стены тёмные. А я везде посчитал только один.

Ох ты ж ребёнок, забыл он письмо из хозотдела… Я сразу вспомнил, как Фрэнк на аналогичное письмо две недели ставил чашку с кофе, пока мы с лейтенантом из хозбригады выясняли, куда оно пропало. К исходу второй недели, перерыв всё, что можно, я уже буквально орал, что мы ничего не получали, лейтенант – уважительно, но сквозь зубы – настаивал, что отправил письмо лично. А потом я совершенно случайно заметил на столе своего помощника какой-то конверт со штемпелем хозбригады и коричневыми пятнами. В ответ на мои вопли Фрэнк оскорбился до глубины души и сказал, что знать не знает, что это за конверт такой, просто мусор, а про записку хозотдела, которая должна была быть в этом конверте, он вообще впервые слышит. При воспоминании об этом у меня до сих пор зубы скрипят. Как же мне сейчас повезло с помощником…

Но показывать свои чувства я, конечно, не стал. Начальник я или где? Вместо этого я поцокал языком и покачал головой.

– Да, как же вы так…

Помощник виновато повесил голову:

– И что за это может быть? Это же моя ошибка, я скажу, что вы вообще ни при чём… Нет, я понимаю, дисциплина, – Эрик вскинул глаза, и его голос возмущённо поднялся, – но ведь не могут же они уволить вас за какую-то… краску! Или могут?..

О-о-о, мало того, что он читает сопроводительные письма – да половина помощников, которых я видел, ими разве что в сортире подтирается, – так он ещё и думает, что та фраза Главного при приёме на работу – «За любой его проёб ты, Блэйк, отвечаешь головой» – означает, что меня уволят за неправильную смету. Это так наивно, что даже мило. Да если бы оно так было, тут бы людей уже не осталось, Главному пришлось бы самому все сметы считать, а напоследок уволить самого себя, потому что у него бы тоже не сошлось.

Продолжая всем своим видом изображать разочарование, я с сомнением сказал:

– Не знаю. Попробую поговорить с генералом.

– А это совещание… Это предварительное или уже объявят официально? Или могут дать испытательный срок? Или уже окончательно?

Тут до меня наконец-то дошло, почему он психует весь день. Обычно ему звонит помощник Главного и передаёт всё устно, а тут – официальный бланк, с гербом и блестяшками. Видимо, Эрик решил, что кто-то внимательно посмотрел на его смету – ха! – пересчитал цифры – ха-ха! – и ошибка стала поводом вызвать меня на ковёр.

Я поджал губы и снова покачал головой.

– Даже не знаю. Но вы пока можете заниматься своими делами, – я ткнул подбородком в сторону двери.

– Да. Конечно.

Эрик вылетел в приёмную, а я развернул шоколадку и с удовольствием надкусил. Ничего, пусть поволнуется. В другой раз будет внимательнее.

Допив кофе, я забросил в рот мятную жвачку, одёрнул китель и эффектно распахнул дверь кабинета, явившись на пороге как суровый командир, храбро глядящий в лицо неминуемому увольнению – за ошибку в хозрасчётах. Судя по встревоженному взгляду Эрика, поза трагического героя вполне удалась. Хм, если бы я не пошёл в армию, мог бы попробовать себя на актёрском поприще.

Эрик вскочил из-за стола, шагнул ко мне. А вот голос у него неожиданно спокойный:

– Можно я пойду вместо вас? Это моя ошибка, я сам за неё отвечу, а вы тут ни при чём. Да, у вас тут принято, что командир отвечает за всех, но это же бред.

Вообразив, как мой помощник ворвётся на совещание по годовому плану и пафосно выдаст: «Не трогайте капитана, увольте лучше меня!», а может, ещё и китель на груди рванёт, – я аж слюной поперхнулся.

– Ценю ваше рвение, но субординация превыше всего. Вызвали меня – пойду я.

Он подозрительно вгляделся в моё лицо.

– Вы ведь не будете меня выгораживать?

– Конечно, буду. Любой командир именно это и делает.

Даже сам Главный – на подчинённых орёт так, что оглохнуть можно, но перед вышестоящим командованием стоит за нас горой. Хоть и никогда в этом не признается.

– Я, конечно, ценю, – физиономия Эрика стала упрямой, – но со мной так делать не нужно. Я могу сам за себя ответить. И вообще, это неразумно.

– А, ну с вашим представлением о разумности я уже ознакомлен. Почему оно сводится только к тому, что вас нужно или убить, или уволить?

Он насупился и пробурчал:

– Вы хоть когда-нибудь говорите серьёзно?

– Конечно. Я совершенно серьёзно прошу вас посмотреть, достаточно ли я красив для последнего дня на работе, – я натянул маску-намордник, расправил и покрутил головой перед Эриком. – Не хочу, чтобы, зачитывая приказ о моём увольнении, Главный заржал из-за того, что у меня шоколад по морде размазан.

Помощник оглядел моё лицо, покачал головой.

– Отлично, – удовлетворённо кивнул я. – Значит, я божественно прекрасен, и я полетел. А вы не вздумайте засиживаться! Как пять стукнет, сразу закрывайте кабинет. Это приказ.

Совещание было предсказуемо скучным: Главный бухтел на одной ноте, озвучивая нескончаемое количество цифр, я на автомате записывал вперемешку с каракулями и цветочками. Смысла в этом нет, всё равно всем дали распечатки с данными, но хоть какое-то занятие.

А когда этот ад наконец-то закончился – у меня уже глаза сонно закатывались, – Главный ещё и велел мне задержаться.

– Ну что, капитан, как там твой помощник?

– Отлично управляется с площадью стен, объёмом краски и прочими стратегически важными расчётами. Враг не пройдёт.

– Ладно, хорош зубоскалить, – проворчал Главный в меру раздражённо. – Или ты хочешь гулять по оранжевым коридорам?

– Никак нет.

– Ну так и отлично. Считайте. И кстати, Новый год скоро. Опять будет обер-прокурор, так что проследи, чтобы на этот раз твой помощник не нажирался в зюзю прямо у него перед носом.

Ух ты ж блин, я-то надеялся, что на майском балу пьянство Эрика прошло незамеченным, а оно вон как. Вообще, кому-нибудь другому за подобное влетело бы: притащил в часть гражданского – на тот момент не трудоустроенного официально – бросил его без присмотра, а тот пошёл на мероприятие, сел перед проверяющим из штаба и начал показательно хлестать коньяк. Уф, как это плохо… Но мне Главный сказал об этом очень спокойно и мимоходом – потому что если на меня орать, я ведь могу и обидеться, а кто тогда будет считать краски, швабры и прочее, что взбредёт ему в голову? Хорошо быть полезным сотрудником!

Так что я максимально нейтральным тоном ответил:

– Так точно.

– Свободен.

Коридоры уже опустели. Рабочий день полтора часа как закончился, все разбежались по домам, местные – по комнатам, один я прусь в кабинет только ради того, чтобы оставить документы. Такое у меня правило: держать рабочие бумаги исключительно там – спасибо, в моей комнате они мне не нужны, должен же я хоть где-то отдыхать от этого всего.

А пока я пёрся, думал о словах генерала. Даже не наорал на меня за косяк. И чувство такое приятное от этого – как будто за человека тебя считают, уважают, относятся с пониманием. А я вот на Эрика наезжаю даже за мелочи. Гоняю, как сидорову козу. А он ведь старается. Да если вспомнить Фрэнка, я теперь должен Эрику по утрам собственноручно кофе готовить, а по вечерам ботинки чистить, потому что такого замечательного работника у меня в жизни не было. А я вместо этого давлю на него ещё больше. Непорядок. Нужно исправляться.

Вышел я из-за угла неподалёку от своего кабинета и сразу увидел Эрика: сидит на полу рядом с дверью. Чуть меня завидел – вскочил навытяжку, уставился встревоженно, пытаясь по лицу определить, что было в генеральском кабинете. На волне предыдущих размышлений мне даже радостно стало: любой офицер душу бы продал за столь ответственного и неравнодушного к работе помощника, а он достался именно мне. Всё, отныне буду ценить!

– Лейтенант! – я аж заулыбался. – Почему под дверью?

– Вы приказали закрыть кабинет.

– А-а-а…

Как я и говорил, исполнительность – отличное качество для армии. Даже если она немного слишком… дословная.

В кабинете, бросив папку с бумагами на стол, я встал в позу и торжественно объявил:

– Генерал, конечно, был недоволен, но разрешил сделать дополнительную смету.

Помощник выдохнул с явным облегчением и расплылся в такой счастливой улыбке, что мне даже стало неловко за враньё. Чуть-чуть.

– Сейчас сделаю.

– Не-не-не. Рабочий день закончен. Посчитаем всё завтра, на свежую голову. И ещё. Он ясно дал понять, что не стоит злоупотреблять на новый год.

Эрик нахмурился непонимающе. Пришлось пояснить:

– Алкоголь.

– Мне? Я и не собирался. Обещал же больше не пить.

– Нет, ну в разумных количествах-то можно. Отметить.

– Я ничего не отмечаю.

– Это похвально.

Блин, что я сказал-то? Вечером голова уставшая, особенно после долгого совещания, вот и вырвалось само собой – хотя что может быть «похвального» в том, что в его жизни нет праздников? Это я буквально живу на работе – тридцать секунд от спальни до кабинета, – а так-то у людей бывает жизнь и вне казармы.

Чтобы хоть как-то прояснить свою странную логику, я добавил:

– Ну, я тоже.

– У вас нет семьи? – Эрик нахмурился.

– Да нет, почему. Есть. Но я как-то…

– Мм… – он кивнул рассеянно, явно занятый какой-то мыслью.

– Ладно, спрашивайте, что хотели.

– Это личное, – помощник качнул головой.

– Ну так и спросите. Я ведь могу не отвечать?

Помявшись, он выпалил:

– А у вас родители родные или приёмные? Извините.

Я даже улыбнулся в ответ на его деликатность – такую непривычную на фоне принятой в армии бесцеремонности.

– Родные.

– То есть они…

– Ага, мутанты, – сказал я совершенно спокойно.

– Мм. А мои вроде были нормальные.

– Мои вообще-то тоже.

– Вы же сказали…

– У меня нормальные родители. Хоть и мутанты.

Когда до Эрика дошло, он аж покраснел. Точнее, в его случае – стал бледно-розовым.

– Извините, я… не это имел в виду.

– Ничего страшного. Так и что? Ваши – обычные люди? Есть предположения, что вызвало мутацию?

– О… Я не знаю. То есть мне так кажется, что они были обычные. Ну, всегда ведь отказываются.

У меня наконец-то щёлкнуло в голове, и все предположения насчёт него, которые до этого посещали меня мимоходом и разрозненно, теперь сложились в общую картину. Действительно, если генномодифицированный ребёнок рождается у обычных людей, то они зачастую тут же в роддоме пишут отказ.

Но это ещё хороший вариант. Сто пятьдесят лет назад, когда всё началось – никто не знает почему, – большинство таких детей убивали. Потом стало помягче: оставляли где придётся, иногда даже не в безлюдном месте, а на пороге церкви или больницы, хотя не факт, что и там бы такого «уродца» взяли. В Данбурге все крупные улицы названы в честь благотворителей, которые объявляли вознаграждение за младенцев «с отклонениями» и устраивали для них специализированные приюты, почти все из которых действуют до сих пор. Впрочем, на самом деле людей, собиравших младенцев-мутантов, было больше, просто многие из них исчезали втихаря вместе с детьми, но тогда это мало кого волновало, главное – что заплатили.

В наше время шанс, что ребёнок окажется генномодифицированным, остался прежним: одиннадцать процентов вероятности у обычных людей, сто – у двух мутантов, и восемьдесят два, если генномодифицированный только один из родителей. При этом следует учитывать, что не все мутанты способны иметь детей и далеко не все мутации совместимы с жизнью, так что засилие «уродов», как пишут в листовках борцов за чистоту человеческого вида, планете не грозит. Хм, как же нам повезло жить в цивилизованное время, когда нас уже официально признали отдельной расой с такими же правами, как у других. Можем стоять с Эриком посреди кабинета и спокойно разговаривать, вместо того чтобы прятаться по катакомбам от радикалов с топорами.

Интересно, что поначалу, когда изобрели генетические карты, они безошибочно показывали наличие мутации, даже на ранних сроках – и люди вздохнули с облегчением, – но потом перестали. Конечно, прессу тут же наполнили истеричные статьи: мол, мутации – вовсе не случайные сбои генетики, это нечто живое, вроде вирусов, и то ли они сами прячутся от уничтожения, то ли их контролирует некто со стороны – гениальный злодей, а то даже сам дьявол… В общем, стандартные броские заголовки.

Однако явление и в самом деле странное: посмотрит врач на результаты обследования, скажет, что всё нормально, а по факту рождается мутант. Вот я, например, первое время выглядел совсем обычным – пока не начали расти крошечные острые зубки. Моя-то маман была счастлива, это как раз её гены, но обычным людям, думаю, зубастый младенец не показался бы милым.

У нас в школе многие выглядели обычно до подросткового возраста, а затем у кого цвет кожи менялся, у кого внутренние органы перестраивались. Но в городе мутантов изначально ясно, что дети генномодифицированные, а если в обычной семье? Конечно, подобные перемены становились неприятным открытием для родителей, которым обещали стандартного ребёнка.

В случае с Эриком, думаю, всё было понятно сразу – с такой-то внешностью. И если от него отказались сразу после рождения, то это почти наверняка значит, что родители были обычными. Мутанты, как правило, детей не бросают, ведь многие ещё помнят времена, когда выживать нам было слишком трудно.

Подумав, я так и не решил, стоит ли высказать сочувствие – может, его это заденет, – поэтому тактично свернул беседу:

– Кхм. Ну ладно, завтра нас ждёт новый марш-бросок по территории стройматериалов, а пока давайте отдыхать.

По итогам этого разговора я окончательно решил, что Эрик – нормальный парень и надо бы мне отказаться от перегибов в общении с ним. После лейтенанта Фрэнка с его неприкосновенностью из-за дяди я теперь сам не заметил, как Эрику слишком закрутил гайки. А ведь если подумать, мы с ним могли бы даже дружить. Просто мне это и не приходило в голову, потому что раньше я никогда не заводил друзей на работе. Вежливая болтовня с парторгом и попойки с Главным, когда он жалуется на жену, – это не дружба, а тоже скорее работа.

Полвечера я об этом думал, и чем дальше, тем больше мне нравилась эта идея. Ведь когда-то давно, в Данбурге, у меня были друзья, и это было классно. А теперь – только дистанция с окружающими «нормальными» людьми, потому что я не желаю им навязываться, да и не особенно доверяю. Но с Эриком я мог бы дружить, он вроде нормальный. Стоит попробовать.

На следующий день я, как пришёл в кабинет, сразу обратился к помощнику на «ты». Он слегка опешил. Когда я попросил его и ко мне обращаться так же – только без свидетелей, конечно, – он опешил ещё больше.

И так с тех пор и пошло. Мне казалось, что дружба у нас вполне налаживалась. Ну, не то чтобы мы болтали на личные темы, пили пиво по выходным и всякое тому подобное, но зато на работе нормально разговаривали и понимали друг друга. Эрик всё-таки мутант, как я. И военный, как я. И он, как оказалось, любит качественный махач – ну прямо как я. В общем, когда через пару месяцев началась небольшая война, мы оба были рады.