Исходя из соображений

10

Майора Паршивцева произвели в подполковники. И он перестал доставлять разоблаченных брачелов лично, чему был чрезвычайно рад, хотя и не мог выражать эту радость слишком явно. Но кто Паршивцева хорошо знал, тот догадывался.

Производство отмечали в узком семейном кругу. Пришли Ираклий с Всеславой, принесли с собой полугодовалую Секлетею, синтезатор выдал месячную норму вина, хотели получить двухмесячную, но не вышло.

Выпили, посидели. Потом женщины ушли в другую комнату производить совершенно необходимые манипуляции с несознательной и пока еще мало целесообразной Секлетеей, а мужчины остались вдвоем. Включили визор, чтобы он создавал необходимый звуковой фон, а сами затеяли очередной доверительный разговор.

— Ну что, батя, — начал Ираклий, а он уже давно называл отчима так, но у отчима до сих пор екало сердце, когда он слышал это слово, — рад, что подполковника дали?

— Рад-то рад, но пораньше бы, сынок... — Конечно, и у Ираклия сердце екало!

Оно и у заваренного в коскоре Хмырина екало, но он не обижался ни на Ираклия, ни на Паршивцева, он был благодарен судьбе за то, что она так часто дарит ему возможность присутствовать при разговорах этих двух людей, одного из которых он любил естественной любовью, а другого уважал противоестественным, казалось бы, уважением.

—-У тебя теперь, наверное, шире доступ к служебным тайнам?

— Хитрец какой! Хочешь тайну? Опять грешить заставляешь?

— Одним грехом больше, одним меньше...

— И то верно... Но сперва напомню... Об иллюминаторах односторонней прозрачности... Я ведь только теперь официально о них узнал... И еще кое-что. В общем, хоть плачь, хоть смейся, но в нашем коскоре сидит твой отец Еремей Хмырин!

— В нашем?! Здесь?! — Ираклий чуть со стула не свалился.

— Верь, не верь...

Внутри коскора вдруг засмущался Хмырин. Вдруг померещилось, что иллюминатор ни с того, ни с сего стал прозрачен в обе стороны. Едва отогнал эту мысль.

— Чего мне не верить...

— И еще — в твоем стаде твоя учительница.

— Ноябрина Фатьяновна?!

— Она. 18-80 ЕКО.

— Кто ее хозяева?

— Работяги какие-то со сборочного завода.

— Которые знают, как устроено ручное управление коскором?

— С чего вдруг тебя заинтересовало, как устроено управление?

— Сам же советовал всем интересоваться...

— Но почему именно ручное управление?

— Да так, не знаю... Недавно пришла в голову мысль — снять кожух и посмотреть... Вдруг пригодится? Инструмента не нашлось...

Помолчали.

— Что-то мало ты мне сегодня служебных тайн раскрыл.

— А ты хотел много?

— Хотя бы две.

— И так две.

— Одна. Под двумя номерами.

— Вот шельмец! Что-нибудь конкретное интересует? Давай, валяй, спрашивай, пока я добрый!

— Тогда вот: твой новый чин разоблаченных миловать позволяет? Ну хотя бы признавать доказательства ложными?

— Нет.

— А какой позволяет?

— Никакой.

— Можно предположить, что брачелу удалось смонтировать ручное управление и научиться управлять...

— А-а-а! Наконец-то до меня дошло... Верно. Если брачел — бывший ВКК и знаком со сборочным ремеслом... Понимаю, понимаю... Но зачем усложнять? Ты — ВКК. Можешь сам. Вперед, на штурм!..

Нет, ничего не выйдет. Целесообразность создавал гений. Правда, его гениальности не хватило, чтобы предвидеть, кто воспользуется его созданием...

Не выйдет. Там, за Железным Занавесом, все у всех под постоянным прицелом. Ты держишь на мушке двух ближайших к тебе флагманов и все свое стадо. Другие держат на мушке тебя. А охрана шлюза держит на мушке всех. А охрану держат коскоры. У них, как нетрудно догадаться, автоматическое наведение на цель...

— В таком случае, Целесообразность — абсолютно целесообразна! Только и остается сделать этот вывод.

— Ага! И окуклиться в своей жилой ячейке, исправно платить энергоналог, а еще, конечно, распустить слух, что на всех собираешь досье...

Но! Надень скафандр и выйди на улицу. В любое время суток. И посмотри вверх. Там — звезды. Они совершенно нецелесообразно расточают свою энергию, согревают Вселенную, не хуже нас зная, что согреть Вселенную невозможно!

Сколько во Вселенной бесполезных вещей, а сколько полезных? Смешно сравнивать, если ты сохранил хоть каплю здравого смысла. Не энергии творчества, не романтизма, не жажды узнавания нового, а всего лишь здравого смысла!

— Тогда давай освободим Солнце.

— Мы?

— Мы!

— Нет. Нам его не освободить.

— Мало шансов на успех?

— Слишком.

— Невыносимо соглашаться. По-моему, бывают случаи, когда успех по логике вещей недостижим, но тот, кто пренебрег логикой, глядишь, добился успеха...

— Это, увы, не относится к материальному миру. Это, возможно, относится только к любви...

Будем материалистами. Ты предложил: «Давай освободим Солнце?» И допустим, я ответил: «Давай!» Что мы начинаем делать? Мы начинаем создавать разветвленную подпольную организацию — с тем, чтобы однажды в Энергохранилище оказалась не просто эскадра коскоров во главе с флагманом, но боевое революционное подразделение. Способное уничтожить ЖЗ.

Что потребуется? Очень многое потребуется. Верный нашей идее ВКК. Это — ты. Допустим. Потом, допустим, я подбираю смелых и решительных брачелов. И нужно устроить так, чтобы их коскоры были оборудованы ручным управлением. Значит должны быть свои люди на сборочном заводе. И кто-то должен обучить брачелов пилотированию...

Понимаешь, куда я клоню?

— Чего уж тут не понять. Оба сгорим на вербовке пятого ли, десятого... Ясней ясного... Это сколько же ты мне сегодня раскрыл служебных тайн? А толку?.. Слушай, батя, сколько служебных тайн нужно раскрыть, чтобы толк был?

— Наверное, все. Притом — всем.

— И тогда?

— Не знаю. Знаю только — всякое нехорошее и подлое дело не может существовать без множества секретов и тайн. И соответственно, когда много секретов и тайн, тогда дело, которое они окружают, нехорошее и подлое...

На том и закончился этот трудный разговор. Ираклий и подполковник Паршивцев убедили друг друга: Целесообразность, несмотря на некоторые слабые стороны, в целом совершенно неуязвима, нечего напрасно геройствовать и лезть на рожон, а надо жить по возможности честно, никого не разоблачая и не нарываясь на разоблачение.

А старый Хмырин сказал сам себе и, конечно, компьютеру:

— Ну да, вам есть, что терять. Недаром ты, сынок, хотел снять кожух и посмотреть, как оно там устроено. Это в подсознании у тебя — если разоблачат, решусь на все, а пока не разоблачили...

Бог с вами: каждый хочет жить и умереть человеком. А перевернуть мир может лишь тот, кому в этом мире нечего терять, но в перевернутом мире он станет властелином мира.

«Но ведь всем есть что терять. Даже и тебе, Хмырин», — заметили тринадцать поколений узников космической коровы.

Хмырин потом всю жизнь думал о жизни то так, то совсем иначе; то переполнялся оптимизмом, как только что откупоренная бутылка шипучего вина, то покорностью и пессимизмом, как засорившаяся канализация.