Как становятся предателями (Хрен с Горы 3)

Глава 11

Глава одиннадцатая

В которой герой называет свою цену за голову шпиона и ведёт с ним беседы о загадочной стране Ирс.

Лимпор закончил читать последнюю, третью, страницу с условиями своего выкупа. Похоже, Сонаваралингатаки сумел в очередной раз изрядно удивить агента Заокраиного запада. Растерянность он прячет за своей обычной, полной обаяния, улыбкой, но я за полтора месяца общения с ирсийским шпионом уже неплохо изучил его.

-Признаться, готов был ко всему. Но такого я даже не ожидал – наконец, выдаёт псевдоукриец.

-А чего же ожидал почтенный Лимпор? – действительно интересно, как тот мою скромную персону воспринимает, и до чего я, по его мнению, могу додуматься в своём стремлении к пырг-хрышу на подведомственной территории.

-Ну, что тонбе Сонаваралингатаки не опустится до такой глупости, как золото с серебром, никаких сомнений не было – мой «гость» вежливо оскалился – И даже оружие ты вряд ли потребовал бы.

Насчёт оружия Лимпор прав на все сто процентов, возможно, даже не подозревая об этом: трофейной палеовийской стрелковки, попавшей к нам с Западного архипелага через вохейцев, в данный момент хватает на два гвардейских цаба с лишним. И к ним миномётов с крупнокалиберными пулёмётами. Дульнозарядных кремневых ружей из царских арсеналов обменяли на медь столько, что вооружить можно добрый десяток батальонов линейной пехоты. Учитывая, что по более-менее реалистичным мобилизационным планам, которые не подразумевают вражеской оккупации и угробленной экономики, в случае угрозы войны наши ВС развёртываются до трёх цабов «пану макаки» и девяти – «регои-макаки», то имеющегося оружия как раз хватает. И ещё остаётся, с учётом собственного производства, больше тысячи «фузей» для ополченцев.

С оружием у Пеу-Даринги в данный момент настолько хорошо, что четыре года назад наш ВПК вообще прекратил клепать кремнёвки, сосредоточившись на ремонте и модернизации уже имеющихся, а также на разработке и опытном производстве винтовок под палеовийский патронный стандарт, ставший на Ихеме международным.

Ну, и выпуск боеприпасов ребята Турвака-Шутмы отлаживают. В своё время целая комиссия из числа ответственных за те или иные направления промышленности, усиленная согласившимися сотрудничать пленными тюленеловами, долго решала, какое оборудование в обмен на наши товары выторговывать из «нарепарированого» скилнцами на Северном архипелаге и сбагренного ими вохейцам. Задачу я поставил довольно чёткую: приоритет уделить производству или хотя бы переоснащению патронов – что толку в винтовках с автоматами, если стрелять из них нечем. Успехи на этом поприще пока, правда, весьма скромные: часть отстрелянных гильз, отбраковывая вручную, удавалось использовать для новых патронов, но собственного изготовления капсюли получались весьма ненадёжные.

Так что в боеприпасах для гвардии приходилось надеяться только на вохейцев, уже наладивших производство патронов самых ходовых калибров. Потому игры интернационального по происхождению молодняка в оружейных конструкторов меня волновали мало. Куда больше интересно «производство средств производства», то есть развитие собственного станочного парка, с помощью которого в перспективе можно будет делать что угодно – хотя бы те же линии по снаряжению патронов и снарядов. Вот на эти цели совершенно не жалко ни серебра с сонавского рудника, ни денег, которые приносит торговля медной рудой, металлическим ширпотребом и паровыми машинами. Причём я с одинаковой лёгкостью визирую траты и на покупку специальных сплавов или деталей с узлами, которые папуасская промышленность ещё не освоила, и на приглашение вохейских или палеовийских специалистов либо на обучение и стажировку наших мастеровых заграницей. Увы, с поиском квалифицированных кадров и зарубежными поездками своих как-то не очень – грамотных инженеров и мастеров все стараются у себя держать, да и чужаков пускать к своим секретам никто не любит.

-Вот только не знаю, как уважаемый Сонаваралингатаки представляет себе процедуру моего выкупа – Последнее слово Лимпор выделил особо.

-Мы готовы к тому, что переговоры могут затянуться – успокаиваю его – Что до твоего положения, то можешь с сего дня считать себя послом Ирса при дворе Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы.

Беседа сегодняшняя протекает на пустой – никого кроме нас двоих за низким «вохейским» столиком – террасе второго этажа, выходящей во внутренний двор дворца правительницы Пеу-Даринги.

-Но только я не имею никаких полномочий. И вообще, у меня даже гражданства Республики нет – вполне резонно добавляетнаш почётный пленник, между делом отхлёбывая холодного ягодного отвара, поставленного только что на стол служанкой.

-Значит, сойдёмся на том, что ты просто посланник, прибывший на Пеу для ведения предварительных переговоров об условиях, на которых наши страны установят дипломатические и торговые отношения. Предложения Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы ты только что прочитал. Каков будет, по твоему мнению, ответ ирсийских властей?

-Вопрос торговли для Ирса в первую очередь вопрос выгоды – отвечает Лимпор, задумчиво вертя в руках скрученный в трубочку текстом «Предложений Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Пеу-Даринги Раминаганивы Верховному Исполнительному Комитету Республики Коммун Ирса по обмену посольствами и установлению торговых отношений между нашими странами» – Пеу слишком далеко от Западного материка. И вашей стране по большому счёту нечего предложить для торговли. А тем из ирсийцев, кто готов помогать из иных соображений, хватает сейчас Западной Федерации.

-С помощью палеовийцев мы увеличили добычу медной руды за последние пять лет более чем в десять раз. Небольшие, по ирсийским меркам, вложения позволят добывать ещё больше. А получив от Ирса большие рыболовные суда, мы можем таким же образом нарастить вылов рыбы. Если доставлять в Ирс наши товары слишком дорого из-за расстояния, можно отправлять их во Внутриморье, «Страну чёрных» или на Западный архипелаг. Ирс же будет поставлять на Пеу машщини, а получать за них плату от вохейцев, кабиршанцев или скилнцев.

-А что Ирсу могут дать страны Внутриморья?

-Золото и серебро им же нужно для изготовления некоторых машщини? – отвечаю вопросом на вопрос – Груз дорогой, перевозка даже на такие далёкие расстояния может оправдать цену.

-Наверное – соглашается Лимпор.

«Я уже дал распоряжение письмоводителям Второго и Шестого Столов готовить предложения касательно торговли: как непосредственно между Пеу и Ирсом, так и при посредничестве иных стран». И о программах обучения инженеров и рабочих – как приглашёнными специалистами на месте, так на Заокраином Западе – тоже не забыл в своём поручении работникам внешнеполитического и промышленного ведомств. О чём тут же сообщаю псевдоукрийцу.

Видимо запас удивления у того уже был исчерпан, потому он всего лишь несколько задумчиво спросил, выдержав паузу: «Тонбе Сонаваралингатаки не опасается вызванного ирсийским влиянием брожения умов и происходящих от него нестроений, схожих с теми, что имели место на Западном пределе и в Палеове?»

-Хороший вопрос – отвечаю – Я много думал об этом. Не боюсь. Умы жителей Пеу и так всё время правления типулу-таками Раминаганивы постоянно смущаются исходящими от чужеземцев веяниями. Сомневаюсь, что мысли, которые люди Ирса могут принести сюда, окажутся для душ дареоев разрушительнее, нежели проповеди тенхорабитов, вохейское торгашество или видимая военная мощь палеовийцев, прельщающая иных.

-Я бы так не сказал – возразил Лимпор – Первый Вестник Света и Истины, конечно, кое-что почерпнул у ирсийцев в части братства всех людей. Но вохейцы и палеовийцы несут совсем иные мысли и примеры поступков, нежели Коммуна – шпион одно из слов, которыми обитатели Заокраиного Запада обозначали свою страну, выговаривал довольно своеобразно, но мне уже доводилось слышать его в наших разговорах, так что переспрашивать не пришлось.

-А здесь главное не что именно идёт и откуда, а то, что с Ирса приходит столь же необычное и непривычное для людей Пеу, как и из Внутриморья или с Тюленьих островов – пробую довести свои мысли до собеседника – Из разных стран идут разные веяния, но в любом случае, подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы с ними ранее не сталкивались.

Ответа я не дождался, потому возвращаюсь к идее установления дипломатических и торговых отношений между Ирсом и Пеу-Дарингой: «Если власти Ко-му-ни не заинтересуются моим предложением, можно ли надеяться на то, что кто-то из её подданных захотят с нами иметь дела в частном порядке? Со Скилном же долго работала только эта ваша Ассоциация помощи? А государство присоединилось к помощи и торговле позже».

-Здесь вот какое дело – несколько неуверенно начал Лимпор – В Коммуне государство, в общем-то, и состоит из подобных ассоциаций. Та, что была создана для помощи народам Западного предела, довольно крупная по числу участников, но есть множество таких, в которых состоит больше людей. Есть объединения совсем маленькие – из нескольких человек, есть огромные, в которых состоит чуть ли не каждый взрослый житель. Причем один человек может состоять хоть в сотне ассоциаций. Институт исследования Океана, по сути, такая же ассоциация.

-Погоди – пробую переварить вываленную на меня информацию – А как все эти ассоциации ухитряются договариваться? Кто-то же должен каким-то образом учитывать и примирять их интересы, если они не совпадают или противоположны? Есть же правительство и какие-то представители правительства на местах?

-Власть на Ирсе образуется снизу вверх – начал объяснять псевдоукриец.

-Это как? Нижестоящие указывают вышестоящим, что тем делать? – кажется, я окончательно запутался – Или у них, как в иных городах Укрии и Тузта, всё решают собрания народа? Только мне трудно представить такое собрание, способное что-то решить, на огромную страну….

-Мне трудно объяснить – честно признаётся шпион – В вохейском некоторых слов нет.

Разговор наш протекал на смеси вохейского, палеовийского и языка Пеу. Но Лимпор до сих пор не очень хорошо владел папуасским, у меня же оставляли желать лучшего навыки разговорной речи тюленеловов. «Да и хрен с конспирацией» – отчаянно пронеслось в голове.

-Ты хорошо знаешь ирсийский язык? – уточняю у собеседника.

-Ну, почти всё понимаю и устно, и письменно, хотя сам говорю с ошибками.

-Что я сейчас тебе говорю, понятно? – спрашиваю на русском. Вроде бы получилось нормально, учитывая, сколько лет на родном языке ничего, кроме матов и ругательств не произносил.

Лимпор смотрит ошарашено.

-Д-да… – даже заикаться, бедный, начал.

-Да, это мой родной язык – охотно поясняю своему собеседнику по-русски – Но к Ирсу я не имею никакого отношения. Просто прими как данность. Я сам не знаю, каким образом оказался на Пеу. Оказался, и всё.

-А ведь я мог бы и догадаться – справившись с первым шоком, сказал агент Заокраиного Запада – Для дикаря ты, тонбе Сонаваралингатаки, понимал слишком много из того, что я говорил. Но я как-то не обращал на эту странность внимания, относя на твою природную сообразительность. И как к тебе теперь обращаться?

-Называй меня по-прежнему Сонаваралингатаки – отвечаю – Так проще будет. Я уже давно привык к своему нынешнему имени.

-Хорошо – мой собеседник ухмыляется – Забавно: два человека называют друг друга не настоящими именами, отлично зная об этом.

-Вернёмся к устройству общества Ирса – предлагаю нашему «гостю» – Как они сами называют свой строй? Капитализм, рынок, социализм, демократия?

-Коммунизм – получаю в ответ.

Теперь настала моя очередь «зависнуть».

-Какой коммунизм? – переспрашиваю и, вспомнив советскую ещё школу, добавляю – От каждого по способностям, каждому по потребностям?

-Нет. Это будет при развитом коммунизме – машинально, как мне показалось, возражает Лимпор – А пока, «от каждого по способностям, каждому по труду».

-Так это не коммунизм, а социализм? – пробую донести до собеседника очевидную для меня мысль.

-Ирсийцы называют свой строй низшей ступенью коммунизма.

-Почему?

-Наверное, потому что считают его коммунизмом – ага, «сепулька – смотри сепулькарий, сепулькарий – смотри сепулька».

-Хорошо – решаю прекратить терминологический спор – Пусть будет коммунизм. Как организовано правление на Ирсе? Правит партия?

-У них этих партий десятки, насколько я могу судить – отвечает Лимпор несколько недоумённо.

-И все коммунистические? – спрашиваю на автомате, а сам думаю: «Хрень какая-то».

-Не знаю, я этой стороной жизни Ирса не очень интересовался. В основном общался с людьми, связанными с Институтом Батца. Несколько партий, которые на Съезды Представителей Коммун своих членов отправляют, в названии слово «коммунистическая» или «коммунисты» имеют. Но не могу ручаться за все.

-Ладно – не очень знаком Лимпор с внутренней политикой Западного материка, ну и пусть – Правительство как выбирают или назначают?

-У них оно называется Верховным Исполнительным Комитетом при Общеирсийском Съезде Уполномоченных Представителей Коммун. Съезд его и назначает.

-Съезд это парламент?

-Можно и так сказать. Хотя считается, что от парламента он принципиально отличается. Парламент прямо избирают. А на общий Съезд посылают своих представителей Съезды очагов верхнего уровня или соответствующих им коммун. Это вроде провинций Вохе или земель племён на Пеу. Съезды коммун верхнего уровня же состоят из делегатов от Съездов очагов второго или третьего уровня. И только в очагах первого уровня Советы может избирать население. Но и то не по месту жительства, а внутри ассоциаций.

-То есть, получается ступенчатая система выборов – после переваривания информации уточняю я – Граждане выбирают Советы ассоциаций, а те уже выбирают вышестоящие Советы. А они в свою очередь – те Советы, что ещё выше?

-Граждане выбирают только низовые Советы. А уже члены этих Советов выбирают делегатов на Съезды Уполномоченных Представителей. И делегатов этих могут в любой момент отозвать или заменить на других. Равно как и Советы первого уровня могут быть переизбраны в любой момент.

-Система выходит очень нестабильная? – такой вывод напрашивается сам собой.

-Насколько я знаю, нет. Довольно устойчивая.

-Ты говорил про «очаги» и «коммуны». Это одно и то же или нет?

-Очагами в Ирсе называют то, что в других землях именовали бы деревнями или городами. Понятие скорее географическое. А коммуна – административное. Но там нет городов как в Вохе или Палеове. Некоторые Очаги первого и второго уровня напоминают небольшие городки или деревни, но большинство Очагов второго, и все Очаги третьего и четвёртого – скорее некие сети из Очагов низших уровней. Почти нигде нет большого центра, вокруг которого сосредоточены меньшие города или селения. Например, Южный Порт, где расположен Институт Батца, это Очаг четвёртого уровня, с населением свыше двух миллионов, состоит из десятка Очагов третьего уровня, которые, в свою очередь состоят из почти сотни Очагов второго, а Очагов первого уровня там почти полторы тысячи. Органы управления Южным Портом же разбросаны по разным Очагам.

-А сколько человек всего проживает в Республике Ирса?

-В восемьдесят девятом году Коммуны в ней жило больше восьмидесяти шести миллионов. Не считая тех туземцев, которые живут на неконтролируемых территориях.

-А коммуны всегда совпадают с Очагами или необязательно?

-Очаги существуют четырёх уровней, а коммуны – пяти.Но не все Очаги объединяются в очаги четвёртого уровня. Там, где население редкое, верхний уровень Очагов – третий или даже второй. А у коммун самый верхний уровень – это уже аналог провинций. Коммуны первого уровня совпадают с Очагами. И второго тоже. А вот коммуны третьего уровня могут включать в себя и изолированные Очаги первого уровня. Коммуны четвёртого уровня могут состоять из одного соответствующего Очага, как Южный или Северный Порт, а могут объединять ряд далеко разбросанных Очагов второго-третьего уровней. А коммуны пятого уровня могут включать в себя напрямую Очаги со второго по четвёртый уровень – опять же, в зависимости от густоты Очагов. Вокруг Культурного залива, например, где высокая плотность заселения, все пять коммун высшего уровня, делятся в основном на Очаги-четыре, а Очаги третьего ранга напрямую в них входят в виде исключений. А на Фронтире тамошние Коммуны-пять состоят по большей части из Очагов-два и три.

-Что за Культурный залив? – задаю сам собой напрашивающийся вопрос.

-Вот он – Лимпор раскладывает карту Ихемы и тычет в язык водной поверхности между двадцатым и тридцатым градусами северной широты, глубоко вдающийся в берег Ирса – Здесь до прихода Коммуны жили самые развитые племена материка и находились колонии царств Западного архипелага. Коренного населения до сих пор больше, чем в остальных частях Ирса. По природным условиям одно из лучших мест на всём континенте. С этими землями конкурировать может только Поволжье.

-А это где? – уточняю.

Лимпор охотно показывает пальцем на длинную ленту реки, берущую начало где-то в верхних широтах и впадающую в упомянутый залив. «В нижнем течении зимы, почитай что, нет, как и на берегах Культурного залива. В среднем течении снег лежит от силы месяц-другой. Чем северней, тем, конечно, климат всё более суровый. Но там и не живет почти никто. К северу от реки Большая постоянного населения почти нет. По левому берегу Волги лес, по правому – степи. Рядом с Культурным заливом – влажные и теплые. Похоже на…» Мой гость-шпион запнулся, потом добавил, тщательно выговаривая: «Пампасы».

Я киваю: дескать, понял. Потом спрашиваю: «А Фронтир где?»

«Это территории, пограничные с неконтролируемыми ирсийцами землями континента. Сейчас граница проходит вот так» – палец псевдоукрийца провёл ломаную линию наискосок Ирса: от точки на западном побережье материка на одной широте с Культурным заливом до восточного берега в районе экватора.

-Это всё, конечно, интересно, но вернёмся к устройству государства Ирса. Государство-то там есть? – уточняю на всякий случай – Или у них, как и положено при коммунизме, государство уже отменили?

-Есть – успокаивает меня Лимпор.

-Итак, имеется Верховный Исполнительный Комитет. Есть Съезд Уполномоченных Представителей Коммун. Чем занимается и тот, и другой?

-Съезд принимает законы, утверждает планы развития, назначает членов Исполнительного Комитета, проверяет его работу. А Исполнительный Комитет обеспечивает выполнение планов вместе с комитетами местных коммун.

-Что такое эти «планы»? – на ум мне приходит сразу же советское прошлое, пришедшееся на детство и довольно беззаботные перестроечные подростковые годы. До 85-го года и в телевизоре, и в школе постоянно говорили о необходимости их выполнения, всякие там «планы партии – планы народа» и прочее. При Горбачёве как-то постепенно и незаметно перешли к обсасыванию «неэффективности административно-командной системы». Начало рыночной анархии, правда, оказалось не лучше проклятого «совка» с его планированием. Но я самые «весёлые» годы проучился на химфаке, сидя на родительской шее, а когда устроился криминалистом в областное УВД, всё как-то «устаканилось» – по крайней мере, цены уже не росли так бешено, как в начале 90-х.

-Я не очень разбираюсь, как работает экономика Ирса – несколько виновато отвечает Лимпор.

-Если у них коммунизм, то собственность на заводы и прочее государственная? – задаю наводящий вопрос, решив, что с экономикой Заокраиного Запада лучше разбираться именно в таком режиме: я спрашиваю, шпион отвечает.

-Кажется, нет. Или да… – псевдоукриец задумался – Распоряжаются всем работники предприятий вместе с руководством Очагов. Небольшие предприятия подчиняются Очагам первого или второго уровня. А крупные – высшим Очагам или Коммунам. Некоторые вообще напрямую ВИКу. Но есть ещё собственность ассоциаций. Хотя они, конечно, тоже как-то свою деятельность увязывают с местными властями. Только не знаю как.

-Хорошо – раз мой собеседник не может сказать о принципах тамошней экономики, пытаюсь зайти с другой стороны – Как сильно различаются зарплаты жителей Ирса в зависимости от занимаемых должностей и места работы? И много ли можно купить товаров на среднюю зарплату ирсийца?

-А у них нет денег – ответ Лимпора меня озадачивает. Неужели всё-таки коммунизм?

-У них что, каждый берёт столько товаров, сколько хочет?

-Нет – мотает головой агент Заокраиного Запада.

-То есть, деньги есть?

-Нет.

-Но как они без денег определяют, кто сколько заработал?

-По отработанному времени – машинально, как мне показалось, отвечает шпион и замолкает.

После паузы продолжает: «Вообще, у них странная для обитателей иных стран система. В теории, чтобы что-нибудь получить из общественного производства, вместо того, чтобы идти в лавку или на рынок, каждый человек, живущий в Республике, должен сначала сделать заявку на этот предмет в ближайшем центре распределения – это что-то вроде лавки или рынка. Центр распределения передаёт сведения о заказанном человеком…» – Лимпор на минуту запнулся – в «В отделы планирования Очагов или Коммун. Если вещь можно сделать в том Очаге, где он живёт, то передают на соответствующее предприятие. Если нет – из местного отдела планирования передают в отдел планирования вышестоящего Очага, а уже оттуда на предприятие, которое может произвести нужное. Планы и составляют по этим заявкам».

Да, странная система. Нет, у нас, на Пеу нередко ремесленники работают на заказ. Но так это на рынке, ограниченном размером деревни или городского квартала. Вдобавок ко всему, большинство из них, неважно, папуасов или мигрантов-тенхорабитов, имеют огороды. Но чтобы такое работало в масштабах немалой страны….

Лимпор между тем продолжил: «Но это в теории. На практике же в Ирсе значительную часть еды и немало той же одежды и разных мелочей производят, как там говорят, «беззаявочно» или «самотёком». На складах всегда есть остатки такого самотёка, из которого можно выбрать что-то подходящее. Но в центрах распределения всегда просят давать оценку самотёку: хороший ли продукт, качественная ли вещь, будешь ли в ближайшее время заказывать или советовать друзьям и знакомым. Иногда представители предприятий-изготовителей напрямую спрашивают – но они обычно так делают, если что-нибудь трудоёмкое берешь или редкое, что изготовляется малой партией. На основе таких опросов определяют – нужно ли производить те или иные вещи и сколько примерно производить. Многих, особенно мигрантов, неважно, с Земли или с других стран Ихемы, такое раздражает. Хотя родившиеся на Земле говорили мне, что в сравнении с назойливостью, с какой капиталисты на Земле призывают покупать свои товары, это сущая ерунда. А выросшие в Коммуне к подобным опросам относятся спокойно. Немало таких, которые подробные отзывы пишут на приобретаемое, с перечислением положительных и отрицательных сторон. А предприятия в своей работе эти отзывы стараются учитывать. На Ирсе, конечно, конкуренции, в ходе которой предприятие может разориться, нет, но если спрос на его продукцию снижается, то людей оттуда переводят на другие, в том числе и на те, которые делают то же самое, если у них есть спрос и нужны новые работники».

«Я не понял, есть конкуренция или нет?»–уточняю – «По твоим словам выходит, если предприятие работает настолько плохо, что его продукцию никто не берёт, его вообще могут закрыть? А те, которые делают нужные и качественные товары, наоборот, расширяют рынок сбыта?»

-Это не такая конкуренция, как при рынке и капитализме – чувствуется, что Лимпор пытается рассказывать о том, что знает довольно поверхностно. Вот сейчас, похоже, выдаёт некое выражение, которые тамошние работники культполитпросвета в голову вложили.

-И чем одно от другого отличаются? Ирсийская конкуренция за покупателей от капиталистической?

-Ну, при капитализме, в том числе и в Палеове, главное, прибыль. Если прибыль падает, а тем более, когда получаются убытки, предприятие закрывается. У ирсийцев же главное – удовлетворения потребностей людей. Руководители предприятий вообще о прибыли не думают. Для них главное – произвести товары, точнее предметы, с затратами труда не больше нормативных. В Коммуне всегда говорят, что производят не товары, а нужные людям вещи.

-То есть, если предприятие работает в убыток, но его продукция будет пользоваться спросом, оно не закроется? А кто убытки компенсирует?

-Как я понял, на Ирсе вообще нет убытков или прибылей. Предприятие производит свою продукцию. На каждую её единицу затрачивается определённое количество рабочего времени. Правда, считается всё время, начиная от сырья в земле… Например на ваших медных рудниках: центнер руды добывает один человек за день, допустим, что это так. Потом пять человек из этой руды за день выплавляют десять килограмм меди, а четверо делают за день из этого металла десять топоров. То есть, в итоге десять топоров делают за день делают десять человек. Тогда один топор будет стоить один рабочий день».

-Допустим – киваю головой – Принцип понятен.

-И в Ирсе человеку, которому понадобился бы медный топор, пришлось бы отработать рабочий день на производстве тех вещей, которые нужны производителям медных топоров. Например, в сельском хозяйстве.

-Так, подожди – прерываю Лимпора – Получается, что там деньгами служит время?

-Ирсийцы говорят, что, наоборот, в обществе, где существует товары, время превращается в деньги. Искажённая форма рабочего времени, затрачиваемого на производство товара. Ну, или иррациональная. А приведение к рабочему времени – это нахождение того рационального, что существует в деньгах как форме общественной связи.

Какой-то философией потянуло: форма, содержание, прочая муть. Меня же, как человека практичного и приземлённого интересуют вещи сугубо практические.

-Допустим, количество получаемых человеком товаров зависит от времени, которое он работает. Но люди же работают с разной скоростью? Получается, что час работы лентяя и неумехи будет равен часу работы нормального человека?

-В Ирсе в основном работают с помощью машин, которые и задают темп работы. А там, где всё ещё используется ручной труд, всегда есть нормы выработки.

-Понятно, чтобы получить пайку нужно отработать свою норму – вырывается у меня. Псевдоукриец, как ни странно, понял всю фразу правильно, даже про «пайку».

-Если ты, Сонаваралингатаки, хотел сказать, что на Ирсе существует принудительный труд, то это не так. Каждый сам определяет: работать много, чтобы больше потреблять, или же, наоборот, меньше работать, ограничивая свои потребности, но при этом освобождая своё время для отдыха или каких-нибудь своих занятий.

-Получается: приходи на работу, когда хочешь, уходи, когда хочешь?

-Если ты заказал нужное для тебя, то должен отработать столько времени, сколько необходимо на его производство. Но если в следующем месяце ты заказал меньше, то и работать будешь меньше. Я общался с человеком, который работал в общественном производстве меньше ста часов в год. Он жил в своём доме, выращивал еду на огороде, а извне получал только одежду и инструменты, необходимые для возделывания земли и поддержания жилья в порядке. Это крайний случай, но много тех, кто старается работать поменьше, чтобы заниматься любимым делом. Хотя и тех, кто наоборот, работает много, хватает. Причём не обязательно ради потребления. В Институте, например, поголовно энтузиасты работают. Для таких «барщина», мне кажется, скорее необходимый отдых от бумаг, которым они могут пренебречь.

Ну вот, теперь ещё и «барщина» какая-то. Впрочем, нескольких уточняющих вопросов позволили установить, что это всего-навсего жаргонное обозначение обязательного минимума, который должен отработать в производстве материальных благ каждый, не занятый в оном. В общем, что вроде поездок на «картошку» времён моего школьного детства. И отношение у многих к такой отработке соответствующее – как к отдыху от основной деятельности.

От «барщины» беседа неожиданно вырулила на «главный принцип» ирсийского общества. После получасовых расспросов и уточнений удалось прийти примерно к такой формулировке: «Житель Ирса может претендовать только на такой объём производимых в общественном производстве благ, который производится трудом усреднённого работника этого самого общественного производства».

Затем как-то само собой выяснился механизм «примирения» весьма противоречивых, зачастую противоположных, интересов ассоциаций: в общем-то, поскольку каждый человек в Ирсе распоряжаться имел право, в соответствие с «главным принципом», только самим собой и своим рабочим и свободным временем, решалось всё выбором людей, на что тратить это самое время. Не обязательно, конечно, напрямую. Например, если ты интересуешься изучением космоса, и готов ради этого отработать несколько десятков часов, то своё время можешь потратить как на строительство обсерватории или создание телескопа, так и на производство продовольствия или одежды для тех, кто строит обсерваторию или собирает оборудование для неё.

Ну, то есть, это теоретически, конечно, дело добровольное, на что тратить свои время и силы. На практике всегда есть некий перечень «общественно необходимых затрат труда», в которых каждый член общества обязан участвовать: на образование, медицину, общественный порядок и безопасность, содержание детей и стариков с инвалидами. Причём, если идея пенсий по старости и инвалидности для меня была очевидной, то подобное же пособие для детей вызвало некоторое недоумение. В моём мире по большому счёту кормить, одевать и так далее потомство было исключительно обязанностью родителей – детские пособия скорее выглядели издевательством, нежели реальной помощью. У ирсийцев же, как можно было понять из объяснений Лимпора, содержание подрастающего поколения возлагалось на «всех трудоспособных членов общества». Выглядело это как необходимость тратить часть общего рабочего времени на производство детских вещей и продовольствия для «мелких». Шпион не знал всех подробностей, как работала система обеспечения, но вроде бы рассчитано было так, что родители могли заказывать на определённое количество «человеко-часов» каждый месяц одежду, игрушки, продукты и прочее, необходимое своим чадам. И количество выделяемого на каждого ребёнка было достаточно, с учётом возраста, чтобы тот был одет и накормлен. Теоретическая возможность получить что-то на самих себя из «детского фонда», конечно, была, но «пространство для манёвра» в сравнении с денежными выплатами куда уже. Тем более, если возникало подозрение, что взрослые чего-то «химичат» с детскими пособиями, то органы опеки могли ввести «режим наблюдения», по которому контролировалось, чтобы детские вещи доставались именно этому ребёнку, а не менялись на что-то нужное родителям. Обосновывалась же всеобщая обязанность содержать детей просто: сейчас взрослые кормят ребятишек, акогда они вырастут, то будут точно так же кормить ставших стариками нынешних взрослых.

Впрочем, несмотря на обязательность многих «трудотрат», каждый член общества Ирса в принципе мог участвовать в определении того, на что пустить своё рабочее время: государственный «бюджет», смысл которого был в распределении тратящихся на общественные нужды сотен миллионов человеко-часов между образованием, медициной, управлением, обороной с общественным порядком и прочими сферами, всегда широко обсуждался, и каждый гражданин имел право заявить, ради чего он готов «отрабатывать барщину». Причём можно выдавать свои пожелания с разбивкой по разным направлениям. А высказанное должно учитываться, в том числе и путём суммирования пожеланий граждан. Единственное, что не все обитатели Ирса столь осознанно подходили к вопросу: хватало и тех, кто воспринимал «барщину» именно как некую обязанность, а не результат своего собственного выбора. Кроме «активистов» и «пофигистов» ирсийцы делились на отбывающих повинность «от и до», и тратящих лишнее время на то, что они считают важным для себя. Кто в Ассоциации космических исследований, кто в обществе защитников животных. Кстати, приснопамятная «Ассоциация помощи угнетённым народам», деятельность которой, вышедшая на государственный уровень, косвенным образом спасла наш Пеу от повторной карательной экспедиции тюленеловов, тоже ведь начиналась как объединение небольшой кучки активистов, тративших часть своего время на разную деятельность для поддержки борющихся с палеовийцами «чегевар».

На мой вопрос, стоило ли городить весь этот огород с определением всего и вся через время вместо денег, Лимпор только пожал вполне по-земному плечами и ответил: «Ирсийцы не жалуются. Вообще недовольных таким устройством общества мало, насколько я могу судить». Коль собеседник мой помянул про возможных недовольных, у меня сразу же возник вопрос о всякого рода инициативных и предприимчивых гражданах, которые на Земле устраивали разные собственные бизнесы. Уж таким точно на Ирсе некомфортно. Псевдоукриец сначала не понял, чего хочет выяснить тонбе Сонаваралингатаки. Но в конце концов до него дошло. Но, опять же, толком шпион ничего не знал, кроме вытекающего из «главного принципа» ирсийского общества закона, согласно которому, даже если кто-то на Заокраином Западе каким-то образом сможет заполучить в свою частную собственность «свечной заводик», прибыль из этого не получит. По простой причине, что работники на таком заводике должны получать эквивалент всего произведённого продукта за вычетом идущего на общественные нужды. А собственнику полагается в самом лучшем случае компенсация за амортизацию оборудования. Так что смысла в накоплении капитала нет.

Однако ж, в Ирсе существовала довольно разработанная система поощрения для изобретателей, рационализаторов и прочих, кто двигает прогресс в технике и технологиях. В виде дополнительных человеко-часов, продукт которых можно потреблять, не работая в производстве, так сказать, за «былые заслуги». Логика простая: если человек придумал или внедрил что-то, что позволяет тратить на производство, скажем, колбасы, в два раза меньше времени, чем раньше, благодаря чему теперь всю нужную ирсийцам колбасу делают не за сто тысяч часов, а всего за пятьдесят тысяч, то почему бы не дать возможность такому гражданину получить тысячу или две часов «в подарок», коль благодаря ему удаётся экономить куда больше времени.

Чисто теоретически, если изобретательный индивид смог получить за свою полезную для общества деятельность очень много человеко-часов, то ничто не мешало ему заказать на них хоть целый завод и назвать именем себя любимого. В принципе, желающий поиграть в капиталиста даже имел право вполне официально и законно стать директором по своей инициативе построенного предприятия, если его продукция кому-то нужна. Для этого только следовало разместить информацию о предполагаемых «товарах» на местных «досках объявлений» или в соответствующих разделах общенациональной информационной сети – а если появляются потребители, то, разумеется, должны быть и те, кто заказанное будет производить.

Впрочем, вся эта бурная деятельность в итоге могла принести такому вот организатору нового предприятия разве что моральное удовлетворение: никакой законной прибыли с «собственного бизнеса» получить невозможно, а вознаграждение за выполнение управленческих функций на Ирсе не может превышать двух-трёх «зарплат», то есть фонда потребления «усреднённого работника».

Когда Лимпор обронил ненароком о некоем неравенстве доходов ирсийцев, я тут же начал вытягивать из него подробности. Но, как и почти обо всём остальном, познания псевдоукрийца в этом вопросе являли смесь запомненных им фраз из учебника по тамошнему «Обществоведению» и случайно услышанного или увиденного. Официальная ирсийская идеология существующее неравенство (причём в сравнении, как с Землёй, так и Палеове и прочими странами Ихемы весьма невысокое) при делёжке общественного пирога постулировала как «дань», которую остальные члены общества платят занятым управлении производством и обществом. При этом «дурным тоном» считался слишком высокий коэффициент, на который умножалось рабочее время начальника в сравнении с рабочим временем «простого» работника. Настолько, что на многих предприятиях внутренние уставы никакого различия в доходах руководства и рабочего «у станка» не допускали.

Кстати говоря, столь же молчаливо осуждаемым окружающими и «обществом в целом» было единоличное использование всего вознаграждения за изобретения или рацпредложения: хорошим тоном считалось протратить эти «часы» совместно с теми же коллегами по работе, соседями или «всеми людьми доброй воли». Когда агент Заокраиного Запада излагал мне данный момент, сразу же вспомнился милый папуасский обычай «доить» экономически успешного соплеменника «всем колхозом», столь мешающий развитию предпринимательства среди подданных типулу-таками.

Ещё более «крутым» и правильным считалось гордо отказаться от положенного вознаграждения – либо аннулировав «наградное время» (как несколько непонятно пояснил Лимпор, в сущности, это означает, что человек делится им со всем обществом), либо же пожертвовать его на что-то нужное – обустройство детской площадки, например. По идее говоря, когда человек за свой счёт заказывает строительство завода, то это такое же пожертвование на полезное для других людей дело.

Тут меня неожиданно посетила мысль: а ведь, при формальном равенстве всех ирсийцев, по факту получается, что среди них есть те, кто «более равен». Просто люди там делятся не на бедных или богатых, а на тех, кто может распределять по разным видам работ время «одного человека», которое тратится на удовлетворение его собственных потребностей, и тех, кто имеет право распоряжаться рабочим временем многих сотен или даже тысяч человек – причём не потому, что является начальником, а потому, что ему «должно общество». Пробую донести своё открытие до своего собеседника. Но тот, похоже, не понимает, чего меня это так взбудоражило: то ли для него само собой разумеется, то ли, наоборот, Лимпор не осознаёт всей «механики».

Зато псевдоукриец позабавил историей про одного «идейного капиталиста». Об обстоятельствах смерти, приведшей того в Ирс, брошюра¸ из которой шпион и ознакомился с данным курьёзом, умалчивала. Вдобавок ко всему малознакомый с земными реалиями воспитанник палеовийской гимназии не смог объяснить, откуда именно родом был покойный владелец собственного бизнеса, возмущённый до глубины души «проклятыми коммунистами», не дающими развернуться его предпринимательскому таланту и заново осуществить «американскую мечту».

Поработав несколько лет на «коммуняк» и «сколотив первоначальный капитал» благодаря недюжинной способности рационализировать рабочее пространство и оптимизировать довольно рутинные и тривиальные процессы в ходе производства, сей господин решается «открыть своё собственное дело». Будучи прагматиком и циником, он действует сугубо в рамках ирсийского законодательства: пользуясь «наградными часами» заказывает в соответствующих НИИ проект завода по производству газированных напитков, разработку рецептуры, собирает команду из походящих, по его мнению, людей, с которыми сталкивался за годы жизни в Коммуне, проводит настоящую рекламную кампанию. Запускает предприятие, налаживает выпуск доброй дюжины наименований газировки, пользовавшейся бешеным спросом, особенно у тех, кто с Земли помнил о «Кока-коле» и «Пепси». И снова накапливает просто фантастическое количество «часов», которыми имеет право распоряжаться по своему усмотрению. Настолько большое, что их хватает на строительство нескольких новых заводов «колы» в разных частях Ирса. Старость сей гражданин встретил в роли создателя настоящего многоотраслевого концерна из трёх десятков предприятий, обладателя кучи медалей и орденов за «заслуги перед обществом», вдобавок ко всему, активного «спонсора» научных исследований. При этом он гордился тем, что утёр нос «проклятым комми», «показав, на что способен настоящий предприниматель».

Пожалуй, если бы рассказанное об экономическом устройстве Ирса мне довелось послушать лет двадцать назад, до попадания на Пеу и всех перипетий, что случались на моём пути от деревенского сумасшедшего до премьер-министра Великой Даринги, я бы покрутил пальцем у виска: дескать, какой только ерунды «эти коммуняки» не напридумывают. Но опыт, сперва организации медеплавильной промышленности и ирригационных работ в Бонко, а потом и куда более масштабных проектов, охватывавших целые племенные области, когда приходилось перемешать сотни и даже тысячи работников из Вэйхона в Бунсан, а из Тинсока в Талу и Мар-Хон, в общем-то, говорил, что по сути, ничего, кроме людей с их умениями и знаниями нет. А более совершенные или мощные орудия, которые удавалось дать папуасам, помогали освободить столь нужные для пырг-хрыша «рабочие руки» от ковыряния полей коя и баки деревянными палками. И всё управление экономикой сводилось, в итоге, к тому, чтобы направлять, иной раз пинками, высвободившихся из сельского хозяйства в промышленность и прочие сферы деятельности.

Беседа о стране Ирс настолько затянула меня, что я с некоторым неудовольствием пожал плечами, когда Кутукори, с виноватым видом пролепетал, что «Сонаваралингатаки велел напомнить ему о встрече с тонбе Пагукусуме, который уже ожидает…»

-Увы, уважаемый Лимпор, приходится прервать столь интересную и познавательную беседу – произношу с искренним сожалением, вставая из-за стола – Дела.

Последнее слово прозвучало у меня чуть ли не извинительно. Агент Заокраиного Запада понимающе улыбается, кивая головой.

Шеф столичной полиции, ожидал возле моего рабочего кабинета. Это с ирсийским шпионом разговоры после превращения его из арестованного в гостя Солнцеликой и Духами Хранимой протекают в непринуждённой обстановке. Чиновников же приходится принимать сугубо по-деловому.

В отличие от своего предшественника на этом посту, сотника текокских регоев Кахилурегуи, явившийся на доклад капитану принадлежал к новому поколению, прошедшему Обитель Сынов Достойных Отцов. Служба рядовым, а затем десятником в «пану макаки», и пребывание на должности второго помощника начальника городской стражи, по мнению Шонека, который курировал до недавних пор наше «кадровое управление» позволила оценить деловые качества отпрыска семейства потомственных столичных регоев достаточно высоко, чтобы рекомендовать того в заместители к Кахилурегуи. Выбор тенхорабитского Вестника оказался весьма удачен, и уже через два года Пагукусуме тянул на себе практически полное руководство ловлей преступников в одном из самых проблемных в криминальном плане городов острова. Формальный же начальник со спокойной душой занимался тем, что у него хорошо получалось – а именно, возглавлял периодические облавы на окраинах. Ещё через три года бравого сотника, помнившего ещё Пилапи Великого, аккуратно оттерли от всех полицейских дел, назначив командиром существующего сугубо формально соединения из всех трёх столичных ополченческих батальонов-цабов – вроде бы повысили человека в должности, придав ему в подчинение полторы тысячи человек в военное время, а по сути, превратили в «свадебного генерала». Ну, мне, чтобы не обидеть хорошего человека, лишней должности не жалко – в конечном счёте, не его вина, что уже не соответствует требованиям времени. Молодые лейтенанты, командующие батальонами тенукского ополчения, справлялись с обязанностями по первичному военному обучению и без заслуженного ветерана, но должную долю почтения к осколку старой эпохи проявляли. Причём мне даже не пришлось проводить с ними разъяснительную работу на этот счёт – минимальное уважение к возрасту у папуасского молодняка никуда не девалось, а старику Кахилурегуи хватало ума понимать границы своей некомпетентности и устарелости знаний с умениями в новых условиях и не лезть в работу командиров цабов и их помощников, довольствуясь принятием парадов и участием в пирушках офицеров и унтеров, где всегда пользовался вниманием публики со своими рассказами о былых, практически легендарных, временах.

Ну а Пагукусуме, став официальным шефом столичного УВД, продолжил превращение городской стражи Тенука в хоть что-то похожее на американскую полицию или российскую милицию: кроме умеющих орудовать дубинками и мечами регоев, какие-никакие детективы, способные искать улики и использовать их для поиска преступников, в штате появились практически вместе с выпускником Обители Сынов Достойных Отцов, но теперь им в помощь в архивах стали накапливаться толстые папки с информацией на обитателей криминальных углов города; да и с осведомителями из числа уголовной и околоуголовной публики работа пошла более вдумчивая и деликатная – наряду с прежним мордобитием, путём которого выколачивалась информация,применялись и иные способы развязывать языки у уличной шпаны и скупщиков краденного, а связи стукачей с органами правопорядка теперь старались оставлять втайне от их «коллег».

Шеф столичной полиции опыт общения с Сонаваралингой-таки уже имел, потому стразу переходит к делу, ограничившись коротким, по папуасским меркам, приветствием – вот за это я люблю молодёжь, что онаначинает мало-помалу откровенно забивать на старые туземные ритуалы. Говорил же Пагукусуме о вещах не очень приятных. Впрочем, иного от начальника подобной структуры и не ожидалось.

По идее говоря, информация, которую сейчас выдавал капитан, должна была поступить мне от политического отделения полиции или контрразведки, а отнюдь не от ведомства, больше занятого наведением порядка в трущобах и ловлей уголовников. Но, однако ж, об очередной проблеме узнаю от Пагукусуме, а не от Кутны-Набала.

Офицер, закончив говорить, выжидающе смотрит на меня: «Дескать, что делать будем?» И получает в ответ: «Спасибо, капитану Пагукусуме, за службу. Можешь идти. Я буду думать». А чего ещё можно в такой ситуации сказать…. Главный столичный полицейский покидает мой кабинет в сильном недоумении.

Мне же вдруг стало даже смешно: как от озадаченности молодого капитана, по мнению которого следовало немедленно кого-то хватать и наказывать, проявленным Сонаваралингой-таки равнодушием, так и от обнаружения оппозиции «слева» практически одновременно с мятежом консервативных элементов. А как ещё квалифицировать обнаруженных Пагукусуме радикальных тенхорабитов-«воителей», массово вербующих, оказывается, неофитов среди тенукских ремесленников и обитателей трущоб; имеющих уже пару своих молельных домов, отдельных от единоверцев более умеренного толка; и даже проникших в столичное ополчение на младшие офицерские и унтерские должности. Например, в сохранившем полную лояльность во время путча «Истинных дареоев» и активно участвовавшем в его подавлении Сто двадцать седьмом цабе двумя сотнями из трёх командовали «воители».

Если честно, когда только начиналось моё сотрудничество с Идущими По Пути Света и Истины, я как-то не придавал значения периодическим выпадам Шонека в адрес неких Ревнителей и Воителей, которые Вестник допускал в своих рассказах о внутренней тенхорабитской «кухне». Чуть позже стало понятно, что монолитное единство представителей этой религии таковым кажется только для сугубо поверхностного наблюдателя, а на самом деле среди тенхорабитов до фига течений и толков. Старый тоутец, правда, для всех них был авторитетом, и пока у Шонека хватало сил, все эти разногласия в общине выходцев из Внутриморья проходили у меня где-то на уровне споров «остро- и тупоконечников». Но в последнее время дед серьёзно сдал, больше времени проводя в Среднем Талу, хвойные рощи которого оказались самым благоприятным местом во всём Пеу для его здоровья. Равного же Вестнику по авторитету для всех без исключения Людей Света и Истины среди переселившихся на наш остров не нашлось. Вот и полезли Ревнители с Воителями из щелей. Впрочем, первые, сторонники соблюдения целой кучи заповедей и ограничений, достающие более умеренных единоверцев постоянными нападками за уступки язычеству, были по большому счёту головной болью собственно тенхорабитской общины. Ну, разве что старина Хошчай-Кхшунар одно время пытался достучаться до душ туземцев пламенными проповедями, переходящими в обличительные речи, на улицах Мар-Хона, по итогам которых благодарные слушатели частенько стучали ему по физиономии. А вот исповедуемые вторыми уравнительные идеи в духе «казарменного коммунизма» вкупе с готовностью эти идеи претворять в жизнь любыми методами вплоть до грубой силы пришлись по душе многим папуасам.

По большому счёту, поборники Света и Истины даже в самых «тенхорабитских» районах острова по-прежнему в меньшинстве, а уж на фоне аграрно-архаичного окружения очагов прогресса их вообще мизер. На данный момент заморскую религию исповедует от силы пять процентов туземного населения. Причём в эти проценты входят все: от упоротых Ревнителей до тех, кто раз в полгода появляется в молельном доме или участвует в шествиях на День Провозглашения Вести. Однако из земной истории я прекрасно помнил, что сплочённое меньшинство запросто может навязать свою волю аморфному большинству.

С другой стороны – предъявить Воителям то и нечего. Собственные места для молитв и собраний организуют – так у нас свобода вероисповедования полная. В ополчение попадают на командные должности – так отслужившие в армии и хорошо себя там зарекомендовавшие. Коммунизм свой уравнительный практикуют исключительно в рамках своей общины. Заговоров вроде бы не плетут – по крайней мере, внедрённые к ним Пагукусуме информаторы ни о чём подобном не сообщали. О столкновениях столичных молодёжных банд, придерживающихся «воительской» идеологии с такими же объединениями, сколоченных по месту рождения или случайному подбору участников – сексоты сообщали. О патрулировании «своих» кварталов группами, вооружёнными дубинками и ножами,– тоже. Даже о конфликтах с умеренными тенхорабитами и то была информация. А о какой бы то ни было агитации за свержение монархии – никаких упоминаний. В общем – чуть ли не идеальные подданные. Но чует моё сердце, будут ещё с этой публикой проблемы.