Как становятся предателями (Хрен с Горы 3)

Глава 4

Глава четвёртая

В которой текущие проблемы не дают герою слишком много думать о бедах грядущих.

«Посему Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива со всем почтением оповещает своего уважаемого старшего брата, Повелителя Четырёх Берегов Вохе, правителя Южной Гряды, Телмы и Буктула, покровителя Шхишшхета, Тоута и Хтилтоша…» – я ещё минут пять перечисляю острова, в той или иной мере подконтрольные Тишпшок-Шшивою. Толмач из молодых мархонских мигрантов-тенхорабитов бодро переводит.

Господин вохейский посол слушает меня с кислой миной: а чего играть в дипломатию, здесь все свои. И о сути сегодняшнего мероприятия ему уже известно.

«Милостью богов её воины отразили вторжение чужеземцев с дальнего края Морей и Земель, многих из них истребив, а иных взяв в плен» – перехожу, наконец, к содержательной части своей речи – «В знак глубокого почтения Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками посылает своему уважаемому Старшему Брату пленённых тюленеловов и чужеземное оружие».

Мудая-Хитва угрюмо кивает: ему прекрасно известно, что попавших в наши руки палеовийцев намного больше тех восьми, которых передают вохейцам, да и оружия досталось не десяток ржавых автоматов и пистолетов (это просто ужас, до какого состояния колониалы доводят вверенное им армейское имущество – ну, словно какие-то дикари).

Впрочем, мрачное настроение чужеземного аристократа объясняется не ничтожным количеством передаваемых для вышестоящего начальства трофеев. Всё дело во второй части моей речи. К которой я сейчас и перехожу: «Что до попытки чужеземцев ввести в заблуждение Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками, будто бы её уважаемый и почитаемый Старший Брат Тишпшок-Шшивой отказывается от своих обязательств по защите Пеу перед лицом врагов, то наша повелительница нисколько не сомневается, что это подлая клевета, на которую тюленеловы пошли, дабы смутить народ Пеу».

Я распинаюсь ещё долго насчёт нерушимой дружбы между правителями наших островов и про всестороннее почтение к Повелителю Четырёх Берегов со стороны его «младшей сестры». Но все эти словеса никого в заблуждение не вводят, и Мудае со спутниками ясно: поскольку вохейцы мало того, что оставили нас одних разбираться с тюленеловами, так ещё им и официальный документ с отказом от сюзеренитета над нашим островом выдали, то отныне правительница Пеу вполне может считать себя свободной от каких-либо обязательств по отношению к Тишпшок-Шшивою и его наследникам. Дипломатические отношения, впрочем, разрывать никто не собирается, равно, как и прекращать взаимовыгодную торговлю. Да и формальный вассалитет пусть сохраняется – мне лично все эти бронзововековые политесы по барабану. Вот только отныне все эти словеса о «почтительной младшей сестре» и «старшем брате» становятся просто пустым сотрясанием воздуха.

Мудаю, разумеется, подобный поворот не может радовать – кому нравится сообщать вышестоящему начальству, что оно обгадилось…. Но поделать ничего он не может: с приснопамятным «отказным» письмом от вохейского МИДа за подписью целого Держателя Печатей с незнакомым мне именем ознакомились все более-менее значимые чины в посольстве. Свиток, вручённый Ванимую адъютантом командующего карательной экспедицией палеовийского надмайора, подданные Повелителя Четырёх Берегов изучили тщательно, чуть ли не на вкус пергамент попробовали – и в частном порядке вынуждены были согласиться, что документ вроде бы подлинный. А постоянное официальное подчёркивание с моей стороны, что мы уверенны в фальшивом характере пресловутого послания, звучало откровенной издёвкой. И это тоже все понимали.

Впрочем, наши «старшие братья» не совсем идиоты, и не обойдётся у вохейцев без очередного дела об измене – хотя бы для сохранения лица монарха. Чует моё сердце, полетят в канцелярии иноземных дел головы – вряд ли трусливое решение сдать Пеу тюленеловам прошло мимо самого Тишпшок-Шшивоя, но отвечать в итоге, скорее всего, будет неизвестный мне Держатель Печатей, подставившийся с автографом. Ну, и стоящие за ним семейства благородных пощиплют – без этого, если судить по разборкам вокруг металлургического комбината, на Четырёх Берегах никак.

Господи посол со свитой удалились. Я мысленно выдохнул…. Кутукори сказал: «Тонбе Кума-Тика от имени всех заморских торговцев передал, что они готовы поговорить с Сонаваралингой-таки».

«Пошли на берег кого-нибудь. Пусть приходят после наступления темноты» – распоряжаюсь коротко. Разговор с вохейскими купцами обещает быть долгим и трудным, так что лучше вести его по вечерней прохладе – нынешний сухой сезон выдался действительно сухим и жарким, так что посреди дня голова совсем не соображает.

-Что ещё? – спрашиваю своего секретаря.

-Напоминаю Сонаваралинге-таки, что он выразил желание побеседовать со своим сыном Темануем. Юный Темануй прибыл из Мужского Дома и ожидает приёма – шпарит тинса «торжественной речью».

-Пусть заходит – говорю «по-простому», в диссонанс с «высоким» штилем секретаря. Надо будет выделить время, побеседовать с ним на предмет того, чтобы поменьше этих витиеватостей употреблял, по крайней мере, наедине и в рабочей обстановке. А то достаёт, честное слово – будто мало мне «торжественной речи» на заседаниях наших Солидных и Разумных.

Темануй-молодой вошёл, потупясь в пол. «Звал, отец?» – пропищал он.

-Да, звал, сын – отвечаю. После чего многозначительно замолкаю, пристально разглядывая нашего с Таниу отпрыска. Потом задаю вопрос – «Ты знаешь, почему я позвал тебя?»

Темануй мотает отрицающе головой: «Нет, не знаю».

«Последнее время наставники Обители Сынов Достойных Отцов постоянно говорят мне, что среди тех, кто называет себя твоими друзьями, сын мой, есть такие, кто из лести называют тебя будущим властителем Пеу. Правда ли это?»

-Да – буркнул Темануй.

-Слова эти лживы – стараюсь произносить как можно жёстче – Правят нашей страной потомки Пилапи Великого и Старого. И власть над Пеу переходит внутри этого дома. Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива единственная уцелевшая из отпрысков Пилапи, и её сыну Каноку, твоему единокровному брату, суждено стать в будущем типулу-таки Пеу-Даринги. Да, она рожает детей от меня, Сонаваралинги-таки, но в них течёт кровь Пилапи Великого, и только поэтому они будут иметь право на престол Пеу. Тебе же, Темануй, суждено стать верной опорой своим родичам-правителям.

Делаю небольшую паузу, глотаю тёплой воды, и продолжаю: «Не знаю и знать не хочу, от кого твои приятели набрались этих льстивых и ложных слов, но учителя в Обители уже получили распоряжение разъяснить им, что они не правы». Ага, всеми доступными бронзововековой педагогике средствами – вплоть до розог из лиан.

Насчёт того, что «знать не желаю», я, конечно, слукавил: сотрудникам Пятого Стола личной канцелярии Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками было поручено аккуратно выяснить, кто из взрослых сородичей темануевых друзей-приятелей или старших учеников додумался до откровенно изменнических мыслей. Если честно, надежды больше на папуасскую неспособность к конспирации, нежели на профессионализм моих «чекистов» – трудно ожидать успехов на ниве выявления внутренних врагов от мигранта-тенхорабита, не успевшего всерьёз вникнуть в местные расклады, да пары молодых тинса из «лояльных». Конечно, Кутна-Набал имел дома на Шишхете какой-никакой опыт работы в некоем подобии службы безопасности местного высокорожденного, но со спецификой туземных дел ему ещё долго осваиваться. Некоторую помощь на первых порах новичку оказывал Чинчар-Шудо, но тот в основном работал по побережью и чужеземцам – как по внутриморцам, так и по тагирийцам. Во внутренних же районах и он агентурой практически не располагал.

-Ладно, иди – заканчиваю читать нотацию – Надеюсь, мне удалось достучаться до твоего разума, сын?

-Да, отец – отвечает Темануй несколько угрюмо.

-Пусть духи предков хранят тебя – произношу стандартное туземное прощание.

-Благодарю, отец. И тебя пусть хранят духи предков.

Плетёная перегородка, заменяющая привычную земную дверь, ещё дрожала, когда в голове опять стрельнула предательская мысль: а на хрена стараться, мудрить с воспитанием потомков и наследников, когда через год или два всё это уже не будет иметь значения. Вновь привиделись хищные очертания палеовийских кораблей: десять, двадцать – вряд ли в следующий раз тюленеловы станут скупиться.

Оставшись в одиночестве, стараюсь переключиться на менее неприятные темы. Если честно, воспитание своего самого старшего отпрыска я самым банальным образом упустил. Попадался на глаза мне он не очень часто, до семи лет находясь всё время где-то рядом с Таниу, с которой у меня отношения оставались сугубо деловыми. И вообще, складывалось впечатление, что бывшая подруга старалась поменьше напоминать о наших былых отношениях и общем ребёнке. А мне между государственными делами даже на Комадариниву с Каноку да Касумаринивой времени удавалось выделить всего ничего. В итоге я по большому счёту не воспринимал его как свою кровь. Умом понимал, конечно, а душой – нет.

Вот после отправки Темануя в главный Мужской дом страны пришлось волей-неволей вникать в процесс его воспитания – из-за пошедших от наставников нехороших сигналов.

От проблемы отцов и детей мысли мои перешли к планам государственного устройства. Идею назвать зародыши будущих министерств «Столами» с безликими номерами я позаимствовал из какой-то читанной в прошлой жизни фантастической книжки, где очень могущественную и вездесущую спецслужбу именовали просто и без затей «Восьмым департаментом». Задумка понравилась и была воплощена в жизнь с той лишь поправкой, что незнакомое папуасам слово сменено на обозначение предмета интерьера. Правда, за отсутствием в быту моих подопечных до недавнего времени данной мебели, термин позаимствовали из вохейского – так что слово в итоге оказалось заграничным, как и полагается всему, связанному с прогрессом и цивилизацией.

Процесс, конечно, в самом начале: худо-бедно функционирует только Первый Стол, отвечающий за церемониальную часть. Я бы с превеликим удовольствием забил на все принятые в бронзовом веке ритуалы, но, увы, не поймут ни заморские партнёры, ни мои собственные подчинённые. Потому пришлось начинать, по вохейскому примеру, с министерства дворцовых церемоний. Впрочем, человека двадцатого века из меня хрен вытравишь до конца, и я спихнул туда же и Обитель Сынов Достойных Отцов – чтобы хоть чем-нибудь полезным загрузить. А заодно – и дворцовое хозяйство.

Второй стол должен заниматься внешней политикой и внешней же торговлей, а также курированием каботажного плавания вдоль Пеу. Ну и разведкой с контрразведкой: Чинчар-Шудо числился как раз по этой части, примём в обеих своих ипостасях – как явной, так и тайной.

Третий стол отвечает за вооружённые силы – от «макак» до местных ополченцев и будущих резервистов. И, внезапно… – за Мужские дома и начальные школы. Столь странное, на первый взгляд, совмещение функций объясняется просто: во-первых, первичная военная подготовка идёт как раз в Мужских домах, а во-вторых, одним из главных условий зачисления в «регои-макаки», наряду с отличным состоянием здоровья и предварительным прохождением службы в ополчении, является умение писать, читать и совершать четыре математических действия.

Четвёртый стол совмещает функции полиции и надзора за благоустройством и санитарным состоянием. Пятый, как уже говорилось, отвечает за госбезопасность. Шестой – это финансы, промышленность, геологоразведка и сельское хозяйство. На этом пока что всё. В перспективе, конечно, планировались самостоятельные министерства образования, науки, финансов, экономики, промышленности и прочих. Но перспектива эта весьма отдалённая. А в свете ожидаемого повторного визита палеовийцев – весьма туманная.

Думалось о государственных делах легко и плавно. Настолько легко, что вырвавший меня из дремоты шум за дверью вызвал только досаду. Окончательно выбираясь из полусна, пробую понять, с кем это Кутукори столь эмоционально спорит, оберегая покой своего босса. Причём накал спора мало-помалу усиливается. Наконец, узнаю голос оппонента моего секретаря – Хчит-Дубал. Рывком подымаю тело из кресла и подхожу к перегородке из бамбуковых дощечек, сдвигая её в бок. Спор мигом прекращается. «Проходи, Хчит» – говорю молодому вохейцу. Тот не заставляет себя ждать и вваливается в мой кабинет – как был, с небольшим, но довольно увесистым, мешком в руках.

Свою ношу главный специалист всего Пеу по сбору селитры гордо водружает на край рабочего стола, аккуратно сдвигая несколько стопок документов ближе к центру. Я усаживаюсь обратно в кресло, от которого несколько минут назад оторвался благодаря визитёру. Ему же указываю коротким взмахом руки на ряд стульев сбоку, не столь удобных, как моё сидение, но тоже ничего – как-никак продукция одной из нескольких мебельных мастерских, основанных тенхорабитами.

«Говори» – распоряжаюсь. Юный Дубал с торжественным выражением лица дёргает за шнур, стягивающий горловину мешка, и вытаскивает несколько камней и отблёскивающих сероватым слитков: «Вот».

-И что это? – вежливо интересуюсь, глядя на посетителя. Парень заметно повзрослел за ту пару лет, что мы с ним знакомы: ещё совсем недавно наблюдал подростка, а теперь уже усы с бородой пробиваются. Габаритами же обещает догнать папашу Дуака.

-Серебро – гордо произносит тот на вохейском.

-В монетах оно выглядит как-то иначе – замечаю несколько скептически.

-Здесь оно не чистое, конечно – соглашается со мною Хчит-Дубал.

«Вот это – руда» – он проводит ладонью, отделяя несколько кусков с острыми сколами и подталкивая их в мою сторону. «А вот это – сплав серебра со свинцом. Здесь его от четверти до половины. Точнее пусть скажет почтенный Чирак-Шудай».

-А сколько же серебра в руде? – задаю вполне закономерный вопрос.

-Немного, конечно – вохеец улыбается – Так его всегда мало. Здесь, может быть, несколько процентов. Свинца раз в десять больше.

-Жила большая? Кто ещё знает? – сыплю вопросами один за другим.

-Я находил куски породы на протяжении трёх с лишним «перестрелов». Не сплошняком, правда, а через десять-двадцать локтей, в одном месте почти «полперестрела» только обычные камни попадались. Но глубоко я не копал, считай, с поверхности только собирал. А в трёх местах, где делали ямы, хотя бы по два-три куска серебряной руды выкапывали.

Я пробую прикинуть: допустим, площадь месторождения треть километра на десять метров, толщина, ну, пусть будет метр. Итого три тысячи кубов. Если в них хотя бы один процент серебра содержится, то три тысячи тонн породы дадут… тридцать тонн драгоценного металла. Да если удастся извлечь хотя бы половину этого количества…. Ладно, размечтался.

-Кто знает? – повторяю.

-Двое моих товарищей, с которыми вместе ходили. Отец. И пятеро из совета старейшин.

-Где находится?

-К востоку от Вохе-По, почти на самой границе земли рана. Но эти места сонаям не нужны.

-Отправляйся с рудой и выплавленным металлом к Чирак-Шудаю. Пусть он посмотрит. Вместе подумаете, как лучше дело поставить.

-Старейшины велели мне сказать, что они хотят три доли из десяти от полученного серебра – сказал Хчит.

-Это всей общине Света и Истины острова или только Вохе-По? – уточняю.

-Нашему селению – отвечает юный Дубал.

-Вам довольно будет и одной десятой.

-Мы же сами будем заниматься выплавкой – в голосе моего собеседника прорезается лёгкая укоризна.

-Тогда пятнадцать долей из ста – выдвигаю встречное предложение – Всё равно придётся посылать на будущий рудник подсобных работников из Тинсока. Откуда в Вохе-По лишние руки?

-Я передам старейшинам твои условия, Сонаваралингатаки – пожимает плечами молодой тенхорабит.

-Я сам переговорю с ними – успокаиваю Хчита – Но сначала ты отнесёшь свою добычу Чираку. Через несколько дней после тебя я нанесу визит на Рудники. К тому времени, думаю, вы уже выплавите чистое серебро. Потом вместе с нашим главным мастером и его помощниками-рудознатцами направитесь в Вохе-По, чтобы оценить жилу и наметить порядок работ. Я прибуду туда тогда, когда получу от Чирак-Шудая оценку месторождения и расчёты по потребному для начала работы количеству людей и инструментов.

-Хорошо, Сонаваралингатаки – пожимает плечами вохеец – Не смею больше отнимать твоё время.

Последние слова он говорит, сгребая обратно в свою котомку предъявленные образцы.

-До встречи, мой юный друг – произношу на прощание.

-До встречи, Сонаваралингатаки.

После ухода молодого тенхорабита дремотное настроение как рукой сняло. Перспективы открываются многообещающие. Всех проблем, конечно, не решишь – их никогда полностью не решишь с помощью волшебной палочки или мешка с монетами.

Но даже самая главная неприятность, в виде грядущего повторного визита тюленеловов, теперь выглядела именно как техническая задача: сколько можно на добытое серебро пригласить иностранных наёмников, в том числе и из уже подготовленных скилнцами вохейцев, можно ли договориться с чиновниками, ведающими вооружением в канцелярии Повелителя Четырёх Берегов, о поставках огнестрельного оружия. По сведениям, коими располагают тенхорабиты, в царских арсеналах уже начали делать что-то казнозарядное и довольно скорострельное, не чета нынешним нашим дульнозарядным мушкетам. Патроны, как понимаю, пока идут из Ирса через повстанцев Западных островов, но мастера, собранные на мануфактурах, при активной помощи тех же скилнцев активно над проблемой боеприпасов работают.

Думаю, что есть ненулевые шансы договориться с вохейцами и об оружии, и о бойцах: вряд ли в окружении Тишпшок-Шшивоя откажутся втихаря подгадить палеовийцам, особенно после того, как мы продемонстрировали (причём уже второй раз) способность противостоять грозному противнику. Да я бы на месте военачальников нашего Старшего Брата обеими руками ухватился за возможность на деле опробовать обученных и вооружённых «по-новому» солдат в боях как раз с теми, против кого эти дорогие «игрушки» готовили. А уж если за испытание в условиях, приближенных к боевым, ещё и заплатят….

Переговоры, разумеется, будут вестись не через нашего дорогого господина посланника: Мудаю после всех его деяний ни во что серьёзное посвящать не стоит. Но начальнику охраны и новому посольскому секретарю, присланному взамен назначенного козлом отпущения Тхурвы-Шурыма, в ближайшее время наше видение проблемы будет озвучено. А на той стороне переменчивой водной глади, отделяющей Мар-Хон от Шущим-Вохе, начнут подготовку к соглашению о помощи совершенно незнакомые мне люди из числа «друзей Света и Истины».

Соображения государственной пользы да ещё с обещанием звонкой монеты за действия, направленные к этой самой государственной пользе, должны сработать. Особенно, учитывая, что немалая часть презренного, но, тем не менее, драгоценного, металла окажется в кошельках тех, кто эти державные интересы обязан блюсти. Это уж как пить дать. Ну и ладно, мне как-то не с руки осуждать порядки, царящие в чужих странах, особенно, если ими можно воспользоваться, в конечном счёте, к взаимной выгоде – лучше уже я потрачу несколько килограмм или даже центнер серебра, зато сберегу тысячи папуасских жизней.

В общем, всем будет хорошо: мы получаем возможность в очередной раз отбиться от тюленеловов; вохейские военные – полигон для реальной проверки «новых бойцов»; Повелитель Четырёх Берегов – случай проучить настырных выскочек-варваров без риска нарваться на «обратку», восстановить свою подмоченную репутацию в глазах «любящей младшей сестры», да ещё денег на этом заработать; чиновники, отвечающие за принятие решений – улучшить своё финансовое положение.

Единственно, кому плохо – это палеовийцам. Хотя, если встать на точку зрения Рикая Тилтака, военное поражение пойдёт местным полугегемонам на пользу – коль экспансия обитателей Тюленьих островов приостановится, то правящая олигархия больше не сможет подкупать простой народ подачками из трофеев, и либо будет свергнута, либо перенаправит рабочие руки с производства пушек и боевых кораблей на ширпотреб и еду. В итоге запросто может обеспечить гражданам лучшую жизнь – причём без двухсоттысячной армии и многочисленных трупов из бунтующих колоний. Впрочем, это всё в теории. А на практике тамошние Сильномогучие мужи запросто могут ещё сильнее раскрутить милитаристскую машину – при поголовной поддержке плебса. Да и революция тоже обычно как-то к всеобщему благоденствию не приводит. В земной истории примеров и того, и того хватало. Впрочем, что там будет у тюленеловов, меня не очень волнует – справиться бы с очередным их визитом.

Хотя вести Тилтаку его пропаганду среди пленных соотечественников я не препятствую: главное для нас отбиться, а если в Палеове от этого случится революция, пусть она будет социалисту-демократу-революционеру приятным бонусом.

Успехи у унтер-ренегата, правда, довольно скромные: из семи десятков попавших в наши руки колониалов завербовать в «борцы с империализмом» на данный момент удалось всего троих. Причём только одного можно отнести к сторонникам революции и социализма – второй оказался тенхорабитом, а третий и вовсе сорейским монархистом-националистом. Как ни странно, до сих пор находились сторонники восстановления на троне потомков свергнутого Солека, несмотря на то, что сыновья бежавшего в Ирс царя публично отказались от каких бы то ни было прав на престол – за себя и своё потомство. Но поборников реставрации сие как-то особо не волновало. Самое смешное – монархисты в тамошних политических реалиях проходили по разряду чуть ли не революционных сил. По крайней мере, однопартийцы Рикая сотрудничали с ними, пожалуй, с большей охотой, нежели с либералами.

Ладно, коль поспать уже не удастся, займёмся письмами подданных моей невенчанной супруги в её личную канцелярию. Чисто теоретически, знакомиться с ними должна сама типулу-таками. Но Рами предпочитает спихивать эпистолярный жанр на своего верного Сонаваралингу, оставляя себе еженедельный личный приём жалобщиков и прожектёров – там, конечно, дело она имеет с прошедшими предварительную фильтрацию, дабы отсечь совсем уж полных неадекватов и всякую мелочёвку.

Зову Кутукори.

«Давай письма» – приказываю секретарю.

Тот покорно, понимая, что послеобеденный отдых накрылся медным тазом, начинает читать первое из обращений граждан.

Большая часть посланий не представляла собой особого интереса: коллективные жалобы соседних селений друг на друга по земельным спорам и иным претензиям, многочисленные просьбы прислать учителей, обвинения в злокозненном колдовстве. Впору создавать Министерство магии, хотя лучше бы Комитет по борьбе с суевериями – и наделить его чрезвычайными полномочиями. Вот только народ не поймёт…. Министерство, не министерство, а особое подразделение полиции точно понадобится – которое, чую, будет не самым последним в будущем МВД. Ещё бы грамотную политику выработать в этом направлении: чтобы, с одной стороны, огульно обвинённых во вредоносном чародействе спасать, а с другой, публику успокаивать.

А вот это интересно: некий Тикотулу из Текока обращается к Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками с просьбой провести монаршей рукой обряд «Наложения запрещающих чар» на нажитое данным дареоем имущество. Какой это папуас, решивший прибегнуть к правительственной защите собственности от жаждущих каменновековой справедливости родственников, друзей, соседей и прочих? Ага, четвёртый…. Первым был Тихто, отделившийся от своего вохейского компаньона и основавший собственную ткацкую мануфактуру. Ну а попутно бывший заложник подмял под себя добрую половину торговли тканями местного производства, открыв лавки в Мар-Хоне, Тенуке, на Рудниках и в Хопо-Ласу, где продавал как свою продукцию, так и чужую.

Увы, у туземцев, полных пережитков первобытнообщинного коммунизма, богатство ближнего своего вызывало только одну мысль: «Чего не делишься?» И потому любой, выделяющийся из общего папуасского фона, рисковал заполучить в гости ораву любителей халявы, которых он обязан, согласно традициям, кормить, поить и развлекать – пока тем не надоест. В таких условиях ни о каком бизнесе и развитии производства и речи не может идти – попробуй, накопи излишки и запланируй что-то, когда в любой момент могут заявиться желающие пожить на дармовщину и спустят всё, что было создано непосильным трудом и эксплуатацией. А попытки воспрепятствовать разграблению честно нажитого имущества окончатся тем, что восстановишь против себя родню и соседей, заработав репутацию скряги и нехорошего человека. И всё равно вряд ли избежишь «раскулачивания» на местный манер: не хочешь добровольно и с улыбками расставаться с излишками, обворуют или ограбят уже откровенно, без соблюдения приличий.

Находились, конечно, индивиды, которые догадывались собрать личную свиту, призванную оградить от излишне назойливых «гостей», но в результате они просто кормили вместо неопределённого круга дармоедов группу прихлебателей. Да и односельчан и родственников всё равно следовало подкармливать хоть изредка – в противном случае «зазнавшегося жлоба» могли и «проучить», собравшись всей деревней и даже не одной, если уж слишком мозолил глаза своим богатством, и никакая свита не помогла бы. В общем, примерно так и становились среди папуасов «сильными мужами», конвертируя богатство в уважение окружающих. Были, конечно, попытки компенсировать расходы на поддержание статуса эксплуатацией соседей (под видом благотворительности – типа, я тебе помогаю едой или вещами, а ты мне потом поможешь с уходом за посадками корнеплодов) или грабежом. Но с первым вариантом проблема в присущей подданным типулу необязательности – кто-то, может и отработает «помощь», а кто-то и «забудет». А для второго возможности были весьма ограничены, особенно после объединения Пеу под властью Дома Пилапи. На военную добычу надежда была только на границе с рана, сувана и тинса-бунса. Да и то до недавнего времени.

В итоге исторически на острове сложилось, что некоторые возможности по личному обогащению имели только племенные вожди-таки и деревенские старосты, во всю использующие служебное положение и постоянно путая личный карман с общественным. Под их же эгидой было возможно создавать хоть какое-то производство крупнее домашней мастерской. Но, разумеется, самим мастерам или управленцам доставались при этом сущие крохи от создаваемого. Судьба Понапе, лучшего горшечника во всём нижнем Бонко, который практически дарил львиную долю своих изделий старосте Бон-Хо в обмен на довольно скромное продуктовое снабжение, или моя собственная эпопея с организацией медеплавильни – тому наглядные примеры.

Да и ваш покорный слуга первые мануфактуры на западе Пеу создавал именно как принадлежащие типулу-таками, что надёжно защищало от явного раскулачивания, хотя и не избавляло от проблемы «несунов». И только «понаехавшие» тенхорабиты начали основывать собственные производства – уважение к частной собственности у них существовало, несмотря на некоторые уравнительные, почти коммунистические, «закидоны», и никто не мешал друг другу честно обогащаться. Поползновения папуасов же в отношении чужаков останавливали как покровительство заморским пришельцам со стороны властей, так и сама чуждость переселенцев, живущих по своим обычаям.

Первые предприниматели-туземцы стали появляться именно среди тех, кто чаще всего контактировал с Людьми Света и Истины. Сначала, подобно Тихто, они выступали компаньонами чужеземцев там, где требовалось разбираться в местных реалиях, а потом некоторые стали отделяться и вести торговлю или нехитрое ремесленное производство самостоятельно. «Разводы» деловых партнёров проходили, как правило, относительно мирно и безболезненно. Тенхорабиты желание папуасских компаньонов уйти в самостоятельное плавание уважали, кроме того, Шонек дополнительно ещё спустил своей пастве ЦУ в паре проповедей насчёт содействия развитию предпринимательского духа среди обитателей Пеу. Разумеется, к последнему и Сонаваралингатаки руку приложил: после первых дошедших до меня слухов о местных коммерсантах, взращенных иноземными гостями, я решил, что сему должно всячески способствовать на всех уровнях. Ну и поговорил с Вестником, сделав основной упор на важности для пырг-хрыша не только производства и торговли, но и местных кадров, кои будут этим заниматься. А то нынешнее всевозрастающее господство в протопромышленности и всём, что с ней связано, некоренной национальности может в будущем вызвать сильные проблемы – как бы вохейцы не превратились в замкнутую торгово-ремесленную касту, снимающую все сливки с прогресса, а туземное большинство так и осталось бы коснеть в прежней дикости, обрабатывая свои корнеплоды палками-копалками. Отсюда и до межнациональной розни недалеко. Старый тенхорабит мои объяснения на смеси двух языков понял и нашёл вполне обоснованными. Потому и дал подопечным мирянам недвусмысленные инструкции насчёт режима содействия и помощи туземным предпринимательским кадрам.

В принципе, вохейские переселенцы и без этоговели дела как друг с другом, так и с местными, честно: «кидать» у них не принято по религиозным убеждениям, да и локтями друг друга отталкивать и идти по чужим головам тоже не приветствовалось. Конфликты на почве бизнеса и в тенхорабитской общине, и с внешним окружением, случались крайне редко и разрешались обычно судом старейшин. Не знаю в чём дело…. То ли до нас добирались самые упёртые в своей вере, предписывающей «мир и дружбу», то ли просто небольшой пока ещё кучке ремесленников и связывающих их с потребителями торговцев нет нужды жёстко конкурировать за покупателей, как это принято было на Земле или в иных местах этого мира: немалую часть продукции мелких мастерских и мануфактур потребляет государство, а оставшегося не хватает, чтобы покрыть спрос папуасов, который постоянно растёт – туземцы быстро «расчухивают» новые товары, и с удовольствием начинают ими пользоваться. Те же легкие ткани из хлопка подданные типулу-таками вполне оценили, и вид папуаса в юбке вроде вохейской, некоем подобии шорт, рубашки или накидке совсем не редкость, по крайней мере, в Хоне с Вэем и столице.

Ну и, разумеется, проблема защиты собственности папуасских коммерсантов от соплеменников-«коммунистов» тут же встала в полный рост: пара первых же отделившихся от своих тенхорабитских партнёров туземцев была доведена сородичами, жаждущими общения и халявного угощения, до общего местного знаменателя.

Ознакомившись с данными вопиющими фактами, я крепко задумался. Первое побуждение – брать бизнесменов в свои клиенты (в древнеримском смысле слова), имущество которых находится под защитой Сонаваралинги-таки – мною сразу же отметается. Это ж прямая дорога к какой-то азиатчине, когда верховный правитель собственник всего и вся. На хрен такое счастье надо. Я сторонник либеральных ценностей. Потом долго размышлял, как же защитить немногочисленных предпринимателей Пеу из титульной нации от поборников равенства. В итоге не придумал ничего, кроме как разработать специальную магическую процедуру, коя превращала имущество в запретное для окружающих: действовать табу переставало только после уплаты установленного владельцем количества ракушек или пластинок меди, в последнее время введённых в качестве денежных средств. Один из бизнесменов-папуасов попросил ещё поставить дополнительную защиту от проедания собственности – чтобы использовать её только в качестве «средств производства», а жить на прибыль. Ну почему бы нет…. И Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками спокойно наложила добавочные ограничительные чары – работы на пару лишних минут, а человеку спокойнее…. Тем более, не бесплатно же стараемся – за наведение защиты от любителей дармовщины полагается солидный «подарок». Чётких тарифов, правда, нет, но никто из уже обратившихся не скупился, прекрасно понимая свою выгоду и учитывая высокий статус персоны, обряд проводящей.

Данную обязанность я решил спихнуть на Рами, как единственную носительницу всей харизмы и магической мощи Дома Пилапи. Благо, пока что просящих о монаршей милости единицы. Вот в дальнейшем, когда желающих оградить своё имущество от разграбления станет намного больше, нужно будет что-то придумывать. Придётся, наверное, создавать особую коллегию шаманов-«табуировщиков», оформляющих права частной собственности и следящих за их соблюдением, да делегировать этим ребятам от верховной правительницы магические и юридические полномочия по совершению соответствующих обрядов. Ну и предусмотреть заранее наказания для нарушителей – даже если предположить, что папуасы будут и впредь свято верить в силу колдовских обрядов, то исключить появление нелегальных специалистов по снятию государственных чар нельзя. Человеки существа изобретательные, а по части посягательств на чужое имущество, равно как и обхода препятствий на пути к оному – особенно.

«Чем этот Тикотулу занимается?» – спрашиваю своего секретаря. Кутукори на минуту задумывается перед ответом: «Он хороший мастер по строительству деревянных жилищ и изготовлению мебели. Под его рукой ходит десяток помощников. Люди несколько месяцев готовы ждать, пока до них очередь дойдёт».

-Обычно же строят сами – несколько недоверчиво уточняю.

-Ну, это кто по-старому довольствуется, стены из веток и травы плетёт. А Тикотулу у вохейцев выучился из столбов и брёвен строить. Те, кто может позволить себе отдать за работу десять корзин коя или свинью, его зовут.

-Что, столько он берёт за дом? – расценки, на мой взгляд, низкие.

-Я точно не знаю – признаётся тинса – За сколько сговорится. Но меньше, чем за десять корзин коя, не соглашается.

-Ладно, оповести Тикотулу, что Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива снизошла к его просьбе и проведёт просимый обряд. О времени его оповестят дополнительно. Давай следующее послание – приказываю.

За стенами моего кабинета стемнело, кипа писем из рук Кутукори перекочевала в корзину «Прочитанное». Рутина не мешала прокручивать в голове предстоящую беседу с чужеземными купцами: я механически выдавал секретарю тексты ответов по жалобам на беспредел соседей или «сильных мужей», злокозненное колдовство с перечнем подозреваемых, чередуя их со стандартными отписками на просьбы побыстрее направить учителя в очередной папуасский Мухосранск.

Служанка принесла деревянное блюдо, на котором стояла миска с «куриной» похлёбкой и лежала пара лепёшек из этеша. Предлагаю молодому тинса разделить ужин. Тот скромно отламывает кусок ещё тёплой выпечки, старательно жуя. За трапезой и проходит время до появления вохейских торговцев.

Их сегодня всего трое, самых стойких бойцов в конкурентной борьбе, не прекративших плавать к берегам Пеу, несмотря на резкое падение прибыли от денежных ракушек и развитие нашего собственного флота: сокращение маржи между ценами покупки и продажи тонопу они компенсировали участием в перевозках тенхорабитских мигрантов и телят, а кто-то даже успел срубить деньжат на перепродаже олова. В общем, передо мной сейчас сидели на стульях свои люди, связанные кучей взаимовыгодных дел с властями острова и тенхорабитами – как местными, так и внутриморскими.

Традиционный обмен любезностями под разбавленное вино с успевшими остыть лепёшками, и я перехожу к делу.

«Как Вам уже известно, на Пеу неурожай баки и коя. Голод острову не грозит, но во избежание волнений и беспорядков среди подданных, типулу-таками велела мне приобрести некоторое количество этеша в заморских странах. Наши люди на островах Внутриморья уже закупают зерно. Для его доставки нужны будут корабли. Принадлежащие Морской Компании Пеу суда, к сожалению, были отправлены в разные места по торговым нуждам до того, как стало известно о неурожае. Вернутся наши шухоны только в конце сухого сезона. Потому Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками поручила мне договориться с уважаемыми гостями Пеу о найме их кораблей по обычным расценкам».

В своей речи я, мягко говоря, немного покривил душой относительно масштабов неурожая: на самом деле, затянувшаяся засуха, конца которой не видно, во многих местах ставит под вопрос урожай баки вообще, а коя по всем прикидкам удастся собрать чуть ли не вполовину от среднего – на увлажняемых участках. А на «сухих полях», обычно засаживаемых только в сезон дождей, нынче хорошо, если сладкого корнеплода получится выкопать столько же, сколько посадили. По всем моим расчётам, даже если сейчас начать экономить прошлогодние остатки, в некоторых селениях продовольствия хватит только на срок от трёх до пяти месяцев. Учитывая, что баки, составляющий добрую половину папуасского пищевого рациона, растёт не менее восьми месяцев, угроза голода на самом деле вполне реальна. Перестроить же туземный сельхоз на вызревающий за сто дней кой в столь короткий срок малореально – хотя бы потому, что у папуасов нет достаточного количества посевного материала. Да и не факт, что сушь закончится по графику.

Но о реальном размахе грядущего пушистого полярного лиса вохейским купцам знать незачем – а, то чего доброго, вздумают задрать цену фрахта. Также незачем знать, что корабли Морской Компании Пеу уже загружаются в Тсонго-Шобе зерном тамошних злаковых или даже плывут с ним домой. Оловянная компания была переименована в связи с диверсификацией деятельности: теперь кроме весьма скромных объёмов перепродажи чибаллы в «Страну чёрных», мы сами перевозили денежные ракушки на Икутну, обратно доставляя мигрантов-тенхорабитов и всякие высокотехнологичные товары, нужные в хозяйстве Чирак-Шудая. А с прошлого года в числе экспортных товаров к тонопу добавилась медь.

В этот сезон, правда, пришлось оставить предназначенную для Внутриморья медь на складах в Новом порту. Зато я решил выгрести практически всё олово, оставив нашим металлургам самый минимум, без которого совсем не обойтись, а остальное направить в Тагиру. На вырученные от его продажи деньги как раз и было куплено зерно в Тсонго-Шобе – лучше уж чуть притормозить с программой индустриализации, зато спасти от голодной смерти, в том числе и промышленные кадры, чем потом хоронить своих мастеровых. По той же причине не доставленными остались со складов ирсийского посольства три тысячи учебников – пусть уж школяры во вновь открываемых школах будут заниматься вдвоём-втроём по одному букварю, зато с голоду не умрут.

Если в «Стране чёрных» продовольствие закупалось за наличную монету, то на островах Шщукабы в ход шли расписки под гарантии меняльных домов, связанных с тенхорабитами – ибо такой массы денег у нас просто-напросто не было. Не знаю, сколько лет потом будем рассчитываться и сколько в итоге переплатим процентов…. За перевозку как от мест закупки до Цхолтума, так и с Икутны до Мар-Хона тоже придётся платить заёмными. Впрочем, некоторое количество «повелителей» удастся выручить за медь, которая при нормальном течении дел должна была уйти покупателям в начале навигации. А повезут её вохейские торговцы – не так уж и много приготовлено на экспорт, корабли не перегрузят.

Узнав о предлагаемом способе оплаты, господа капитаны тут же выразили озабоченность по поводу перспектив получения ими своих денег. «Мы нисколько не подвергаем сомнению честность Сонаваралинги-таки, в которой однократно имели возможность убедиться» – за всех высказался Кушма-Чикка – «Но нас беспокоит неопределённость в отношениях между Пеу и Палеове. И мы опасаемся, что может сложиться так, что Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива не сможет исполнить свои обязательства перед нами».

Ну что ж, к такому повороту я готовился.

-Думаю, гарантий вот этих людей уважаемым господам будет достаточно? – задаю риторический вопрос, протягивая торговцу несколько листов пергамента с кучей печатей, как оттиснутых на самом документе, так и вислых. По идее говоря, распискам на Шутир-Шуфу и Шущим-Вохе полагается быть на руках Хиштты, который находится, как обычно, не то на Тоуте, не то в Вохе. Но мы с ним сочли, что для более успешных переговоров с иноземными купцами имеет смысл продемонстрировать контрагентам гарантии платёжеспособности властей Пеу-Даринги.

-Пожалуй, да, достаточно – внимательно изучив платёжные обязательства солидной меняльной конторы, говорит Кушма-Чикка. Его коллеги согласно пожимают плечами.

Я мысленно перевожу дух: и без того платить придётся конские проценты, так ещё не хватало терять четверть суммы на обналичке. Благодарение предкам-покровителям, этого удалось только что избежать, убедив вохейских купцов принять к оплате расписки. При закупке этеша во Внутриморье, к счастью, таких проблем не возникало: мелкие оптовики, через чьи руки проходила основная масса товарного зерна, как-то не связывали уважаемого торговца Хиштту с варварским островом где-то на отшибе, обитатели которого разозлили могущественных тюленеловов.

Ещё добрую половину «стражи» идёт обсуждение всех нюансов фрахта. Сегодня я обхожусь без консультантов из числа тенхорабитов – дело уже знакомое, не раз и не два приходилось договариваться с заморскими негоциантами о транспортных услугах. Договор сейчас подготовим, а завтра мархонские старейшины Людей Света и Истины его посмотрят и поправят в случае чего. И Чиншар-Шудо как раз вернётся из Тин-Пау и тоже проверит.

Когда торговые гости ушли, мне тут же в голову пришла мысль: а ведь имея на руках серебро с открытого месторождения, можно попробовать провернуть небольшую махинацию с нашим долгом. Нужно только уведомить широкие купеческие круги о связях Хиштты и Ко с ожидающим палеовийского вторжения островом Пеу. Разумеется, делать это следует после того, как будут произведены все закупки зерна, и последний корабль с ним отчалит от берегов Икутны. А потом скупить через подставных лиц за наличные подешевевшие расписки.

И тут же сам себя одёргиваю: какие к чертям морским махинации, когда в любой момент заявятся эти самые тюленеловы. Хотя с другой стороны – ожидание новой карательной экспедиции может и затянуться, давая хоть и призрачный, но шанс на подготовку к отражению. И тогда платёжеспособность и обязательность в исполнении взятых обязательств будут нам только в плюс, расширяя окно возможностей. Так что дам я распоряжение Хиштте. Письму доверять такие планы, конечно, ни в коем разе нельзя, потому все инструкции глава внутриморского филиала Морской Компании Пеу получит от меня лично – для чего затребую его с отчётом о проделанной работе в Мар-Хон. Торопиться всё равно некуда: срок погашения займа наступает через два с лишним года. Так что в следующий навигационный сезон и устроить огласку нелицеприятной правды будет ещё не поздно.

Глаз мой зацепился на одинокий лист плотной белой бумаги, выделяющийся на фоне пергаментов и сероватой продукции местных бумажных мануфактур. Ответ из ирсийского посольства на моё пространное послание с изложением конфликта с палеовийцами и просьбу вмешаться – в обмен власти Пеу готовы отдать себя под полный протекторат могущественного западного государства. Увы, от нас отмахнулись, как от надоедливой мухи. «Посольство Республики Ирс уведомляет Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками Раминаганиву, что вмешательство во взаимоотношения между независимыми государствами противоречит принципам, которыми Республика Ирс руководствуется во внешней политике. Также упомянутым принципам противоречит предложение принятия вассалитета со стороны Пеу по отношению к Республике Ирс. Потому народ Республики Ирс в лице своего правительства вынужден отказаться от данного предложения властей Пеу».

Я конечно, не очень и надеялся, скажем, на то, что ирсийцы пришлют для нашей защиты хотя бы самый задрипанный корабль. Но уж рявкнуть на тюленеловов, чтобы те отстали от Пеу, им ничего бы не стоило. Ну, нет же, дескать «принципы» не позволяют.

Со скилнцами, к сожалению, тоже ничего пока не выходит – тенхорабиты работают, по моей просьбе, с инструкторами, дрессирующими вохейских военных, но никакого ответного шевеления со стороны этих «чегевар» нет. Причём, по некоторым признакам – дело, скорее всего, в скептическом отношении посланцев «Острова Свободы» к Учению Света и Истины. Начинаю уже думать, а не командировать ли на переговоры с ними Рикая Тилтака – вдруг революционер-социалист-демократ окажется пламенным борцам за независимость ближе, чем религиозные фанатики.

От бед неопределённого будущего мысли вновь скакнули к несчастьям, которые более чётко определены во времени. Закупается не менее двухсот тысяч мер зерна. Вместимость шухонов шесть-семь тысяч «мер», из которых на полезный груз в лучшем случае приходится чуть больше половины. То есть один корабль доставит три тысячи «мер». Следовательно, нужно будет около семидесяти рейсов. Между Тсонго-Шобе и Тин-Пау четыре судна Морской Компании смогут обернуться в оба конца дважды, при сильном везении, если дожди задержатся, то и три. Кроме того, в портах «Страны чёрных» люди Хиштты должны нанять ещё несколько кораблей для транспортировки. Ну, об этом станет известно через несколько дней. Вохейские торговцы как раз к тому времени подготовятся к плаванию на Южную гряду, и с ними уйдёт точная информация об объёмах зерна, которые нужно будет доставить с севера, и потребном для этого количества кораблей. По предварительным прикидкам, когда я в экстренном порядке послал эмиссаров по всем доступным направлениям, закупки делились примерно поровну между Внутриморьем и прибрежными провинциями Тагиры. Но как там получится на самом деле, только Морскому Владыке ведомо.

В принципе, если этеша будет закуплено больше запланированных двухсот тысяч «мер», ничего страшного, особенно теперь, со своим серебром: излишки пустим на семена. Я и раньше предпринимал кое-какие меры по диверсификации нашего сельского хозяйства, чересчур завязанного на корнеплоды, а теперь же по моей команде молодняк из числа учащихся и выпускников Обители принялся за разработку подробной программы по борьбе с монокультурным земледелием. Немедленно, в течение пары лет после нормализации ситуации с урожаем, предполагалось, серьёзно потеснить баки коем. Сейчас даже на западе острова сладкий корнеплод обеспечивает не больше трети рациона типичной туземной семьи. Исключение составляют, пожалуй, тинса-бунса и новые поселения на осушенных болотах, контролируемые непосредственно «пану макаки» и типулу-таками – здесь быстрее растущий овощ успешно отвоёвывает всё новые площади. Причина, разумеется, в фискальных усилиях – попавшим в передовой отряд прогресса папуасам приходилось поневоле вертеться, в том числе и заменять долго зреющий баки коем, который при желании можно было за год и три раза посадить и вырастить. Впрочем, до такого ударничества мало кто доходил, ограничиваясь двумя урожаями.

Кстати, нынешняя засуха по сладкому корнеплоду ударила меньше, чем по «морковке». Впрочем, что именно из растительности капризная стихия угробит, заранее не угадаешь, потому в перспективе туземцы станут делить площади под посевы примерно поровну между коем, баки и зерновыми, добавляя к ним уже знакомые вохейские бобовые, а также бананы с местной «хлебной пальмой».

Бананы, в отличие от этеша, выращиваемого по-прежнему в основном мигрантами-тенхорабитами, у папуасов распространение получили. Причём в обеих своих разновидностях: и тагирийской, и разведённой из переданных ирсийцами сортовых саженцев. Последние, пожалуй, были и вкуснее, и урожайнее первых, но материала для разведения было маловато – только тот, что был в достопамятном контейнере. А из «Страны чёрных» новые отводки везли постоянно. Так что сейчас натуральная очередь сформировалась из желающих завести в хозяйстве ирсийские бананы. Ну, пускай и дальше на Пеу сосуществуют оба сорта – в рамках всё той же диверсификации сельхоза.

Что до зерновых, то их предстоит внедрять весьма жёсткими мерами: раздаваться этеш будет нуждающимся не просто так, а с требованием вернуть выданное в течение ближайших трёх лет в двойном количестве. Где его брать будут, в общем-то, дело личное – захотят, пусть меняют у выращивающих зерно вохейцев на родные корнеплоды, захотят – сами посадят и соберут. На последнее и надежда: если нужда заставит заняться возделыванием новой культуры, чтобы рассчитаться с типулу-таками, то начнут и для себя его в пищу готовить. Так потихоньку и втянутся. Кстати, именно исходя из этих своих планов, я и сделал упор на закупки в Тагире: тамошняя кимва всяко лучше подходит к влажному климату наиболее населённых районов Пеу, чем вохейские злаки – на северо-востоке, конечно, они дают неплохие урожаи, но в окрестностях Тенука и Мар-Хона из трёх видов худо-бедно «идёт» только один.

Лучше бы, конечно, разводить три сорта кимвы из ирсийской посылки, но на всех папуасов, которых предстояло «облагодетельствовать» «гуманитарной помощью», уже выращенных и собранных нескольких десятков «мер» маловато будет – пока подарок с Западного материка рос исключительно на полях типулу. Только в этом году должны были начаться первые посадки высокоурожайных сортов в нескольких деревнях-колониях на осушенных болотах и в хозяйствах обосновавшихся в столице и морской гавани тенхорабитов – последним в знак особого расположения посевной материал выдавался буквально горстями. Остальным же придётся обходиться тагирийским зерном.

Ещё хуже обстояло дело со «странной кукурузой» - растением, образующим мелкие початки, похожие на кукурузные, но растущие густыми пучками. Зёрна же были довольно крупными, с горошину. Если честно, в прежней своей жизни пробовать американский злак мне не доводилось, да и видел я его только на картинках, потому не могу сказать, имеет ли «странная кукуруза» какое-нибудь отношение к индейскому маису. В посылке его было совсем мало, да и разводить неизвестную культуру, пусть и имея подробные письменные инструкции, несколько проблематично. В итоге на данный момент в наличие имелась всего пара «мер» ребристых зёрен желтоватого цвета.

Я не был бы Сонаваралингой-таки, Великим и Ужасным, если бы кроме аграрно-технологической выгоды в виде диверсификации папуасского сельхоза не сумел найти в грядущем неурожае решение кое-каких политических проблем. Раздаваться заморский этеш будет не всем подряд: в первую очередь его получат подконтрольные типулу-таками области. Бунсан с Тинсоком, в общем-то, нуждаются даже не в «гуманитарке», а просто в ослаблении налогового бремени – и его они на ближайшее полугодие получат. А Рудники, столичные с мархонскими мануфактуры будут кормиться импортным зерном, равно как и армия с гвардией. Вэю, Хону, Кесу, Талу, Текоку и Ласунгу помощь будет оказана. Будет она, конечно, избирательной – список селений, «сильные мужи» которых безусловно лояльны правительнице, уже составлен. Остальным – в той степени, чтобы не вымерли от голода. Ну и Сонаву, конечно, поможем безоговорочно.

И в других землях острова зерно станет моим оружием: достанется оно только тем, на кого можно рассчитывать в качестве агентов центра в предстоящем установлении полного контроля над Пеу. Узким кругом в лице Рамикуитаки, Ванимуя, Шонека и вашего покорного слуги уже не раз и не два обсуждали, кому из «сильных мужей» Кехета, Сунуле, Кане, Темуле и Тесу суждено сохранить и преумножить влияние, а кому обратиться в ничтожество, возможно вместе со своими подданными. Как ни странно это звучит, но наиболее полной картиной владел Вестник – разумеется, через своих воспитанников.

Не знаю, мучился ли старый тоутец угрызениями совести – внешне необходимость соучаствовать в организации направленного голодомора у него никак не проявлялось. Напрямую же спросить у меня язык не поворачивался. Мне и самому-то не по себе становилось от взятой на себя ноши определять – кому жить, а кому умирать. И слабым оправданием служит тот факт, что закупаемого зерна не хватит прокормить все триста тысяч папуасов, а двести тысяч «мер» – это верхний предел, на который хватило доверия ростовщиков Внутриморья. Хиштта в своих письмах весьма прозрачно намекал, что выданные ему ссуды – это даже большего того максимума, на который мы могли рассчитывать на фоне грядущего палеовийского вторжения.

А вот насчёт Бонко я лично ещё не определился. С одной стороны, мне не нужно чрезмерное усиление какой-либо из местных сил в столь отдалённой от Западной равнины части острова. Руки дотуда дойдут у меня нескоро, если вообще дойдут. Но с другой, Такумал в глазах моих орлов по прежнему являлся «олени востока» братства «пану макаки», то есть одним из своих. Кроме того, там оставалось столько людей, что-либо значивших в моей жизни….