Как умирала Вера

17

До чего же легко принять решение раз и навсегда изменить свою жизнь, и как сложно это реализовать. В народе принято называть это невидимое сопротивление происками дьявола, искушением, соблазном. Казалось бы, встаешь на путь исправления, но вера в правильность этого пути куда-то улетучивается, появляется страх бездарно потратить время и упустить привычные удовольствия. И постепенно, облегченно выдыхая, ты возвращаешься в свой родной круговорот пороков. А светлая благая цель, от которой малодушно отвернулся, меркнет и в результате затухает где-то на горизонте несбыточных надежд.

Антон уже почти перестал корить себя за мягкотелость и доверчивость, которые привели его к поискам Вериной души и инциденту на кладбище. Но ощущение внутренней опустошенности никак его не покидало. Напротив, оно нарастало с каждым днем. Конечно, молодой человек еще скучал по возлюбленной, но почти в той же степени ему не хватало того душевного подъема, который он испытал, впервые придя в церковь. Не хватало светлой надежды, которая поселилась в нем за время общения с необычной новой знакомой. Он уже окрестил Дашу шарлатанкой, но почему-то не мог испытывать к ней злость. Он ловил себя на мысли, что был бы даже рад, если б девушка переубедила его.

Антон находился на распутье: почтить память Веры и вернуться к прежней жизни или каким-то образом постараться снова найти то неуловимое состояние, в котором он пребывал всего пару дней, но которое заставило его дышать по-новому.

Просидев несколько дней дома и не найдя ответа, он начал постепенно возвращаться в привычный ритм. На пару суток Антон погрузился в работу – почти без перерывов и без сна. Освободившись в пятницу вечером, молодой человек пошел все в тот же бар – место поверхностных знакомств и непринужденной обстановки. Ему было приятно осознавать, что окружающие воспринимают его по-прежнему и не догадываются, в какую чушь он чуть было не поверил. Но, несмотря на это, как бы Антон ни сопротивлялся, он сам себя чувствовал другим и привычное окружение воспринимал не так, как прежде. Он не мог понять, как люди могут быть столь расслабленны, как они могут не задумываться о своем предназначении, о вопросах бытия, как они умудряются не беспокоиться ежеминутно о близких? Ведь все так хрупко, так шатко! Что, черт побери, с ним происходит?!

– Еще виски, двойной! – кричит он бармену.

Если уж он самостоятельно не может расслабить свои мысли, то старый проверенный способ не должен подвести.

На другом конце барной стойки сел смутно знакомый молодой человек. Тут все были смутно знакомы, но этот чем-то выделялся. Может, потому что чудак нацепил женский шарфик? Антон и сам был любителем аксессуаров и почти никогда, особенно в зимнюю пору, не выходил из дома, не обвязав шею на модный манер. Но этот парень вообще был без претензий на тренды: обычная белая футболка, чуть потертые джинсы, на ногах «тимберленды», видавшие уже далеко не один сезон. И пестрый шарф из легкой материи, не подходивший ни по стилю, ни по сезону. Как будто ему вообще было все равно, чем обвязать шею, лишь бы сделать это. Даже если так случилось, что больше нечем было утеплиться в холодную погоду, то почему нельзя было сдать этот дизайнерский шедевр в гардероб с верхней одеждой?

Но все же не эстетический диссонанс во внешности заставил Антона обратить внимание на этого посетителя. Было в его позе, в чертах его лица некое напряжение. Как будто он тоже не пришел сюда за чем-то, а ушел от чего-то. Его взгляд не искал ничего по сторонам, внимание было направлено внутрь себя. Как это просто и верно – искать все ответы в себе, а не попрошайничать у окружающих.

Парень заказал пиво и, по-прежнему не глядя по сторонам, задумчиво прильнул губами к пенному напитку. Антон готов был поклясться, что видел его ранее в совсем другой обстановке. И даже шарф этот он уже видел, но с другой одеждой.

И тут – вспышка и секундное просветление, которому не помешали даже несколько двойных порций виски: он видел его меньше недели назад, в морге! Он хорошо запомнил этого санитара еще в ночь Вериной гибели, но когда встречаешь малознакомого человека в совершенно другой обстановке, иногда впадаешь в ступор.

Разочарование повисло на Антоне невыносимым грузом: единственный человек в заведении, в котором он разглядел было родственную душу, – санитар морга. Скорее всего он странный тип с пошатнувшейся психикой. Или фанатик медицины. Кто еще согласится на такую работу? Неудивительно, что парень так отстранен, ему, должно быть, не очень комфортно среди живых людей.

Раздосадованный Антон расплатился и шатающейся походкой, но уверенно, направился к выходу.