Жизнь спросила у смерти:
– Почему люди так любят меня, а тебя ненавидят?
Смерть ответила:
– Потому что ты красивая ложь, а я грустная правда.
Вера ждала его появления, хотя и не могла объяснить природу надежд, которые возлагала на него – на человека, поведавшего ей самую страшную историю в ее жизни; на человека, который своей необычной природой должен внушать отвращение и который, невзирая на дружелюбный изначально настрой, сдал-таки ее в логово мясника.
Хорошо, что Римма была, как всегда, благосклонна к ней и разрешила до вечера валяться в гостиной перед телевизором. Глядя на эту добрую чуткую женщину, Вера задавалась вопросом: известно ли ей, какая участь уготована ее подопечной? Что, если попробовать найти союзника в ее лице? Или жалованье в этом доме у прислуги так велико, что перекрывает все моральные принципы?
У Веры не было цели вступать в диалог с Пахомом. Для этого у нее теперь имелась заветная комбинация цифр. Телефон в ее комнате вроде бы исправен. Но это имеет значение только в одном случае, если ему не все равно. Этим вечером она в его глазах разглядела тревогу и неравнодушие. Ах, если бы этот сшитый по частям монстр был способен хоть на толику человеческих эмоций! Она бы попыталась на этом сыграть. Откладывать звонок не имеет смысла. Надо действовать по горячим следам, пока Пахом не забыл напрочь о ее существовании. Нужно только дождаться глубокой ночи, чтобы ей никто не смог помешать.
Вера полулежала на кровати, борясь со сном. Если она сейчас вырубится, то проснется не раньше пяти утра, когда Римма уже придет с первым шприцом. После этого ни о каких разговорах речи быть уже не может. Придется ждать следующей ночи, а это никак не входило в Верины планы. Все звуки в этом доме затихали достаточно рано, но в целях перестраховки не помешает дождаться полуночи и еще часик взять про запас. Не исключено, что Фишер засиживается за работой до поздней ночи, но его кабинет находится в другом крыле особняка.
Стойко дождавшись заветного часа, Вера сняла трубку телефона.
– Семь-семь, – пошевелила она губами и спустя несколько секунд услышала заветный гудок.
– Алло, – раздался в трубке недовольный сонный голос.
– Неужто я тебя разбудила? – приглушенным голосом спросила девушка.
– Вера? – безошибочно определил собеседник без тени сонливости.
– Гениально! Ты меня узнал даже спросонья.
– С ума сошла?! Если Фишер узнает…
– Знаю-знаю! Он мне голову оторвет. Или как там еще – мне не сносить головы? – Вера весело, но все еще достаточно приглушенно расхохоталась.
– Как ты узнала мой номер? Ты звонишь из своей комнаты?
– Извини, если разбудила, Пахом. Я думала, ты в морге на дежурстве, как обычно. – Вере вдруг захотелось просто поговорить, потрепаться обо всякой ерунде, даже не касаясь своего безнадежного дела.
– После Фишера я в кои-то веки заглянул в бар, потом поехал домой и впервые за несколько дней прилег. Но суть не в этом. Ответь на мои вопросы.
– Какая разница? Я нашла способ с тобой связаться, и это главное сейчас. Я знаю, что ты мне не поможешь, но хотя бы в разговоре не отказывай. Как я узнала твой номер? Простые наблюдения. Фишер, может, и гениальный, но все же человек. А человек не может просчитать всего. А звоню я из своей пятизвездочной палаты, да.
– Кому еще ты можешь позвонить оттуда?
– Никому. Не знаю. Глупо было бы не попробовать позвонить в город, но чуда не произойдет, – прыснула Вера. А потом серьезным тоном добавила: – Ты сдашь меня? Опять?
На том конце провода собеседник тяжело вздохнул.
– Нет, Вера. Но и помочь тебе не смогу.
– Так я не за этим звоню, расслабься. Даже если и сдашь, хуже мне уже не будет. Все равно, кроме тебя, потрещать не с кем. Так что, проживу как-нибудь без этой забавы какое-то время.
– Я рад слышать тебя. – По голосу было заметно, что Пахом немного приободрился.
– Вот видишь, значит, идея позвонить тебе была не такой уж и плохой.
– Препарат, который ты сейчас принимаешь, не позволит нам общаться слишком долго. Он очень силен. Я просто предупреждаю тебя, но ты должна понимать, что они как анестезия для твоей психики. Сейчас никто, даже сам Фишер, не знает, когда можно будет проводить операцию. Так что, если хочешь подольше оставаться в твердой памяти и иметь возможность общаться с окружающими, попробуй убедить его в своей покорности.
– И правда, к чему мне ясный ум?
– Только тебе решать.
– Поэтому я и звоню тебе сейчас. Не знаю, каким мое состояние будет завтра. Римма делает уколы по часам. Кстати, она очень мила. Иногда, глядя на нее, я думаю, что договориться об отмене препаратов было бы легче с ней, чем с Фишером.
– Забудь. Она никогда не пойдет против его воли.
– Правда? А мне показалось, что в ней осталось что-то человечное, несмотря на место работы.
– Осталось. Римма – хороший человек. Тут сомнений нет. Дело в другом. Помнишь, я рассказывал тебе про мальчика с двусторонней трансплантацией рук? Это ее сын. На Фишера она работает не из-за денег – вернее, не только из-за них, – но главным образом из-за иммунодепрессантов, без которых полноценная жизнь ее сына не будет возможна.
Вера в момент погрустнела. В руках появилась слабость, даже трубка потяжелела и медленно сползла по ее щеке. Ничего критичного она только что не узнала, но именно сейчас появилось ощущение настоящей западни, в которой все ходы просчитаны наперед и далеко не в ее пользу. Как будто она оказалась в ночном кошмаре, из которого нет выхода, кроме пробуждения, но этой возможности она была напрочь лишена.
– Вера? Ты и впрямь возлагала на нее надежды?
– Не больше, чем на тебя. Но если она и не поможет, то в ее силах хотя бы сделать мне спасительный укол. Теперь я даже жду его.
– Я был уверен, что ты выберешь другой путь.
– Почему?
– Потому что ты не из слабаков, которые предпочитают забытье какой бы то ни было действительности.
– Спасибо, что ты такого высокого мнения обо мне. Пожалуй, ты прав. Я просто очень устала. И спасибо за правду. Даже за такую. В моем положении неведение сводит с ума.
– Не за что тебе меня благодарить, Вера.
– Просто разговор сейчас тоже дорогого стоит. Расскажи мне про мои похороны. Ты присутствовал?
– Нет, с чего бы? Я всего лишь отправил тело из морга.
– Фишер показывал мне видео. На похоронах был Антон.
– Я в курсе. Накануне он приходил и интересовался о времени и месте.
– Мой актерский талант сделал свое дело, а? Как думаешь? Видишь, как он забегал! «Оскар» в студию! Посмертно, – невесело рассмеялась Вера.
Пахом молчал.
– Ты сейчас думаешь о том же, о чем и я? Какая я дура, что в тот вечер вместо спасения своей шкуры начала разыгрывать спектакль?
– Мы оба многого не знали тогда, – попытался успокоить ее Пахом. – Хотя я и впрямь немного удивился, что ты снова оказалась в моей машине после встречи с ним.
– Это потому, что есть люди, для которых воскрешение из мертвых – не такая обыденная вещь, как для тебя.
– Тоже верно. Ну, как сложилось, так и сложилось. На данный момент ничего не изменить.
– Как думаешь, сколько времени у меня?
– Сложно спрогнозировать. Фишер лично осматривает Эллу каждое утро. Если в какой-то день он решит, что все показатели в норме, то даст команду готовиться к операции.
– Элла где-то здесь, в доме?
– Да, на третьем этаже. Там только она и дежурная медсестра.
– Хотела бы я ее навестить… – задумчиво произнесла Вера.
– Не сомневался, что эта шальная мысль не минует твоей головы.
– Ты не знаешь, о чем я думаю.
– О чем?
– Сначала я задумалась, что бы мне такого сделать с собой, чтобы Элла, увидев меня, отказалась от идеи позаимствовать мое тело. Потом я подумала, что куда проще будет покончить с ней.
– Вполне логично. Но во-первых, ты не сможешь этого сделать, а во-вторых, это не спасет тебя от Фишера. При любом раскладе у него на тебя серьезные планы, и он их не поменяет.
– Ну тебя, Пахом! Таких зануд, как ты, днем с огнем не сыщешь! Я тут в центре остросюжетного триллера, в заколдованном замке злого гения, а ты обрубаешь на корню все мои геройские замыслы!
– Убить Эллу, например?
– Да. Тут уж либо идти до конца, либо покорно принимать «овощетворящие» инъекции… Но ты прав. Даже в моей ситуации остается выбор. Я пошутила, не трону я вашу Эллу. Но при случае обязательно навещу. Спасибо тебе за все, Пахом.
– Хватит. Мне тошно от твоих благодарностей. Я ничего не сделал. И не смогу помочь.
– Ты уже помог. Я еще позвоню, если буду в состоянии.
Вера с удовлетворением отметила готовность Пахома к диалогу даже теперь, когда его миссия, казалось бы, завершена. Он еще не осознает этого, но почву для взращивания в нем желания ей помочь она нащупала и теперь будет планомерно ее обрабатывать.
Ночью ей снился Антон. Неожиданное и приятное явление на фоне всех окружающих ее в реальности персонажей. Сон унес ее в прошлое, в самую сладкую пору отношений, задолго до аварии, так резко разлучившей их. Поэтому она даже не подумала спросить у него, с кем он был на похоронах и о какой новой пассии говорил Фишер.
Сон ласкал ее сознание до того момента, как мягкая ладонь аккуратно коснулась ее запястья.
– Один укольчик, деточка, и можешь спать дальше, – раздался спокойный голос Риммы.
От инъекции Вера не шелохнулась – рука у женщины была очень легкой. Пробуждающаяся ото сна пленница вздрогнула и открыла глаза тогда, когда Римма закопошилась возле прикроватной тумбочки, отсоединяя телефонный аппарат от розетки и приговаривая: «Ни к чему он тут тебе, только пространство занимает…» На его место женщина поставила графин с водой и тарелку с печеньем.
Зажмурившись, Вера перевернулась на другой бок. От ночного запала не осталось и следа – намерение разделаться с Эллой улетучилось, а план по вербовке Пахома развеялся, словно дым. Сквозь закрытые глаза просочились слезы сожаления: привидевшееся воссоединение с Антоном было лишь сном и уже никогда не станет явью.