Календарь без чисел

Глава 12

Глава 12

Пока не погас закат

Антон вернулся домой к бабушке уставший, но с каким-то внутренним огнём. Он будто обрёл цель, и это наполняло его силой. Вечером с работы зашёл традиционно отец. Он всегда по пути домой сначала заходил проведать бабушку, не редко мылся, мог навести порядок, а потом идти домой к себе. Он приятно был удивлён, что Антон помог ей по квартире и самое главное сходил проведать в больницу деда самостоятельно, конечно для порядка пожурил, сказав, что маленькому мальчику нельзя ходить одному так далеко, но в целом Антон видел он был доволен. Они вместе поужинали борщом, отец спросил не хочет ли Антон пойти с ним домой? Тот отрицательно мотнул головой, сказав, что не хочет сейчас бабушку оставлять одну, чем вызвал очередное удивление его словам, но виду не подал. Когда отец ушёл, он помыл посуду, подмёл пол на кухне и убрал лишнее со стола. Потом почитал старую книгу с полки, которую в прошлой жизни читал лет в 14, и лёг спать, прокручивая в голове детали: когда именно приедет отца брат? Какие слова сказали они с отцом друг-друга на поминках, что именно стало спусковым крючком для ссоры?

Он понимал — многое зависит от мелочей. Вспышка может произойти от одного случайного взгляда, криво сказанного слова. Но если он будет рядом, наблюдать, вмешаться в нужный момент… может, удастся избежать этого? Хотя бы сгладить углы.

На следующее утро он снова пошёл к деду. И в этот раз разговор получился длиннее. Они вспоминали разные забавные случаи, дед рассказывал о войне, о том, как вез боеприпасы по “Дороге жизни”, как в лагере видел людей, утративших не только веру, но и лицо. Говорил спокойно, без пафоса. А Антон слушал и старался запомнить каждое слово, ведь знал — эти слова он больше не услышит. Но главное — он слушал с настоящим участием. И это дед чувствовал.

На третий день он снова был у деда. И в этот раз, уходя, дед вдруг сказал:

— Антоха… Знаешь… Никогда не держи зла. Оно как ржавчина — съедает изнутри. Даже если на тебя наорали, даже если обидели. Иногда лучше просто уйти, но не позволять злу осесть в себе. Обещай?

— Обещаю, — тихо сказал Антон.

Он чувствовал, что дед будто предчувствует свою судьбу. И, возможно, этим советом пытается что-то передать. Передать важное.

Когда через пару дней отец пришёл к ним домой с вестью о том, что деда не стало, Антон уже был готов. Не в том смысле, что он не испытал боли — наоборот, он плакал, по-настоящему, как мальчик, но в его слезах была благодарность. За то, что он успел. Успел проститься. Успел дать тепло.

По традиции гроб обитый красной тканью с чёрной каймой по краям с покойником разместили в зале на двух стульях. Под ним (по чьей-то рекомендации) поставили литровые банки с разведённым в воде марганцем— сказали, что он будет поглощать неприятный трупный запах. За пол года до смерти деда, в балконное окно врезали кондиционер, благодаря ему воздух внутри комнаты охлаждался. Вокруг гроба в котором дед лежал в своём коричневом парадно выходном костюме стояли стулья на которых сидели отец, родственники и друзья покойного. Среди них был и прилетевший сразу после смерти деда брат отца, в лётной форме он сидел рядом с ним печально глядя на спокойное лицо умершего своего отца. В больнице живым его последним видела мама, она накануне пришла навестить его, он был очень живым и кажется полным энергии. Сказал, что отлично себя чувствует и хочет уже выписаться, так как ему надоело тут лежать… А на следующий день его не стало…

Антон стоял у изголовья опираясь руками на спинки стульев глядя на то как собравшиеся вокруг люди плачут и вытирают слёзы платками. Среди собравшихся был приглашён фотограф какой делал снимки в комнате и непосредственно на улице перед погрузкой гроба в машину. Антон никогда не понимал этой странной традиции, запечатлевать то что будет вызывать плохие эмоции. Спустя годы он уничтожил эти фото считая, что они несут негативную энергию. На кладбище он не поехал, оставшись дома. Мама практически сама полностью занялась подготовкой поминок на кухне. Поминальный стол накрыли в том самом зале, где ещё утром стоял гроб с покойником. В комнате было тесно, пахло пирогами, селёдкой, водкой и сигаретным дымом. Родственники и его престарелые коллеги по работе сидели по периметру, вспоминая деда. Кто-то с теплом, кто-то просто из вежливости.

Ближе к ночи, большинство гостей изрядно захмелевшие с трудом передвигая ноги ушли к себе. За столом оставались мать Антона, бабушка, брат отца, сам отец и несколько хороших друзей родителей пришедших поддержать их. Сначала вроде ничего не предвещало беды, они выпивали, закусывали, говорили о покойном хорошие слова. И вот наступил тот самый момент, когда отец сгоряча высказал что-то старшему брату, мол, "ты даже в больницу не приехал", а тот ответил грубо, упрекнув в том, что отец сам не позаботился о деде как следует и что мол мать тоже требует ухода, а он не может ей его обеспечить надлежащим образом. Отец в ответ сказал ему, что тот вообще появляется здесь раз в году, а он постоянно с родителями. Слово за слово — и атмосфера стала натянутой, как струна.

Антон, сидя в углу комнаты, знал: вот сейчас всё решится. Или так, как он помнит — с криками, бросанием стаканов и горечью на годы вперёд… Или он вмешается.

Отец раздражённо встал из-за стола и пошёл курить в коридор. Мама Антона не захотела мириться с таким наездом на отца и тоже высказала брату своё мнение о нём, апеллируя тем, что он постоянно плетёт против неё интриги и настраивал родителей отца против неё, придумывая всякие сплетни о том, что она якобы гуляет направо и налево, естественно отец этому не верил, он ссорился со своими родителями из-за чего они потом не разговаривали месяцами. Бабушка до этого тяжело молчавшая внезапно тоже высказала своё мнение о матери Антона назвав её “не лучшей невесткой и женой”— чем вызвала у неё негодование такой “благодарности” за то что она столько сделала. Друзья родителей чувствуя себя не в своей тарелке попытались деликатно успокоить их, но страсти только накалялись и они тихо вышли в коридор. Отец услышав разговор на повышенных тонах вошёл в зал и с места начал высказывать захмелевшему брату, чтобы он прикрыл свой рот и не смел ничего говорить в сторону его жены какой он не достоин даже мизинца. Антон встал, не зная до конца, что скажет. Просто пошёл к столу, встал между взрослыми, как будто это был суд, а он — свидетель.

— Дядя Валера, папа… — сказал он хрипловато. — Простите, что лезу, я понимаю, что я ребёнок. Но дед… дед бы не хотел, чтобы вы ругались. Он мне сам говорил — зла держать нельзя. Оно, как ржавчина. Папа, ты делал для деда всё, что мог. А ты, дядя Валер, приехал — значит, тебе тоже не всё равно. Пожалуйста… не ругайтесь. Сейчас не время и не место.

Наступила тишина. Мёртвая. Даже взрослые замерли. Кто-то тихо всхлипнул. И в этой тишине Валера внезапно произнёс пьяным заплетающимся языком:

— Иди вы все нахер! Отца нет, а меня тут какой-то сопляк жизни учить будет. Идите отсюда, не позорьте его память.

Для Антона это был, как удар дубиной по голове. Он то думал, что взрослые сразу кинутся друг к другу в объятия с извинениями, а не тут то было, водка затуманила мозг и мир между двумя братьями стал ещё более иллюзорным.

Отец психанул, взял мать за руку и вывел её из-за стола в коридор. Его видно распирала обида на брата и мать за то что они так поступили по отношению к нему, поэтому перед тем как уйти он вошёл в зал и высказал им обоим, что он думает по этому поводу. Валера рассмеялся ему в лицо на эти слова и повторил, что “заберёт мать с собой”, а “отец будет жить здесь со своей проституткой женой”.— Это стало последней каплей и отец сорвался кинувшись на него. Завязалась драка, раздался звон битой посуды, яростные крики и треск рвущейся ткани.

Антон не знал, что ему делать? Тогда ему было просто страшно и никто из взрослых не догадался его утешить, а сейчас он просто стоял и смотрел, как два брата борются между собой и понимал, что ничего он тут сделать не сможет. Эту часть истории ему не изменить.

Отец выскочил из зала в разодранной рубахе тяжело дыша. Мама истерично посылала Валере все известные проклятия грозя его прибить за мужа.

Друзья родителей предложили им уйти поскорее отсюда, но отец несмотря ни на что хотел остаться переживая, что тот в пьяном угаре может, что-то сделать их общей матери. Но в итоге сдался на уговоры и они все пешком пошли к себе домой.

Позже, вечером, Антон записал в свою "Тетрадь Перемен":

“Я не знаю, что будет дальше. Но сегодня я понял, что ребёнок с памятью взрослого — часто просто наблюдатель. Это тот, кто хочет сделать больше, чем кажется. Иногда одно слово, сказанное вовремя, может стать якорем, но с ребёнком это не всегда работает и чаще всего ничего нельзя изменить. Его миссия имеет достаточно ограниченный ресурс исходя из возраста.”

Он перевернул страницу, немного подумал и сделал ещё одну ремарку.

“В фильме “Терминатор-2”, персонаж Кайл Риз передаёт Саре Коннор послание:

“Будущее ещё не определено, нет судьбы, кроме той, что мы делаем сами”. “Иногда не мы делаем судьбу, а судьба делает нас…”— Подумал Антон и спрятав тетрадь практически сразу уснул.

Прошло два дня. Антон ночевал у родителей — впервые за долгое время это казалось уместным. Отец ходил молча, словно переваривая внутри то, что не поддавалось словам. Мать выглядела усталой, но старательно держалась. Готовила, убирала, говорила обычные вещи о погоде, телевизоре и соседях, словно пытаясь не дать трещинам разойтись шире.

Утром третьего дня мать предложила сходить узнать, как там мать с Валерой.

Они вышли без лишних слов. Дорога до дома деда и бабушки была длинной, но в этот раз казалась длиннее обычного — как будто в воздухе повисло нечто тяжёлое, неприятное.

Когда они вошли на веранду, дверь была приоткрыта. Изнутри доносились глухие звуки — скрип, глухие удары. Антон шагнул внутрь первым.

Валера стоял в прихожей и заталкивал в старую сумку вещи. Пиджак деда, рубашки, какие-то бумаги. На табуретке стоял большой деревянный ящик наполовину наполненный всякой всячиной, а рядом — бабушкина аптечка.

Бабушка сидела на кровати в комнате, ссутулившись, молчаливая, как будто её уже не было в этом дне.

— Валера? — мать остановилась на пороге. — Что ты делаешь?

Он вздрогнул, будто его застали за чем-то запретным, но тут же выпрямился:

— Собираю вещи. Мы уезжаем. Я забираю маму к себе.

— Что значит — уезжаете? — отец вышел вперёд, хмурясь. — Ты с ума сошёл?

— Нет, это ты сошёл с ума. Все эти годы ты её унижал, игнорировал, относился как к мебели! — вспыхнул Валера. — Теперь деда нет, и она осталась одна. А ты — прости — даже похоронить его не смог, как положено. Я не оставлю её с тобой!

Бабушка не вмешивалась. Сидела с пустыми глазами, как будто всё происходящее её не касалось.

Антон замер у стены. Он чувствовал: сейчас решается что-то большее, чем просто бытовой спор. Это был бой старых ран, спрятанных обид, несказанных слов.

— Ты всегда был трусом, Валера, — глухо сказал отец. — Только говорить умеешь. А когда тяжело — сразу бежишь. Забираешь мать не потому что заботишься, а потому что хочешь показать, какой ты правильный. Это не забота, это спектакль.

— Да пошёл ты… — тихо выдохнул Валера. — Я устал. Я забираю маму. Всё.

— Бабушка, ты хочешь ехать? — впервые вмешался Антон.

Она посмотрела на него — взгляд ясный, усталый.

— Я… не знаю. Пусть они решают. У меня уже всё внутри выгорело. Я устала.

Антон посмотрел на неё. Она действительно выглядела так, словно больше не борется — всё равно, где быть, с кем быть, лишь бы никто не кричал и не делил её, как вещь.

В комнате повисла тишина.

— Валера, — сказала мать вдруг, — ты хоть понимаешь, что срываешь её с места в таком состоянии? Ей нужно покой и забота, а не переезд в никуда. Ты думаешь, у тебя в городе она вдруг оживёт?

— Я всё устрою. У меня всё продумано. — Голос Валеры дрогнул. — Я не позволю, чтобы она тут умерла тихо, как отец. Без тепла. Без уважения.

Антон снова взглянул на бабушку. Она тихо покачивалась на стуле, будто засыпала. Или погружалась внутрь себя, где всё проще.

Он шагнул вперёд.

— Бабушка, — мягко сказал он, — может, тебе просто немного отдохнуть? Не принимать сейчас решений? Хочешь, я останусь с тобой на несколько дней?

— Нет внучок…Ты лучше пиши мне потом письма…