Пока Кай еле стоял на ногах, его враг уже готовился к новому нападению. Очередной кулак из маны появился из воздуха — удар, снова потемнение в глазах. В этот момент что-то переключилось в голове парня. Ощущение было похоже на то, когда он впервые пришел в тренировочный зал и бил грушу несколько часов подряд. Необычное состояние потока овладело его телом и разумом. Никаких мыслей, никаких планов и идей — руки и ноги стали двигаться сами собой. Даже боль притупилась.
Вокруг будто всё замерло. Был только он и маг перед ним — ничего больше. Ноги понесли в атаку. «Магические кулаки» пролетали мимо, будто не способные попасть по парню. В момент, когда появился зазор между атаками, охотничий нож полетел в ногу противника. Прозвучал хриплый крик боли — получилось выиграть несколько драгоценных секунд. Кай выдернул монтировку из стены и приблизился вплотную к своему врагу. Появился барьер между ними. Парень лупил по незримому барьеру что есть мочи, без остановки, без малейшего перерыва. Пока он теснил лысого мага, тот не мог перейти в атаку.
На лице противника сменилась гримаса: с уверенности в своём превосходстве — на страх, перемешанный со злостью. Через пару минут на лбу появилась испарина, руки задрожали, а взгляд начал плыть. Маг устал поддерживать барьер под неустанным натиском. Он мог продержаться так ещё немного, но в чём смысл, если он потратит все свои силы? С другой стороны, если маг снимет барьер прямо сейчас, то сразу получит железом по лысому черепу — такой исход ему тоже не особо нравился. Но, что-то придумать уже пора.
Выкрутиться оппонент попытался так: в тот момент, когда барьер был снят, монтировка в руках у Кая резко нагрелась, даже раскалилась практически докрасна. Это было заклинание мужчины, последняя надежда на выход из ситуации. Он думал, что это ему поможет, как же он ошибался... Парень её быстро выронил, но не стал отвлекаться. Ему удалось схватить мага за шиворот пальто — удар, и они повалились на землю. Все происходило настолько быстро, что у мага попросту не было возможность отреагировать.
Никакая боль, никакая усталость, никакие здравые мысли не могли остановить Кая. Его сознание сузилось до одной точки – этого изуродованного, залитого кровью лица под ним. Он сел сверху на поверженного мага, чувствуя, как хрустят кости под своими ударами. Каждый взмах руки обрушивал кастет в лицо врага с мокрым, приглушенным звуком – будто кто-то швырял сырое мясо о камень.
Маг пытался закрыться руками, но парень хватал его за запястья, с силой отрывал от лица и продолжал бить. Кровь брызгала на пол, на одежду, на стены – алые капли растекались по бетону, как будто кто-то размахивал мокрой кистью. Железный кастет, некогда холодный и тусклый, теперь блестел липким алым слоем, с каждым ударом собирая на себе новые порции крови. Она стекала по пальцам Кая, теплая и липкая, смешиваясь с потом и въедаясь в кожу.
Из разбитого носа мага хлестала густая струя, один из ударов раскрошил зуб – белый осколок вылетел и покатился по полу. Веки распухли, превратившись в багровые мешки, но Кай не останавливался. Его дыхание было ровным, руки работали с пугающей методичностью – подъем, замах, удар. Снова и снова.
Еще два удара.
— Остановись… — прозвучали слова человека, который уже захлебывался собственной кровью.
Еще удар.И еще один.
— Хватит… прошу…
Но эти слова Кай уже не слышал. Даже когда мужчина перестал сопротивляться, кулаки парня не разжимались. Он всё бил и бил…
Шла минута за минутой. Попавшая в рот чужая кровь с сильным металлическим привкусом резко вернула парня в реальный мир. Он наконец остановился и только сейчас понял, что уже сильно перестарался. Грудь его быстро вздымалась, дыхание сбилось, появилась одышка. К горлу подступили рвотные позывы от увиденного месива вместо лица мага. Чёрт, лица уже не узнать — а под глазом, чуть выше щеки, даже проступала белесая кость.
Кай аккуратно наклонился к поверженному и услышал в образовавшейся тишине хриплое, слабое дыхание.
— Ещё живой… — с тяжёлым вздохом прозвучали его слова. — Повезло тебе.
С трудом, снова ощущая боль во всём теле, парню удалось подняться. Он шатался, едва держал равновесие. Все его руки были в чужой крови, капли попали на одежду, лицо и волосы. Он в очередной раз подобрал монтировку. Тёплый металл слегка обжигал руку, но уже успел достаточно остыть.
Не церемонясь с той самой массивной щеколдой на двери, Кай сорвал её одним движением. Он вошёл в тёмное помещение, аккуратно, медленно. Рука нащупала выключатель на стене.
Картина предстала перед Каем во всей своей чудовищной откровенности, заставив кровь стынуть в жилах. В полумраке подвала, освещённом лишь тусклой лампочкой с треснувшим плафоном, три женских фигуры сидели, прикованные к трубам ржавыми наручниками. Их тела представляли собой живую карту жестокости - фиолетово-жёлтые подтёки синяков, запёкшиеся полосы от ремней, воспалённые следы от уколов, образующие на внутренних сторонах локтей жуткие звёздчатые узоры. Одна из девушек, с вырванными клочьями волос, безучастно качалась вперёд-назад, её губы беззвучно шевелились, словно повторяя заученную молитву.
Кай узнал сестру заказчицы по едва уловимому сходству в чертах лица, хотя теперь это было скорее жуткой пародией на ту жизнерадостную девушку с фотографии. Её когда-то округлые щёки ввалились, обнажив чёткий контур черепа под прозрачной, восковой кожей. Глаза - огромные, неестественно блестящие от расширенных зрачков - казались чужими на этом иссохшем лице. На шее выделялись тёмные отпечатки пальцев, а на запястьях - глубокие, гноящиеся борозды от верёвок.
Воздух в помещении был густым и тяжёлым, пропитанным смесью пота, мочи, рвоты и чего-то сладковато-гнилостного - возможно, разлагающихся остатков еды в углу. Под ногами хрустели использованные шприцы, пустые ампулы с непонятными препаратами, окровавленные бинты. Но хуже всего был запах страха - тот особый, едкий аромат адреналина и отчаяния, въевшийся в стены этого ада.
И посреди этого кошмара, как насмешка, стояла новенькая камера на профессиональном штативе, её объектив бездушно смотрел на жертв. На мониторе ещё светилась красная точка записи, а рядом валялась стопка чистых дисков с аккуратно подписанными датами. Эта деталь - такая обыденная, такая циничная - переполнила чашу ярости Кая. Его рука сжала монтировку так, что суставы побелели, и следующий удар разнёс технику вдребезги. Стекло осколками разлетелось по комнате, плата с треском лопнула, а исковерканный объектив покатился к ногам одной из пленниц, заставив её вздрогнуть - первый признак жизни за всё это время.
— Нет, похоже, я ещё не закончил… — пробормотал он себе под нос.
Вернувшись в предыдущую комнату, Кай подошёл к избитому противнику. Маг, на удивление, уже был на животе и пытался медленно ползти в сторону выхода. Парень подошёл к нему, выдернул нож из ноги (прозвучал сдавленный хриплый вскрик), после схватил лысого за лоб. Запрокинув голову поверженного к потолку, он одним движением перерезал ему горло.
Будучи не в себе от ярости, Кай хотел сделать то же самое с остальными охранниками, но их уже и след простыл. Повезло, что вовремя успели унести ноги. Парень вывел пострадавших девушек на улицу, накрыв их одеялами и обрывками ткани, которые смог найти в помещении. Ведь дальше находилась ещё одна комната — пустая, с кроватью, где «отдыхали» гости этого заведения.
Уже на улице он стал думать, что делать дальше. Звонить в полицию — не вариант, а глубокой ночью вокруг никого, чтобы позвать на помощь. Да и привлекать к себе внимание в любом случае не хотелось. Поэтому он написал заказчице и, увидев её ответ, поспешил удалиться с этого места. Взгляд из-за плеча последний раз осмотрел трех девушек. Сердце посетили смутные, тяжелые ощущения. Ярость понемногу испарилась, осталось лишь некое подобие на жалость, одно из не многих, что Кай еще мог испытывать к другим. Эта ситуация открыла глаза, мир развернулся, будто взгляд под другим углом. Конечно он знал, что такое происходи, причем не редко, но увидеть это все своими глазами... вживую... Такое так просто не забудешь.
В ближайшей подворотне, за мусорным контейнером, он достал свой спрятанный рюкзак. Переоделся в чистую одежду, а старую сложил в мусорный мешок и выбросил. До дома добрался, поймав через три квартала попутку.
Ноги едва донесли уставшее, избитое тело до кровати. Как только голова коснулась подушки, сознание моментально поглотил сон.
На следующее утро всё тело ломило, каждая мышца сокращалась с безумной болью. Первые два часа парень попросту не мог встать с кровати. Когда ноги смогли шевелиться, кое-как дополз до холодильника, достал из морозилки лёд и приложил к самому большому синяку на рёбрах. В этой адской, мучительной боли он провёл весь день и всю следующую ночь, не способный сомкнуть глаз. Обезболивающие таблетки едва помогали, и в этот момент Кай очень пожалел, что у него нет дома нормальной аптечки на такой случай.
На утро парень вызвал врача на дом — дорогое удовольствие ценой в одну аркану и пятьсот рун, но делать было нечего, терпеть больше не было сил.
Дверь скрипнула, пропуская внутрь сгорбленную фигуру в выцветшем хаки-халате. Врач – мужчина лет пятидесяти с мешками под глазами цвета мокрого асфальта – вошел, шаркая стоптанными ботинками по линолеуму. Его пальцы, испещренные тонкими шрамами от порезов и ожогов, нервно перебирали ручку потертого чемоданчика с потрескавшейся кожей. Запах дешевого одеколона, перебивающий вонь лекарств, въелся в ткань халата настолько, что уже никак не выстерать. Даже сквозь закрытый кейс пробивались ноты спирта, хлора и запаха таблеток.
—Ну-ка, показывай, чем там тебя угораздило, — голос врача звучал хрипло, будто пропущенный через сигаретный фильтр.
Он поставил чемодан на табурет, щелкнув замками, которые тут же отвалились – один со звоном покатился под кровать. Врач даже не нагнулся, привычным движением доставая вместо него манускрипт с потрескавшимися страницами, испещренными руническими символами. Спустя мгновение, небольшая железяка вернулась из-под кровати, левитируя сама собой.
Кай приподнял майку, обнажая торс, покрытый сине-багровыми разводами. Кожа на ребрах была натянута, как пергамент, а в центре каждого синяка проступали алые точки – лопнувшие капилляры. Врач присвистнул, проводя пальцем в сантиметре от кожи. Его ноготь, желтый от никотина, дрожал едва заметно.
— С лестницы упал. — единственное что придумал парень.
— Лестница, говоришь? — он фыркнул, доставая из чемодана пузырек с мутной жидкостью. При встряхивании внутри заплясали серебристые искры. — Знавал я такие лестницы. В восьмидесятом году один детина тоже с нее падал — только у него следы от наручников на запястьях были. А в остальном, синяки как "брат-близнец" твоих.
Ладонь врача внезапно озарилась болотным светом. Зеленоватые прожилки маны поползли по его венам, собираясь в центре ладони в пульсирующий шар. Когда он прикоснулся к самым темным синякам, кожа Кая зашипела, выпуская струйки пара с запахом горелой плоти. Боль была острой, но краткой – будто кто-то выдергивал раскаленные иглы из мышц.
—Видал таких, как ты, — врач говорил, перебирая ребра, будто клавиши расстроенного пианино. Его мизинец с обломанным ногтем нащупал трещину в четвертом ребре. — Не лечись – срастется криво. Дышать потом будешь, как паровоз в тоннеле. Хотя, может обойдется...
Из чемодана он выудил ампулу с густой черной массой. При раздавливании между пальцами субстанция засветилась фиолетовым, превращаясь в паутину из светящихся нитей.
— Держись, щенок, – предупредил он, прежде чем вдавить эту паутину в трещину. Каю показалось, будто в грудь вонзили раскаленный лом. На секунду мир побелел, а в ушах зазвенели колокола.
Когда сознание вернулось, врач уже закручивал жгут на его предплечье, куда капала густая жидкость цвета ржавчины.
— Гемостабилизатор. Чтоб печень не отвалилась от той дряни, что я тебе вколол.
Его ладони снова засветились, но теперь свет был холодным, голубоватым. Прикосновения стали мягкими – будто кто-то прикладывал к коже кусочки льда, которые таяли, оставляя за собой онемение. Синяки на глазах бледнели, превращаясь из лиловых в желтоватые.
— Завтра начнет ломить кости, – предупредил врач, вытирая руки о халат. На ткани остались бурые пятна. — Не пугайся – это магма-гель вытягивает осколки чужой маны из мышц. К полуночи будет тошнить. Если рвать начнет черным – звони в скорую. Хотя... – он окинул взглядом комнату, — в твоем случае лучше сразу заказывать гроб.
Он захлопнул чемодан, оставив на тумбочке три ампулы с разноцветными жидкостями.
— Красную – если температура под сорок. Зеленую – если моча с кровью пойдет. Синюю... – он усмехнулся, показывая отсутствующий клык, — ...если решить захочешь, что жить надоело. Уснешь без мучений. — не найдя нужный испуг в взгляде парня, врач все равно добавил — Шутка... Обезболивающие, просто для крепкого сна.
— Тебе очень повезло, что нет переломов. Но я бы всё равно посоветовал обратиться в больницу и пройти обследование. — Звучал в словах итог всех действий.
— Спасибо, но у меня нет возможности лечиться в больнице. Слишком дорогое это удовольствие, — с лёгкой язвительностью ответил парень, хотя это тоже было неправдой.
— Как знаешь. Твоё дело. Свою работу я выполнил.
Абсолютно спокойно, даже не поинтересовавшись именем пациента, медик забрал плату и покинул квартиру Кая, не задерживаясь ни на секунду.
Первые три дня прошли в тумане боли и полузабытья. Кай спал урывками — каждый поворот на матрасе будил его острым прострелом в рёбрах, а малейшее движение руки отзывалось ноющей тяжестью в плече. По утрам он просыпался с ощущением, будто его переехал грузовик, а кожа на спине и боках покрылась багрово-синими разводами, похожими на гниющие плоды.
На четвертый день он впервые смог дойти до ванной без помощи стен. Зеркало показало измождённое лицо с запавшими глазами, обрамлёнными тёмными кругами. Щека, куда пришёлся тот самый магический удар, всё ещё сохраняла неестественную синеву, а губа была рассечена и припухла. Кай аккуратно провёл пальцами по лицу, ощущая под кожей твёрдые уплотнения — глубокие гематомы, которые ещё долго не рассосутся.
Он набрал в ладони холодной воды и умылся, стирая с лица остатки вчерашнего пота. Вода, стекая по шее, окрашивалась в розоватый оттенок — где-то на теле ещё сочились микротрещины, не зажившие до конца.
К вечеру пятого дня боль в мышцах наконец начала отступать, превращаясь из острой в тупую, но терпимую. Кай смог разогреть консервы на плите — первый нормальный приём пищи за всё это время. Ел медленно, ощущая, как каждый кусок даётся с трудом: челюсть всё ещё ныла от того удара, который он пропустил в схватке.
К шестому дню вернулась подвижность. Он сделал несколько осторожных растяжек, чувствуя, как застоявшиеся связки скрипят от напряжения. Каждый наклон вперёд отзывался жжением в пояснице, но он терпел, зная — если сейчас не разработать тело, потом будет только хуже.
К концу недели синяки пожелтели по краям, а отёки окончательно спали. Кай впервые за семь дней вышел на улицу — не спеша, держась за перила, но уже без той скованности, что была раньше. Солнечный свет резал глаза, а свежий ветер обжигал лёгкие, но это было приятно. Он стоял на крыльце, вдыхая воздух полной грудью, и понимал: самое страшное позади.
Тело заживало.
Но что-то внутри — глубже костей и мышц — всё ещё болело.