28.05.2028.
Шустрый
Мать возникла на пороге камеры поздней ночью. Капитан Борзов, лично привёл её и судя по нервной суетливости – визит начальством санкционирован не был.
– Максим, ты молодец, что догадался. Влад вовремя передал твою записку, и я успела вмешаться в ситуацию. Получила доступ к детям, проверила их. Похоже, Хирург долго и старательно пичкал их нашей сывороткой. Это изменило детские организмы, создало иммунитет к заразе. Пришлось, конечно, покачать права в штабе, чтоб их не трогали, но пока всё нормально. Генерал Антипов решил их оставить в карантине, до особого распоряжения с большой земли.
– Спасибо, мам. Я знал, что ты им поможешь.
– С ними всё ясно. Если будут вести себя прилично, выживут и, возможно, пригодятся для кое-каких экспериментов. – Она замолчала, взгляд стал жёстким, как сталь. – Макс, я откладывала этот разговор, но теперь, когда сложила все куски мозаики, хочу знать: как, где и когда ты потерял сестру?
– Мам… ты уверена, что хочешь это знать?
– Да.
– Хорошо… тогда слушай…
***
Два года назад.
После заселения на дачу дяди Бори беда целую неделю обходила посёлок стороной. Признаться, в этих условиях мы слишком рано расслабились. Беркут пошёл на поправку, раны затягивались.
Электричество в посёлок поступало с перебоями. Ловились несколько телевизионных каналов, по которым говорящие головы наперебой клялись, что всё будет хорошо – нужно, дескать лишь немного подождать мифических спасателей.
Сотовая связь с мобильным интернетом иногда появлялись, но ненадолго. И хотя целые сегменты интернет-ресурсов канули в Лету, просачивающаяся информация не оставляла сомнений: половина человечества превратилась в зомби, и старый мир уже точно рухнул.
По всему миру военные проводили операции по зачистке. Люди в панике бежали из городов в поисках спасения. Повсюду, словно грибы после дождя, возникали анклавы выживших.
Запасов, что мы с сестрой привезли из Москвы, хватило бы на два месяца. Картошка и зелень на огороде, намекали на богатый урожай. Всё это рождало обманчивую иллюзию стабильности, с которой я отчаянно пытался бороться. Человеческая природа слаба: вырвавшись из когтей смерти, мы невольно ищем утешение в самообмане.
Правда, кое-что я всё-таки сделал.
Ради выживания, в случае начала заражения посёлка, призвал соседей, и мы совместными усилиями расчистили старый выезд, ведущий к старой грунтовке, пересекающей заросшее бурьяном поле. Затем перенёс консервы и воду в БТР, создав неприкосновенный запас.
Ну а самое первое, что сделал – это привёл в боевую готовность всё имеющееся в наличии оружие.
К АК-112 набралось всего два полных магазина. Для Сайги двадцатого калибра – десяток патронов. Для двустволки, отнятой у главы крысиного семейства, – полтора десятка патронов двенадцатого калибра.
Кроме этого, в нашем арсенале появились трофеи, снятые с упокоенного мужа Маши и его заражённых головорезов: Глок с двумя магазинами, пистолет Макарова с сотней патронов россыпью и автомат Кедр с тремя магазинами по тридцать патронов.
Конечно, не густо, но для отражения атаки пары десятков зомби вполне достаточно.
В суете бытовых дел и подготовке к худшему я не заметил, как наши отношения с Машей выровнялись. После воссоединения мы не превратились в счастливую пару, как в дурацких мелодрамах, но делали всё возможное, чтобы склеить осколки прошлого. В этом помогло прояснение нескольких моментов.
Оказалось, пять лет назад её высокопоставленный папочка, словно безжалостный кукловод, надавил на неё, заставив отказаться от нищего студента Максима, угрожая мне тюрьмой. Он реально верил, что я был препятствием, мешающим её «развиться как личности».
Когда обнаружилась беременность, он вывез Машу из страны. В процессе решения «проблемы», Ярыгин пошёл ещё дальше и решил выдать дочку за перспективного сынка одного из высокопоставленных военных чиновников, занимающего пост в Министерстве Обороны РФ.
«Правильный» муж и финансовые потоки отца должны были обеспечить Маше и её дочери безбедную жизнь. Однако это не позволило им создать нормальную семью.
Отец превратил Машу в выгодный актив, который её муж не мог не принять. Правда, новоиспечённый зять так и не смог смириться с тем, что растит чужую дочь. Каждый раз, стоит ему лишь немного перебрать с алкоголем, наружу прорывалось его истинное отношение к фиктивной семье.
Маша давно смирилась и терпела упрёки ради дочери. Призналась, если бы не начавшееся всемирное заражение, она бы никогда не решилась позвонить мне, и наши пути больше никогда не пересеклись.
И вот теперь нам совместно предстояло попытаться построить с ней что-то новое.
Слухи о том, что родня доцента Воронцова выгнала из посёлка крысиное семейство, разлетелись мгновенно. Поначалу к нам наведалась делегация местных, чтобы выяснить причину стрельбы. Но после краткого изложения сути конфликта дачники решили навсегда забыть о самозванцах.
Ради укрепления отношений мы с Трактористом поочерёдно ходили на ночные дежурства, стояли у ворот и патрулировали окрестности. За всё это время ни один зомби к посёлку не приблизился. Однако без происшествий тоже не обошлось.
Вчера под утро к воротам подкатили несколько подозрительных легковушек и попытались нагло проникнуть внутрь. Приезжие вели себя вызывающе и нагло.
И только появление БТРа с вооружёнными автоматчиками в камуфляже заставило буянов умерить пыл, убрать охотничьи ружья и прекратить попытки перекричать сторожей. Им пришлось ретироваться. Но я знал, что они могут вернуться.
А сегодня, перед ночной вахтой, ко мне подошла сестра.
– Макс, мне что-то не по себе с самого утра… – начала она издалека, но я сразу почувствовал нервное напряжение.
Всю неделю она возилась с лейтенантом и всё-таки поставила десантника на ноги. В процессе они как-то слишком сблизились. Я хотел поговорить с ней об этом, но сестра каждый раз переводила тему. В результате мы несколько раз обсуждали лишь нити, которые они с Егоркой видят. Говорили о найденной в подвале, по заданию дяди Бори, тайной комнате с кучей цифровых накопителей.
Вчера обсудили телефонную просьбу дяди спрятать все материалы и надёжно запечатать подвал, а сегодня утром всё сделали, как он хотел.
– Сестричка, что случилось? – спросил я прямо.
– Макс, нити… они начали проявляться здесь.
– Сама видела или Егорка? – насторожился я.
– Первой заметила я, но он тоже их видел. Пока только несколько раз мелькнули в воздухе, всего по одной штучке. Максим, они только кажутся серенькими обрывками, летящими по воздуху, но на самом деле они куда-то ведут.
– Думаешь, это предвестники чего-то плохого?
Сестра кивнула.
– Хорошо, тогда сделаем так. Тракторист сегодня на дежурство не пойдёт, останется у БТРа. А мы с твоим гвардейцем-десантником сходим в патруль и всё хорошенько проверим. А вы здесь не расслабляйтесь, готовьтесь к худшему.
Услышав, что десантник её, сестра лишь фыркнула, но с предложением согласилась. В итоге так и порешили.
В десять часов вечера мы с Беркутом отправились на велопрогулку по посёлку и тщательно осмотрели каждый уголок. Колючая проволока нигде не провисла, и лишь в одном месте я заметил нечто новенькое. Это был жёлтый школьный автобус, частично загнанный в один из сараев. Вчера его там точно не было.
Больше ничего подозрительного не заметили. А на пути к воротам, чтобы сменить часовых и расспросить про автобус, Беркут заговорил о предчувствиях.
– Макс, всю неделю со стороны Москвы доносилась канонада. А сегодня подозрительно тихо. Не к добру это, – сказал он.
– Днём я слышал несколько выстрелов со стороны леса. Но там и раньше стреляли. Вертолёты с утра летали, кажется, в сторону эвакуационного лагеря. А со стороны Москвы всё глухо. Ты прав, что-то изменилось.
– Думаешь, наши войска оставили МКАД?
– Там, где мы пересекали окружную, танки проделали дорожку в заторе, но военных рядом не было. Беркут, я подозреваю, что карантинный периметр с первых дней был дырявым, как решето.
– Тракторист сегодня полдня рацию слушал. Говорит, всё очень плохо. Два каких-то полковника по открытому каналу матом друг друга крыли. Один вроде комендант секретного объекта, требовал, чтобы весь личный состав военного училища прибыл на склады для охраны. А второй кричал, что поздно и две трети курсантов уже разбежались с места дислокации. Потом в эфир ворвался третий полковник, вроде командир батальона военной полиции. Он обложил спорщиков отборным матом и пригрозил, что приедет с каким-то генералом.
– Я слышал часть, где они друг дружку расстрелять грозятся. Ох, не к добру всё это…
В этот момент мы подъехали к воротам, и разговор пришлось прервать.
Поставив велосипеды, мы направились к охране. Навстречу вышла Петровна, та самая дородная женщина, что нас вспомнила при заезде в посёлок.
– Так это вы тут по улицам на велосипедах рыскали? – с претензией спросила она.
– Не рыскали, а патрулировали периметр, – поправил её лейтенант. – Или вы думаете, что охранять нужно только ворота? А вдруг у кого-то в огороде зомби завёлся?
Петровна фыркнула, а стоявший рядом с ней мужик с помповым дробовиком состроил гримасу, словно лимон съел.
– Ворота – это единственное место, куда ведёт нормальная дорога, – возразила Петровна. – А свои заборы каждый дачник должен сторожить сам.
– Петровна, а откуда у нас взялся жёлтый школьный автобус? Вчера его вроде не было, – спросил я, пытаясь остановить надвигающуюся перепалку.
– Это Николай Иванович сегодня в обед пригнал, – мгновенно ответила Петровна, кивнув на мужика с дробовиком.
И в этот момент я заметил растерянный взгляд, брошенный им на дородную женщину. Что-то мне в этом взгляде не понравилось.
– Николай Иванович, где ты взял автобус? – спросил я у мужика напрямую и увидел, как капля пота скатилась с его виска.
– Где, где… В гараже администрации, – выпалил он, дрожащим голосом. – Я там до всего этого кошмара завгаром работал. Решил на мопеде прокатиться, кое-что полезное найти. Подумал, что автобус нам нелишним будет.
Несмотря на логику в его словах, нервозность Николая заставила продолжить.
– Николай Иваныч, значит, смотался по месту прописки. И что там? Кого встретил, что видел?
– Никого не видел! И видеть ничего не желаю, – отрезал он, как-то уж слишком резко.
– Ну, для понимания общей картины, всё же расскажите, – продолжил я давить.
– Николай Иванович, ну чего ты упираешься? Ведь всем интересно. Чего там снаружи делается, – поддакнула Петровна, и остальные мужики закивали в поддержку.
– Да ничего там хорошего не делается. Людей – нет. Дома пустые стоят с распахнутыми настежь дверями. Магазины разорены… А в центре… несколько этих упырей по улице шатаются.
Скупость его объяснений меня не устроила, но я решил пока помолчать. Беркут, похоже, тоже всё понял и не стал продолжать расспросы.
К одиннадцати сгустились сумерки, и отдежурившая смена сторожей начала расходиться. Николай Иванович тоже засобирался домой. Мы же, выждав минут десять, сообщили двум сторожам с охотничьими ружьями, что отлучимся на четверть часа, и, оседлав велосипеды, покатили к дому с торчащим из сарая автобусом.
На подъезде я заметил у забора тёмную фигуру и насторожился. Подъехав ближе, узнал сестру, и та зашептала, едва мы приблизились:
– Макс, я узнала оттуда нити тянутся.
Сестра указала на жёлтую кабину автобуса, выпиравшую из сарая.
Мы с Беркутом обменялись взглядами.
– А мужика с дробовиком здесь видела? – спросил я.
– Да, пробегал мимо, как ошпаренный. Меня даже не заметил.
– И куда он забежал? В дом, или в сарай?
– В дом нырнул. Потом на веранде свет мелькал несколько раз.
– Хорошо, жди здесь. Мы проверим.
Перемахнув через забор, Беркут указал на собачью будку. Рядом стояли алюминиевая миска с объедками каши и пластиковая бадья с водой. Луч фонаря выхватил из темноты измазанную кровью траву и зловещие следы волочения.
– Беркут, тут точно что-то неладное творится, – прошептал я и двинулся к дому.
Заглянув в окно большой комнаты, увидел, в свете мерцающего телевизора, дробовик, брошенный на стол. У порога зияла дыра в полу – несколько досок были вынуты, и из освещённого снизу подпола торчала приставная лестница.
– Не думаю, что он так спешил сюда, чтобы спуститься за солёными огурчиками, – пробормотал я.
Беркут кивнул.
– Надо его тёпленьким брать, пока не поздно.
Подставив плечо, он помог мне залезть в распахнутое окно. Я старался двигаться бесшумно, но за пару метров до спуска в подпол половица предательски заскрипела. Тогда я перестал скрываться и заглянул в подпол.
На меня посмотрело перемазанное кровью лицо, с налитыми кровью буркалами, блестевшими безумием. Тварь женского пола зашипела и попыталась вскарабкаться по лестнице, но цепь, прикованная к ноге, оборвала её рывок.
– Ты что здесь делаешь?! – взревел Николай Иваныч, выскочив из соседней комнаты.
Я перевёл прицел автомата Кедр с зомби на хозяина дома. И в этот миг Николай Иваныч кинулся на меня с топором. Инстинкт требовал открыть огонь, но в последнее мгновение я передумал и встретил его ударом ноги в живот. Топор вонзился в порог. Мужик завыл и чуть не свалился в яму.
– Николай Иваныч, ты чего натворил?! – прорычал я, глядя на скрючившегося от боли мужика.
Затем я указал на рвущуюся с цепи тварь:
– Это кто-то из твоих?
– Да… Лиза. Старшая дочка. Сегодня днём привёз, – промямлил он. – Не убивайте её. Я обещаю держать её здесь и никуда не выпускать. Я дочку сам прокормлю.
– Да я вижу, что прокормишь. Вон, Тузика своего уже пристроил.
Я указал на обглоданный труп собаки, валяющийся в ногах зомбячки.
– Он лаял без умолку… после того как я с ней вернулся. Вот и пришлось, – виновато пробормотал мужик и заискивающе посмотрел на меня. – Когда я вошёл в квартиру, Лиза уже такая была… но на меня не напала. Дала себя связать и в багажное отделение автобуса закинуть. А ещё она… слова иногда говорит. Как будто вспоминает что-то.
– Слова, значит, говорит… – задумчиво повторил я.
В этот момент из тёмной веранды вышла сестра.
– Алёна, я же приказал тебе снаружи ждать! – начал я, но её взгляд заставил меня замолкнуть.
– Макс, таких как она нельзя держать рядом с живыми. По нитям, что от неё тянутся, сюда стая заражённых может прийти.
– Слышал, Николай Иваныч? Сестра говорит, ты весь посёлок подставил, когда эту заразу сюда притащил.
Возможно, я бы и дал заплаканному мужику ещё немного времени, но в этот момент со стороны ворот прогремели два выстрела из охотничьего ружья.
– Макс, кажись, началось, – изрёк Беркут.
Среагировав, я всадил короткую очередь в голову рычащей твари и убедился, что она перестала дёргаться.
– Уходим!
Схватив со стола помповое ружьё с патронташем, мы выбежали из дома. На улице я повесил патронташ на шею сестре и отдал ей помповик, зная, что дядя Боря её научил, как с ним управляться.
– Алёна, дуй на нашу дачу. Предупреди всех, чтобы были готовы сорваться в любой момент. А мы с Беркутом метнёмся к воротам, узнаем, что там за канонада.
Пока мы ехали, услышали ещё несколько выстрелов. Несмотря на поздний час, посёлок просыпался. На улицу выходили перепуганные жители, спрашивая друг у друга, что происходит.
Картина происходящего стала ясна, как только мы оказались перед воротами. Сторожа, засевшие на строительном вагончике, включили дальнобойную фару, и та неплохо осветила извилистую дорогу к посёлку.
На ней сейчас валялись три застреленных зомби. Ещё один зацепился ногами за колючую проволоку на воротах и едва дрыгаясь, висел головой вниз. Когда мы слезли с велосипедов, из темноты показался стремительно приближающийся силуэт бегуна.
Раздался выстрел. Сторож на вагончике попал зомби в ногу. Тот споткнулся и перекувырнулся через голову. Попытался подняться, но вторая пуля ударила точно в голову.
Из темноты у ворот выскочил ещё один зомби, но тут же был скошен очередью автомата Беркута.
– Макс, там ещё трое! – предупредил лейтенант.
Следующих зомби мы встретили дружным автоматным огнём. Бегущие на свет твари периодически появлялись из темноты, но пока немного, и можно было спокойно прицелиться. Правда, когда под пулями рухнуло около десятка особей, в луче прожектора показалась большая группа, не меньше тридцати голов.
Часть из них не добежала, сражённая пулями, но остальные врезались в ворота. Мы начали отстреливать их через решётку, целясь по головам. Несмотря на стремительно тающие боеприпасы, вроде отбивались, но тут на дороге появилась ещё одна, ещё большая группа заражённых. Они обрушились на ворота, словно настоящий таран. И, несмотря на наши выстрелы, их количество продолжило увеличиваться.
Сгруппировавшись, толпа начала карабкаться по телам собратьев на ворота. Первыми не выдержали стрелки с вагончика. Спрыгнув вниз, мужики пронеслись мимо нас. Один просто убежал, а второй пытался на ходу зарядить двустволку.
За ними спрыгнул мужик с вилами. Подскочив к воротам, он воткнул инструмент в шею одного из зомби, но вытянуть не смог – корявые руки намертво вцепились в вилы. Отскочив как ошпаренный, мужик истошно заорал и запрыгнул в легковушку, стоявшую рядом с вагончиком. После этого она тронулась и понеслась по улице.
Выстрелив в голову очередного зомби, я увидел в просвете между телами надвигающуюся на посёлок новую толпу.
– Я почти пустой, – предупреждение Беркута заставило меня прекратить стрелять.
– Уходим! – выкрикнув, я дёрнул напарника за рукав.
К этому моменту стало ясно, что всё кончено, и необходимость уговаривать отступить отпала сама собой. Так что через пару секунд мы уже неслись на велосипедах в сторону своего тупикового переулка.
За заборами дач метались люди. Кто-то садился в машины, другие баррикадировали двери и окна домов. Но даже двухэтажный кирпичный коттедж с решётками на окнах, теперь не казался мне надёжным убежищем.
Уже заворачивая за угол, я увидел, как зомби переваливается через ворота, и понял: нашему дачному раю пришёл конец.
Дальнейшие события слились в хаотичную картину. Сначала мы с Беркутом едва не столкнулись с жёлтым автобусом с надписью ДЕТИ, пронёсшимся мимо нас в сторону ворот. Затем, въезжая в переулок, мы остановили группу людей с чемоданами и детьми, которую вела Петровна. Приказали им бросать вещи и бежать за нами.
Почти все послушались, и через минуту мы уже набивали кузов Урала выбегавшими из домов соседями, ругаясь и отбрасывая в сторону баулы со скарбом, которые некоторые пытались утащить с собой.
Наших предупреждать не пришлось. К этому моменту БТР уже выехал с территории участка дяди Бори и, взяв на броню десяток гражданских, рванул в сторону старого выезда из посёлка. После этого настала наша очередь тикать.
В кузове грузовика яблоку негде было упасть, и, хотя люди продолжали подбегать, взять больше никого не получилось. Нам пришлось залезть в кабину, завести Урал и гнать за бронемашиной.
В этот момент паника вокруг достигла апогея. Бегали и вопили люди. Кто-то искал родных. А некоторые, вместо того чтобы бежать к старому выезду, пытались перелезть через высокий забор с колючей проволокой.
Когда мы свернули к выезду, перед самым носом Урала, наперерез метнулась легковушка. Бампер грузовика отшвырнул её в кювет, где она с треском проломила забор.
В боковом зеркале я увидел, как из машины выскочил водитель. Обложив нас трёхэтажным, мужик замахал руками, и в этот момент в переулок забежал первый заражённый.
А дальше за спиной развернулся настоящий кошмар. Я видел, как кто-то отчаянно, но безнадёжно отмахивается штыковой лопатой. Видел, как кого-то кусают. Когда мы вырвались за распахнутые ворота, из-за забора продолжали доноситься одиночные выстрелы. Потом появилось багровое зарево – видимо, загорелся один из домов.
– Сбегаем, как крысы, – прошипел Беркут, и я заметил, как побелели от напряжения костяшки его руки, вцепившейся в ПМ.
– Беркут, у тебя, сколько патронов осталось?
– Автоматных – ноль. К Макарову – три магазина.
– Вот тебе и ответ. У меня тоже автомат обнулился. Только к Глоку патроны остались. Ну и возникает резонный вопрос, много бы мы там пистолетами навоевали? А так – целый грузовик людей вывезли.
– Могли хотя бы попытаться, на БТРе этих тварей давить, – не унимался Беркут.
– Могли, но, если бы эту консервную банку облепила волна мертвецов, нам бы медленный конец пришёл. Помнишь, что Тракторист говорил? Да ты и сам видел, как эта грёбаная фара на крыше вагончика заморгала, когда рядом зомбаков много собралось. Не знаю, как, но эти гниды электричеству нормально работать не дают.
Беркут стиснул зубы, явно готовый взорваться, но промолчал.
– И запомни, лейтенант: героически сдохнуть мы всегда успеем. Я уже пробовал, так что знаю. Да и ты сам чуть на той стороне не остался. Если бы не Алёнка с Егоркой, сейчас бы с ними за нами гонялся.
– И всё равно это неправильно. Мотаемся по Подмосковью, как дезертиры. Никакой от нас пользы людям.
– Не кипишуй, лейтенант, обязательно кому-нибудь поможем. Но больше я в пекло с голым задом не полезу.