Кровь в наших жилах

Глава шестнадцатая, в которой Лиза знакомит всех с лешим

Александр держал отца за руку. Тот, бледный в синь, сипло дышал, но Шолохов сказал, что Громов-старший выживет. Пока даже версий о причине нападения на отца у Александра не было. Зерновое и Голицыны — слишком натянуто, слишком зыбко. Хотя ту же княгиню Волкову убили тоже за неочевидное — за проданный Лицыну секрет царской крови. Им она расплатилась, вот же глупая петля судьбы, за то, чтобы Александр не вышел из жандармерии живым. Вмешательства Калины тогда никто не ждал. Лицын уже сознался в этом. Только он не знал, кто отдавал приказ убить княгиню и верного домового… Дело Лицына, как он сам говорил, было маленьким — всего лишь доносить до родовитых родичей пророчества Рокотова в обмен на лекарство. Славы Павлова ему захотелось, тоже решил получить Нобелевскую премию по медицине. Как же — новое свойство крови!

Нужны еще рабочие версии, за что же пытались убить отца.

— Батюшка…

Еремей Александрович с усилием поднял ставшие тяжелыми веки и пробухтел, скосив глаза на сына:

— Да не блажи, выживу… — Говорил он медленно, пытаясь сберечь дыхание. — Зато артефакт проверили… Он блокирует вспышку эфира восьмого уровня.

Александр тихо поправил его:

— Это был десятый уровень.

Глаза Громова засияли — он любил эфирную инженерию, всю жизнь посвятив разработке новых артефактов.

— Вишь! Десятый выдержал… И не смотри так, выдюжу… Аннушку не задело — это главное… Лучше вон… Папку на столе посмотри. Это важнее… Это твоей Светланы касается.

Александр, взяв со стола папку, принялся изучать бумаги, мысленно свирепея — ведь предупреждал же отца! Батюшка же довольно улыбался, словно что-то хорошее сделал.

— Сам разберешься, аль помочь, Лека?

Александр захлопнул папку и отрешенно напомнил, пытаясь удержать чувства в узде:

— Я тебя просил не лезть в прошлое Светланы Алексеевны?

Отец обиделся — сверкнул глазами, даже попытался присесть на кровати:

— Мал еще — отца отчитывать!

— Светлана Алексеевна — это Великая княжна Елизавета Павловна, возможная будущая императрица. Тебя из-за этой папки пытались убить, решив, что ты ищешь выжившую царскую кровь. Отец, тебя в участии в свержении законной власти подозревают и потому…

— …приговорили к смерти, — потрясенно пробормотал отец. — Получается, свадьбы не будет?

Александр громко, через зубы выдохнул:

— Будет. Непременно будет. Надо пройти испытания для подтверждения чина действительного статского советника, а там… Все в руках божьих. Бумаги я заберу. Сейчас всех твоих информаторов проверю — живы ли. И… — он устало потер подбородок. Впрочем, продолжать он не стал. Получается, что император тоже скрыл своего сокола или как-то заполучил артефакт управления стихией. Надо предупредить Соколова и Калину — они этого не знают. Хорошо, что Лиза уже приняла их клятву — теперь за неё бояться не надо. Теперь никакой приказ императора не заставит опричников предать её. — И прости, батюшка, вспылил. Виноват.

Тот хмыкнул:

— И ты прости, тоже виноват. Хотел, как лучше. — Он в упор, тяжелым, вдумчивым взглядом посмотрел на него: — Лека… Ты ж смиришь свой норов, если она… Если её… Если княжну принудят к равнородному браку, как положено?

— О таком рано думать, — ответил он сухо. Думал, как не думать. Только и остается повторять: Петр и Феврония. Только даже князя Петра Муромского изгнали за такой брак — позже смирились и обратно призвали на княжение.

— Думать всегда нужно… Мне активы выводить зарубеж?

Александр грустно рассмеялся — в этом весь отец!

— Она Великая княжна, ей нельзя покидать страну. Её кровью можно взломать защиту границ, как было в Отечественной войне 12-го года.

Громов-старший понятливо сказал:

— Великой княжне, может, и нельзя. А госпоже… Грозовой… Ливневой, аль еще какой, можно. Ты подумай. Быть фаворитом в чисто номинальном браке, заключенном ради рождения наследника, тоже выход, но ты-то такого не перенесешь.

— Я могу перенести и большее, лишь бы она была жива, батюшка.

Лиза скинула на лед тяжелую мантию — все равно она не грела, только мешала двигаться. Длинный шлейф придворного платья она заколола предусмотрительно захваченным пажем — как знала, что пригодится. На её плечи, согревая, лег кафтан, который с печальным выдохом: «Сашкину работу делаю…» — стащил с себя Калина.

— Не замерзнешь? — спросила она. Тот закатил глаза:

— Лиза, это не тот вопрос, который стоит задавать мужчинам. Обидно, знаешь ли.

Лиза прищурилась, вспоминая случайно вырвавшееся из Калины слово:

— Ты назвал меня сестрой. Почему?

Соколов, стоявший рядом, напрягся, как и Вихрев. Только Калина расплылся в широкой улыбке:

— Это не секрет. Мы с Сашкой побратимы. А ты станешь его женой — то есть моей сестрой. Вот, учусь тебя так называть. Но если что: виноват, больше не повторится, ваше императорское высочество! — последние слова он нагло гаркнул в небеса, вызывая в Лизе совсем не сестринские чувства. Она не выдержала:

— Шут…

Соколов лишь мрачно улыбнулся на это:

— Смотри, Калина, последний раз прощаю твой взбрык с секретами. Еще раз — накажу телесно и очень стыдно.

Лиза вздрогнула, вспоминая страшные шрамы на спине Саши, и с трудом сдержала гнев в голосе, разворачиваясь к Соколову:

— Розги, кнут, шпицрутены и прочие телесные наказания под полным запретом. Только попробуйте, Аристарх Борисович, так наказать хоть кого-то — пожалеете.

Соколов странно посмотрел на неё и повернулся к Калине:

— Напомни-ка, тайный советник, самое страшное наказание, применяемое к тебе и дружку твоему?

Тот скривился и подмигнул Лизе:

— За уши оттаскаете… И, Лиза, те шрамы на Саше — он вечно в приключениях. То в плен попадет, то в чужие родовые застенки вляпается. Опричнина тут ни при чем. Слово чести. И, Аристарх Борисович, сразу каюсь, сберегая свои уши и ваши нервы: подозреваю, что сейчас на всех кромешниках появилась печать в виде огненного змея. Саша такую уже который день носит. Что означает печать — то мне неведомо.

Соколов прищурился, ничего не выговаривая Калине, хмуро посмотрел на Лизу, ткнул пальцем по берегу:

— В ту сторону идти?

Она качнула головой и показала к устью Каменки:

— Туда.

Соколов первым возглавил шествие, то и дело становясь пламенем. Видимо, с трудом давил в себе желание добраться до Калининых ушей.

— К Лешему, да? — уточнил Калина, предлагая Лизе свою согнутую в локте руку. — Ты умничка с лешим. Он проводит до своих границ, там подкупим своей кровью следующего лешего, и, авось, доберемся до Москвы. Там уже дальше думать будем, что делать. Ты Соколова не слушай — граница и императорской кровью затворена, и пограничную стражу еще никто не отменял. Справимся. Лишь бы дедушка Леший не отказался помочь. Все быстрее будет добраться, если он через Суходольскую губернию нас проведет.

Лиза промолчала, что владения Лешего куда как дальше, чем Калина представляет в своих самых смелых мыслях. И ведь дедушка Леший никогда ничего не скрывал от Лизы. Сразу в первую же встречу дал понять, что его владения бескрайни — он тогда так и не сказал, где они заканчиваются.

— Алексей… — Лиза сглотнула вязкую слюну, собираясь с силами. — От Саши что-то слышно?

Он шагал медленно, подстраиваясь под её шаг — Вихрев целеустремленного Соколова тормознул, напоминая, что её императорское высочество сегодня не отдыхало и очень устало.

— От Саши… Его батюшка выжил. К счастью, выжил. Пока причины нападения выясняются. Иван докладывал про твою версию с Лицыным, но, прости, она не выдерживает никакой критики — из-за угроз проще было тебя уничтожить, чем Еремея Александровича. Тот, кстати, договорился с митрополитом о вашей с Сашей свадьбе.

Она заметила, что Алексей изменил свой стиль общения с ней. Этот вечер изменили его. Раньше, даже называя её по имени, он обращался к ней на вы. Из-за дум о Калине, она не сразу поняла его слова:

— Прости, что?

— Еремей Александрович, думая, что умирает, сказал, что договорился о вашей с Сашей свадьбе. Что-то не так?

— Саша же некрещенный…

— С чего ты взяла? Нам нельзя носить кресты — мы же официально выползки из ада… Но это же не значит, что нас не крестили.

Лиза заглянула ему в глаза:

— И даже тебя?

— И даже меня. Думаешь, что-то могло остановить моего отца, когда он забрал меня с перекрестка? Он не боялся запрета на службу, считая, что любое человеческое дитя должно быть крещеным. Я же попович, Лиза. Как я мог быть нехристью? И Саша тоже — его отец никогда не считался с деньгами, когда это касалось его сына. Тут не все… — он оглянулся на шедших за ними кромешников, — но многие крещенные. И не только. Россия-то большая. Еще вопросы?

— С Лицыным…

— Я его уже допрашивал. Сидит в тюремном замке, созревает. Хотя он мелкая сошка. Он подтвердил слова Рокотова, что того забрали в первый же день из жандармерии Голицыны. У них есть в Суходольске неприметный домик. Лицына вызвали к Рокотову сразу же.

Лиза чуть сбилась с шага — Алексей легко подхватил её второй рукой. Идти по камням в легких туфлях было сложно.

— Почему? Матвея избили в жандармерии?

— Если бы. Был приказ сдувать с него пылинки. Ты только не ругайся на Рокотова, хорошо?

Сердце Лизы заледенело — кажется, она уже знала, почему на Матвея обрушилось проклятье. Совсем по иной причине, чем думал Юсупов.

— Что случилось, Алеша?

— Рокотов сразу же назвался Голицыным своим бывшим родовым именем. Он назвался Ильей Юсуповым…

— …обрекая себя на проклятье.

Калина строго поправил её:

— Защищая тебя и твои тайны. Иного выхода у него не было. Счастье, что несмотря на проклятье, он продержался до помощи. Он не хотел предавать тебя.

Мерно рокотал Идольмень, лед шумел, с брызгами выбрасываясь на берег. Грохотало сердце где-то в голове. Лизе не нужна была такая преданность. Она не хотела смертей своих друзей, а ведь это будет повторяться и повторяться, если она окажется на престоле. Хуже того, ей придется направлять войска на смерть, если случатся волнения или война. Она не готова к такому.

— Лиза, ты так побелела… Уже на престоле себя видишь? Ты же будешь не одна. Я. Саша. Соколов. Волков. Вихрев. Много кто будет рядом с тобой, кто будет помогать, советовать, обучать… Ты словно самодержавие вернуть хочешь.

— А разве в планах такого нет? — уточнила она, чувствуя, как липкий страх начинает её отпускать. Она не одна.

Калина пожал плечами:

— В планах Волкова, быть может, и было. В планах опричнины такого нет. Тебе не придется решать все одной за всю страну. Госдума, премьер-министр, выборы в стране никуда не денутся. Твоя задача будет проста — держать в узде зарвавшиеся аристократические рода и проверять курс в политике, чтобы премьер-министры тоже не зарывались. Рано или поздно, мы вернем доступ в кромеж — ты сможешь контролировать всю страну сразу.

Вспомнился почему-то Дашков. Наверное, потому что Идольмень, кромеж и разговор о власти, к которой якобы Дашков не стремился. Вспомнилось его удивление кромежем, а ведь он стихию себе подчинил, значит… Калина кашлянул, привлекая к себе внимание, и Лиза упустила мысль:

— Твоему отцу такое предлагали, но он…

— …оказался слишком слаб.

— Он не любил реформы. «Все старое — проверенное временем, так зачем его менять?» Как-то так. Он же не один такой был. Неофобов много. Что-то еще?

У Лизы было много вопросов, особенно если учесть, что Калина скоро уйдет в Москву и неизвестно, когда вернется.

— Про чешуйки что-то уже известно?

— Пока немного. Ясно одно — это точно органика. Сам по себе амулет малосильный. Он не способен превратить ноги в хвост или наоборот.

Вихрев, видимо, донес до Калины версию с морской русалкой.

— А если артефакт двухфазный? — спросила Лиза.

— Именно. Ищем активатор или катализатор. Проверяли воду, огонь, землю, воздух… Возможно, катализатор крайне специфичный, но мы его найдем, Лиза. Вот вроде и всё из основных новостей. Кстати, идем до устья Каменки или…

Лиза огляделась — берег менялся, становясь более пологим. Деревья подобрались к самому берегу, причем эти деревья были не парковыми. Тут уже рос лес. Возможно, дальше и не надо идти.

— Давай попробуем здесь, — предложила она, и Калина послушно достал из кармана брюк нож и, выбрав сосну по одному ему понятным признакам, надрезал на ней кору, а потом полоснул себя по запястью, лихо, как Мишка когда-то.

Соколов молчал, скептически рассматривая действия Калины. Если глава Опричнины и знал, кто сейчас придет, то выдавать это он не собирался.

Зашумел, зашатался лес, налетел дикий ветер, забрасывая людей старой листвой, прелыми иглами, шишками и даже сухими ветвями. Следом ответила вода — зашуршал обиженно лед, подбираясь ближе и брызгами окатывая всех. Лиза передернула плечами — шерсть кафтана завонялась, промокла. Впрочем, Калине в одной рубашке было хуже.

Заухала с небес сова, и Лиза позвала, крикнув в высь:

— Дедушка Леший, пожалуйста, помоги! Дети твои пришли!

И Соколов, и леший, резко спикировавший с небес и вставший перед Лизой, опешили, не иначе. Даже Калина поперхнулся словами, удачно их проглатывая.

— Чавой-то, амператрица, ты говоришь такое? — Леший по-птичьи наклонил голову к хрупкому, подернутому перышками плечу. — Это ж… Твари кромешные. Это ж…

— Те, кого ты спас, дедушка леший, — твердо сказала Лиза и внезапно вместо реверанса сделала перед лешим давно забытый поясной поклон: — благодарю за это. Век не забуду.

Леший подбоченился, заметив, как в едином порыве склонились и мужчины.

— Амператрица, догадалась-таки.

Она выпрямилась:

— Так ты не раз показывал, как спасешь и даешь силы. Ивашка, я, Баюша…

Леший строго поправил её:

— Не я. Лес дает сил. Он изначален, а я токмо хранитель его.

Лиза хотела его попросить помочь кромешникам вернуться к службе, а вместо этого из неё вырвалось иное — то, что уже давно не давало ей покоя с самых Серых ручьев:

— Дедушка леший, а верни, прошу, всех кромешниц, пожалуйста?

— И тут догадалась-таки, — хекнул довольно леший.

Она кивнула, а мужчины за её спиной даже как дышать забыли.

— Верни…

— А сдюжишь? Защитишь их? Найдешь каждой новую, хорошую семью?

— Я постараюсь, дедушка леший. Я очень постараюсь.

Соколов вмешался:

— Тут каждый готов приютить и воспитать…

Леший взмыл на крыльях от возмущения:

— Р-р-размечался! Тебе не доверю никого. И твоим оболтусам тем более. Даже не смей на моих кромешниц смотреть — смотрелки выцарапаю!

Когти у лешего были огромные — сомневаться, что он осуществит свою угрозу, было глупо. Лиза снова вмешалась:

— Дедушка Леший, я постараюсь присмотреть за всеми.

Леший вновь опустился на землю и заходил неуклюже на коротких, неудобных птичьих лапах, только никому и в голову не пришло смеяться над ним:

— Присмотри… Я ж спрошу за кажную… — Он остановился и сверкнул в темноте золотом глаз: — Они ж… Они ж токмо жить хотят, энти мелкие огонечки… Они боятся новой боли. Они не заслужили очередного предательства. Их же приносили ко мне на опушку, а я ж нечисть, что я мог? Игошами возвращать чистые души? Так не я душу дал, не мне и пачкать было. Одно уже то, что лес силой напитывал, отпечаток нечисти накладывало на огонечки эти…

— Дедушка леший.

— Да понял я, амператрица. Токмо присмотри за ними. Я вона… Парней выпустил, а присмотреть не смог. И чё? И начали творить отпущенные мной огонечки гнусь и дрянь, а ведь чистенькие были души. Лучше бы не противился их судьбам — хужее вышло. Иногда вроде делаешь доброе дело, а выходит, что причиняешь зло. От так от, амператрица.

«Огонечки» поперхнулись словами, но снова молча в едином порыве склонили головы перед лешим.

Калина даже серьезно признался:

— Виноваты, дедушка леший.

— Ой, молчи, Иван-дурак, сил нет моих на тебя смотреть. Ты хужее всех туточки.

— Виноват, — снова повторился Калина.

— Так исправляйся, — пробурчал Леший — он не умел долго дуться. — Амператрица, все с просьбами, аль еще чего надо?

Лиза призналась:

— Есть еще одна просьба — проводи кромешников по домам. Им далеко нужно — кому-то в Москву, а кому-то и на Дальний Восток. Они кровью, как Миша платил, расплатятся с лесом.

Леший снова голову на бок наклонил, словно Лиза с этого ракурса изменится:

— Мои владения не так чтобы и большие были.

— Твои владения начинаются тут, а заканчиваются лишь там, где проходит граница российского леса, дедушка леший. Сам говорил. Точнее не назвал дальних границ, потому что далека она очень.

— И тут догадалась. Лан… Что с тобой, догадливой свиристелкой, делать. — он улыбнулся: — хорошо, что старые времена возвращаются. Лепота! Капельки крови этих оболтусов, как и быть, превращу в ручьи, как раньше. И будут везде ручьи с мертвой водой, той, кто очищает раны, соединяет э-э-э…

Калина подсказал:

— Обеззараживающая вода. В общем доступе. Хорошая идея.

Леший снова растерял все свое благодушие:

— Поговори мне еще. — Он предпочел перевести взгляд на Лизу: — Амператрица… Ты же не пожалеешь мне своей крови? Той, что Мишка дал, хватило, чтоб запустить тут родничок живой. Но мало этого для родничка. В том столетье мне Великий князь пожертвовал свою кровь и жизнь, но и этого мало… Ну пожалуйста, амператрица!

— Дам, — твердо сказала Лиза, прогоняя страх. И ведь лгал в сентябре, запугивая, что сам съел Великого князя…

— Эт хорошо. Будут мертвые родники, будет и живой. Еще б кого из Рюриков сюда, чтобы вернули украденное, но это так, мечты-мечты! А то ишь, ироды, удумали — живую себе забрать, мертвую в кромешников запихать.

Он обвел всех кромешников взглядом и буркнул:

— Чево замерли? Живо по домам, оболтусы, и только попробуйте мне амператрицу не слушаться — съем и не побрезгую.

Лес зашумел, и стал меняться. Деревья шагнули кто куда. Где-то зашелестело ласковое, теплое Черное море, где-то загрохотало, обдавая ледяными брызгами и белой пеной Охотское море, где-то шумела Москва, где-то еще что…

Опричники, снова кланяясь лешему до земли, исчезали между деревьев. Соколов, прежде чем шагнуть в Москву, распорядился:

— Вихрев, Семенов, на вас сегодня охрана Великой княжны. Калина, за мной.

Тот проигнорировал его приказ:

— Я останусь тут: проверю, чтобы все добрались до своих мест, потом провожу Елизавету Павловну, а потом приду в Москву.

Лиза думала, что Соколов возмутится, но тот лишь кивнул и напомнил:

— Про уши не забудь!

Калина обиделся:

— Так точно, ваше превосходительство!

— Шут, — припечатал его Соколов и шагнул-таки в Москву.

Скоро берег Идольменя затих. Лишь Лиза осталась да три кромешника. Она посмотрела на лешего и не удержалась с вопросом — вдруг ответит:

— Дедушка Леший, подскажи, а что будет с Огнем?

— А че с ним будет? — не понял её леший.

Она вздохнула:

— Он не слушается меня, вырывается, когда хочет, делает все сам, он же и ошибаться может, только никогда в таком не признается… Он и дальше так будет… Благодетельствовать?

Леший рассмеялся:

— Пакостить, ты хотела сказать?

— Да.

Калина и парни тоже не сдержали смешков. Леший бросил на них сердитый взгляд и решил игнорировать их:

— Да не будет он больше пакостить. Раньше вся силушка в нем одном была собрана, а скоро распадется он на сотни тысяч языков пламени — будет в каждом и нигде. Так и с водой, и с землей, и с воздухом будет. Были всемогущи, станут…

— Всепролазны?

— Вездесущи. Но слабы. И неча их опять воедино собирать! Вот так от, амператрица. И ты, надо признать, не глупая свиристелка. Ты умница. Только чаще доверяй себе. И чащее еще молчи, не выдавая первое, что приходит в голову. И вообще… Советуйся со старшими! Ты хорошо придумала со льдом и клятвой. Земля слаба. Земля и выдать тебя может. Вода… У него свои планы на тебя, но он глубоко, на дне, он редко выбирается в люди. Авось, не предаст, как земля. Ты не серчай на них. Они не люди. Они мыслят иначе, признавая лишь силу. Не давай им спуску. Они могут забрать многое — не позволяй им этого. Распоряжаться твоей судьбой они не могут в любом случае. Давать им свою жизнь и душу — жирно им будет.

Калина хмыкнул:

— Лучше тебе отдать?

— А тож! — согласился леший. — Я-то знаю, что с вами всеми делать. Лес живой, силы у него много. Он испокон веков давал людям силы и делился своими дарами. Кем бы вы были без трав, ягод, грибов, зверья, валежника? Токмо вам все мало, сами стали забирать сверх меры, вот лес и обиделся.

Он открыл прямую дорогу до дома:

— И беги уже, свиристелка, а то уложу спать у себя в лесу. Отощала — жуть. Все хужее и хужее выглядишь. Передай своему драному коту, что не держит он слово свое, совсем как… — он скосился на Калину и тактично закончил: — некоторые.

— Благодарю, дедушка! — Лиза снова поклонилась ему и шагнула прямым путем прямо на задний двор своего дома.

Стоило прямому пути закрыться, как под ногами Лизы тут же разверзлась земля, поглощая её. Дальше была лишь тьма и духота, в которой Лиза почти сразу же потеряла сознание.

Земля все же предала.