Глава третья, в которой находят домового

Боль ушла, вместе с проблесками сознания, а ведь просил не усыплять — ему работать надо. Не услышали. И снова на капоте несущегося по Москве магомобиля появился ниоткуда закутанный в черное мужчина, кулаком разбивая заговорённое переднее стекло, разлетевшееся на сотни мелких осколков и убивающее всех на своем пути: водителя, охрану, его самого. Он вынырнул из бреда, хватая воздух сухими губами, но обезболивающее было коварным — стоило чуть забыться, пытаясь понять, где же он оказался, как оно снова отбросило его назад, в окровавленный салон, заставляя захлебываться кровью и пытаться через трупы добраться до руля. Он снова не успел — магомобиль в который раз с громким скрежетом влетел в столб освещения, а потом закрутился по дороге — пока его еще остановили эфирными сетями маги. Ему нужно прийти в себя, ему нужно отдать распоряжения, ему нужно вернуться — вылезти из искореженного магомобиля, из спутанного сознания, из небытия обезболивания. Он должен вернуться! Иначе страну снова растерзают на части, как уже пытались. Он обязан… Надо выползти, надо выкарабкаться, надо отдать, наконец, приказ… Зачем, почему он пожалел ту суходольскую самозванку?! Ведь с ней и предавшими опричниками уже все было ясно. Поверил в Золотого сокола.

В рот, отчаянно хрипящий, что-то капнуло. Что-то соленое, что-то противное, что-то обжигающе горячее. Яд! Он закашлялся, попытался поднять ставшие тяжелыми веки, чтобы смело глянуть своей смерти в глаза, но увидел лишь как тонкий, хрупкий силуэт с рыжей макушкой исчезает в нигде.

Он хрипло рассмеялся — теперь точно конец. Его достали и тут, в самом защищенном месте больничного комплекса. Надо было убить самозванку, когда еще мог.

* * *

Соколов не сдержал своего обещания — не отправил Светлану, которая все еще плохо себя чувствовала, в больницу. Ему было не до того — он спешно расследовал нападение на императора. Он забрал Калину, оставив за главного незнакомого Светлане Вихрева — тот старался не мешать и не показывался из кромежа. Впрочем, у него трудностей и без Светланы хватало — переезд все же состоялся.

Надо было признать — в дом Светлана влюбилась почти сразу: двухэтажный, добротный, теплый, пронизанный солнцем — оно заглядывало в многочисленные большие окна с широкими подоконниками, так и зовущими присесть и почитать на них книги, погружаясь в мир иллюзий. В доме пахло свежестью, чистыми, мокрыми деревяными полами, мастикой, свежими пирогами — Вихрев где-то быстро нашел кухарку. Или её нашла Лариса, носившаяся по дому несмотря на четвертый месяц беременности? Она лихо командовала братьями Муровыми, пока еще определенными к ней, на половину слуг, — потом решат, что делать с Павлом и Никитой. Пока же они помогали по хозяйству.

Самое главное достоинство дома было скрыто на заднем дворе — сразу за деревьями, росшими вместо забора, начиналась гладь Идольменя. Светлана всю суету переезда отсиживалась на крытой террасе, удобно устроившись в плетеном кресле-качалке. Компанию ей составляла Баюша, крайне немногословная последнее время. Она пристроилась на коленях Светланы поверх теплого пледа, согревая не хуже грелки. Иногда Баюша довольно щурилась, зевала во всю огромную розовую пасть и снова засыпала, продолжая мурлыкать даже во сне.

Девичий виноград, обвивший столбы террасы и стены дома, уже покраснел, но еще не сбросил листья. Пахло прелью, влагой и предчувствием снега — уже который день стояла непривычно теплая для поздней осени погода. С ближайшего храма доносился колокольный звон — по всей стране шли молебны за здравие императора. Что произошло в Москве, Светлана точно не знала — Соколов отмалчивался, уверяя, что её это точно не коснется. По радио тоже ничего не сообщали. От Калины вестей не было. Светлана даже не знала, сколько сейчас вокруг неё опричников и есть ли они. Впрочем, она сама могла за себя постоять, а уж мимо Баюши ни один враг не прорвется. Саша телефонировал редко, но каждый день, отчитываясь о поисках артефактов, даже малейших следов которых так и не смогли пока найти.

Из Москвы доставили придворное платье Великой княжны Натальи розового бархата — его спешно подгоняли по фигуре Светланы: сшить к принятию клятвы Опричнины новое платье было нереально. А еще привезли мантию с горностаем и атласный кокошник, расшитый мелким жемчугом по краям. К нему прилагалась тонкая фата в тон платью… Болью в сердце проснулись воспоминания: Наташа крутилась перед зеркалом, то и дело поправляя фату, лежащую под косой. Коса у неё была знатная: длинная, ниже талии, толстая — почти в руку Светланы, красиво-пшеничного цвета.

Светлана сглотнула, прогоняя воспоминания. Что случилось, то случилось. Уже ничего не исправить. Только долго пришлось смотреть в даль, на заснеженный Идольмень, чтобы не появились случайные слезы. Пусть по возрасту между Наташей и Лизой тогда была пропасть в пять лет — Наташа уже блистала на взрослых балах, а Лиза еще жила в детской, — Светлане не хватало её. Она была умной, заботливой, смешливой, иногда даже проказливой, она никогда не обижала Лизу, в отличие от Марии. Чтобы отвлечься от воспоминаний, Светлана взяла со стола свои записи: она пыталась разобраться в том, что случилось с ней этой осенью. Соколов закрыл все дела, считая виновным во всем князя Волкова. Только Светлана не была в этом уверена. Её смущали несостыковки в событиях.

Юсуповы, которые возникли, как черт из табакерки со своим скитом.

Матвей Рокотов, который так и не пришел в себя. Кто его похитил из тюрьмы на самом деле и для чего? Считалось, что он нужен для Зернового, но Волков не был заинтересован Зерновым! Его Рокотов устраивал и в тюрьме — главное, что не пророчит для защиты Светланы. Иное Волкова не волновало. Тогда кто похитил Матвея?

Дальногорские, которые пытались уверить Светлану в матримониальных планах Волкова по отношению к ней. Это-то зачем?! Матвей обещал, что Дальногорские будут на её стороне, только князь и княжна — не одна сатана. Может, на стороне Светланы будет только Екатерина?

Княгиня Волкова, истово верившая, что её отправят в скит, когда как сам Волков утверждал обратное. Кто, и зачем её убил? Это не мог быть князь — он был волкодлаком, они без пары не живут. Домовой, пытавшийся предупредить о смерти, так и не найден.

Дашков. Он явно связан со стихией Земли — что он сделал для духа и когда? По идее между жертвоприношениями, совершавшимися раз в десятилетие, стихии должны спать. Тогда как Дашков обрел своего Медного сокола? И с кем по прошлой осени сражался Саша?

И Михаил, конечно. Он тоже как-то заслужил своего Золотого сокола.

Голицыны? Шереметьевы? Романовы? Про них Светлана ничего не знала — листочки с их фамилиями были девственно пусты. Можно было как угодно тасовать заметки, словно карты, только ясности это не давало.

Баюша зевнула, сонно потянулась, чуть не сползая с коленей Светланы и неожиданно сказала:

— Скучно, Лиза. Очень скучненько.

Светлана, глядя на свои заметки, так бы не сказала. Что угодно — кроме «скучно»!

Баюша как масло скатилась с её ног и спрыгнула по ступенькам в осенний сад: горели красным пламенем не сдающиеся непогоде бессмертники, зеленел можжевельник, дрожали ветвями голые осины и березки. Пахло весной и надеждой.

— Лиза… — Баюша прошлась по еще зеленой траве. — А поговори с этим грубым, упрямым Авдеевым, а?

— Что, прости? — такой просьбы Светлана не ожидала.

Баюша смирно села, обвивая себя хвостом:

— Вокруг тебя кромеж кипит от защитников. Мне же скучненько.

В кустах что-то зашелестело, и Баюша тут же опровергла свои слова про «скучненько» — бросилась туда, что-то ловя лапами. Светлана поморщилась, услышав громкое чавканье.

Баюша вылезла из кустов, быстро отряхиваясь и шагая дальше к обрывистому берегу Идольменя:

— Поговори с Авдеевым. В прошлый раз он разрешил лечить детей. Все дело. Все не скучать.

Светлана осторожно предложила:

— А ты не хочешь полечить императора?

Баюша даже повернулась к ней своей широкой, лобастой головой, на которой красовались полоски в виде буквы V.

— Лиза? Тебе твоя голова на плечах не нужна? Она у тебя лишняя? Глупая ты котенка. Разок сходила к императору — хватит! Не дергай баюна за усы — отхватит руку по локоть. Соколов чуть оступится — император его клятвой придавит. А там и ты попадешься — ты клятву кромешников еще не приняла. Может, император и слабый. Может, он и не на своем месте. Может, власти у него маловато. Но его нельзя упускать из виду. Он же не знает тебя. Он не знает, что ты трона хуже смерти боишься.

Светлана машинально кивнула:

— Я поговорю… С Авдеевым.

Она спешно завела новую карточку, озаглавив её «Федор Васильевич». И что ему тут, кроме Светланы, нужно? Ему нужно вернуть Зерновое из-за залежей радия? Или нужен свой оракул подле себя? Или ему мешал Волков, точно так же как он мешал Соколову? Хотя нет, она ошибается — дело изначально не в Светлане. Она глупо попалась Соколову всего неделю назад. Что бы не волновало императора тут, в Суходольске, со Светланой это не связано. Она снова стала перебирать свои карточки: кто тут представлял императора? Он же не мог сам явиться сюда. Значит, тут кто-то был вместо него.

Юсуповы? Дашков? Голицыны? Как мало она знает. Надо будет озадачить Алексея полными досье на княжеские рода. Они у него явно должны быть.

Мысли роились, повторялись, цеплялись одна за другую, как шестеренки в часовых механизмах. Надо записать просьбу Баюши, чтобы не забыть. Поговорить с Авде… Шестеренки сцепились зубчиками, выстраивая четкую, прочную цепочку: Авдеев, больница, Лицын, Матвей, сидящий в сентябре на ступеньках больницы! Он бывал там. Кого он там навещал? Кто мог слышать его пророчества? Лицын? Хирург Лицын, оперировавший раненого Петрова в сентябре. Он один из рода незаконнорожденных Голицыных. Тех самых, которых Милютин, премьер-министр, считал замешанными в деле Зернового. А Волков проходил лечение в больнице. У кого? Не дай Бог у Лицына!

— Глупая свиристелка… — вслух выругалась Светлана. — Как ты умудрилась пропустить Голицына, если даже встречалась с ним то и дело?!

Мышковавшая в зарослях сирени Баюша только обернулась на Светлану, но ничего не сказала. Светлана придвинула к себе новый лист бумаги и принялась выписывать схемы, то и дело тасуя княжеские рода и события. Пусть пока все выглядит, как полный бред, но хотя бы так. Юсуповы, Рокотов, Лицын, император в одной связке. И… Дашков? Или он сам по себе?

* * *

После ужина Светлану, осторожно прогуливающуюся по саду, навестил слишком серьезный ротмистр Аксенов. Он служил в жандармерии, он был предан Опричнине и лично Калине, он был из тех, кто знал, что Светлана — это Елизавета на самом деле.

Аксенов с дежурной улыбкой произносил всякие приличные глупости, вроде поздравлений с переездом, обсуждения погоды и красот Идольменя, только его пальцы говорили совсем иное. Светлана помнила, что в роду Аксеновых встречались опричники, видимо даже не раз, уж если даже Максим Яковлевич знал тайный язык Опричнины.

— Важная новость. Надо поговорить. Наедине. Без кромешников. Срочно, — говорили его пальцы, спешно выстраиваясь в фигуры. — Домовой. Надо уехать. Наедине. Без кромешников.

Они что-то еще говорили, но те знаки Светлана не помнила. Слишком давно это было. Светлана позвала Баюшу, споро выползшую из кустов сирени и сплевывающую в сторону мышь. Та спешно рванула прочь, молясь, наверное, всем мышиным богам сразу.

— Что?

— Баюша, мы одни?

Баюша обвела взглядом сад:

— Одни. Кромешник наблюдает со второго этажа. Исправить это — дело пары ударов сердца. Что-то еще?

Аксенов выдохнул и уже серьезно, забывая, что только что восхищался вечерним солнцем, сказал:

— Домовой Волковых найден, как вы и просили. Он убит. Вам надо это увидеть самой. Можете незаметно ускользнуть из-под присмотра кромешников?

— Я не уверена. — Светлане сама мысль, что от кромешников можно как-то сбежать, показалась нелепой — эти найдут везде. Да и зачем от них сбегать? Если только дело в Соколове… Соколов и домовой. Холера! Её подозрения стали сбываться.

Баюша зевнула и сказала:

— Было бы попрошено. Два часа могу легко заморочить кромешников. Тебя не найдут. Но кровь взамен!

Светлана безропотно протянула Баюше руку:

— Кусай.

Баюша уставилась на неё, а потом вздохнула:

— Глупая ты котенка! И как дожила без моего присмотра?! Мне не твоя кровь нужна. Мне его кровь нужна. Он тебя прибьет по недосмотру — я его и за краем земли найду. Страховка, чтобы берег тебя.

Ротмистр, не сомневаясь ни минуты, стащил с себя белую перчатку и протянул ладонь Баюше:

— Кусай. Только слово чести — я не дам Елизавету Павловну в обиду.

— Даже так, — удивилась Баюша. — Не знала, что ты знаешь.

Но руку ему прокусила до крови, еще и облизнулась довольно — ротмистр явно оказался вкуснее мышей. Баюша подтвердила вывод Светланы:

— Много кромешников в роду. Хорошо. Иди, котенка, только будь осторожна. И вернись через два часа.

Аксенов не удержался от сарказма:

— Иначе карета станет тыквой.

Баюша качнула головой:

— Иначе кромешники тебе голову откусят. Идите уже… — она поскакала по ступенькам в дом — там в двери вчера Герасим сделал кошачий лаз, чтобы Баюша спокойно попадала домой.

Улизнуть из дома оказалось до безумия просто — никто и не заметил, как Светлана села в служебный магомобиль Аксенова, тут же направившийся через мост над Каменкой куда-то в трущобы Низинки — дальний район, почти полностью разрушенный осенним землетрясением. В пору бояться за свою жизнь, но страха не было. Аксенов словно знал, о чем она думала:

— Не бойтесь, Елизавета Павловна, я не замышляю против вас ничего дурного. Просто я хочу быть уверенным, что вы все видели собственными глазами и поверили мне. Это важно прежде всего для вас. Все дела у меня забрали и, насколько я знаю, их уже благополучно закрыли. Я даже на днях повышение получу в виде всей Суходольской губернии, только что-то не радует меня такое повышение — словно рот мне заткнули.

Он припарковал магомобиль у каких-то развалин и помог Светлане выйти — сейчас она нуждалась в крепкой руке, на которую можно опереться. Кровопотеря еще давала о себе знать. Аксенов повел её из магомобиля куда-то прочь в щель между двух накренившихся стен, вонявшую испражнениями, гнилью, какой-то непознаваемой дрянью. Идти было неудобно, ботинки то и дело скользили в невысохших лужах после растаявшего снега. Аксенов придерживал Светлану под локоть, но кое-где проход между обрушившихся стен был столь узок, что она шла первой, подсвечивая себе дорогу боевым светляком.

— Мой подчиненный, Егоров… Он следопыт. Он единственный, кто, кроме меня, был тут. Он будет молчать о том, что видел. Просто поверьте.

Светлана лишь кивала. Говорить в таком зловонии не хотелось. Наконец, протиснувшись в очередную щель между стен, она оказалась в темном закутке, где воняло особенно противно. Мелкое, скорчившееся тело домового лежало в дальнем углу, словно сломанная детская игрушка. Ему сломали лапы и добили чем-то острым в бок. Эфиром не несло — все следы магии, если она тут была применена, смыла вода.

Аксенов пояснил, подсвечивая электрическим фонарем:

— Судя по следам разложения, домовой умер еще в день смерти княгини Волковой. Точнее не скажу — не хирург, а местный хирург вряд ли будет осматривать тело. Это всего лишь домовой. Сами знаете, что этот вид нечисти совсем недавно перестали уничтожать — как только Федор Васильевич пришел к власти.

Светлана нахмурилась: обычно это связывали не с императором, а с Опричниной. Необычно. Или странно. Она присела на корточки возле тела, внимательно ища то, что так смутило Аксенова. Он сел рядом, рукой в перчатке чуть сдвигая в сторону тело домового, лежавшего в черной, лаковой крови.

— Видите, что было под телом.

Видимо уже умирая, домовой Тишка успел своей кровью вывести несколько букв. «Кроме». Был ли это кромеж? Или кромешники?

Аксенов очень внимательно посмотрел на Светлану:

— Повторюсь, никто, кроме меня, Егорова и вас эту надпись не видел. Будьте осторожны — Соколов может играть свою игру. Кромеж или кромешники — в любом случае вы в опасности, Елизавета Павловна.

Она встала, чуть покачнувшись от слабости — кровопотеря еще давала о себе знать:

— Спасибо…

В голове пока было пусто. Догадок не было. Она знала только одно — домовой был единственным, кто мог видеть убийцу княгини Волковой. Он тогда у ресторана пытался предупредить, но не смог. Светлана вспомнила, как домовой исчез перед убийством — возможно, он пытался проникнуть в кромеж, чтобы остановить убийцу. Опричники тогда там отсутствовали — их призвал император. Тогда на него вроде было совершено покушение.

Аксенов поймал её под локоть, удерживая:

— Не за что. Калине я отчитаюсь без упоминания надписи. Саму надпись замою водой, наверное. Что делать с телом, Елизавета Павловна?

Она посмотрела на ротмистра — поймет ли он её? Бросать в мусорку тело домового не хотелось, оставлять тут тоже. Это как-то отвратительно. Дедушка леший не должен отказать в такой просьбе — Тишка был хорошим, верным домовиком.

— У вас есть коробка или мешок, чтобы можно было отнести тело в лес?

— В лес? — в первый момент Аксенов опешил от удивления, впрочем, он легко с ним справился. Снял с себя широкий шарф и в него замотал тело бедного Тишки. — Покажете, куда везти?

Светлана лишь кивнула — говорить было тяжело. Мысли ворочались с трудом из-за удушающей вони, которую Аксенов, казалось, не замечал. Светлана огнем уничтожила надпись и пошла следом за ротмистром, пытаясь справиться с дурнотой.

— У вас есть хоть какие-то идеи, Максим Яковлевич?

— Пока нет. Я отстранен же. Все свалили Волкова. Только я знаю одно — Волков из тех, кто презирал нечисть. Как выглядел его домовой, он явно не знал. Убивать простого кудлатого пса он не стал бы тем более. Значит, кто-то иной стоит за смертью княгини.

— Её вскрытие уже было же? Вы видели заключение о смерти?

Аксенов, открывая багажник своего магомобиля и опуская туда тело домового, сказал:

— Мне Калина показывал результаты вскрытия. Ядов не найдено. Её убили эфиром — напрочь выжгли сердце. Только кто — неясно.

— Вы знаете о нападении на императора именно в момент убийства княгини?

Он с грохотом закрыл багажник:

— Нет. У меня нет доступа к таким тайнам.

Аксенов помог задумавшейся Светлане сесть на пассажирское сиденье, потом сам быстро садясь за руль:

— И еще… Можно непрошенный совет?

— Конечно, — отрешенно сказала она, глядя, как магомобиль направился за город.

— И вы даже примете его во внимание?

— Да, конечно.

— Несмотря на то, что он будет исходить от меня? — продолжил настаивать Аксенов.

Светлана скривилась:

— Да, я знаю, мы начали с недоразумения и недопонимания. Но я уже говорила вам — вы мой друг. Я прислушаюсь к совету.

Аксенов на миг отвлекся от дороги:

— Спасибо. Я это ценю. И вот мой вам совет: будьте предельно осторожны. Будьте готовы уйти в любой момент кромежем, бросая все. Жизнь важнее денег, дома, привязанностей, друзей. Жизнь то, что не вернуть. В свете случившегося с императором и надписью Тишки, доверять кромешникам нельзя.

— В свете случившегося с императором? — переспросила Светлана.

Аксенов вновь серьезно посмотрел на неё:

— А вы не знаете, да? От вас скрыли… На императора напал кромешник. Он вышел из кромежа, напал и тут же шагнул обратно.

— Вы знаете, что с самочувствием императора? Он выживет?

Он отрицательно качнул головой:

— Неизвестно. Мне неизвестно, если что. Если он выживет — не недооценивайте его. Не верьте Соколову, что император слаб и легко сдастся. Да, его кровь сильно разбавлена. Да, во всю уже говорят, что его Медный сокол — всего лишь иллюзия. Опричнина лютует — закрывает подпольные типографии одну за другой, жандармов всех на уши поставили — мы в поте лица выявляем бомбистов и прочую шушеру… Назвать императора слабым — большое преувеличение. Он не дал распасться стране после «Катькиной истерики»: тогда Сибирь хотела стать отдельной страной, тогда Польша и Финляндия чуть не отвалились вместе с восточными ханствами. Он удержал страну, он не дал ей развалиться. Не верьте Соколову, что император смирится и уйдет сам.

Светлана вздохнула: Федор Васильевич, торгуясь с Соколовым за титулы и земли, мог вести свою игру.

Загрузка...