Кровь в наших жилах

Глава восьмая, в которой Светлана знакомит лешего с Иваном-царевичем

Карл Модестович отшатнулся назад. Вонь просто сшибала с ног. Он не удержался — повязал на лице платок, и только потом склонился над полуоткопанным телом. Светлана Алексеевна уже проверила — от него не несло эфиром. Это же надо: такой труп и ни капли магии. Надо признаться, такого странного трупа он еще никогда не встречал, а служил он в полиции почти двадцати лет, а уж в медицине и того больше — почти четыре десятка. Он еще простым хирургом привлекался к полицейским делам, пока реформу судебной медицины не протащили все же мимо носа императора Павла. Тот не любил реформы, особливо «самой лучшей в мире», как считал император, полиции за это досталось, но отделениям судмедэкспертизы повезло в двенадцатом году — их создание проходило под реформой медицины, а не полиции. Иначе до сих пор на трупы ездили бы первые попавшиеся хирурги. А много ли они понимают в судебной медицине, никого не волновало. Дела подчас из-за их некомпетенции разваливались в суде.

И все же… Он снова склонился над телом, которое уже разлагалось во всю. Еще повезло, что тело закопали в глине — она как кокон сохранила его. Все ткани были дико отечными: стоит только надавить, и тут же текла вода. Вместо головы — огромный шар, как бывает у детей, рожденных с кретинизмом. Шею и не рассмотреть — тело тоже раздуло до состояния шара. Ниже талии все перестроилось уже в короткий, почти сгнивший хвост — даже позвонки, напоминавшие рыбные, видны. Синяя, уже знакомая по первым двум телам чешуя щедро слезала, как кожа, при попытке прикоснуться. Судя по количеству чешуи в глине — хвост у этой невесты весь был чешуйчатый. Правда, с одного бока она была щедро ободрана — то ли когда тело тащили до могилы, то ли специально кто-то выдрал чешуйки себе на память. Бывают и такие твари.

Светлана проверила — от трупа неизвестной эфиром не тянуло. Ни капли. Может, за давностью её амулет полностью разрядился. Тихонов уже сознался, что «эту хвостатую» обнаружил еще в Осени… Он вовремя опомнился, понимая, что языческий праздник Осенины не стоит упоминать при полиции. Аккурат в осеннее землетрясение, когда берег Перыницы осыпался, он нашел тело и велел тут же закопать от греха подальше.

Пока десятские под присмотром полиции окончательно выкапывали труп, Светлана отдыхала, сидя на принесенном рекой и выкинутом на берег дереве — Александр услужливо постелил на ствол свою шинель и тут же вернулся к раскопу — сам бы принялся махать лопатой, но пока деревенских хватало. Плескалась Перыница, тонкий месяц отражался в парящей воде, шумел проснувшийся из-за поднявшегося ветра лес, спала деревушка домов в тридцать, не больше. Только огоньки свечей на аншлагах подсвечивали номера домов. Тут каждый на виду, тут сложно не заметить пропажу девиц, если только вся деревня не вступила в сговор — и так бывало, когда избавлялись от неугодных. Быт в деревнях сложный, порядку тут отродясь не было, и драки бывали, когда до смерти кого-нибудь забивали, и кражи, и насилие. О таком всегда предпочитали молчать, разбираясь промеж собой, не привлекая полицию. Они так привыкли жить десятилетиями, если не столетиями. Гиблое дело, когда все молчат.

Староста Борового, блестя в свете ручного масляного фонаря хорошо начищенной бляхой на тулупе, переминался в стороне, рядом с урядником, ожидая, когда придет его время смотреть на труп. Его жена стояла рядышком в качестве моральной поддержки — оказалось, что староста до ужаса боится покойников.

За рекой горели редкие фонари «Змеева дола» — дачного поселка, принадлежавшего купцу второй гильдии Соседову. Домов там было более трех сотен, все рассчитанные на хорошую, денежную публику — летом в поселке устраивали развлечения: театральные представления, кино под открытым небом, танцы, фейерверки, маскарады. Туда как магнитом тянуло цыган, цирковых и певцов — работы там хватало для всех, публику развлекали каждый день. Сейчас сезон закончился, и все вернулись в город. Остались самые стойкие дачники, пристрастившиеся к купаниям в теплой Перынице. Светлана насчитала всего домов десять, где еще светились окна. Если пропавшие девушки из «Змеева дола», то искать их будет трудно, если не невозможно. Хозяева вернулись в город, прислуга — разъехалась по деревням, и остается только надеяться, что управляющий дачным поселком хорошо ведет документацию и отмечает всех приезжающих в поселок в журнале регистрации. А ведь может и мухлевать, скрывая лишние доходы от хозяина — полиция обязана проверять журналы каждые три месяца, но ведь уряднику можно и на лапу дать, чтобы тот закрыл глаза на незарегистрированных. Штраф за отсутствие регистрации большой, но когда это из города сюда добирались проверяющие? Да и представить сложно, что такого должно произойти в частном поселке, чтобы сюда прибыла полиция. Сашу и его помощников уже жалеть можно — хлопот по опознанию предстоит много, а результат заведомо провальный.

В лесу на том берегу то и дело метались отсветы фонарей, словно кого-то искали. Но, видно, дело не шибко серьезное, раз за помощью не обратились — не заметить на берегу полицейские и чиновничьи шинели сложно, огненные шары Светланы света давали достаточно.

Кромеж сонно зевнул и сунул пирожок с капустой Светлане в руку, потом и фляжку с приятно-теплым сбитнем вложил, потом кромеж все же не удержался и вышел откуда-то из леса рыжим опричником — Калина не умел быть в стороне. Правда, одет он был в партикулярное, чтобы не пугать деревенских псиными мордами на форме. Он, сунув Александру в руку очередную фляжку, что-то с ним обсуждал. Светлана заметила, как один из бумажных пакетов перекочевал в руку Калины. Она готова на что угодно спорить, что там был один из амулетов. Как бы тайком Опричнина сама вылазку к Полозу не устроила, если это дорожный амулет. Демьян не перенесет такого удара! Впрочем, Светлана тем более — за стихии отвечать ей, как одной из Рюриковичей.

Староста, подозванный Карлом Модестовичем к трупу, только выдохнул облегченно:

— Не наша! Вот те крест, не наша!

Он тут же принялся широко креститься и почему-то сплевывать через левое плечо. Жена его мелко кивала головой, подтверждая его слова. Тихонов выпрямился даже — он сразу говорил, что покойница неместная. Еще три других старосты должны посмотреть, но их уже не потащат по ночи, предъявят потом фотокарточки на опознание.

Карл Модестович, стаскивая с лица повязку, вздохнул:

— Если бы не хвост, сказал бы, что причина смерти некриминальная: покойница страдала запущенной формой микседемы. Странно, что к докторам не пошла — эта болезнь уже почти полвека как лечится. Но хвост все откровенно портит. Так что причину смерти скажу только после вскрытия, господа.

Громов его поблагодарил и разрешил ехать в Суходольск — время уже за полночь перевалило. Десятские было обрадовались, что все закончилось, как Петров их заставил собирать и выкапывать из земли все чешуйки до самой последней — амулет-то при покойнице так и не нашли.

Калина, вместе с Громовым осмотрев раскоп, подошел к Светлане и поздоровался:

— Доброй ночи!

Она с трудом удержала зевок:

— И тебе доброй ночи!

— А я еще помню про полоза и алатырь. Значит, все же сгорел тот обет. Хотя в разы проще разговаривать, чем кидаться вот так намеками, как огонь.

Светлана улыбнулась — значит, не так и плох Огнь. Дал подсказку и помог в поисках.

— И что же ты тут делаешь, Алексей? Спать давно пора. Ты какую уже ночь не спишь.

Он расплылся в ехидной улыбке — и не видно, что устал:

— Выполняю свои служебные обязанности. — Он отсалютовал своей фляжкой Светлане: — собутыльничаю с Сашей, как и обещал.

— Алексей… — Светлана поняла, что добиться правды от Калины нереально, когда он этого не хочет. Это не Саша, будет отшучиваться до конца. — И за что меня наказали тобой?

— Простите?

Она пояснила — уж больно потешно выглядел Калина:

— Почему за мной приглядываешь ты? Ты же тайный советник, большая шишка, должен высыпаться и не бегать по первому зову.

Мужчина посерьезнел и честно сказал:

— Я сам попросился.

— Почему?

— Просто так. — Он подумал и добавил: — из-за Сашки. Не довод?

Хотелось верить в это, но что-то упрямо шкрябало на сердце Светланы, что все может быть далеко не так. И ведь не сознается. Она вместо слов протянула ему пустую фляжку. Та тут же исчезла в кромеже. Калина понял, что его ответ Светлане не понравился, и, демонстративно осмотрев берег реки, темное небо и собственные часы на запястье, он предложил:

— Елизавета Павловна, не пора ли домой? Все уже почти закончилось — теперь только нудные расспросы и останутся. Ваша служба тут закончилась. Дальше Сашке в одиночку отдуваться.

Она встала — Калина даже руку не успел подать:

— У меня тут еще дела есть.

— Дела? — Он снова осмотрел округу, замечая рыскающие по другому берегу огоньки. Пока он не принялся строить ошибочные предположения, она пояснила:

— Я хочу переговорить с дедушкой Лешим.

Калина поморщился, внезапно признаваясь уставшим, до странной нежности в сердце Светланы честным голосом:

— Лиза, может, не надо? И я, и Сашка до чертиков устали от беготни сегодня, а леший же не удержится — заставит нас бегать.

Кажется, дедушка леший может гордиться собой — впечатлил даже тайного советника Опричного сыска!

Светлана прикоснулась к плечу Калины:

— Не волнуйся, я сама схожу — лес рядом. И не бойся, далеко не пойду.

— Вот теперь я точно волнуюсь! — Калина взял с бревна Сашину шинель, накинул Светлане на плечи и твердо сказал: — Я с вами. Бегать — так бегать. Служба такая.

Ей было жаль уставшего до чертиков мужчину — у самой ноги от слабости подгибались, можно представить, как тот устал за последние дни. Только дедушка леший будет говорить лишь с ней.

— Алексей, я серьезно. Леший для меня неопасен.

Он качнул головой:

— И все равно я иду с вами. Я говорил — мои действия вам не обязаны нравиться. Заодно поговорим о вашем «наказании».

Калина повернулся к Александру, дергая его тьмой за плечо и знаком показывая, что присмотрит за Светланой. Громов нахмурился, но кивком подтвердил, что понял. Теперь беспокоиться за неё будут двое!

Светлана мрачно пошла первой, давясь словами. Только воспитание не позволило ей высказать все, что она думает о Калине — ей не понравились его слова о наказании. Только этого не хватало! Да, матушка её наказывала, но не Опричнина. Нет у них такого права. Светлана лишь выполняет свой долг так, как умеет и так, как его понимает! Если ради расследования ей нужно поговорить с нечистью — она поговорит. Никакой Калина ей не помешает.

Алексей как ни в чем не бывало пристроился рядом, шагая по разъезжающейся под ногами мокрой глине:

— Саша разве не рассказал обо мне и Великой княжне Наталье?

Светлана чуть не сбилась с шага — Алексей её поймал за локоть, удерживая от падения. При чем тут Наташа и наказание, она сперва не поняла.

Калина вежливо предложил Светлане свою руку и, когда она тяжело оперлась на неё, старательно медленно пошел в сторону леса. Она еле собрала свои разбегающиеся в стороны мысли и призналась:

— Он сказал, что ты пытался её искать после «Катькиной истерики».

Иногда Калина говорил совсем завуалировано, отчего она думала глупости, как сейчас, например. Он лишь вспомнил её слова о наказании, а она уже надумала себе не бог весть что и чуть не вспылила.

— Тактичный он, — пробормотал Калина и смело зашагал дальше в темень леса: Светлана не освещала путь огненным шаром — Леший не любил огонь.

В темноте все иначе, в темноте не видны глаза, и потому легче доверять. Алексей отрешенно все же признался, глядя куда-то вдаль, меж рыжих сосновых стволов:

— У нас с Наташей было три года разницы. Ей было десять, мне тринадцать, когда меня приставили к ней — её хотели выкрасть. Она тогда была такая воспитанная выскочка, что зубы сводило… Ей было двенадцать, мне пятнадцать. Она готовилась к своему первому детскому балу — разучивала танцы вместе со мной… Никогда не забуду первые теплые прикосновения к своей руке… Ей было четырнадцать, а мне семнадцать — голова кружилась только при виде неё. Я уже не годился в камер-пажи, и меня перевели в Опричный сыск, назначая главным гридем Натальи. Ей было шестнадцать, а мне девятнадцать, когда её охрану сменили — императрица заметила мои пылкие взгляды… Я отправился в Москву. Ей было восемнадцать, а мне двадцать один, когда все закончилось «Катькиной истерикой». Я тогда бросил все и искал её, но… Не нашел. Простите… Первая любовь, Лиза, что уж поделать.

— Алеша…

Он упрямо качнул головой:

— Ничего не надо говорить — уже отболело. Просто вы кусочек того счастливого прошлого — я костями лягу, мертвяком вернусь, но постараюсь защитить вас. Как-то так.

Светлана молчала: слова скопились в горле, но не могли прорваться через его узкую плотину. И что сказать? Что ей жаль? Что она понимает его чувства? Что… Сама была в подобной ситуации: потеряла Сашу, но ей повезло, он вернулся к ней, все вспоминая? Как утешить взрослого, уверенного в себе мужчину, чтобы его не обидеть, не задеть его гордость, не причинить лишних страданий…

Она с трудом подбирая слова сказала, прикасаясь пальцами к его холодной ладони:

— Алеша, еще все наладится, еще все будет в этой жизни. Надо верить, что все будет хорошо.

Он лишь поймал её ладонь и сжал:

— Не берите в голову. Просто примите как данность: я ваше наказание по собственному выбору — чтобы с вами не случилось ничего плохого. Соколов знает обо мне и моей влюбленности в Великую княжну, так что вполне осознанно меня назначил вашим гридем. Лучше скажите мне: когда вы попрете на Полоза?

Светлана вздрогнула от резкой смены разговора:

— Не знаю.

Калина тут же предложил, отводя в сторону низкую ветку сосны и помогая Светлане перешагивать через лужу:

— Может, после принятия клятвы Опричнины? Все больше шансов, что мы вас вытащим. Кстати, напоминаю, что клятва завтра. На берегу Идольменя, аккурат под вашим домом. Платье выберете сами: хоть придворное, хоть мундир, хоть в халате приходите — главное: приходите. Император вот-вот придет в себя, а у нас пока только одни подозрения, кто на него напал. Учтите: сейчас при вас будет только охрана — два гридя, посменно. Остальных я задействую на поисках напавшего на императора. Так что не стоит Саше надеяться, что вся Опричнина будет у него на посылках при расследовании Полозовых невест.

Она прищурилась, рассматривая мужчину — она не забыла, как он забрал у Александра амулет:

— А ты когда попрешь на Полоза, Алеша?

Он не стал лгать:

— Попробуем постучаться к нему в гости сегодня на рассвете. Если амулет, как вы предположили, дорожный. Если нет — постучимся аккуратненько к Дашкову. Его тоже надо тряхнуть. И не надо так смотреть. Это делается ради вашей безопасности. И нашей собственной тоже — император наши головы первыми снесет, когда придет в себя. Ваша будет следующей.

Светлана вздрогнула и ничего не сказала. Калина посмотрел на неё, заметил, что пугаться она не собирается, и снова оглядел ночной лес:

— Что-то Леший не спешит.

— Его позвать надо, Алексей, — пояснила она, останавливаясь у первой попавшейся сосны. Ноги тут же увязли в грязи.

— И как?

Она достала перочинный нож из кармана и сделала надрез на коре сосны. Калина успел перехватить её руку, когда она уже собиралась проколоть себе палец:

— Кровь нужна именно ваша или любая?

Где-то ухнула сова, предупреждая, что леший уже рядом, что он все слышит. Только показаться он не спешил: ждал крови. Он все же нечисть, у него другие понятия.

Калина пробурчал, понимая, что Светлана не собирается отвечать:

— Я не гордый — я сейчас кромежем к Саше схожу и уточню.

Светлана ответила

— Кровь пойдет любая, только Леший же гонять тебя будет — он кромешников терпеть не может.

Алексей проколол собственный палец и приложил его к ране на сосне:

— Заодно побегаю, кровь разгоню, мышцы согрею.

С ближайшего дерева смешливо донеслось голосом лешего:

— Это кто у нас, амператрица, такой спортивный?

— Дедушка леший, доброй тебе ночи! — поздоровалась Светлана, а Алексей пробурчал себе под нос:

— Лиза, это кто у нас такой ехидный и еще не уничтоженный Опричниной?

Леший слетел на совиных крыльях с дерева, проходясь ножками-веточками по сосновым иголкам. Голову при этом он наклонил на бок, как-то зло рассматривая Калину золотистыми глазами, сиявшими во тьме:

— Ась, свиристелка? Кого привела в этот раз? Иван-дурак был, Иван-купеческий сын был, энтот, получается, Иван-царевич, што ль? Шо он такой… Дерзкий?

Калина хмыкнул, внимательно в свою очередь рассматривая лешего:

— Можно и так сказать. Иван-царевич, а ты, получается, леший. Живой!

— А ты кромешник. Живой, — леший тоже не стал сдерживаться. — Ух ты! Хочешь перестать быть живым? Лес голодный, лес давно не получал свое.

Как-то не задалось общение лешего со спутниками Светланы. Ревнует он, что ли? Или проверяет? Она старательно мягко сказала, пока Алексей не наговорил лишнего:

— Дедушка леший, мы за помощью пришли.

— А то я не догадавси! — Леший гордо подбоченился. — Ты ж, амператрица, просто так не ходишь, дедушку не навещаешь. Только за помощью и приходишь. Эх, не уважают нас, не уважают!

— Дедушка леший, — продолжила его увещевать Светлана. — Помоги, прошу.

Леший как-то быстро сник и сдался:

— Да помогу я. Видел я ту погань, что тут валявси. Нельзя так ни с живыми, ни с мертвыми… Хвост вместо ног — и кому такая пакость пришла в голову? Сколько лет живу, а такого никогда не видал. И как на такенном хвосте ползать надобно? Расспрошу я лис местных да зайцев. Тебя ж мышки не интересуют. Взамен можа просьбу?

Он впервые выдвинул свои условия.

— Можно, конечно, дедушка, помогу, чем смогу, — согласилась Светлана. Калина молчал, ничего не говоря. Его совсем не поймешь: то ли не одобряет, то ли волнуется.

Леший вздохнул, да так что все сосны заколыхались, загудели ветвями на верхушках:

— Приструни своего Огня. Устал я от его выкрутасов. Где это видано: предзимье, а у меня тут все скоро зацветет буйным цветом. Устал я колыбельные берам да ежам петь, устал я цветы уговаривать цвет не набирать. Угомони Огня. Скажи, что хватит греть. Ишь, проказник, чего удумал.

— Поговорю, дедушка.

Тот обрадовался и улыбнулся даже, показывая слишком острые, длинные зубы:

— От, это дело. На третий день приходи — расскажу, что узнаю. — Он взмыл на совиных крыльях, снова и снова закладывая круги вокруг Светланы. — Приводи своего Ивана-купеческого сына, он самый приличный у тебя. Энтот дурной — ни одной клятвы своей не исполнил. Токмо клясться и умеет. Дурной — хуже твово Ивана-дурака.

Брови Калины удивленно взмыли вверх — смолчать, как и любой другой порядочный мужчина, он не смог, ведь леший задел его честь:

— Эй, нечисть ты лживая! Я все клятвы, что даю, всегда держу!

Леший только сверху и рассмеялся совиным криком. Сосны заворчали, зашелестели своими ветвями, забрасывая Калину шишками. Впрочем, ни одна не долетела до него. Все увязли в щите из тьмы.

Калина чуть подался вперед, к Светлане. Он очень вкрадчиво сказал, словно ему важно её доверие:

— Лиза, я никогда не нарушал клятвы. Нечисть солжет — недорого возьмет.

Сверху донесся издевательский хохот, заставляя Калину прищуриваться и, кажется, жалеть, что не уничтожил лешего. Он заставил себя отвести взгляд от небес, все равно, кроме ветвей и редких звезд, ничего не было видно.

— Я честно вам говорил, Лиза, что я, даже если Соколов прикажет предать вас, буду стараться поддерживать вас. Только прямой приказ императора заставит меня сделать что-то вразрез моим убеждениям.

Светлана заставила себя улыбнуться: дедушка леший еще никогда не обманывал её. Она знала, что Соколов может её предать в любой момент. Что ж, придется ждать того же самого от Калины.

Кажется, он понял всю бесполезность своих оправданий:

— Лиза… Впрочем, Елизавета Павловна, так будет даже надежнее, если вы верить мне не будете — будете готовы к любым ударам судьбы. Или ударам стихий. Только честью клянусь: я не разбрасываюсь клятвами и никогда не нарушаю их.