Кровь в наших жилах

Глава тридцать девятая, в которой горит берег Перыницы

Саша моментально почувствовал, как провалилась в кромеж Лиза. Почему-то других не чувствовал, а её всегда. Он рванул за ней и… Ничего не произошло. Кромеж был закрыт — Лиза рассказывала, что так делал Огнь. Значит, берегиня сама пришла за Лизой, раз та не откликнулась на её навязчивое приглашение. Почему именно Лиза?! Почему не кто-то из опричников, в чьих жилах течет мертвая кровь? Полоз не сказал своей сестре, как он получил свободу? Да не может того быть…

Над головой продолжали раскрываться, осыпая снег золотом и серебром искр, магические шары фейерверка. Кричали от радости и охали дети. Кто-то хлопал в ладоши и просил еще.

Земля сонно откликнулась, чуть задрожала под ногами Саши, только Лизу она не чувствовала. Берегиня утащила её в воду?

С тихим шорохом раскрылся последний магический шар, и зимний парк погрузился в приятный сумрак. За его пределами царила беспросветная тьма — только отсветы в небе над Волчанском. Вокруг родового гнезда Волковых раскинулись, как встарь, темные сосновые леса. Нежилые места.

Саша поймал обеспокоенный взгляд Ивана — он искал в толпе и не находил Лизу. Сашины пальцы сложились в жесте: «К реке!».

Запела, зашумела близкая Перыница — это Алексей, с улыбкой желая приятных снов Пете, принялся искать Лизу. Дашков и Михаил почувствовали, как закипел эфир, и вскинулись, как гончие, ища причины. Отсутствие Лизы они заметили сразу. Та весь вечер не отходила от Саши.

Осталось понять, как уйти, не напугав детей. Петя умный, он может понять и с перепуга такого наворотить, что мало не покажется. Он же тоже в опасности. В его жилах, как и у Лизы, и живая, и мертвая кровь. Но все же, почему она?! Почему не опричники? Полоз даже их легко ловил — берегиня тоже бы справилась.

Отец, привычный к Сашиной службе, сам все понял и подошел к Пете, подхватывая его на руки — мальчишке по виду больше семи не дать, совсем его заморили на дне Идольменя:

— Пойдем-ка, Петенька, со мной. Твоему отцу срочно надо в библиотеку.

Алексей, прислушивающийся сразу и к воде, и окружающим, не понял намека, но промолчал, зато Петя переполошился:

— Тетя Лиза пропала. Это из-за меня?!

Отец басовито проворчал:

— Вот еще! Наша Елизавета Павловна — боевой маг на службе в магуправе. Её в любой момент могут вызвать на службу. Так что она ушла не из-за тебя. А папке твоему надо в библиотеку, потому что, спорю на пирожное, он ни одной сказки на ночь не знает.

Алексей демонстративно для сына фыркнул, и отец с улыбкой поправился, под довольный Петин смех:

— Ни одной приличной сказки. Я же этих двух сорванцов: папку твоего и твоего дядю — лично на ночь укладывал, тогда они сбегали из псарни. Так что пожелай им удачи со сказками и пошли на боковую. Егорка, тебя это тоже касается.

Алешка только губами попросил Баюшу, пристроившуюся к Егорке:

— Пригляди за сыном!

Она фыркнула:

— Сама все знаю. Ты драного кота прикрой.

Тот улыбнулся и привычно съехидничал:

— Сам знаю.

За Иваном осторожно, чтобы не пугать детей, направились, в темноте переходя на бег, Дашков, Илья и даже Михаил — права хозяйки дома на себя добровольно взяла Татьяна Юсупова.

Саша быстро отчитался, сберегая дыхание:

— На земле Лизы нет.

Алексей, ускоряясь, буркнул:

— В воде тоже.

Брови Ивана удивленно взмыли вверх, а Дашков уточнил у Михаила:

— Тут в округе мертвой земли нет?

Тот лишь отрицательно качнул головой — не до слов ему было: тоже пытался найти Лизу потоками воздуха и не находил. Такое с ним было впервые. Воздух есть везде. Хватило бы только сил им управлять.

— В воздухе её тоже нет, — наконец признал очевидное Михаил.

Дальше бежали молча, сберегая силы. Берегиня где-то тут, на этом берегу — Лиза её слышала в сентябре. Она говорила, что заводь та близко. Берегиня тридцать лет тут была и никуда не сдвинулась. Сейчас, когда Лиза в её руках, смысла уходить тем более нет. Во всяком случае Саша надеялся именно на это. Он старательно гнал прочь тревожные мысли, что Лизу уже могли выпить. Берегине нужна только мертвая кровь! Это всего лишь попытка заполучить опричников. Лиза не нужна берегине. Смысла в этом нет.

Перыница тихо плескалась в ледяном ложе. От воды тянуло тиной и влагой. Туман теплыми языками касался лица. Лес совсем близко подобрался к реке, кое-где сосны, удерживаемые выпирающими из земли могучими корнями, росли на самом краю обрывистого берега. Хрустел снег под подошвами сапог. Саша механически передвигал ноги. Зато его мысли кипели. Лизы нет на земле, воде и воздухе. Но не в огне же она… Ушла в Навь? Без амулетов и подготовки? Прячется в недоступном сейчас кромеже? Куда берегиня её утянула?

Бежали так, как никогда в жизни. До колотья в боку и кашля. Но надо будет — все берега Перыницы обегут. Особенно тяжко давался бег Илье — он до сих пор больше напоминал ходячий скелет, чем человека. Только сдаваться и снижать темп, задерживая всех, он не собирался. Он, не отставая, добежал до места, где молчала вода, не отвечая Алексею, и где была мертва земля, не откликаясь на Сашин приказ. И даже воздух был мертв. Здесь снега не было. Только что-то ломкое и в тоже время мягкое, как прель, под ногами, липкое и вонючее.

Илья закашлялся, Дашков на ходу на нос шарф натянул, не задумываясь, по чему он бежит. Дышать было тяжело — как в покойницкую попали. Под подошвами сапог что-то отчаянно захрустело, словно сухие ветви ломались. Саша бросился бы и дальше бежать — через черный, изломанный, скрученный в пароксизме боли лес, но его схватил за руку Алексей, заставляя останавливаться и оглядываться. Клочки тумана висели на обломанных ветром сизых сосновых лапах и качались, словно паутина.

Илью и Ивана поймал Дашков. Миша остановился сам, делая шаг и замирая.

Огненные шары, освещавшие дорогу, остались позади, за спиной — они повисли в воздухе, отказываясь лететь дальше к провонявшей тленом и смертью речной заводи в окружении сухого рогоза.

И правда, недалеко от имения она оказалась.

Пришлось ждать пока глаза привыкнут к полутьме, хватая ртом вонючий, льдом обжигающий горло воздух. Он был густым и неподатливым, заставляя бороться за каждый вдох. Саша тревожно вглядывался в еле расступающуюся перед ним тьму.

Здесь все было неправильно.

Ни звука. Ни шороха. Даже ветви мертвых сосен не шевелятся. Тут нет живых. Тут даже земля когда-то умерла. И каждый, кто ступит на неё, тоже умрет.

Огни шипели за спиной, медленно погасая. Тени, извиваясь, словно обрели собственную жизнь, тянулись в темноту к Перынице, чтобы там окончательно исчезнуть.

Саша неуверенно сделал шаг вперед. Под ногами снова что-то хрустнуло. В полной тишине это прозвучало оглушающе громко.

Вешка с навершием в виде змеиного черепа сверкнула пламенем, проснувшимся в пустых глазницах. Миша присел рядом с ней, рассматривая и тут же проклиная собственное любопытство: покуда хватало глаз, земля была усеяна мелкими костями животных и птиц, клочками шерсти, останками шкур, липкими перьями, жучьими панцирями и хитином насекомых. Кое-где плоть еще не была обглодана временем до конца и шевелилась от распирающих её червей.

— Опаньки… Ну и хрень! — не сдержался Алексей, для верности ткнув пальцем в странную пирамиду из умытых дождями и иссеченных ветрами черепов, белевших в темноте у самой кромки воды.

Илья выругался себе под нос — без знаний его рода, без Дмитрия Юсупова, которого не тянуло называть отцом, тут не обошлось. Юсуповы сохранили знания о языческих жертвоприношениях и до сих пор их совершали. Например, при вводе в род. Проклятье не зря на них пало.

Саша упрямо сделал шаг к реке, но Алексей железной хваткой держал его за руку:

— Стоять! Не видишь, что ли, что тут.

Ближайшие вешки вспыхнули предупреждающим огнем. Кое-какие даже умудрились зашипеть, разевая пасть, полную острых зубов. Саша твердо возразил:

— Вижу. И все равно иду — там Лиза! Надо.

Дашков качнул головой, для верности хватая Сашу за вторую руку:

— Нельзя! Это же Навь!

— Еще нет, — возразил Иван — он спешно на земле кинжалом рисовал защитные руны, проверяя насколько далеко зашло дело. — Только её прорывы. Но и впрямь лезть туда не надо. Там не выжить никому. Саш… Прости, но это правда.

Иван головой качнул на зияющие мертвенным светом широкие щели, из которых рвался сюда смертельный лед. Он медленно наползал, напоминая обычный, совершенно безобидный снег. Если бы не вешки — трупов на берегу Перыницы было бы больше, гораздо больше. Черная гладь речной заводи замерла, как зеркало — водой это больше не было.

Летели по ветру алые капли чего-то непонятного. Они рождались из ниоткуда, с шипением падали на лед Нави и тут же испарялись, воняя солью.

Саша сжал челюсти так, что желваки заходили. Он понимал, что должен сделать шаг за защитные вешки, ведь там Лиза, и в то же время уже знал — Лизой, если она там, это уже быть не могло. Тут и пары минут хватало, чтобы стать нежитью, если ты случайно попадал за вешки.

Михаил выпрямился:

— Это мои земли — мне и рисковать.

Дашков уже отпустил Сашу и вместо него схватил за локоть Михаила:

— Даже не думай. Ты не колдун. Ты маг. Тут мы бесполезны. Мы можем это все только выжечь. Спасти тут некого и нечего, к сожалению.

Алексей отпустил Сашу, убедившись, что тот не намерен творить глупости и пошел вдоль вешек, проверяя границы погани. Впрочем, их было видно и так — по валу гниющей плоти.

— Да, Миша, твой отец… Константин Волков силен был, — признал Алексей. — Очень силен — три десятка лет такую пакость сдерживать в одиночку.

Саша осторожно, чтобы случайно не поскользнуться на гнили, направился к реке:

— И при этом он не стал таким, как Голицын или старший Юсупов.

Дашков кивком подтвердил свое согласие с их словами. Илья промолчал, косясь на пирамиду из черепов. Кажется, он их усиленно считал. Михаил с горечью напомнил, потоками воздуха проверяя границы:

— Серые ручьи. Дом Лапшиных. Муратово. И это только этой осенью.

Иван продолжал рисовать руны, чертыхаясь себе под нос, когда приходилось убирать прочь многочисленные кости. Дашков, достав блокнот из кармана пальто, спешно что-то писал карандашом. Может, делал расчеты. Тут только огнем не обойтись.

Алексей ткнул пальцем в вешку, за которой искрились инеем Нави человеческие кости: вывороченные, разломанные ребра, раскиданные ветром позвонки, треснувшие от морозов и дождей осколки чего-то непонятного. Наверное, это когда-то было человеческими руками и ногами.

— После такого, Миша, в кровавые салочки играют да жертв налево и направо режут. Серые ручьи и то, что там случилось, отвратительно, но в разы меньше, чем могло бы быть. Поверь.

Иван добавил, выпрямляясь и переходя дальше:

— Короче, Михаил, из опричников так себе утешители, но пойми — после такого собственные семьи на корню вырезали, деревни под нож пускали, города выжигали… А Константин Львович только под конец жизни сорвался. Силен был князь. За вешки погань не вырвалась. Тут не один десяток жертв принесли.

Илья поморщился:

— Чуть больше двадцати. Я приблизительно черепа пересчитал.

— Силен был князь и слишком горд, чтобы пойти на поклон к опричникам. Мог бы и помощи попросить, — добавил Алексей.

Саша напомнил очевидное, садясь на краю земли и тоже кинжалом рисуя руны:

— Он нечисть люто ненавидел. Как раз из-за этого… И я его лично понимаю — такое творить нельзя.

Его дико тянуло шагнуть за вешки. Шагнуть и найти Лизу или хотя бы то, что от неё осталось. Никто не должен гнить вот так, десятилетиями глядя пустыми глазницами в небеса на неосвященной земле. Лиза такого тем более не заслужила.

На плечо тяжело легла Алешкина рука:

— Мы справимся, брат. Нам еще Петьку и страну поднимать. Давайте-ка зачищать тут все. И кто последний — тот пойдет на второй заход.

— Второй? — не понял его Иван, заканчивая полукруг из рун.

Дашков передернул плечами, захлопнул блокнот и принялся свое что-то выводить на земле — ближе к здоровым соснам. Наверное, второй защитный круг.

— Где-то в бывших родовых землях Дашковых должна быть чуть меньшая погань — там не было князя Волкова, но и крови там в разы пролили меньше. Надеюсь.

— Короче, все поняли: кто чуть задержится — будет искать место ритуала с Кириллом.

Дашков даже скосил глаза на Алексея — по имени, как своего, его тут впервые назвали. Саша грустно улыбнулся — Алексей с трудом прощал, но Дашкова все же смог понять. Или признал, что, как все, кого задели ритуалы с соколами, тот тоже с искореженной душой бродит. Как старший Голицын, как старший Юсупов, как император Павел, как Волков и его супруга.

Дашков нахмурился и внезапно сказал, завершая свои руны:

— Михаил… — он тоже его впервые назвал по имени, без отчества. — Отец тебя очень любил — твою душу запачкать он не дал. Силен был князь.

— На Анастасию его уже не хватило.

Дашков пожал плечами, направляясь в дальний угол речной заводи — как раз напротив Саши. Земля противно хрустела все время, что он шел. Илья не сдержался и скривился от звуков.

— Иногда люди творят зло не потому, что запачканы такой вот поганью, а просто так воспитаны. Не везде надо искать инфернальные миазмы.

Саша вмешался — он не хотел, чтобы Лизина душа страдала хоть на миг больше, чем нужно:

— Вот с миазмами давайте поканчивать. Хватит мир калечить. Хватит уже случайных жертв.

Саша первым показал пример — зажег на своих ладонях огонь. Тот разгораться не хотел. Он срывался с пальцев и… все. Он тлел и гас даже на хрупких, высохших сосновых иголках. Он загорался на рунах и тут же гас, несмотря на их подпитку эфиром. Он летел куда угодно, кроме заводи. Огнь был против. Ему явно не нравилось, что кто-то вмешивается в его игру. Только маги были упорны. Распределившись по всей границе искалеченного мира, они жгли и жгли, до изнеможения, до мушек перед глазами, до закипающих эфирных каналов. И Огнь сдался.

Где-то в небесах заухала, ожила сова. Чуть чирикнула дальше сумасшедшая неспящая птица. Где-то тяфкнула лиса. Заплескалась рыба в реке. И огонь прорвался за вешки, полыхнувшие белым пламенем, словно помогая.

Махом сгорали сухие травы. Рогоз горел, дымя и воняя мертвечиной. Деревья распрямлялись в пламени и с треском сгорали почти дотла. Только корни, торчащие из земли, и оставались. Трещал лед Нави. Гудело и сыто пело пламя. Хрупкие жучьи панцири взрывались и взлетали вверх, послушные проснувшемуся не вовремя ветру. Кости со стоном боли исчезали в огне. Ему приходилось возвращаться и возвращаться обратно, чтобы доглодать кости до конца, до пепла, до пустоты.

От гари нечем было дышать. Пламя ярилось, пламя кипело от гнева и боли мужчин. Они не успели спасти ту, которую были должны.

Робко светало.

Кромеж наконец-то послушно открылся над заводью, впитывая в себя вонь Нави и унося прочь черную, застывшую кусками воду Перыницы.

Пепел еще крутился в воздухе, но гореть уже было нечему. Полыхнули последний раз змеиные глазницы, и вешки обуглились, падая на землю.

В берег робко ткнулась, как глупый кутенок, обычная, теплая, исходящая паром вода Перыница.

Ноги дрожали и не держали. Саша без сил опустился на землю, отойдя за руны Кирилла. Даже тут земля была обжигающе горячей и спекшейся до плотной корки. Дожди еще не скоро размоют её. Рядом сел, размазывая рукой по лицу пепел и пот такой же усталый Алексей. Илья привалился спиной к сосне и закрыл глаза. Кажется, он потерял сознание.

Дашков опустился рядом на корточки, толкая Илью в бок:

— Эй, приходи в себя…

— Я в порядке. Не мешай, Кирилл. — возмутился тот.

С треском падали обгоревшие деревья, росшие вдоль исчезнувших в пламени вешек. Эти деревья тоже не хотели жить. Искры снова разгорались, и опять танцевал на мертвой поляне огонь. Тут столетия ничего расти не будет, хоть трещины Нави и закрылись.

Михаил с мрачным видом ходил по пеплу, ногой его вороша, словно что-то искал. Потом он внезапно полоснул по запястью кинжалом, отворяя кровь.

Алешка вскинулся:

— Сбрендил?!

Пришла Сашина очередь хватать его за руку и осаживать:

— Это его земля. Он в своем праве. Так хоть жизнь сюда вернется.

— Выгоришь — я тебя в полицию пристрою, — пробормотал Алексей, сдаваясь. — Опыт уже есть — на Сашке натренировался таких вот безнадежных пристраивать.

Миша, окропляя кровью воду Перыницы, признался:

— Я дар колдовской верну. Стану Волковым по праву.

Дашков еле сдержал зевок. Пепел забился в горло, и Кирилл принялся оглушительно кашлять:

— …Да вашу ж мать! Я что хотел сказать… Я тебе помогу. У нас в университете есть парочка сильных колдунов — помогут перенести дар… С младшего Мурова, я правильно понял?

— Угу. Старший при мне будет — он согласился нести бремя проклятья.

Алешка пробормотал, опять пытаясь вытереть лицо — пот разъедал глаза:

— Это получается… Теперь неприятностей будет больше?

— Почему это? — обиделся Миша. Он себя неприятностью не считал.

— Еще теперь за твоим серым хвостом следить придется.

Саша молчал, не вмешиваясь в перепалку. Так было проще отвлекаться от мысли, что он идиот и надо было рискнуть, как Алешка. Хоть воспоминания остались бы. О ней. О её сладких, пропахших земляникой губах, о её руках, которые зарывались в его волосы и перебирали прядки. О ней. О той, кого он так и не узнал до конца.

Илья тихо сказал:

— Земляникой пахнет.

— Ха! Я лишь гарь чую, — проворчал Иван.

Кирилл ему поддакнул:

— Глюки. Надышался чего-то.

Алексей шумно вдохнул, закашлялся и выругался:

— Да ну вас! Какая земляника… Зима!

Он не был тогда в охотничьем домике, когда Соколов просил Лизу не спешить на службу. Саша улыбнулся, чувствуя себя почти сумасшедшим:

— Земляникой действительно пахнет. А кому не пахнет — тому и не положено. Я Лизу три раза терял.

— Опаньки, с ума сошел? — Под ребра тяжело вошел Алешкин локоть. — Два раза было только…

Саша принялся загибать грязные, черные от пепла пальцы. Те, кстати, откровенно тряслись — не от усталости, а от страха, что он все неправильно понял и тихо сходит с ума:

— Вдовий мыс в сентябре. Он же в ноябре. И сейчас. Больше я её никогда не потеряю.

Миша подошел к нему и протянул руку:

— Вместе будем ждать.

Саша подтвердил, что услышал его слова, сцепляя ладони в рукопожатии. Иван тоже подтянулся и хлопнул своими пальцами поверх их:

— И я буду ждать и верить.

Даже Кирилл подошел, чуть хромая:

— И я.

Ладонь Ильи легла последней:

— Я обещал, что буду с ней рядом. Я дождусь.

Алешка положил свою ладонь сверху:

— А я что, рыжий?

Это была глупая, заезженная шутка, но и её хватило, чтобы рассмеяться.

Алексей задрал голову вверх и заорал в небеса:

— Дедушка леший!

Саша тихо сказал:

— Не мешай ему. Он сильно занят.

В это надо верить. В то, что он смог помочь там, где не справились они.

Год. Два. Три. Он будет ждать. В конце концов они все умирали и вернулись. Они живучи, как тараканы — так про них говорят.

Она вернется. Напитается сил и вернется. Даже если забудет про него — ерунда. Они же не помнили своей жизни до того, как их убили. Она просто обязана вернуться.

Он понимал — почему она не отказала берегине. Петя. Лиза знала, что иначе берегиня придет за мальчиком. Главное, чтобы Алексей этого не понял. Только судя по тому, как тот кривился и сжимал кулаки, загребая бессильно пепел, он понял, за кого отдала свою жизнь Лиза.

Он не понимал лишь одного…

Даже Иван не выдержал:

— Огонь не пил ни живой, ни мертвой воды — он пил Лизу. Полоз и Вода наглотались живой воды — им хватило мертвой для получения свободы.

Саша поправил его:

— Для собственного уничтожения — кто-то славно напел им песню про свободу вместо окончательного распада.

Алешка не сдержал смешка:

— Я даже знаю этого певуна — дедушка леший.

Саша лишь кивнул. Дашков старательно прислушивался и хмурился. Миша молчать не умел:

— Берегиня пила мою кровь — мой золотой сокол тому доказательство. Только почему тогда для свободы воздуху понадобилась и живая, и мертвая вода?

Иван добавил:

— Куда делась из берегини живая?

Дашков поморщился:

— Или кто её выпил?

Алексей ткнул пальцем в медленно оживающую землю:

— Или куда берегиня то и дело проливала свою кровь, чтобы сдержать погань.

Саша нашел в себе силы улыбнуться:

— Правильный вопрос. Куда делась живая кровь? Очень важный вопрос.

Он первым подал пример и встал, стряхивая с плеч страх — Лиза вернется сразу, как только сможет:

— Какие у кого планы на день?

Иван отчитался первым:

— Возьму Найденова и буду искать место второй такой погани.

Дашков не успел ответить — его опередил Миша:

— Мы вместе с Кириллом проведем ритуал принятия колдовского дара.

Саша внес свою лепту:

— Я занимаюсь Шульцем и Петей с Егоркой — надо им показать фотографии всех возможных подозреваемых.

— Эээ… — Алексей, который именно этим, кажется, и собирался заняться, чуть подвис, как дирижабль над стоянкой. — А я чем тогда займусь?

Саша ткнул в Мишу:

— Будешь страховать его серый хвост, чтобы его не подняли на вилы крестьяне.

— Опаньки…

Саша хлопнул его по плечу:

— Как там было? Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

То, что он первым делом будет искать земляничную поляну, он не сказал. Земляникой пахло так густо, что он мог её найти с закрытыми глазами. Он будет приходить на ту поляну день за днем. Неделю за неделей. Месяц за месяцем, но дождется Лизу.