Миллионщик

Глава 20

Глава 20

— Куды торопишьси, мил человек? — ухмыльнулся один из них, тот, что был повыше. Он шагнул вперед.

— Туда, где вас точно не ждут, — ответил я, смещая вес тела на заднюю ногу. Мозг, опережая сознание, уже делал свою работу: оценивал дистанцию, угрозы, пути отхода.

Трое. Тот, что слева, держит руку за пазухой — скорее всего, нож. Центральный, в фуражке, — главарь, уверен в себе. Третий, самый массивный, заходит сбоку, чтобы лишить меня пространства для маневра. Классическая «коробочка».

Все, что у меня было из оружия, — тяжелая трость из черного дерева с массивным серебряным набалдашником. Прекрасный аксессуар для коммерсанта, но скверная замена револьверу. Впрочем, лучше, чем ничего. Рука сама сжала ее рукоять чуть крепче. Спокойно. Дыши.

— А ты, видать, умный, барин? — осклабился второй, заходя ко мне сбоку. — Умных мы не любим. А вот кошельки их очень даже уважаем! Ну-ка, милой, выворачивай карманы, да поживее!

В его руке тускло блеснуло лезвие ножа. Как я и думал.

— Зря вы это, ребята, — вздохнул я, и в этот самый миг мое тело пришло в движение.

Все произошло быстрее, чем они успели моргнуть. Привычка работать на опережение сработала, как и всегда.

Тот, что с ножом, сделал выпад — неловкий, рассчитанный на испуг.

Я не стал отступать. Вместо этого сделал короткий шаг в сторону и чуть вперед, уходя с линии атаки. Его рука с ножом провалилась в пустоту. Он на долю секунды раскрылся, и я нанес удар.

Трость в моей руке мгновенно превратилась не в дубину, а в рапиру. Короткий, без замаха, тычковый выпад, вся масса тела вложена в одну точку. Конец трости вошел ему точно в солнечное сплетение. Раздался сдавленный, похожий на лай кашель. Глаза бандита вылезли из орбит, он выронил нож и сложился пополам, отчаянно хватая ртом воздух, который больше не поступал в легкие.

Первый готов.

Массивный, здоровый как бык третий, тут же с ревом бросился на меня, пытаясь сгрести в охапку.

Я сделал легкий уклон, нырок, пропуская несущуюся на меня тушу мимо, и, выпрямляясь, вложив в удар вес и скорость, опустил серебряный набалдашник трости ему на голову. Раздался глухой, влажный хруст. Громила замер, его рев оборвался. Тяжело выдохнув: «Убил, сука…» — он мешком повалился на булыжники, даже не выставив перед собой рук.

Главарь в фуражке на мгновение застыл, не веря своим глазам. Его команда из трех хищников за три секунды превратилась в двух раненых… и его одного.

Мгновение, и растерянность на его лице сменилась яростью. С диким воплем он выхватил из-за пазухи кистень — на ремне гирькой. Опасная штука, непредсказуемая в своей траектории!

Он крутанул кистень, и гирька со свистом разрезала воздух, метя мне в голову. Я сделал обманное движение, показав, что собираюсь блокировать удар. Он купился. Я резко опустил трость вниз и, как багром, подцепил его опорную ногу у самой лодыжки. Одновременно с этим шагнул вперед, сокращая дистанцию и, пока он, теряя равновесие, заваливался назад, врезал ему локтем прямо в переносицу.

Тошнотворный хруст ломаемых хрящей, брызги горячей крови и волна запаха перегара, овчины и чеснока ударили мне в лицо. Главарь с воплем рухнул на спину. Кистень отлетел в сторону. Не давая ему и шанса прийти в себя, я шагнул вперед, наступив сапогом ему на запястье вооруженной руки, заставляя взвыть от боли, и приставил острый конец трости к кадыку.

Тишина в переулке стала оглушительной. Было слышно только хриплое, булькающее дыхание главаря и стоны того, первого, что все еще пытался разогнуться.

— Ну что, умник, — прошипел я, глядя в его полные ужаса и боли глаза. — Еще хочешь поговорить?

Он молча, испуганно замотал головой. Из носа его обильно текла кровь, видимо, заливая горло: он начал булькать и давиться ею. Я ослабил нажим, и тот, повернувшись на бок, хрипя, начал сплевывать на брусчатку смесь крови и слюны.

— Кто послал? — почти ласково спросил я.

— Н-никто… — заикаясь, прохрипел он. — Сами… увидели, что барин богатый…

Что ж, возможно, что он не врет. Обычные уличные грабители. Это было даже немного обидно. Конечно, как-то слишком нагло — нападать средь бела дня прямо в центре Петербурга, ну да кто вас тут, в девятнадцатом веке, знает? То на каторгу волокут почем зря, то теперь вот это… Одним словом — бардак.

— Чтобы я вас больше не видел, — сказал я, убирая трость. — Ни тебя, ни твоих дружков. В следующий раз не бить, а калечить буду. Понял?

Он снова закивал.

— А теперь, — я поднял с земли его кистень и сунул себе в карман, — пшли вон.

Он, не веря своему счастью, подхватив бесчувственных подельников, потащил их в темноту подворотни.

Я остался один посреди пустого, темного переулка. Адреналин медленно отпускал, руки слегка дрожали. Подобрал с земли оброненную шляпу, отряхнул ее, поправил сюртук.

Добрался до своей гостиницы, вошел в номер, заперев дверь на все засовы, открыл свой дорожный саквояж и достал из потайного отделения револьвер, который прибыл вместе с Изей. Да, все-таки не стоило оставлять его. Трость — хорошо, но старый добрый револьвер — надежнее.

Я зарядил его, сунул за пояс, под жилет, пытаясь устроить так, чтобы он был незаметен. Увы, как оказалось, единственный вариант — это наплечная кобура. В продаже таких штук не имелось, но не беда — сделать ее мог, в общем-то, любой сапожник.

Спустившись вниз, я подозвал полового:

— Скажи-ка, любезный, есть тут поблизости сапожник?

— Как не быть! В двух кварталах отсель, Силантий Иваныч! — простодушно хлопая белесыми ресницами, ответил парень.

— Сгоняй-ка за ним, — произнес я, вручая пареньку гривенник. — Да скажи, мол, барин заказ срочный имеет и деньгами не обидит!

Половой убежал, а я почувствовал, как на душе становится спокойнее. С этого дня я решил больше не расставаться с револьвером. В этом чертовом городе надо быть готовым к любым неожиданностям. А то следующий раз разговор может быть гораздо короче.

На следующий день после разговора с графом Неклюдовым я проснулся с тяжелой головой. Петербург давил своей гранитной мощью и запутанностью интриг. Было ясно, что просто прийти и попросить, даже с деньгами и рекомендациями, здесь не получится. Нужно было действовать тоньше, играть по-крупному. Первым делом — визит к Кокореву.

— Изя. — Я постучал в комнату своему верному товарищу, который еще валялся в постели. — Вставай, лежебока. У нас сегодня важная миссия.

— Ой-вэй, Курила, дай поспать! — проворчал он из-за двери. — Я видел такой хороший сон! Будто я Ротшильд, а ты у меня служишь управляющим.

— Плохой сон, Изя, — усмехнулся я. — После него труднее мириться с реальностью. А она такова: ты сейчас оденешься в свой лучший сюртук, возьмешь мою визитную карточку и отправишься на Литейный проспект, в контору господина Кокорева. Передашь ему от меня записку и узнаешь, когда он сможет меня принять.

Дверь распахнулась. Изя, кутаясь в одеяло, недовольно посмотрел на меня, сонно потирая глаза.

— Опять слугой? Курила, да что ж такое? Я — Изя Шнеерсон, коммерсант, почти миллионщик! Чтобы я с поклонами объявлял о твоем приходе⁈

— Просто отвези визитку, — терпеливо повторил я. — Так положено. Это покажет наш статус и серьезность намерений.

— Твой статус, Курила! Твою солидность. А что остается мне?

— Ты знаешь, о чем говорить с Кокоревым? — прямо спросил я. — Вот. А я знаю. Или мне нанять слугу?

— Да ты что? Это ж какие расходы! — мгновенно взвился Шнеерсон и тут же начал собираться.

Пока Изя, придав лицу самое важное и независимое выражение, на какое был способен, ехал на Литейный, я остался в номере один. Тишина давила. За окном шумел Невский, а я ходил из угла в угол, выстраивая в голове многоходовую комбинацию.

Встреча с Кокоревым — это тактика. Но какова стратегия? Как пробиться на самый верх? Слова графа Неклюдова не выходили из головы: «великий князь Константин Николаевич… покровитель промышленности…». Как мне, пусть и с деньгами Верещагиной, привлечь внимание человека такого полета? Простое прошение об учреждении акционерного общества затеряется среди сотен других. Взятка? На таком уровне это так не работает. Нужен другой подход.

Я должен был предложить ему не просьбу, а идею. Не просить о помощи, а показать себя как ценный актив для всей империи. Я должен был говорить с ним на его языке — на языке государственных интересов, прогресса, освоения огромных территорий.

И тут решение пришло само. Простое и ясное. Мне нужен «прожект». Не просто заявка на землю, а подробный, впечатляющий план развития целого региона. Документ, который покажет, что я мыслю не как мелкий старатель, а как государственный муж.

Но и подача этого документа должна быть соответствующей. На простой бумаге такое не пишут. Впечатление создается из мелочей.

Я вышел из гостиницы и направился по Невскому, всматриваясь в вывески. Вскоре я нашел то, что искал — солидный магазин «Конторских и письменных принадлежностей».

Внутри пахло дорогой кожей, сургучом и качественной бумагой. За стеклянными прилавками были разложены перьевые ручки из слоновой кости, массивные бронзовые чернильницы, пресс-папье из уральского малахита. Пожилой приказчик в старомодном сюртуке смерил меня оценивающим взглядом.

— Мне нужна лучшая бумага, какая у вас есть, — сказал я. — Для прошения на высочайшее имя.

Приказчик понимающе кивнул и после недолгого копания в ящиках дубового шкафа извлек толстую стопку листов.

— Бумага бристольская, ваше благородие. Двойной плотности, с водяными знаками имперского орла. Чистейшей белизны. Для каллиграфии лучше не найти.

Бумага была великолепна. Плотная, гладкая, она казалась почти шелковой на ощупь. Я взял дюжину листов. К ней — лучшую черную тушь, несколько идеально очиненных перьев и простую, но элегантную папку из темно-синего тисненого картона с атласными завязками.

Вернувшись в номер, я разложил свои покупки на столе. Белоснежные листы сияли на фоне темного дерева. Теперь я был готов. Готов изложить на бумаге план, который должен был поразить воображение великого князя. В этот момент в дверь постучали. Это вернулся Изя, весьма довольный собой.

— Я таки все устроил в лучшем виде! — с порога заявил он. — Господин Кокорев ждет тебя сегодня, после обеда, в три часа. — Он замолчал, увидев на столе мои приготовления. — Ой-вэй… А это что за красота? Ты собрался писать письмо английской королеве?

— Почти, Изя, — усмехнулся я, указывая ему на стул. — Садись. Поработал лакеем — теперь послужишь секретарем. Будем писать прожект для великого князя.

Изя театрально закатил глаза, тяжело вздохнул, но спорить не стал. Проворчав что-то про «эксплуататоров» и «бедного еврея», он сел за стол.

— Я тебя умоляю, Курила, только не на этой бумаге! — взмолился он, с опаской глядя на белоснежные бристольские листы. — У меня рука дрогнет, я все испорчу. Давай сначала на простой, на черновике.

— Вот это дельная мысль, — согласился я. — Ты прав, с таким документом спешить нельзя. Итак, приступим.

Я начал ходить по комнате, собирая мысли в единую, стройную и несокрушимую концепцию. План должен быть не просто прошением, а произведением искусства — логичным, убедительным и захватывающим.

— Сначала — шапка, — начал я диктовать. — «Его Императорскому Высочеству, Великому Князю Константину Николаевичу. Проект учреждения Акционерного общества „Сибирское Золото“ и комплексного освоения земель в районе реки Бодайбо».

Изя скрипел пером, старательно выводя буквы.

— Теперь — суть. Опишем само Общество. Цели, задачи, уставной капитал. Покажем, что это не афера двух проходимцев, а солидное предприятие, основанное на твердом капитале и законе.

Следующие полчаса мы посвятили юридическим формулировкам, которые я с трудом вспоминал из своей прошлой жизни. Затем я перешел к самому главному — к производственной части.

— Далее. Методы работы. Пиши. «Деятельность Общества будет основана на самых передовых научных и технических методах, что позволит не только многократно увеличить добычу золота, но и даст толчок развитию всей отечественной промышленности».

— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — не удержался Изя.

Я проигнорировал его иронию.

— Первое: научная геологоразведка с бурением шурфов и созданием центральной химической лаборатории для анализа проб. Второе: переход на гидравлические методы разработки россыпей с использованием гидромониторов. Третье: применение паровых драг для разработки русел рек. Четвертое: внедрение метода амальгамации для извлечения мельчайших фракций золота.

Я остановился, давая Изе перевести дух. Он с недоверием посмотрел на исписанный лист.

— Курила, это звучит… как сказка. Кто в это поверит?

— Поверят, если правильно подать. А теперь самое важное, Изя. Нужно показать, что мы думаем не только о своем кармане, но и о благе империи. Пиши следующий раздел: «Развитие региона и сопутствующая инфраструктура».

Я набрал в грудь воздуха.

— «Общество „Сибирское Золото“ берет на себя обязательства не только по добыче полезных ископаемых, но и по комплексному развитию прилегающих территорий. Наша цель не создание временного лагеря старателей, а основание нового промышленного центра в Восточной Сибири. Для обеспечения работы приисков и драг потребуется строительство сопутствующих производств: лесопильного завода, кирпичного завода, механических мастерских для ремонта оборудования. Это даст работу для сотен мастеровых и привлечет в край квалифицированных специалистов».

Я подошел к столу и ткнул пальцем в карту.

— «Но ключевым элементом развития является создание транспортной артерии. Мы считаем необходимым и готовы начать изыскания для строительства частной железнодорожной ветки, которая ускорит развитие Сибири».

Изя поднял на меня глаза, полные ужаса и восхищения одновременно.

— Железная дорога… Ты окончательно сошел с ума.

— Дописывай, — усмехнулся я. — Финальный аккорд. «Мы понимаем всю грандиозность поставленных задач. Посему уже на данном этапе ведутся предварительные консультации с инженерами-путейцами и производителями паровых машин о принципиальной технической возможности реализации данного проекта. Мы просим Ваше Императорское Высочество лишь дать нам шанс послужить России». Все.

Он дописал последнее слово и откинулся на спинку стула, с изумлением глядя на черновик.

— Ой-вэй… — только и смог выговорить он.

— Если после такого нам не дадут разрешение, то я таки не знаю, что им еще нужно.

Мы потратили еще час, тщательно перенося текст на чистовик. Изя, проникшись величием момента, выводил каждую букву с каллиграфической точностью. Когда последняя точка была поставлена, мы посмотрели на свое творение. На белоснежных бристольских листах лежал не просто документ. Это была мечта, облеченная в строгие параграфы. Дерзкая, амбициозная и невероятно убедительная. Если великий князь такой поборник прогресса, то он непременно должен купиться!

Я аккуратно сложил листы в синюю папку.

— Ну что, Изя, — сказал я. — Один фронт мы подготовили. А теперь пора на другой. К Кокореву. Пора начинать большую игру.

Оставив Изю отдыхать и приходить в себя после наших «литературных» трудов, я нанял извозчика и отправился на Литейный проспект. Контора купца Кокорева располагалась на первом этаже большого доходного дома. Никакой показной роскоши — простая дубовая дверь с медной табличкой: «В. А. Кокорев. Торговый дом».

Меня провели в просторный, но строго обставленный кабинет. В углу висели иконы и старообрядческий восьмиконечный крест. За огромным письменным столом сидел сам Василий Александрович. Теперь я мог рассмотреть его получше. Это был мужчина лет сорока, крепкий, широкоплечий, с окладистой, ухоженной бородой. Но самое примечательное в нем были глаза — умные, цепкие, пронзительные.

— Господин Тарановский? — спросил он, смерив меня хозяйским взглядом и указав на кресло. — Помню, у графа Неклюдова виделись. Чем обязан?

Он сразу перешел на ты, что меня нисколько не смутило. Это была манера уверенного в себе человека, не привыкшего к столичным политесам.

— Василий Александрович, я пришел к вам не как проситель, а как возможный союзник, — начал я без обиняков, решая сразу задать тон разговору. — Я, как и вы, имею веские причины быть крайне недовольным делами в Главном обществе российских железных дорог.

Кокорев удивленно вскинул брови.

— Вот как? Про этих мошенников наслышаны и в Сибири? Любопытно, право слово, любопытно! И какие же у вас могут быть причины для недовольства, позвольте узнать? Мои-то всем известны, я их не скрываю.

— Мои интересы — это быстрая и дешевая доставка грузов из Сибири в центр России, — ответил я. — Ваше общество обещало построить дорогу до Нижнего Новгорода, но за пять лет осилило лишь сто восемьдесят верст до Владимира. Мои дела, как и дела многих других коммерсантов, страдают из-за воровства и бездействия французских директоров. Я знаю, что вы, как крупный акционер, теряете на этом огромные деньги и ищете способ изменить ситуацию.

Мои слова произвели эффект. Кокорев увидел во мне не просителя, а осведомленного человека с общей проблемой. Его лицо помрачнело, а глаза загорелись гневом. Он со всего маху приложился широкой ладонью по дубовой столешнице.

— Теряю⁈ — взревел он. — Да они грабят нас средь бела дня! Мошенники! Подлецы! Пригрели на груди кучку парижских воров, которые набивают карманы нашими русскими деньгами! Это не общество, а какой-то вертеп! Все директора, все управляющие — французы! И думаешь, им надо, чтобы наши русские дороги действительно работали? Черта с два!

Он вскочил и заходил по кабинету, экспрессивно жестикулируя. Теперь он говорил не со случайным визитером, а с человеком, который понимает его боль.

— Воруют на всем! На подрядах, на материалах! Сметы раздувают втрое! А их главный, мусью Колиньон, отгрохал себе особняк похлеще великокняжеского! За полгода на содержание их шайки дармоедов ушел миллион шестьсот тысяч! И за что? За дорогу до Владимира, куда никому и ехать-то не надобно! Тьфу!

Я позволил ему выпустить пар, а затем задал следующий вопрос, который давно меня интересовал:

— Я понимаю, Василий Александрович. Но одного не могу взять в толк. Ты — человек дела, знаменитый откупщик. Зачем вам вообще понадобились эти железные дороги? Дело новое, рискованное. Неужели один лишь патриотизм и вера в государево слово?

Кокорев резко остановился и изумленно посмотрел на меня. Вопрос застал его врасплох. Он снова сел за стол, немного остыв, и дернул за шнурок звонка.

— Митька! Квасу нам! Моего фирменного! — крикнул он в сторону двери и, повернувшись ко мне, уже более спокойным тоном признался: — Угадал ты, Владислав Антонович. Угадал. Откупную систему-то, слышь, скоро отменят. Сведения у меня верные. Вот и ищу, куда капиталы приложить. Думал, вложусь в дело верное, государственное, а оно вон как обернулось…

«Так вот в чем корень! — пронеслось у меня в голове. — Он ищет новое поле для своей кипучей энергии и огромных денег. И зол, потому что его обманули и не дали развернуться».

В этот момент седоусый слуга внес на подносе два запотевших хрустальных кубка со странной, пузырящейся жидкостью.

— Угощайся! — добродушно подмигнул мне Кокорев. — Мой рецепт: кислые щи, «Вдова Клико» и хрен. Нектар!

Я попробовал. Напиток был странным, резким, но на удивление бодрящим.

— Так вот, Василий Александрович, — продолжил я, ставя кубок. — Раз уж мы с вами на одной стороне, скажите прямо: кто главный в этом балагане? Кто тот кукловод, который дергает за ниточки, если директора — лишь ширма?

Кокорев горько усмехнулся.

— Эх, сударь! В том-то и беда, что в этом французском вертепе крайнего не найти! Но я тебе так скажу: решения сейчас принимают не инженеры, а те, у кого деньги. Общество по уши в долгах, на грани банкротства. И главную скрипку играют банкиры, что ссужают им капиталы.

— И кто же эти… музыканты? — надавил я.

Кокорев начал загибать пальцы.

— Ну, главные зачинщики — французы: братья Перейра и барон Рекамье. Потом — англичане, дом Бэрингов. Тоже недовольны. А еще есть наш, питерский. Придворный банкир, богатейший человек в России. Барон Штиглиц.

— И этот барон Штиглиц… — Я подался вперед, чувствуя, что подошел к самому главному. — Он на чьей стороне?

— А он на своей, — усмехнулся Кокорев. — Как и любой настоящий банкир. Но я точно знаю: он в ярости от того, как французы распоряжаются его деньгами. И теперь тоже ищет способ их прижать.

Мысли в моей голове закрутились с бешеной скоростью. Вот он! Ключ к ситуации! Не Кокорев, не граф Неклюдов, а человек, который держит за горло все это «Главное общество». Человек, чьи интересы совпадают с моими.

— Василий Александрович, — сказал я твердо, глядя ему прямо в глаза. — Я должен встретиться с бароном Штиглецем. И вы, смею надеяться, мне в этом поможете!