Минимальное воздействие. Книга 1

Глава 9

Раненых в первом крымском походе было много. Уже скоро полгода как закончился этот поход, а Новодевичий монастырь, где разместился лазарет для воинов, был до сих пор переполнен стонами и криками. Тем, кому посчастливилось на повозках добраться до Москвы живыми, к лету 1688 года либо выздоровели, либо уже отошли в мир иной, либо ещё цеплялись за жизнь и за ними вели уход сёстры и приглашённые немецкие лекари. Царевна Софья старалась показать всем, как она хорошо заботится о воинах, чтобы в нужный час было кому за неё вступиться. Потому и щедро платила иноземным лекарям, и те этим усиленно пользовались. Когда ещё так заработают.

...

Владимир очнулся на полу. Белые стены вокруг. Свет еле пробивается сквозь мутные маленькие оконца. Электричества нет. Видимо опять подстанцию разбомбили.

Он попытался повернуться. В боку опять прострелило. Последнее, что помнил майор ГРУ Владимир Попов, когда молодой хирург в их блиндаже на скорую руку зашивал ему кожу на боку. Прилетело ему знатно, но по касательной. Если бы успел как хотел отклониться немного влево, можно было бы уже солдатские байки апостолу Петру рассказывать. А так вроде жив пока. Хотя какой-то свист был вроде ещё потом. Ну может сознание потерял ненадолго. Вот ведь перевезти его бойцы уже в госпиталь успели.

Взрыв от снаряда 155-миллиметрового орудия ВСУ, угодившего прямой наводкой в их блиндаж, Володя помнил смутно.

Рядом раздались стоны. Причём раздались сразу в нескольких местах.

Майор понял, что он скорее всего как-то умудрился в беспамятстве упасть с койки. Вон бойцы рядом лежат.

Попытался встать. Получилось с третьего раза. А затем он опять упал и стал биться в конвульсиях. Дикая боль затмила сознание и, придя в себя минуты через три, Владимир смачно выругался. Что ему такое вкололи интересно? Аллергии вроде у него никогда ни на что не было, а тут вон как вштырило. Может сестричка перепутала ампулы?

- Братцы, где тут уборная? – позвал он. В темноте ничего толком было не разглядеть.

- Налево тут недалече, - рядом раздался кашель. – забыл чтоль? За стенку там держись.

Владимир не стал говорить бойцу, что он тут первый раз. Просто не торопясь побрёл, держась за левую стенку к уборной.

Метров через десять он отчётливо почувствовал запах. Да что тут у них такое происходит, почему сшибает-то так? Ну понятно, почти передок, но не до такой-же степени тут так плохо, чтобы сортиры так запустить.

Дверь в уборную была странной. Деревянная, из грубых досок и с толстой деревянной ручкой. Открывалась внутрь. Толкнув её от себя, Володя аж зажмурился. Смрад тут стоял дикий. Глаза начали сами слезиться.

Из небольшого оконца неяркий свет падал на облезлые грубо оштукатуренные стены, и майор сумел различить несколько отверстий вдоль правой стены, сделанные с вполне определённой целью. Ни унитазов, ни отдельных кабинок тут не было. Как и раковин с кранами.

На левой стене были набиты какие-то деревянные жерди, за которыми были воткнуты большие пучки сена. И рядом на полу стояло два деревянных ведра. С водой. Он уловил отблеск на поверхности.

Туалетной бумаги тоже не было видно нигде.

Майор застыл в ступоре. Давненько он такого не видел. Даже в далёкой юности, в деревне у бабки с дедом, наглухо засранный сортир в деревенском клубе, и тот показался ему теперь образцом гигиены.

- Ну, слава Богу, пока надо по-маленькому. – И бравый майор смело вошёл босыми ногами в этот сраный вонючий ад.

…

Сестра Апполинария шла по монастырскому коридору в лазарет с наказом от настоятельницы, проверить состояние лежачих больных перед обходом нового немецкого лекаря. Предыдущий иноземный лекарь Георг Шульц вынужден был срочно покинуть Россию отбыв в родной Гренобль. Получил письмо с родины, что у него умер отец и надо срочно вступать в наследство. Вот и рванул. Хоть и жалко было бросать такую денежную работу, но капитал его батюшка скопил не маленький, и оставлять его на младшего брата лекарь не собирался.

Утро было погожим, и лучики восходящего солнца уже начали пробиваться сквозь узкие монастырские окна. Но в коридоре окон не было и монашка подсвечивала себе дорогу небольшим огарком свечи.

Когда в неярком колеблющемся свете перед ней вдруг возник здоровенный и абсолютно голый мужик, она резко вскрикнула и развернувшись побежала назад. На своём веку, трудившаяся полжизни в монастырском лазарете сорокалетняя женщина видала многое. И голыми мужскими прелестями удивить её было крайне сложно. Просто, как-то уж внезапно получилось. Вот она идёт, смиренно уткнувшись глазами в пол. А вот уже и перед глазами это.

Отбежав от места столкновения до первого поворота коридора, она остановилась, убедилась, что не бежит за ней никто, переложила свечку в левую руку, и истово перекрестилась. Спаси Господь! Сердце стучало гулко и уши закладывало от резко повысившегося давления. Вот это размер! Мысли-то срамные какие! Как это развидеть-то теперь! Она опять начала креститься. Господи помоги и сохрани!

…

То, что происходит что-то странное, Владимир понял не сразу. Орошая богатырской струёй большую кучку говна пополам с сеном, он, в лучах восходящего солнца, которое всё больше пробивало себе дорогу сквозь мутное оконце под потолком, вдруг понял, что не так.

Шрама на боку не было.

Того самого, который Костик, с позывным «Шмель», зашивал ему почти на живую совсем недавно. И не просто не было, в смысле - зарос и швы давно сняли. Нет. Даже следа не осталось. Никакого. Вообще.

Находясь в состоянии близком к панике, он закончил водные процедуры и повернулся на свет, оглядывая себя.

Не почудилось. Нету шрама. Вот слева на животе шрам трёхлетний есть. А свежего нету. Как не было никогда. Только боль небольшая фантомная при нажатии пальцами на бок слегка постреливала. И всё.

Да твоюжмать, что происходит-то?

Оглядевшись ещё раз кругом, майор попытался глубоко вздохнуть. Но от резкой боли в гортани сразу пришёл в себя. Амбре вокруг было отрезвляющим.

- Где я, чёрт побери? – пробормотал он вслух. - Может и правда в аду уже?

Выйдя из нужника, Владимир столкнулся с какой-то женщиной, одетой как монахиня в чёрное рубище, которая налетела на него, почти ткнув свечкой в живот. Вскрикнув, она убежала. А майор остановился и задумался, куда же ему идти. Ещё минут десять назад он готов был поднять скандал и писать рапорт на начальника этого засранного госпиталя, а теперь понимал, что это какой-то абсурд. Отсутствие шрама, который он очень отчётливо помнил, иначе как чудом не назовёшь. Или он спит, например, в коме. Или умер и в ад попал. Но монашки вроде в аду не водятся.

Про перемещение во времени он подумал в последнюю очередь. Читал как-то книжки модные про попаданцев, но всё больше там что-то про содружество космическое какое-то, или про СССР. Фильмы ещё какие-то смотрел. Но, чтобы вот так самому… Данунахер!

А тут какое-то средневековье прям. Ну, хоть по-русски говорят, вспомнил он совет от местного пациента с соседней койки.

Впереди опять появился отблеск свечи. Трёх свечей. По коридору к нему приближались люди.

Ну бежать-то точно смысла нет. Подождём посмотрим.

…

Отто Хоффман, новый военный лекарь, прибыл из Ганновера в Москву только неделю назад. Он ещё не успел обосноваться, как его вызвали в Воинский приказ и поставили на довольствие по контракту на три года, как военного лекаря при воинских и монастырских лазаретах. Деньги платили хорошие, а, собственно, за этим он и приехал в эту варварскую Московию. Польстился на богатые возможности, которые посулил ему в письме его родной дядя, служащий у русских царей уже почти десяток лет.

Да в принципе и врачом он был неплохим. Во всяком случае, своего большого личного кладбища у него за плечами пока не было. Так, всего пару десятков умерших пациентов. Ну так Господь решил уж. Врачи там были бессильны. Так он себя успокаивал, во всяком случае.

Толком не приняв дела у скоропостижно покинувшего Московию Шульца, он начал первый свой утренний обход пациентов с лазарета Новодевичьего монастыря, приехав в него с самого раннего утра.

И он первым увидел стоящего в коридоре здоровенного голого мужика.

- Ого, какой огромный, - подумал Отто, переводя взгляд ниже пояса. - Интересно, они тут у всех такие большие?

- Wer bist du? – русский язык у немца был не очень хорош, но к нему в Воинском приказе приставили толмача.

Вперёд протиснулся щупленький мужичок в стрелецком кафтане.

- Ты кто, браток? – он по-доброму осмотрел майора. – Чё-то ты на болезлого-то не похож. Али выздоровел ужо?

- Так это, - Владимир наконец-то смог проглотить подступивший к горлу ком. – Вроде выздоровел. – Он смотрел на наряд мужичка и на стоящего за ним немца в кудрявом парике и прикидывал, куда ж его занесло-то!?

- Зовут-то тя как? – щуплый стрелец подошёл поближе, приподняв свечку.

- Попов. Владимир. – И кашлянул. Вроде как недавно вылечился только.

Стрелец обернулся к доктору и начал что-то говорить на немецком. Владимир и в школе, и в армии учил английский, а потому не разобрал нифига из этой тарабарщины. Но немец одобрительно кивал. Достав какие-то бумаги, он развернулся и пошёл назад.

- Пошли, чтоль, выписывать тебя будем. Раз выздоровел. – мужичок подтолкнул майора за немцем.

Отто был просто счастлив. Какое удачное начало. Не успел он приступить к работе, а можно уже записать на свой счёт первого вылеченного им пациента. 10 рублей на дороге не валяются. А именно столько ему полагается за каждого вылеченного дополнительно к жалованию.

Когда он узнал о дополнительных выплатах за каждого вылеченного им пациента, то сперва решил, что это просто Эльдорадо какое-то! Но потом его опустили на землю, расписав процедуру выписки пациентов. Приписками там точно никак не займёшься. Три человека в комиссии. Настоятельница монастыря, дьяк Воинского приказа и он. И если с дьяком ещё можно было как-то попытаться договориться, то с настоятельницей тема не прокатит точно. Ему Шульц перед отъездом это ясно дал понять.

А тут можно сказать судьба сама распорядилась.

- Лечил Шульц, а денежки мне. – мурлыкал он себе под нос и улыбался.

В весьма приподнятом настроении лекарь дошёл до прозекторской и послал служку за настоятельницей. Дьяк и сам должен был скоро прибыть, работал он тут ежедневно.

…

На Владимира надели какую-то хламиду, дабы не смущал настоятельницу и прибывших с ней монашек.

- Чё-то не найду я тя в списках, милок, - дьяк, прищурившись с подозрением, поглядел на майора. – Как говоришь кличут тя?

- Попов я. Владимир. Да есть я там, как не быть-то, - блефовать майор решил сразу по-крупному. Бюрократия она везде одинакова. Ошибки всегда встречаются, только признавать их, как обычно, никто не хочет. На этом и играем. – Поищите ещё раз.

Похоже век шестнадцатый-семнадцатый, решил майор. Кафтан на стрельце приметный. Лекарь немец. Дьяк Воинского приказу, как ему представили. Бывалый разведчик, едва отойдя от первого шока, сразу вписался в анализ ситуации.

- А во, есть Попович один. Без имени записан. Ты чтоль и есть? – через пять минут ковыряния в свитках поднял опять на него глаза дьяк.

- Ну стало быть я и есть, - выдохнул Владимир. Ну, не отнекиваться же, если вон как удачно опознался. Фотографий и отпечатков пальцев у них тут явно нет. Поиграем ещё!

- Здоров ли ты, или хвори какие тебя ещё донимают? – настоятельница хоть и часто обходила больных в лазарете, но в лицо не упомнишь же всех. Вон их сколько.

- Здоров, слава Господу, - и Владимир перекрестился троеперстно. Видел, как монашки крестятся при входе в палаты, и решил, что с него не убудет, и надо играть по-полной.

Настоятельница, монашки и дьяк подхватили крещение при упоминании Господа. И как-то расслабились. Дальше была уже формальность. Признали здоровым и отправили к кастеляну.

Перед тем, как выпустить счастливого выздоровевшего воина из лазарета, кастелян выдал ему не новые, но стиранные штаны, рубаху и шапку. С лаптями и какими-то тряпками к ним Владимир разобрался быстро. И пять рублей получил.

- Помни доброту царевны Софьи. И Господь с тобой! – перекрестил его дедок на прощание.

Так-то полагалось при выписке воинам по 7 рублей давать из казны. Как пострадавшим за отчизну родную. Но кастелян, уже боле 40 лет находясь на этом месте, резонно думал, что и так ведь пропьют всё служивые сразу на радостях, так чего бы не уменьшить вред от пития крепкого. Ну хоть рубля на два. И с чистой совестью, действуя абсолютно во благо ближнего своего, прикарманивал по два рубля с носу. Ну и молился потом за их здоровье.

- А какая нынче дата, отец? - Майор наконец-то решил уточнить диспозицию, видя душевное отношение к нему старика.

- Так ведь шешнадцатое июня тыща шестьсот восемдесят восьмого от Рождества Христова, - и опять перекрестился.

Владимир тоже перекрестился.

- Уффф… попал всё-таки, - пробормотал он и вышел из ворот монастыря.

…

Вспоминая тот день, Нина в который раз удивлялась такому удивительному стечению обстоятельств.

Первые три дня своего пребывания в этом времени она считала всё происходящее плодом её больного воображения, результатом белой горячки.

Потом вдруг до неё дошло, что три для такой жёсткой интоксикации – это как-то для неё многовато. У неё раньше не было ещё никогда белой горячки, но такие яркие глюки длиной в три дня - это уж слишком.

Потом она прошла все стадии стресса, от отрицания до принятия, и дошла до стадии адаптации. Решила, раз есть такая возможность начать жизнь заново – значит надо приспосабливаться.

Начав работать поваром в трактире Никанора, Нина полдня приспосабливалась к местным условиям труда. Если их конечно можно было назвать условиями. У Никанора работали две поварихи. Дородные тётки лет под 45-50. И три мелких поварёнка на подхвате. Почистить овощи, ощипать птицу, помыть посуду, принести и т.п.

Встретили её недобро. Но Никанор рявкнул на баб, и те перестали зыркать на новенькую, как на врага народа.

Прежде, чем допустить Нину до готовки для посетителей трактира, Никанор поручил ей приготовить что-то для него, чего можно было бы потом и гостям подать. Мнение снохи для него конечно было важно, но старик сам хотел убедиться в сноровке новенькой.

Санитарные условия она критиковать не стала, поняла по взглядам поварих, что рано ей ещё со своим уставом в их монастырь лезть. Попросила место ей указать для готовки и инструмент. Дали нож, доску и пару мисок. Нож даже оказался острым, ну и то слава Богу.

Выбор продуктов был невелик. Лето только началось и сезон свежих овощей ещё не наступил. Готовить из квашеной прошлогодней капусты, огурцов или щавеля Нина не стала. Продукты сами по себе были тут давно известные и удивить местных приготовлением кислых щей или солянки было трудно.

И она остановилась на рыбе. Как раз только, что привезли свежего судака и омуля. Запечь судачка в соусе на основе майонеза, пару весенних салатиков и жаркое в горшочке с грибами. Ну, а почему бы и нет. А собственно майонеза и нет.

Растительное масло и яйца ей нашли, а вот с горчицей была засада. Перебирали по очереди варианты, пока одна из поварих не показала ей семена горчака. Оно и есть!

Мешать готовить или какие подлянки устраивать ей не стали. Всё ж баба старается. И через полтора часа она сама принесла за стол Никанору четыре готовых блюда. Салат из свежей зелени с молодой редиской, салат из варёного омуля с морковью под майонезом, запечённый судак в маринаде, и жаркое в горшочке из свинины с грибами под соусом тоже на основе майонеза. Травок душистых в соус ещё порубила мелко.

Запах от горячих блюд был очень аппетитный. Поварихи тоже вышли посмотреть на результат. И Лукерья зашла. Самой интересно было посмотреть на реакцию свёкра. Сама-то уже пробовала дома готовку новенькой.

Никанор как завзятый дегустатор, долго ковырял двузубой вилкой салат, пытаясь найти там то ли тараканов, то ли отраву. Наконец решился на пробу. Несмотря на возраст, зубы у него были почти все целы. Штуки четыре всего не хватало. Ну, в трактирных драках мог бы и больше потерять, но Бог миловал.

Тщательно пережёвывая редиску с зеленью, он удивлённо поднял брови. Вроде и ничего особенного, но вкус совсем другой. Потом остальное попробовал и задумчиво посмотрел на Нину.

- Мдааа…, - и замолчал.

Поварихи начали шушукаться и удивлённо смотреть на хозяина. Обычно всегда резкий в поступках и суждениях трактирщик явно был обескуражен.

Лукерья не выдержала первой и полезла вилкой в судака.

В процессе работы челюстью, глаза у неё начали закрываться от удовольствия. Гастрономический оргазм она может и не испытала, но экстазу отхватила с лихвой.

- Ну, а я те что баяла, мастерица ведь, - Лукерья пустой вилкой ткнула в сторону свёкра. – Такое поди и князю на стол не зазорно подавать.

- Ну не знаю, - Никанор всё ещё пребывал в недоумении. Из простых продуктов сделать такое… - А по цене как оно всё?

- А чё тут считать? И так ведь видно, из чего сделано. Только вот подлива эта? Нина, подь сюда! – позвала она скромно стоящую в углу повариху.

- Из чего подлива сия сделана? – Никанор подцепил вилкой кусок омуля с морковкой.

- Так масло, яйца и горчак, - вспомнила она местное название семян горчицы. – Ну и знать надо чего, сколько и как смешивать.

- И всё? – Никанор удивлённо уставился на свою вилку и потянул её в рот. – Мдааа… - повторил он, прожевав. – Ладно, как вот называется сие? – ткнул в салат из редиски.

- Ну… Салат. – Нина пожала плечами. – А там, как скажете, так и назовите.

- Салат… Ну, пусть будет салат. – Никанор залез вилкой в горшочек с жарким и выудил оттуда кусок пропитанного в соусе запечённого мяса. – А вот это пока повременим. Свинина свежая только через месяц будет, тогда и посмотрим по цене.

…

А в тот самый день всё для неё опять перевернулось с ног на голову.

- Выйдите все! – закричал вдруг Сашка, и кинулся к упавшей на колени поварихе.

Музыканты уставились на него удивлённо.

– Ну, чего не понятно-то, вон все! – рявкнул на них вдруг ставший неузнаваемым солист. – Поговорить мне с ней надо наедине, - уже спокойнее проговорил он и махнул рукой сёстрам, чтобы вывели всех из комнаты.

- Так прям приглянулась? – Танька обиженно надула губки. – Чего орать-то сразу?

Машка с Анькой в недоумении переводили взгляд с поварихи на брата и обратно. Стара она вроде как для него уже. Ну не красавица прям ведь.

- Ну надо так надо, пошли все, поели ужо, по домам пора, - Машка подхватила сестёр под руки.

Парни, недоумённо озираясь на Сашку, тоже двинули на выход.

Когда дверь захлопнулась Сашка присел рядом с поварихой. Помолчали с минуту. Первой заговорила Нина.

- Как мужа похоронила, места себе никак найти не могла. Пить стала крепко. Я ведь, когда попала сюда, думала, что горячка белая у меня. В завязке я была уже три года.

Помолчали ещё.

- Давно ты тут? – Сашка пытался подобрать нужные слова.

- Седьмой день. А ты?

- Седьмой год.

- Ух ты… Это ж сколько тебе было-то?

- Десять. Пацан совсем. Я уже и забывать всё стал. Только вот песни оттуда ещё держат. Пою я их. – Сашка грустно вздохнул.

- А из какого года?

- Две тысячи шестнадцатого. На первомайский концерт с родителями ехали. Аварию помню. Потом тут оказался. Голый. Марфа подобрала. Мамка она теперь мне. А Данила отцом стал. Хорошие люди. Заботятся обо мне.

- А я из двадцать второго. В Донецке поваром на заводе работала. Опасность ракетную когда объявили, я как раз из духовки ужин для заводских вытаскивала. Потом тут возле дома Лукерьи очнулась.

Помолчали снова, переживая снова каждый своё.

- Погоди, - очнулась от воспоминаний Нина. – Это что же это получается. Ты теперь Александр Данилыч? Меншиков? Прям как тот самый?

- Какой тот самый? – Сашка удивлённо посмотрел на новую подругу.

- Ну, который с Петром первым. Который губернатор Санкт-Петербурга и генералиссимус.

- Чево? – Сашка глаза округлил. – Какой нафиг генералиссимус? – по буквам произнёс он. - Это кто такой вообще?

- Звание такое военное. Самое большое какое может быть.

- А ты откуда знаешь?

- Ну так книжки разные читала. Фильмы смотрела. Фотографий только не видела. Не было в те времена фотографий ещё…- и запнулась, - в эти времена, то есть.

- А с царём что? – Сашке стало и впрямь интересно. Сам-то историю он в школе не очень знал. Так, кино если только какое интересное историческое. Но про Петра первого он кино не помнил.

- Ой, - оживилась Нина, - там такое будет! – И снова прикрыла рот рукой. – А вдруг нельзя говорить-то? Вдруг потом не сбудется, а мы виноваты в том будем?

- Да ладно, чего уж тут. Если мы уже тут, так значит и в истории мы уже есть. Ничего не изменится. Думал я давно об этом. Голову себе ломал. Потом плюнул. Моя жизнь одна такая. Я и думал раньше, что я один тут такой. А тут вон оно что. Ты вот появилась.

На Вы тут между собой простолюдины обычно не общались. Только, если к более богатому или знатному. И Сашка так уже привык давно.

- Что делать-то будем дальше? Как жить? – Нина спрашивала парня как более опытного попаданца. – Меня вот тут поваром Никанор взял.

- Нам кстати в труппу повар нужен очень. Давно матери говорил, чтобы взяли кого специально, нечего всем с собой приносить и время потом на готовку тратить. Больше репетировать будем. Ты как, пойдёшь поваром к нам? Деньгами не обидим. Хотя о чём это я, всё дадим. И деньги, и дом, и одежду. Отец два года назад такой дом каменный тут в Москве построил. Места хватит. Скажу, что родственницу нашёл. – начал набрасывать Сашка. Мысли уже крутились вперёд. Нина знала историю явно лучше него, а это ой как может им пригодиться.

- Конечно. Я теперь с тобой хочу. Страшно тут одной-то.

- Пошли тогда к Никанору. Будем тебя увольнять. – Улыбнулся Сашка и подмигнул поварихе.

А Никанор упёрся рогом.

- Денег она мне должна за постой, еду и одёжу. Сто рублей.

- Окстись, Никанор, какие сто рублей! Побойся ты Бога! – Сашка решил торговаться до конца. – Сколько она у тебя, меньше недели? Что она тут наесть у тебя успела?

- Я ей ни в чём не отказывал. Сноха платье отдала со своего плеча. Сапоги. Кормил от пуза. Сто рублей.

- Никанор, ну ты же православный мужик, а такую ересь несёшь. Ну как такие деньги можно за неделю потратить? Давай я тебе 10 рублей дам, и платье забирай обратно. Найдём, что ей надеть.

Нина стояла в сторонке и молчала. Ей вступать в спор точно было не с руки. Мужики спорят.

Сошлись на двадцати рублях. Ударили по рукам.

Никанор был уверен, что его поварихи уже научились делать новую подливу, рецепт которой они подсмотрели у Нины. Жаль не проверил. Видеть-то они видели, но вот запоминать и не думали.

…