Минимальное воздействие. Книга 1

Глава 10

За две копейки стрелец, охранявший место происшествия до приезда дознавателя из Сыскного приказа, пропустил Илью к телу убийцы.

- Только не долго там, - пряча за пазуху монеты стрелец озирался по сторонам. Зевак в этот ранний час, слава Богу, не было. Всё ж убийства в Москве бывали не редко. Но в основном в драке по пьяни могли кого случайно пришибить, или ножичком подрезать, ежели мошна туга и позарился тать какой на неё.

Но тут убивец сперва бабу у колодца задушил. А потом ещё двоих девок, там же. Одной шею свернул, чтоб значит не орала, а вторую говорят снасильничал сперва, а потом тоже придушил. Страх-то какой, прости, Господи!

И бегал потом по улице голый пока стрельцы его на копья не насадили. И орал всё что-то непонятное. Типа «не настоящее всё это» и «век воли не видать».

Пока крикнули стрельцов, пока те прибежали, убивец уже успел аж до Неглинки добежать. Там его и закололи.

И вот теперь стоит одиноко стрелец, охраняет труп. Солнышко уже пригревать стало, а дознавателя всё нет.

После крымского похода 1687 года на Москве появилось много увечных и убогих. Война она такая. Кому руки-ноги поотрубали, кому их ядрами побило. А кто и глаз лишился от взрывов пороховых. Были и на голову болезные. Кого контузило или кто от болей ума лишился.

Вот и тут местные, когда стрельцов-то кричали, сперва подумали, что какой-то воин вдруг помутнение рассудка испытал, а может и бес в него вселился. А потом как убиенных-то девок увидали, жалеть его никто уже не собирался. Убивец же. А девок жалко было. Хорошие девки у купца Шувалова были. Добрые да отзывчивые. Прими Господь душу их!

Илья с тремя послушниками Ордена приехал на место почти сразу. Они в этом направлении последние три дня патрулировали постоянно, ожидая прорыва со дня на день. Ну и вот дождались.

Подходя к голому трупу, Илья уже понимал, что это их клиент. На плече убитого было наколото восходящее солнце с семью лучами и под ним надпись «МАГАДАН 2002».

Оставлять труп с таким художеством на плече для дознавателей было крайне опасно. Лишние вопросы будут.

Стрелец отвернулся и старался делать вид, что вообще никакого мужика в богатом кафтане тут нет.

Убедившись, что никаких других цветных пятен на мёртвом зэке не наблюдается, Илья быстро нагнулся и несколько раз провёл лезвием ножа по наколке. Крови почти не было. Труп за три часа уже успел окоченеть. Но теперь разобрать, что там было нарисовано, уже точно ни у кого не получится.

Это был уже не первый его прорыв, и Илья действовал достаточно хладнокровно. Повидал уже всякого. Но на обратной дороге проехали мимо колодца, где уже собралась приличная толпа над убитыми девками.

- Вот ведь, тварь какая, - Илья сплюнул. – Собственными руками бы убил паскуду, кабы успели раньше стрельцов. – Спокойно смотреть на результаты зверств съехавших с катушек попаданцев он не мог до сих пор. – Что ж уроды-то такие одни попадаются? - И ускорил коня.

…

Илья Еремеев родился и вырос во Львове. Переехав после окончания средней школы в Киев, он поступил на педагогический. Очень любил историю. Это у него от деда, участника Великой Отечественной, который Илью с малолетства брал на всё лето к себе на хутор и часто подсовывал мальцу книжки разные интересные.

В ноябре 2013 ему было 34 года. Молодой преуспевающий доцент кафедры истории Киевского педагогического института должен был скоро защищать докторскую диссертацию. А тут началось.

Илья никогда не был сторонником Евроинтеграции Украины. Знание истории своей страны всегда давало ему однозначное видение её счастливого будущего. И оно было явно не под поляками, румынами и немцами. За всю историю Украины, которую так долго и основательно он изучал, ничего хорошего и доброго от так называемой «западной культуры» его народ никогда не видел.

А демагогию он изучал в своё время очень хорошо. И прекрасно видел, как пришедшие к власти ораторы, особо не утруждая себя, используют стандартные демагогические приёмы, воздействуя на возбуждённую кровью толпу.

На демонстрации он не ходил. Но после первых выстрелов понял, что раз пролилась кровь, дело серьёзное.

Примерно через год к ним в институт пришли накачанные молодые парни в униформе, чем-то похожей на форму штурмовиков времён второй мировой войны, и их ректор принял заказ на написание учебников по Новой истории. Выживать в новых реалиях надо как-то было. Вот и историкам применение нашлось.

Развивать и пропагандировать новое видение истории Илья стал не сразу. Сперва он даже хотел уволиться.

Но жить было надо на что-то. Новая власть достаточно жёстко подошла к люстрации и огромная масса госслужащих лишилась работы без возможности к существованию. Многие уезжали на заработки, кто в Европу, а кто и в Россию. В Россию было проще с визой и правом на работу. Но и там всё было не сахар.

И он остался работать и переписывать историю страны под требования новой власти.

Трусом он себя не считал. Да, он прогнулся под внешние обстоятельства. Да, не стал искать какие-то радикальные пути выхода из ситуации и просто плыл по течению. Но, глядя на всё происходящее вокруг глазами историка, он убеждал себя в том, что это всё тоже пройдёт. Главное пережить. И выжить.

А то, что судьба (или Бог) дали ему второй шанс, так это ли не довод, что он всё делал правильно?

Но душу все эти годы точило какое-то чувство неправильности происходящего. Совесть? Возможно.

К моменту своей смерти Илья был одиноким. Нечастые связи с несколькими самыми активными студентками, и на этом его личная жизнь, можно сказать, и закончилась. И 12 июля 2016 года он глупо попал под машину. Никакого криминала в его смерти не было. Просто судьба такая.

…

Проходя по узким коридорам в приёмные палаты Ордена иезуитов на доклад к Магистру Ромелю, Илье каждый раз чудились крики из подземелья. Услышав их первый раз через неделю после его появления в этом времени, он впал в ступор и братья-монахи долго его потом отпаивали отваром из шиповника с мятой. Уж слишком эти крики напомнили ему пережитые когда-то страхи. Он вновь увидел себя, входящим тогда в кабинет ректора, и его всего в крови, лежащего в кресле. Согласие на работу по изменению истории новая власть выбивала жёстко.

Тут тоже новая для него власть. И тоже выбор. Или добровольно сотрудничаешь и делишься всеми известными тебе историческими фактами, или в подвале опять станет шумно, но уже с твоим участием.

До пыток дело тогда правда так и не дошло.

Про вечный мир с Польшей в 1686 году учил ещё в школе. Это входило в школьную программу по истории Украины, которую на тот момент не сильно и правили.

Когда прибыло посольство Речи Посполитой в Москву, иезуиты решили не вмешиваться, чтобы отследить насколько точны данные попаданца. История повторилась ровно, как тот и предсказывал.

После этого легаты Ордена продолжили активную проработку вариантов политических и физических последствий, в случае их вмешательства в предсказанные попаданцами события.

В итоге к единому мнению они так и не пришли, боясь порушить замысел Божий. Про эффект бабочки они, конечно, не слыхали, но религиозные догматы плюс толика здравого смысла подсказывала, что, если всё вот так вот уже подтвердилось, но любое сознательное воздействие на уже ранее произошедшие в будущем (прям абсурд какой-то) события могут прогневать Господа и остаётся только пока наблюдать и фиксировать. И мешать тем, кто пытается им помешать и изменить Божий замысел.

И Илья стал для них тем гончим псом, загоняющим добычу и проверяющим ценность новых пациентов Орденской лечебницы.

А потом он познакомился с Натальей. Точнее, ему позволили с ней познакомиться.

Магистр решил, что от контакта и совместной работы от них будет больше пользы Ордену.

И у Ильи появилась новая цель в жизни. В этой второй, пугающей и страшной, но жизни. Появилась надежда.

…

До усадьбы боярина Татищева троица добралась ещё засветло. Потерявший всё-таки много крови Стёпа еле сидел в седле, чудом, что не упал по дороге. Тело Макара Васька положил поперёк седла его же коня. Сам парень ехал рядом со Стёпой, придерживая того рукой, и постоянно мониторил округу на предмет новых неприятностей, наученный горьким опытом местных реалий. Так и доехали.

Как только добрались до околицы села, Пелагея поскакала вперёд к усадьбе, чтобы позвать помощь.

Степана перенесли в комнату прислуги и уложили на топчан. Пелагею в усадьбе помнили, но, когда Васька решил принять командование на себя в лечении раненого, его попытались мягко поставить на место. Седой управляющий Димитрий уставился на него недобрым взглядом.

- Ты чего расшумелся-то, милок? Ты кто таков будешь-то?

- Василий Фёдорович Головин, - парень надул грудь колесом. – Новый учитель и правая рука Якова Андреича. Вот, боярыня подтвердит, - он кивнул на Пелагею.

Пелагея слегка удивилась «правой руке», но всё ж подтверждающее кивнула управляющему. Отчество и фамилию парня она сама слышала впервые. Надо же, Головин? Не боярина ли Фёдора Алексеевича родственник?

- Могу теперь пройти?

Дождавшись утвердительного кивка от старика, Васька принялся активно распоряжаться слугами, как будто всегда только этим и занимался.

- Воду кипячёную, водки, тряпок каких чистых, хорошо бы тоже прокипячённых в воде, нитку суровую с иголкой. Боярыня, - обернулся он к стоящей рядом и офигевшей окончательно от его активности Пелагее, - не поможете? Рану почистить бы, да и зашивать придётся. Сабелька та явно не первой свежести была, грязная да ржавая вся. Боюсь, как бы сепсис не начался у парня. Быстрее надо рану обработать.

Стёпка был хоть и в сознании, но еле дышал и глаза закатывал периодически.

- Лекаря-то позвали уже, - обернулась Пелагея к управляющему.

- Так нету лекаря-то, матушка, из Переяславля, если только. Так пару дён ехать будет. Туда. И обратно почитай столько же.

Слушавший всё это Васька вновь посмотрел на боярыню.

- И? – Он головой кивнул на больного.

- Дайте ему всё, что просит, и побыстрее. – Пелагея стала развязывать свою сумку с зельями. Других вариантов всё равно не было. А парень вон выглядит достаточно уверенным в себе. Может и есть шанс у Степана ещё.

…

Владимир шёл по улицам и тупо глазел по сторонам. Ни электрических столбов, ни тротуаров. В центре только кое-где камнем мощёные мостовые. Дошёл до Красной площади. Стены кремля были белыми. Мавзолея не было. Даааа….

На паперти возле собора Василия Блаженного какой-то калека громко и жалобно пел:

- Не для меня придёоот Пасха, за стол родня вся соберёоотся!

Рядом несколько нищих пытались ему подпевать.

Майор остановился и заслушался. Это чё, народная песня? Уже тогда пели?

Вышедшая их храма явно небогато, но опрятно одетая женщина кинула калеке монетку.

Тот низко поклонился, благодаря, но явно при этом рассматривая номинал подношения, и подняв голову начал креститься и запел ещё жалостливее и громче:

- Христос Воскрес из уст польёоотся в Пасхааальный день не для меня!

Рядом с Владимиром откуда-то снизу раздался хриплый голос.

- Во надрывается Аким. Опять ведь голос сорвёт, поганец.

В паре метров от него на небольшой грубо оструганной деревянной доске сидел безногий лохматый старик.

- А что за песня такая? – Майор решил, что может и мерещится ему всё.

- Ты откель такой? – Старик хмуро посмотрел на Владимира. – Песню он не знает.

- Из лазарета только сегодня выпустили. – Бывалый разведчик уже вживался в роль. - С памятью вот что-то. Тут помню. Тут не помню. - Показал он рукой на голову.

- Из лазарету? – Старик оживился. – Так это дело отметить надо! Ты как, не пропил ещё царёв подарочек-то? – явно намекая на пять рублей наградных денег от царевны Софьи. Местные нищие раньше вычисляли таких на раз, но уже как месяца три не встречали. Давно перестали выходить из местных лечебниц выздоровевшие солдатики с премией. Кто мог уже вышел. Остальных или закопали, или скоро закопают. Безнадёга в основном осталась на этом свете ещё.

Оглядев ещё раз мужичка с обрубков ног до головы, Владимир счёл его вполне подходящим источником сведений о местной жизни. За отсутствием карманов завёрнутые в тряпки вокруг ног четыре рубля он решил не светить, от греха подальше. Не зная местных цен, он резонно предположил, что его тут сходу всё равно попытаются надуть, так лучше уж взять вот этого безногого и, угостив его, чем тут принято, поспрошать аккуратно. Без ног не убежит.

- Ну так отметим? – майор покрутил в руке рубль. – Где тут ближайшее… - он слегка сбился, чтобы не сказать «кафе». Чёрт его знает, как тут питейное заведение называют. -... место, где можно хорошо поесть и горло промочить?

- От это правильно! – старик прям на глазах становился веселее. – Щас ребяток кликну и пойдём. У Никифора в клубе тут на Кузнецком мосту знатные щи дают под водочку. С какой-то подливой заморской. Сам-то я не пробовал, но с тобой за компанию, раз угощаешь, повод-то какой, грех не поесть. За чудесное твоё излечение! – добавил он в конце. И негромко свистнул.

От стайки нищих отделилось два парня лет по пятнадцати. Подбежав к мужичку, они выслушали его указание, подняли и поставили калеку в низкую деревянную тележку на четырёх небольших колёсиках и потянули за верёвку.

- Пошли чтоль, служивый. – И упряжка покатилась вверх по улице. – Недалече тут.

Владимир слегка заколебался, пытаясь оценить статус нищего, распоряжения которого местные так шустро бегут выполнять.

- Да не боись, не обидим. Я и сам полгода как вышел из лазарету. Ножки-то на Перекопе оставил. Еле довезли тогда меня до первопрестольной-то. Спасибо браткам моим. И Господь сохранил. – Калека положил короткую палку, которой отталкивался от мостовой как лыжник, в левую руку и перекрестился.

Майор тоже перекрестился. Сомнения от слов доброго мужичка никуда не делись, но в разведке звания так просто не раздают, потому и по сторонам он следить не перестал.

Дошли до трактира минут за двадцать. Мальцы ловко катили тележку с калекой, объезжая все рытвины и грязь. Пропустили по дороге три явно питейные заведения и упорно двигались дальше. Что же это тут за клуб-то такой? Какая-то местная обдираловка для лохов?

На пороге немаленького такого каменного здания с надписью «Первый Московский клуб» их встретили два амбала.

…

К лету 1688 года заведение Филимона и Никифора заметно расширилось и стало респектабельнее. Будучи в числе первых мест столицы, где стали давать представления «Московские музыканты», трактир быстро стал одним их самых популярных мест отдыха для местной «золотой» молодёжи. Требования к уровню сервиса заметно выросли, и Филимон что называется «поймал волну», и ещё четыре года назад вложился в масштабную перестройку здания. По совету Сашки Меншикова выделил отдельно высокий помост для музыкантов, отделив его от танцпола. Сделал несколько ярусов для столов, обустроил ложи для особо почётных гостей. Расширил зал, на втором этаже добавил приватные комнаты. Пристроил летнюю веранду. Для продажи входных билетов на концерты выделил отдельную пристройку. Пришлось прикупить даже пустырь за трактиром, благо после пожара пятилетней давности и последующих за ним лет смут и боярских войн после восшествия царевны Софьи, то место так никто и не занял. И слава Богу! Не театр, конечно, но и не трактир уже. С подачи того же Сашки, год назад они с братом переименовали «Трактир у Филимона и Никифора» на «Первый Московский клуб». И ценник на стряпню у них там был, пожалуй, самый высокий по Москве. Имидж, как никак!

А две недели назад Никифор упросил Меншикова давать им на день концерта новую повариху. Какую-то дальнюю родственницу Данила у себя приютил, которую Александр случайно встретил недавно в трактире у старого Никанора. Оказалась знатная повариха. Никифор тогда, как раз, с Данилой сидели обсуждали новую Сашкину постановку для концерта в воскресенье, когда в дом ввалилась толпа из сестёр с Сашкой и с какой-то бабой.

Когда Сашка с порога заявил, что встретил родственницу и она будет жить теперь у них, Данила слегка посмурнел. А Никифор быстро свернул все бумаги и умотал домой от греха подальше. Потому как увидел, как вышла встречать гостей Марфа. Ну нафиг, под горячую-то руку ей попадать – себя не беречь!

А Марфа критически оглядела «родственницу», прикинув, видимо, не мамаша ли родная вдруг объявилась у Сашеньки её. А то, как деньга у них пошла, так много «родственничков», о которых и забыли уж все давно, вдруг нарисовались и стали на постой напрашиваться. Может и эта туда же?

На вид пришлой бабе было лет под тридцать. В это время родить в четырнадцать было вполне возможно. И раньше рожали. И потому Марфа упёрла руки в бока и приготовилась давать отпор. За чадушко своё она и прибить ведь может, не отдаст никому!

Но Сашка быстро просёк настроение родителей и выдал уже заранее по дороге заготовленную речь про двоюродную тётку, которая счастливым образом нашлась после стольких лет разлуки.

- Тётка, значит. – И у Марфы это был не вопрос. А скорее угроза. Мать начала краснеть и до взрыва начал тикать обратный отсчёт.

- Мам, - приобнял её Сашка, - ну конечно тётка. И повариха она знатная. Сегодня у Никанора такой стол нам накрыла. Ты же помнишь, сколько мы уже про домашнего повара говорили. Она и для труппы на репетициях готовить будет, и для нас дома тоже. Вот попробуешь и тебе точно понравится, – посыпал он словами, убалтывая раскрасневшуюся Марфу. И взглядом отцу, мол, давай мать успокаивай, а то вишь как разошлась. Один могу не вывезти.

- Ну а что, - спохватился Данила, - Сашенька прав. Хорошего повара нам давно не хватало. Ежели она такова, да и родственница…- тут он запнулся, так как Марфа на этом слове опять встрепенулась, - …ну …вроде, раз сынок так говорит. – Он опять сбился. Вспоминая предыдущие баталии про горе-родственничков-нахлебников, решил добавить напоследок: - А за постой так и из жалования вычитать можно. – И посмотрел на Сашку.

Тот сделал вид, что так оно и изначально им рассматривалось, мол, вот мать, видишь, отец сразу всё понял. Короче все успокоились, и Нину пристроили в отдельной гостевой комнате.

…

Дом, отстроенный Данилой пару лет назад на полившиеся золотым дождём гонорары сыночка за концерты, был действительно не маленький. На вырост делали. До боярских или княжеских хором не дотягивали, но, чтобы не хуже, чем у первостатейных купцов. А то и лучше. Сашка настоял и на тёплом туалете, и на печах с изразцами в каждой комнате. И даже камин заморский сделали в большой зале. Не стыдно было и князей в дом пригласить. А князья и приезжали. Бывало и не раз уже. Особенно с дочками ихними вместе. Те всё с Сашенькой пообщаться желали. Да на именины разные и праздники приглашали к себе уже часто.

Пока Александр был несовершеннолетним, все контракты на концерты оговаривал и подписывал Данила. А с князьями и с боярами за последние пять лет самый известный пекарь Москвы уже наловчился и условия, и цены обсуждать. Не то, что раньше-то, и двух слов связать не мог, робея и заикаясь. А всё благодаря сыночку, дай Бог ему здоровья!

На следующий день, отдохнувшая от переживаний вчерашнего суматошного дня, Нина имела серьёзный разговор с четой Меншиковых. Марфа уже успокоилась.

Данила с подачи Александра заключил с ней уговор на жалование в 20 рублей в месяц с учётом удержания за постой и стол пяти рублей. Родственница всё же. Но Марфа настояла на том, чтобы работу та делала без дураков, следить она за ней будет строго.

Ну так Нина и не собиралась филонить. Заниматься любимым делом будет. Жить есть где. Повар голодным не бывает. Новая жизнь расцвела радужными перспективами. Она наконец-то окончательно успокоилась и приняла всё как есть.

И пошла обустраивать кухню под себя. Две нанятые ранее Меншиковыми кухарки были поставлены под её руку. Ну что ж, будем удивлять!

Через три дня приглашённый на ужин Никифор чуть язык не проглотил.

- Да, что ж это делается-то, Господи! Как же так-то? Это что ж это такое-то? – трактирщик только что пальцы и тарелку не облизывал. Но уже невместно ему так то, чай не шелупонь какая-то, уже политес застольный изучал. А так бы и не удержался.

Три дня назад Меншиковы ещё сами обалдевали от новых блюд новой родственницы. А теперь Марфа с Данилой улыбаясь смотрели на партнёра, гордясь тем, что сынок вот уже который раз удивляет всех. Ведь за эти три дня Нина ни разу не повторилась в блюдах и при этом каждое из них можно было, наверное, вместе с тарелкой съесть. Вкуснотища неимоверная!

И Никифор упросил Данилу выделить им повариху в клуб на премьеру нового концерта. Ожидаются бояре Шереметевы, князь Куракин с женой и дочерями, и, возможно, посол аглицкий. Если и столом их удивим, это ж какая «реклама» будет. Сашка в своё время настоял на «рекламе» перед концертами. А тут в меню клуба такие кушанья будут.

- Деньгами не обидим само собой. Ни её, ни тебя. Ты меня знаешь. – Уже в уме подчитывая новые ценники на меню Никифор мысленно посмеивался над братом. То-то Филимон ума лишится, когда новые блюда попробует, а тем паче поймёт какие деньги можно будет на них поиметь.

- Ну, если только на воскресенье. Сам понимаешь, работы у неё и так хватает у нас. – Марфа включила хозяйку. – И по ценам на блюда вместе посмотрим. – Меншиковы уже владели двадцатью процентами Первого Московского клуба. Упускать свою выгоду они тоже не хотели.

- А Никанор локти себе уже поди все искусал, - с улыбкой сказала Марфа мужу, проводив Никифора. – Всё-таки, как Господь любит Сашеньку нашего! – И оба перекрестились на красный угол.

…