После похорон Василисы Пелагея ещё долго приходила в себя. Естественно, никто не освобождал её от службы в усадьбе, но её скорбное выражение лица и некоторая заторможенность движений вызвали явное неудовольствие у Евдокии.
Прошедшее приятное торжество в честь её дня рождения вновь сменилось ужасными буднями, где кроме постоянной тошноты и головных болей молодая царица должна была ещё лицезреть эту кислую физиономию Волковой и вечно напоминать ей, о чём надо было и самой помнить.
Четвёртого августа, после того как Пелагея принесла для Евдокии слишком горячую воду для омовения ног, предел терпения той был пройден окончательно, и царица сорвалась на крик.
Прибежавшая на крики вслед за слугами в её покои Наталья Кирилловна обнаружила вопящую невестку на кровати, под которой разлилась вода из опрокинутого таза. Однако ноги у царицы были сухие. Она их даже не успела замочить в тазике, просто подцепила пальцами его за край и перевернула. Боярыня Волкова стояла рядом и просто смотрела на всех спокойным и отрешённым взглядом.
- Уведите её отсюда, - распорядилась слугам вдовая царица, показывая на Волкову. – Ко мне отведите. Поговорю потом. А ты, - она повернулась к Евдокии, - чего горло дерёшь? О ребёнке подумай лучше. Ему тишина и покой нужнее. Не случилось ничего ведь.
- Да как вы маменька можете такое говорить! Эта Волкова меня обварить хотела! Кипяток принесла! Наказать её надобно, чтоб неповадно было! – Евдокия перестала орать, но никак не могла так быстро перестать истерить.
- Разберёмся. – Наталья Кирилловна наклонилась над перевёрнутым медным тазиком. Тот был совершенно холодным. – Разберёмся, - ещё раз, но тише, произнесла она и, повернувшись, пошла в свои покои, куда перед этим увели Пелагею.
Пелагея встала со скамьи, когда вдовая царица вошла в двери.
- Да сиди уже, знаю всё. Дура наша опять блажить начала. Эк ей в голову-то ударяет. Я когда Наталью в себе носила так тоже бешеная была. Токмо Петруша рядом успокаивал.
Она присела рядом с боярыней.
- Ну, ну… знаю про печаль твою по девке той, но ты же боярыня. Невместно тебе так-то печалиться. Знаю, что ученица она твоя была. Но все мы под Богом ходим. Найдёшь ещё учениц-то. А пока ступай-ка ты в покои свои. Как Евдокия отойдёт от криков, так я с ней поговорю толком. Но, боюсь, не быть тебе рядом с ней уже.
…
Сергей лежал третий день в доме Ибрагима, и уже мог сам периодически вставать и гулять по дому. Ну, до нужника и обратно. Благо туалет тут был внутри дома, и не надо было во двор ходить каждый раз.
На крыльце дома постоянно сменяясь дежурило двое солдат в странной форме, с саблями и с мушкетами. Охрана. Его охраняют. Как объяснили ему Владимир с Ибрагимом, он находится в селе Преображенском, недалеко от царской усадьбы. И кроме Нины, тут есть ещё попаданцы, как они.
То, что его угораздило стать попаданцем в прошлое, он понял уже давно, ещё сидя в камере иезуитской тюрьмы. Там рядом с его камерой тоже были узники, и он успел пообщаться с некоторыми из них. Правда мало. Кто-то сразу почти сходил с ума, кого-то после увода на допросы уже не возвращали обратно. Зато крики пытаемых он будет помнить, наверное, всю жизнь. И сам тоже кричал. Много кричал. И врут те, кто считает, что любые пытки можно перенести молча.
Последние два вечера и уже глубоко за полночь, когда мужики возвращались со службы, они вели долгие разговоры с Сергеем о его прошлом и их совместном будущем. То, что им по пути и с этими ребятами стоит иметь дело, Сергей понял почти сразу. Глаза не врут.
И сейчас он лежал на кровати и размышлял. Чем он может пригодиться ребятам, и как его высшее экономическое образование, полученное после службы в ВДВ, и опыт работы в банке могут им помочь выжить в этом времени? Или может помогут навыки штурмовика, которые он отрабатывал после мобилизации уже на СВО? Хотя тут воюют по-другому и нет ни автоматов, ни бронежилетов, ни гранат. Хотя гранаты, вроде бы, уже есть. Как их там – гренадёры? Это же и есть – метатели гранат?
Дверь открылась и на пороге застыла молодая женщина весьма приятной наружности.
Пелагея не стала возвращаться в свою комнату в усадьбе, а пошла сразу в дом к Ибрагиму, в надежде застать там Владимира или Василия. Поделиться с кем-нибудь, кому она не безразлична. Татищев уехал по поручению царя на Плещеево озеро, Нина была занята на кухне, и кроме Владимира и Василия ей было больше не к кому тут идти.
Охрана помнила недавнюю историю после того нападения и молча пропустила боярыню в дом.
Сергей смотрел на женщину, женщина смотрела на Сергея. Они оба явно не ожидали такой встречи.
- Здравствуйте, - первым заговорил мужчина. – А я вот тут… лечусь…
Женщина шагнула в дверь и пошла к столу, выгружая из принесённой с собой корзинки захваченные ей из кухни у Нины кушанья.
- Доброго дня, а Владимир или Василий дома? – она вдруг поняла, что надо было спросить об этом у охраны перед входом в дом, но видимо сильно была погружена в свои невесёлые мысли.
- Нет никого. Я один тут. Меня кстати Сергей зовут.
- А я Пелагея, Волкова.
- Ой, а я Носов Сергей, – парень подумал, что, наверное, тут принято представляться полным именем. – Я из две тысячи двадцать пятого. А вы?
- Что? Из какого двадцать пятого? Вы про что? – Пелагея слушала мужчину, что называется краем уха, думая, оставаться ей тут ждать мужчин или идти их искать по усадьбе. И искать было не самой хорошей идеей. На полигон никого постороннего не пускали, на стрельбище или полосу препятствий тоже. А бродить по селу, в глупой надежде случайно на них наткнутся, это не для неё.
- Ну так из какого вы года? Я вот из две тысячи двадцать пятого. А Вы?
Сергей был почему-то абсолютно уверен, что пропустить к нему кого-то не знакомого с их темой Владимир с Ибрагимом вряд ли бы позволили. Они, во всяком случае, его не предупреждали, что тут может появиться кто-то посторонний.
- Из две тысячи двадцать пятого? Из будущего? – у Пелагеи вдруг что-то как-будто щёлкнуло в голове, и вся картина последних месяцев вдруг начала складываться для неё совсем в другом свете.
А по расширившимся глазам женщины, просто упавшей на скамью за столом, Сергей вдруг понял, что он явно сморозил что-то не то.
...
Владимир залетел в дверь и бросился к сидящей на скамье Пелагее.
- Как сказали, что ищешь меня, так и прибежал сразу! Стряслось что? – и посмотрел на сидящего на кровати Сергея. Вроде не голый, так чего боярыня так на него уставилась? Или успел обидеть чем?
- Так я ж не знал… - Сергей виновато захлопал глазами. – Предупредили бы хоть.
- Так ты значит тоже… из будущего? – Пелагея смотрела на Владимира, как будто не узнавая. – Вот значит как?
Владимир на секунду завис и потом натужно рассмеялся.
- Вот ведь, Серёга, шутник тоже! Как придумает чего, так мы все тут умираем со смеху! Чего он тут тебе наболтал на этот раз, сказочник-то наш?
- Сказочник?
- Ну, а кто ж? Байки он разные горазд лепить. За то и держим. – И медленно повернул голову к Сергею. А глаза-то совсем и не улыбались.
- Так это… - Сергей попытался поддержать вариант майора, - как увидел на пороге красавицу такую, так и подумал, не иначе как гостья из будущего прекрасного меня посетила. Вот и пошутил, – и тоже улыбнулся до ушей. – Извините меня, если что не так вышло! – и развёл руками.
Услышав смех Владимира и незамысловатый комплимент от сидящего на кровати мужика, Пелагея всё же весёлости их не разделила, подозрительно глядя на обоих.
- Сказочник, – снова повторила она, но уже без вопросительной интонации, – а я-то и поверила сразу. – Мысли, вспыхнувшие в её голове таким ярким светом после слов Сергея, начали постепенно затухать. А ведь на какие-то несколько минут до прихода Владимира она вдруг почувствовала облегчение. Потеря ребёнка, долгие скитания после смерти мужа, недавняя смерть Макара, внезапная гибель Василисы, и то, что царица прогнала её от себя и чуть ли не обвинила в попытке нанесения ей вреда. Всё это вдруг на короткое мгновение было забыто и вытеснено из головы новыми совершенно безумными мыслями. А вдруг это всё правда? И Бог ей даёт такое вот искупление, прислав ей помощь в её бедах из далёкого будущего.
Она продолжала пристально вглядываться в лица мужчин. И она им не верила. Не хотела верить.
А Владимир с болью в груди старался шире улыбаться и занялся расстановкой снеди из корзинки на стол. Лишь бы перевести тему на что-то менее для них опасное.
А в душе он страдал от того, что ему приходилось врать любимой женщине. Врать для её же блага. Ибо доверить ей их тайну, это значит подвергнуть её жизнь риску и затянуть в пучину их борьбы за выживание и сохранение истории. Хотя разве она тут и меньше рискует? Ведь для неё также каждый прожитый день тоже есть борьба за жизнь. Так может и стоит ей всё рассказать? Если она будет с ним рядом, и ему спокойнее будет. Или это эгоизм такой? Загрузить бедную женщину своей тайной, чтобы никуда она от него уже не делась? Нет, нельзя так!
И он начал рассказывать о чём-то отвлечённом, чтобы и самому не думать об этом эпизоде и Пелагею развлечь.
А боярыня всё больше молчала. И ведь хотела так, идя сюда, рассказать Владимиру о своих проблемах, поделиться наболевшим, чтобы хоть от него слова поддержки услышать. Но теперь почему-то молчала. Мысли ещё волнами колыхались в её голове, и она никак не могла успокоить тревожно бьющееся сердце. А вдруг это правда? Значит, и Василий тоже? А Нина? А Меншиков?
...
Разговор с Магистром иезуитов для Василия Голицына был как ушат холодной воды. Он и сам уже ждал чего-то подобного, но события закрутились слишком быстро. Ещё недавно он получал награду в кремле и был уверен, что большинство бояр и князей его поддерживают, а тут потешные на кремль?
Наговорил ему иезуит много чего. И намёками всё на то, то мол информация у него из того же источника, что и до этого у папского легата была. Точная и проверенная. И будущее нарисовал для самого князя страшное. Ссылку, если не погибель.
Паника застила разум князя. Уж больно страшное будущее иезуит ему предсказывал. А как не верить-то? Он же такие вещи знал, что впору и впрямь в медиума поверить. А как Софье-то сказать. Опять ведь будет смотреть на него как на умалишённого? Федьку послать надо. Пусть он и говорит. Ему-то чай всё на руку только. Лишь бы власти поболе да к казне поближе.
И Василий бросился в кремль. Первым делом к Федьке Шакловитому. Охрану царевны усилить надобно. Да полки собирать на Преображенское идти.
…
Вернувшись от Голицына, Фредерик Ромель начал собираться в дорогу. Как бы не сложилась тут в Москве ситуация с борьбой за престол и получится ли при этом убрать Наталью, но оставаться ему тут сейчас крайне опасно. Если Пётр уже знает о роли Ордена в делах попаданцев, им тут уже не жить. Сотрут в порошок. И все силы Ордена тут сейчас не помогут. Надо бежать. Архив ордена уже перевезли частью в Ригу, а часть и в Стокгольм. Остатки бумаг, закопанные на подворье, которые нападавшие так и не нашли, он возьмёт с собой. И бежать!
Уходить от погони из неприятельского города или даже страны братья Ордена умели хорошо. Четыре одинаковые повозки с сопровождением уезжали из Москвы абсолютно не скрываясь. Бумаги от Папы Римского были у всех выправлены и вопросов у стрельцов на кордонах они не вызвали. Хотя и смотрели на них стрельцы хмуро и провожали недобро, но тронуть не посмели.
А сам Ромель в сопровождении трёх надёжных людей ночью ушёл по реке. С бумагами.
…
Всё-таки Наталья Кирилловна не смогла уговорить Евдокию вернуть боярыню ко двору, и слушать постоянные истерики беременной невестки вдовая царица тоже не хотела. Потому и дома теперь Пелагея была неотлучно. Ждала как приедет Яков Андреич. Чтобы напроситься уехать к нему в усадьбу, пока тут всё не образуется.
Владимир приходил уже дважды. Первый раз она сказалась больной и не вышла к нему. Мысли в голове ещё скакали от трагедий к надежде, но Пелагея никак не могла определиться, как ей дальше вести себя с новым воеводой, которому она вдруг перестала верить.
Второй раз пошла. Послушать, что скажет. Всё ж таки, приглянулся он ей. И сердечко хоть и охладело слегка от недосказанности той, но всё ещё трепетало от мыслей о бравом военном.
Зайдя в комнату к боярыне, Владимир снял шапку и перекрестился на красный угол. Потом повернулся к Пелагее и глядя пристально ей в глаза спокойным уверенным голосом произнёс:
- Не могу боле скрывать, люба ты мне Пелагеюшка сильно. Потому и правду всю услышать можешь, – и он сделал паузу, пытаясь понять реакцию на первые его слова.
А Пелагея стояла перед ним раскрыв полные удивления глаза и губы её начали предательски дрожать. Неужели…
- Да, правда это! – не дав ей додумать чего-то лишнее, продолжил Владимир. - Мы из будущего пришли. Не по своей воле, кем посланы и для какой цели, то не ведаем. Но живём тут и за Россию боремся в меру наших сил. Не хотел я тебя в эту тайну впутывать, берёг от неприятностей лишних. Но сегодня вот решил, что раз времена грядут неспокойные, то лучше неприятности любые я вместе с тобой встречу. От случайностей глупых может и не уберегу, но от событий малоприятных, о которых нам известно из будущего, я постараюсь нас вместе защитить.
Он продолжал смотреть ей в глаза и сделал ещё шаг вперёд.
- Всё для тебя сделаю! Веришь мне? – он раскрыл руки ладонями к ней.
- Верю. – Пелагея шагнула к нему в объятия. Она уже не могла сдерживаться и опять, в который раз за последнюю неделю, громко разрыдалась.
Татищев вернулся в Преображенское вечером седьмого августа. Пелагея встречала его дома, готовясь к непростому разговору. Ей надо было увезти с собой в усадьбу Татищева троих попаданцев: Илью, Наталью и Сергея.
...
- Когда? Завтра? – Петр был в бешенстве. Информацию о начавшемся походе двух стрелецких полков на Преображенское принесли два бежавших из полка стрельца. – Кто приказ отдал?
- Так говорят, царевна Софья самолично распорядилась. – Стрельцы опять бухнулись головой об пол. Не вели казнить, государь, токмо стрельцы давно ужо промеж себя баяли, дескать пора Софью царицей делать, а не этой… регентшей, тфу ты Господи, – оба перекрестились и опять бухнулись об пол.
- А ты что молчишь? – Петр обернулся к сидящему с ним за столом Ибрагиму. – То самое это? О чём Попов давеча говорил? В Троицу, говоришь, мне ехать надо?
- Государь! Позволь говорить? – слово взял сидящий рядом с Ибрагимом Фёдор Юрьевич Ромодановский. - Сие есть не тайна какая-то великая, что сестрица твоя по совершеннолетию твоему мыслила, как бы при троне-то ей остаться. При разборе бумаг из логова иезуитского нами найдены были и упоминания даты, когда должны стрельцы собраться для дела того подлого. Князь Голицын с иезуитами теми давно в переписке состоял. А третьего дня к нему в Медведково сам Магистр их приезжал. О чём говорили они, то нам не ведомо, но аккурат после отъезда иезуита, Васька в кремль отправился.
Царь ударил по столу кулаком. Поднявшие было голову стрельцы, прислушивающиеся к словам боярина, вновь бухнули лбом в пол.
- Я докладывал уже тебе государь давно, Федька Шакловитый, постоянно воду мутил среди стрельцов. Стрелецкий приказ как возглавил, всё под Софью людей настраивал, – продолжал Ромодановский. - Так вчера в кремле охрану он усилил в трое. Якобы слух прошёл, что ты со своими потешными на кремль идти собрался.
- Сука! – Пётр опять врезал кулаком по столу.
- У нас готово всё уже, государь. Ждали только слова твоего. – Ибрагим встал со скамьи.
- Что готово? Откуда ты всё знаешь? – в Петре опять пробудились прежние мысли про странные знания Ибрагима и его мудрые не по годам советы. – Говори, Ибрагишка! Откуда знал давно, что в августе сестрица будет стрельцов за мной посылать? Ты же мне про то ещё весной говорил! А давеча и Попов со мной про то разговоры вёл. Ты его надоумил?
- Государь! – Ибрагим спокойно смотрел на разъярённого Петра. – Как сказал Фёдор Юрьич, сие не есть тайна великая. Просто, имеющий уши да услышит. – Ибрагим шёл по краю, но смотрел в глаза царя ровно и спокойно, излучая абсолютную уверенность в своих словах. Он просто говорил правду. - А Владимир Сергеич ещё и людишек в Москве нужных знает. Кои и слушать тоже умеют. – Он сделал небольшую паузу, и посмотрел на стрельцов, которые опять начали поднимать головы. – Только, мыслю я, что эти сведения не для всех надобно оглашать. Прикажи стрельцам удалиться. Они своё дело сделали. Пусть отдохнут с дороги-то.
Пётр оглянулся на стрельцов, про которых уже и думать забыл в полёте мысли.
- Да, ступайте! – он махнул на них рукой. – Спасибо вам братцы! На кухне там скажите, что царь покормить велел. – И опять повернулся к Ибрагиму, как только за согнутыми в поклоне стрельцами закрылась дверь. – Говори, что ещё знаешь!
- За точные даты, как Фёдор Юрьич, я говорить не буду. Но мыслю, что в Троице можно будет за стенами крепкими отсидеться пару недель, а за то время мы с потешными да спецназом твоим порядок наведём и кого надо на место поставим. А потом уже и в кремль можно будет заезжать. Фёдора Шакловитого и Василия Голицына мы тебе живых доставим на разговор по душам. А в полки те стрелецкие грамотку послать можно, чтобы прибыли они все при параде да при оружии к Троице, тебе как царю всея Руси присягу давать. Там у них, чую я, много недовольных есть последним походом-то. Не всех после того Софья задобрить успела.
Пётр слушал молча. Смотрел исподлобья то на Ибрагима, то на Ромодановского, который периодически кивал в след словам арапа. Фёдору Юрьевичу Пётр верил. Да и Ибрагимка, чёрт бы его побрал, всё верно ведь говорит!
Страшно конечно всё это. До сих пор в нём отдаётся тот ужас, который пережил в десять лет, когда стрельцы на его глазах на крыльце в кремле подняли на копья Артамона Матвеева и зарубили Афанасия Нарышкина. Сколько лет потом ему снились кошмары, и он просыпался в холодном поту от вида во сне красных стрелецких кафтанов.
Сашка Меншиков сидел рядом с царём и молчал. Добавлять ему было вроде как нечего. И так всё уже сказали. Да, собственно, у Сашки никто совета и не спрашивал. Молодой больно. Но поддержка Петру в этой ситуации была нужна любая.
- Государь, прикажи коляску запрягать! И матушке Наталье Кирилловне с молодой царицей тоже выезжать надо уже. – Сашка по мимолётному взгляду Ибрагима, наконец-то, вступил в разговор, по заранее проработанному попаданцами сценарию. Он вскочил со скамьи и вопросительно посмотрел на Петра.
- Патриарха мы предупредим. Он тоже в Троицу приедет сразу. – Ромодановский вспомнил про поддержку церкви.
- Сговорились все значит уже! – Пётр немного начал остывать. – А если всё сие есть лжа? Что, если не идут полки-то на Преображенское? А я тут сейчас такую кашу заварю?
- Государь! – Фёдор Юрьевич, как самый старший из советников царя, опять взял слово. – Да кабы всё только в полках дело-то было! Как бы убивцев каких не подослали к тебе. Хоть охраны-то Владимир Сергеич твой тут знатно понаставил, но, мыслю я, что в Троице-то всё лучше будет оборону держать. – Ромодановский помрачнел. - А то, что без крови всё обойдётся, прости государь, не верю я. Знаю я Федьку давно, слышал много про его шашни с Васькой Голицыным да с полковниками стрелецкими. Про то, как казну стрелецкую они делили промеж себя. Про подкупы и про убийства тайные. Они же к сестрице твоей да к казне хуже пиявок присосались. Так просто их не сковырнуть. Придётся силой брать.
- Ладно, - Пётр, видя сосредоточенные и уверенные лица советников, решил больше не спорить. И сам уже давно думал да прикидывал, что он будет делать, как время придёт. А то, что время придёт решать тему с сестрицей, в этом его давно ближние бояре да матушка убеждали. Вот, и пришло оно, видимо! Пора! – Поехали. В дороге ещё наговориться успеем. Сашка, вели коляску запрягать! Да матушку с женой предупреди. Пусть следом едут немедля. А вы, - он обернулся к Ибрагиму с Ромодановским, - со мной поедете. Много ещё чего обсудить надо. Ибрагим, возьми для письма всё, по дороге надо будет много писать. – Он встал из-за стола и потянулся. – Эх, прощай моя жизнь молодая! Чую, не спать мне долго ещё спокойно!
- «Уффф…- про себя вздохнул Ибрагим и посмотрел на метнувшегося к дверям Меншикова, - пока всё вроде по теме идёт.»
Не зря на Ромодановского он потратил столько времени в разговорах да обсуждении политического устройства на Руси. Хотя вроде в той истории Пётр один ночью на коне в Сергиев посад рванул в простой рубахе. Ну, так это и преувеличить историки могли. Может завидовали они царю, вот и накручивали ересь всякую про него. Ничего, главное факты, а не детали.»
…
В усадьбу Татищева Пелагея с Натальей и Ильёй ехали вместе в одной коляске, а Сергей лежал в следовавшей за ними телеге. В сопровождение им воевода Попов выделил десяток оружных Преображенцев.
Когда раздался дикий крик из коляски, охрана всполошилась и заняла круговую оборону, не понимая, откуда возникла вдруг угроза. А в коляске Илья с Пелагеей пытались как-то успокоить Наталью. Она билась в судорогах и кричала, показывая руками куда-то на запад.
Пелагея не понимала, что происходит и пыталась словами и поглаживаниями успокоить несчастную женщину. А Илья понимал. И с тревогой тоже посмотрел на запад. Они опять пришли?! Господи, да когда же это уже всё закончится?!
...