Мокрое сердце

Глава 9: Красная жидкость

Три недели непрерывной работы принесли первые значительные результаты. Команда «Нового Сердца» сделала важный прорыв в стабилизации формулы нанокрови. Саян и Альберт работали почти без отдыха, совершенствуя технологию, а Марат добровольно согласился на серию тестов, которые помогли лучше понять, как наномашины взаимодействуют с человеческим организмом.

— Взгляните, — Саян указал на монитор, где была отображена молекулярная структура новой версии нанокрови. — Мы модифицировали интерфейс наномашин, сделав его более совместимым с человеческими клетками. Это должно снизить риск отторжения и неконтролируемых изменений.

— А управляемость? — спросил Альберт, рассматривая формулу. — Можем ли мы контролировать, где именно будут работать наномашины?

— В определенной степени, — кивнул Саян. — Я интегрировал молекулярные «маркеры», которые позволяют наномашинам распознавать различные типы тканей. Теоретически, мы можем «нацеливать» их на конкретные органы или системы.

— Теоретически, — подчеркнул Альберт. — Но мы не узнаем наверняка, пока не проверим на реальном пациенте с критическими повреждениями.

Елена, которая в это время анализировала данные из больницы, подняла голову.

— Ты же не собираешься проводить эксперименты на пациентах без предварительных клинических испытаний? — в ее голосе слышалось беспокойство.

— А у нас есть время на стандартный протокол? — Альберт посмотрел ей в глаза. — Годы доклинических исследований, затем ограниченные испытания, бюрократические проволочки… За это время тысячи людей умрут от состояний, которые нанокровь могла бы вылечить.

— Я понимаю твое нетерпение, — Елена не отвела взгляд. — Но есть причина, почему новые методы лечения проходят такой длительный путь проверки. Мы можем навредить.

— Или спасти, — тихо сказал Марат, до этого молчавший. — Я бы предпочел рискованное лечение, чем гарантированную смерть. И думаю, многие пациенты со мной согласятся.

Альберт благодарно кивнул Марату. За последние недели водитель стал полноправным членом команды, помогая не только с техническими вопросами, но и внося свой здравый смысл в часто слишком научные дискуссии.

— Я предлагаю компромисс, — сказал Альберт. — Мы выбираем пациента, который находится в критическом состоянии, которому официальная медицина уже не может помочь. Получаем его информированное согласие, объясняя все риски. И применяем минимальную дозу, достаточную лишь для запуска процесса восстановления.

Елена колебалась. Как врач, она была обучена строго следовать медицинским протоколам. Но работа в разваливающейся системе здравоохранения научила ее и тому, что иногда правила нужно нарушать ради спасения жизней.

— При одном условии, — наконец сказала она. — Я лично проверяю состояние пациента перед началом лечения и подтверждаю, что стандартные методы действительно бесполезны.

— Справедливо, — согласился Альберт. — И кстати о пациентах. Мне пора возвращаться в больницу. Я отсутствовал уже три дня, и Зоркин наверняка строчит очередной донос в ГКМБ.

— Это рискованно, — напомнил Дмитрий. — Мои источники говорят, что за больницей установлено наблюдение. Люди Вельского всё еще ищут вас.

— Именно поэтому я должен появиться, — возразил Альберт. — Исчезновение только усилит подозрения. Мне нужно поддерживать видимость нормальной работы, чтобы отвлечь внимание от наших исследований.

Он достал из кармана небольшой контейнер с красноватой жидкостью — первый образец стабилизированной нанокрови.

— Буду держать его при себе, — сказал он. — Мало ли, вдруг попадется подходящий пациент.

— Только без самодеятельности, — предупредила Елена. — Сначала консультация со мной.

— Обещаю, — Альберт сделал жест, словно скрестил пальцы на сердце. — Кстати, как там семья Марата?

— В безопасности, — ответил Дмитрий. — Мои люди вывезли их за город. Они под надежной защитой.

— Спасибо, — Марат выглядел благодарным, хотя в его глазах все еще читалась тоска по семье. — Как долго им придется прятаться?

— Пока мы не решим проблему с Вельским, — честно ответил Альберт. — А для этого нам нужны результаты. Доказательства эффективности нанокрови, которые мы сможем предъявить общественности.

— И которые защитят нас от преследования, — добавил Саян. — Если люди узнают о существовании технологии, способной спасать безнадежных пациентов, Вельскому будет сложнее просто устранить нас.

— Но сначала нам нужен этот первый успешный случай, — Альберт убрал контейнер во внутренний карман куртки. — Пациент, которого мы спасем от верной смерти, и который сможет рассказать об этом миру.

Возвращение в Городскую больницу № 4 прошло на удивление гладко. Ожидая допроса или даже ареста, Альберт был встречен лишь раздраженным ворчанием Зоркина о «нарушении трудовой дисциплины» и «непредоставлении больничного листа». Видимо, директор решил, что официальное разбирательство привлечет еще больше внимания к странным событиям в его больнице.

— В следующий раз потрудитесь предупреждать о своем отсутствии, — сказал Зоркин, избегая смотреть Альберту в глаза. — У нас и так не хватает персонала.

— Я был болен, — невозмутимо ответил Альберт. — Побочный эффект от почти смертельной аварии. Знаете, такое случается.

Зоркин что-то пробормотал и быстро ретировался, явно не желая продолжать разговор. Альберт усмехнулся — директор боялся его, и это давало определенное преимущество.

Первым делом Альберт отправился на обход отделений, особенно реанимации и интенсивной терапии, где обычно находились самые тяжелые пациенты. Его улучшенное восприятие позволяло мгновенно оценивать состояние больных, замечая детали, недоступные обычным врачам.

В реанимационном отделении его внимание привлек пациент в дальнем углу — мужчина средних лет, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких. Что-то в его состоянии показалось Альберту необычным, и он подошел ближе.

Взглянув на карту, он узнал, что пациента звали Андрей Лавров, 42 года. Диагноз: тяжелая травма грудной клетки, множественные переломы ребер, разрыв легкого, повреждение сердечной мышцы. Всё это — результат несчастного случая на стройке, где на него упала бетонная плита.

Но глаза Альберта видели больше, чем было записано в карте. Он замечал тончайшие изменения в цвете кожи, слышал едва различимые звуки в дыхании, чувствовал запахи, которые говорили о медленном отмирании тканей.

— Как долго он здесь? — спросил Альберт у дежурной медсестры.

— Третий день, — ответила она. — Его прооперировали сразу после поступления, но… — она замялась. — Доктор Кравцев говорит, что шансов мало. Слишком обширные повреждения.

Альберт кивнул. Его усиленные чувства подтверждали этот мрачный прогноз. Стандартные методы лечения здесь действительно не помогут — слишком много тканей повреждено, слишком много внутреннего кровотечения, которое не удалось полностью остановить.

«Идеальный кандидат для нанокрови», — подумал Альберт, но сдержал себя. Он обещал Елене проконсультироваться перед любыми действиями.

— Есть родственники? — спросил он.

— Жена и сын, — ответила медсестра. — Они приходят каждый день. Должны быть здесь через час.

— Хорошо, — кивнул Альберт. — Я хочу поговорить с ними. И подготовьте, пожалуйста, полный комплект анализов и снимков. Возможно, есть альтернативные методы лечения.

Медсестра с сомнением покачала головой, но пошла выполнять указания. Альберт еще раз внимательно осмотрел пациента, мысленно прикидывая необходимую дозу нанокрови и возможные точки введения для максимального эффекта.

Он достал коммуникатор и связался с Еленой.

— Нашел потенциального кандидата, — сказал он тихо. — Тяжелая травма грудной клетки, множественные повреждения внутренних органов. По стандартным протоколам — случай безнадежный.

— Ты уверен? — в голосе Елены слышалось напряжение.

— Да, — твердо ответил Альберт. — Я использовал все свои новые «таланты» для диагностики. Он умирает, Елена. Медленно, но верно. Стандартная медицина здесь бессильна.

— Я приеду, — решила она. — Хочу сама осмотреть пациента, прежде чем мы решимся на эксперимент.

— Через час будут родственники, — предупредил Альберт. — Нам понадобится их согласие.

— Разумеется, — согласилась Елена. — Но как ты объяснишь экспериментальное лечение? Ты не можешь рассказать им о нанокрови и проекте «Новое Сердце».

— Скажу часть правды, — ответил Альберт после короткой паузы. — Что у меня есть доступ к экспериментальному регенеративному препарату, который еще не прошел клинические испытания, но теоретически может помочь. Подчеркну все риски, но и то, что альтернатива — смерть.

— Хорошо, — Елена вздохнула. — Жди меня. И ничего не делай до моего приезда.

Вера Лаврова выглядела изможденной, с темными кругами под глазами и бледной кожей — классические признаки крайнего истощения и стресса. Рядом с ней стоял подросток лет пятнадцати, Максим, с настороженным, почти агрессивным выражением лица — защитная реакция на страх потерять отца.

Они сидели в маленькой комнате для консультаций, куда Альберт пригласил их после того, как Елена, прибывшая под видом консультирующего невролога, осмотрела Андрея и подтвердила безнадежность его состояния при использовании стандартных методов лечения.

— Госпожа Лаврова, — начал Альберт, стараясь говорить как можно более мягко и убедительно. — Я должен быть честен с вами. Состояние вашего мужа крайне тяжелое. Повреждения слишком обширны, и стандартные методы лечения… — он сделал паузу, подбирая слова. — Они могут лишь немного продлить его жизнь, но не спасти ее.

Вера сжала руки в кулаки, но не проронила ни слезинки. Видимо, она уже выплакала их все за последние дни.

— Я знаю, — тихо сказала она. — Другие врачи уже говорили нам об этом. Они советуют… готовиться к худшему.

— Но есть альтернатива, — продолжил Альберт, ловя ее взгляд. — Экспериментальное лечение. Новый препарат, который теоретически может помочь в случаях, подобных вашему мужу.

Лицо Веры ожило, в глазах появилась искра надежды.

— Какой препарат? — спросил Максим, прищурившись. — Почему о нем никто не говорил раньше?

— Потому что он всё еще находится в стадии разработки, — объяснил Альберт. — Это регенеративная терапия, направленная на восстановление поврежденных тканей на клеточном уровне. Она показала многообещающие результаты в лабораторных условиях, но еще не прошла полный цикл клинических испытаний.

— То есть, это опасно? — прямо спросил подросток.

— Да, — честно ответил Альберт. — Есть риски. Значительные риски. Мы не можем предсказать, как именно препарат подействует на организм вашего отца. Возможны осложнения, аллергические реакции, непредвиденные эффекты.

— Но альтернатива — смерть, — закончила за него Елена, которая до этого молчала. — В этом доктор Харистов прав. По всем медицинским показателям, стандартное лечение в данном случае не может спасти пациента.

Вера и Максим переглянулись, безмолвно совещаясь.

— Почему вы предлагаете это нам? — спросила Вера после паузы. — Разве такие экспериментальные препараты не предназначены для… не знаю, важных людей? Богатых?

— Обычно да, — кивнул Альберт. — Но я участвую в исследовательском проекте, который стремится сделать передовые медицинские технологии доступными для всех, а не только для избранных. Вашему мужу этот препарат может спасти жизнь. И одновременно его случай поможет нам в исследованиях.

— Вы используете нас как подопытных кроликов? — резко спросил Максим.

— Максим! — одернула его мать.

— Нет, он прав, — Альберт поднял руку. — И да, в каком-то смысле это эксперимент. Но не такой, как вы думаете. Я не ищу славы или прибыли. Я ищу способ спасти жизни, которые иначе будут потеряны.

Он посмотрел прямо в глаза подростку, и что-то в его взгляде — искренность, решимость, может быть, отголосок собственной боли — заставило Максима смягчиться.

— Я могу поговорить с отцом? — спросил он. — Перед тем, как мы решим?

— Он без сознания, — мягко напомнила Елена. — В искусственной коме.

— Мы можем вывести его на короткое время, — предложил Альберт, немного подумав. — Достаточно, чтобы вы могли поговорить с ним. Но должен предупредить — это будет… тяжело. Он будет в сильной боли.

Вера и Максим снова переглянулись.

— Мы хотим поговорить с ним, — твердо сказала Вера. — Это его жизнь, и решение должно быть его.

Альберт уважительно кивнул. Несмотря на страх и истощение, эта женщина сохраняла достоинство и ясность мысли.

— Хорошо, — сказал он. — Подготовим всё необходимое. Но разговор должен быть коротким. И если он будет не в состоянии принять решение…

— Я его жена двадцать лет, — тихо сказала Вера. — Я знаю, что он бы выбрал. Шанс, даже рискованный, против верной смерти.

Вывести Андрея Лаврова из искусственной комы было непросто. Его организм находился на грани, и любое изменение в лекарственной терапии могло спровоцировать кризис. Но Альберт, с его усиленными способностями, сумел тонко скорректировать дозировки, чтобы пациент пришел в сознание на короткое время, при этом не испытывая крайней боли.

Когда Андрей открыл глаза, в них сначала читалась только дезориентация, затем — узнавание при виде жены и сына.

— Вера… Максим… — его голос был едва слышен из-за интубационной трубки в горле.

— Андрей, милый, — Вера осторожно взяла его за руку. — Мы здесь. С тобой всё будет хорошо.

Максим стоял рядом, его лицо застыло в попытке сдержать эмоции.

— Папа, — только и смог произнести он.

Альберт и Елена держались в стороне, давая семье пространство, но внимательно следя за жизненными показателями пациента.

— Андрей, — Вера склонилась ближе к мужу. — Доктора говорят, что твое состояние очень серьезное. Но есть… экспериментальное лечение. Оно может помочь. Но это риск. Большой риск.

Андрей моргнул, показывая, что понимает.

— Ты… хочешь… попробовать? — спросила Вера, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы муж мог понять ее сквозь туман боли и седативных препаратов.

Андрей снова моргнул, затем медленно, с огромным усилием, сжал руку жены.

— Да, — одними губами произнес он.

— Ты уверен? — переспросила Вера. — Это может быть опасно.

Андрей снова сжал ее руку, на этот раз сильнее. В его глазах читалась решимость, превозмогающая боль.

— Хочу… жить, — прошептал он. — Для вас.

Вера кивнула, по ее щекам потекли слезы. Максим положил руку на плечо отца, его молодое лицо было искажено сильными эмоциями.

Альберт подошел к ним, видя, что жизненные показатели пациента начинают ухудшаться — короткий период сознания истощал его и так ослабленный организм.

— Нам нужно вернуть его в медикаментозный сон, — мягко сказал он. — Его тело не выдержит длительного бодрствования в таком состоянии.

Вера кивнула, еще раз сжала руку мужа и отступила, позволяя врачам работать. Альберт быстро и точно ввел необходимые препараты, и Андрей снова погрузился в искусственный сон.

— Он согласился, — сказала Вера, поворачиваясь к Альберту и Елене. — Мы тоже согласны. Если есть хоть малейший шанс…

— Есть, — уверенно ответил Альберт. — И мы сделаем всё возможное, чтобы этот шанс реализовался.

Он достал документ — форму информированного согласия, которую они с Еленой подготовили заранее. В ней подробно описывались все риски экспериментального лечения, без упоминания нанокрови, но с достаточным количеством юридических формулировок, чтобы защитить врачей от обвинений в непрофессионализме.

Вера подписала бумагу без колебаний. Максим, как несовершеннолетний, просто стоял рядом, но его глаза говорили, что он тоже сделал свой выбор.

— Когда вы начнете лечение? — спросила Вера.

— Сегодня вечером, — ответил Альберт. — Нам нужно подготовить препарат и убедиться, что все необходимые мониторы подключены. Процедура займет около часа, затем будет период ожидания — от 12 до 24 часов, прежде чем мы увидим первые результаты.

— Мы будем здесь, — твердо сказала Вера.

— Нет необходимости, — возразила Елена. — Мы позвоним вам, если будут какие-то изменения. А пока лучше отдохните. Судя по вашему виду, вы не спали несколько дней.

Вера колебалась, но усталость взяла свое.

— Хорошо, — согласилась она. — Но обещайте, что позвоните, если… что-то изменится. В любое время.

— Обещаю, — сказал Альберт, и в его голосе звучала искренность, которая удивила даже его самого.

Когда семья Лавровых ушла, Альберт и Елена остались в палате интенсивной терапии. Благодаря своему статусу в больнице, Альберт сумел добиться временного освобождения палаты от другого персонала, сославшись на подготовку к «экспериментальной процедуре».

— Ты уверен, что мы готовы? — спросила Елена, когда они остались наедине с бессознательным пациентом. — Это большая ответственность.

— Нет, — честно ответил Альберт. — Я не уверен. Никто не может быть уверен в таких вещах. Но у нас нет времени на сомнения. Этот человек умирает, и традиционная медицина не может ему помочь.

Он достал из внутреннего кармана небольшой металлический контейнер. Внутри была ампула с красноватой жидкостью — стабилизированная нанокровь, результат недель интенсивных исследований.

— Мы модифицировали формулу, — сказал Альберт, осторожно набирая жидкость в шприц. — Снизили концентрацию наномашин, добавили ингибиторы для контроля скорости репликации. Это должно сделать процесс более предсказуемым и безопасным.

— Но всё равно рискованным, — заметила Елена.

— Как и любое новаторское лечение, — согласился Альберт. — Первая трансплантация сердца, первое применение пенициллина, первая генная терапия — все они были рискованными шагами в неизвестность. Но без них медицина не продвинулась бы вперед.

Елена не стала спорить. Вместо этого она проверила мониторы, убедилась, что все системы жизнеобеспечения работают корректно, и подготовила экстренные препараты на случай непредвиденных реакций.

Альберт тем временем тщательно выбирал место для инъекции. В отличие от обычных лекарств, нанокровь не обязательно было вводить непосредственно в поврежденные ткани — наномашины сами находили путь к местам, требующим регенерации. Но для ускорения процесса было лучше выбрать точку, близкую к основным повреждениям.

— Я введу препарат непосредственно в грудную полость, — решил он. — Ближе к сердцу и легким, они повреждены сильнее всего.

Елена кивнула, помогая стерилизовать место инъекции и удерживать пациента в нужном положении.

Альберт сделал глубокий вдох и медленно ввел нанокровь. Красная жидкость, слегка мерцающая в свете ламп, постепенно исчезла в теле Андрея Лаврова.

— Теперь мы ждем, — сказал Альберт, осторожно извлекая иглу. — И наблюдаем. Каждое изменение, каждую реакцию нужно фиксировать. Это не просто эксперимент — это исследование, которое может изменить медицину.

Елена подключила дополнительные мониторы, которые они тайно принесли из лаборатории «Нового Сердца» — более чувствительные и способные фиксировать параметры, которые обычное больничное оборудование просто не могло обнаружить.

— Как долго нам придется ждать? — спросила она.

— Трудно сказать, — Альберт пожал плечами. — У меня изменения начались почти сразу, но доза была гораздо выше. У Марата эффект проявился через несколько часов. Здесь мы использовали промежуточную дозировку, и организм Лаврова сильно ослаблен. Возможно, потребуется больше времени.

Они устроились в палате, готовясь к долгому ожиданию. Альберт настроил свой коммуникатор на связь с Нейро, который мог анализировать показания мониторов в реальном времени и предупреждать о любых аномалиях.

— Ты изменился, — неожиданно сказала Елена после долгого молчания. — С тех пор, как получил «двойное сердце».

— Я знаю, — Альберт кивнул, не отрывая взгляда от мониторов. — Физически это очевидно. Но ты имеешь в виду что-то другое, не так ли?

— Ты стал… мягче, — она подбирала слова. — Не только с пациентами, но и с их семьями. Раньше ты бы не тратил столько времени на объяснения, на эмоциональную поддержку. Ты бы просто сделал то, что считал нужным, и будь что будет.

Альберт задумался. Она была права. Раньше он относился к пациентам как к интересным медицинским случаям, а к их семьям — как к неизбежному неудобству. Теперь же он чувствовал их боль, их страх, их надежду почти так же ясно, как свои собственные эмоции.

— Возможно, дело не только в наномашинах, — наконец сказал он. — Возможно, что-то меняется, когда ты сам побываешь на грани смерти. Когда почувствуешь, каково это — быть полностью беспомощным, зависящим от решений других людей.

Елена молча кивнула, понимая. За годы работы в медицине она видела, как многие врачи, сами ставшие пациентами, меняли свое отношение к профессии.

— В любом случае, — Альберт слегка улыбнулся, — не привыкай. Я всё еще могу быть тем еще засранцем, когда захочу.

— О, я знаю, — Елена улыбнулась в ответ. — Некоторые вещи не меняются, даже с двойным сердцем.

Их разговор прервал тихий сигнал с одного из мониторов. Оба мгновенно обратили внимание на показатели.

— Уровень кислорода в крови повышается, — заметил Альберт, изучая цифры. — И частота сердечных сокращений стабилизируется.

— Так быстро? — удивилась Елена. — Прошло меньше часа.

— Наномашины начали работу, — Альберт проверил другие показатели. — Температура тела слегка повысилась — признак ускоренного метаболизма. И смотри, — он указал на экран УЗИ, который они тайно подключили. — Видишь эти тени вокруг поврежденных тканей? Это наномашины собираются в местах наибольших повреждений.

Елена наклонилась ближе, с профессиональным интересом изучая изображение.

— Невероятно, — прошептала она. — Они действительно целенаправленно движутся к повреждениям. Как они определяют, куда идти?

— Биомаркеры поврежденных тканей, — объяснил Альберт. — Саян интегрировал в наномашины сенсоры, которые реагируют на специфические молекулы, выделяемые при травмах и воспалении.

Они продолжали наблюдать, фиксируя каждое изменение в состоянии пациента. Медленно, но верно, жизненные показатели Андрея Лаврова улучшались — сначала едва заметно, затем все более очевидно.

Через три часа Альберт провел повторный осмотр, используя свои усиленные чувства, чтобы оценить состояние внутренних органов пациента.

— Кровотечение останавливается, — сказал он, удивленно качая головой. — Наномашины укрепляют поврежденные сосуды, создают что-то вроде биологических «заплаток».

— А легкие? — спросила Елена, глядя на аппарат ИВЛ, к которому был подключен пациент.

— Здесь прогресс медленнее, — признал Альберт после тщательного прослушивания. — Но есть признаки восстановления тканей. Если процесс продолжится с такой же скоростью, через день-два можно будет попробовать отключить ИВЛ.

— Это… впечатляет, — Елена выглядела одновременно восхищенной и немного встревоженной. — Если бы я не видела это собственными глазами, не поверила бы.

— Это только начало, — Альберт пытался сдержать волнение, но оно прорывалось в его голосе. — Если нанокровь справится с такими тяжелыми травмами, представь, что она может сделать с менее критическими состояниями. Восстановление после инсульта. Лечение дегенеративных заболеваний. Регенерация поврежденных органов без трансплантации.

— Или создание суперсолдат, — тихо добавила Елена. — Именно поэтому правительство изначально финансировало эти исследования, верно?

Альберт помрачнел, вспомнив историю, рассказанную Саяном.

— Да, — признал он. — Но мы не пойдем этим путем. Нанокровь должна спасать жизни, а не отнимать их.

— Проблема в том, — заметила Елена, — что решать будем не мы. Если Вельский или ГКМБ доберутся до технологии…

Ее прервал звук открывающейся двери. Оба врача резко обернулись, ожидая увидеть медсестру или другого врача, которому не терпелось узнать о таинственной «экспериментальной процедуре».

Но в дверях стоял Игорь Строгов, глава ГКМБ, в сопровождении двух человек в штатском, явно сотрудников его организации.

— Доктор Харистов, — произнес Строгов с холодной улыбкой. — Какое совпадение. Я как раз хотел с вами поговорить. О проекте «Феникс». И о том, что вы делаете с его технологиями.

Альберт и Елена переглянулись. Их эксперимент, кажется, привлек гораздо больше внимания, чем они планировали. А красная жидкость, которая сейчас циркулировала в крови Андрея Лаврова, из надежды на спасение превратилась в улику, которая могла стоить им свободы… или жизни.