Не тот год III

Глава 17

— Есть зацепка, — сообщил я командиру. И далее коротко пересказал историю встречи совы с колонной грузовиков и бэтээром. — Нужно сниматься и уходить дальше. Поближе к месту, куда ведёт та дорога.

— Ага, — кивнул Панкратов и вновь полез в командирскую сумку за картой. Иван и Хари в это время быстро соорудили из плащ-палаток навес, чтобы свет фонарика не выдал нас случайному наблюдателю. Его появление в болотах около нулевое, конечно, но привычка страховаться есть привычка.

Выходило так, что немецкий аэродром нужно было искать совсем не в тех квадратах, на которые командиру указали в штабе.

Маны на использование амулета с совой ушло совсем немного. Для создания «вездеходной» тропы энергии осталось с избытком. Ночью тропку было видно ничуть не хуже, чем днём. Каждый в отряде взялся за ремешок на ранце впередиидущего, чтобы никто не отстал в темноте. Панкратов встал вторым, после меня, Хари замыкал нашу цепочку.

Сквозь болото прошли без проблем, хоть и попетляли изрядно. А парни, полагаю, ещё и сожгли миллион нервных клеток. Легко представить, что они чувствовали, бредя в темноте по сугробам, зная, что вокруг находятся бездонные топи, которые даже в сильные морозы почти не замерзают. Как только оказались на твёрдой безопасной земле, тут же встали на лыжи и рванули вперёд. Только нас и видели.

Место для нового лагеря я уже успел присмотреть заранее, когда «управлял» совой. Такой засечной полосы как болото здесь не было, но глубокий овраг в виде рыболовного крючка тоже неплохо прикрывал подступы с двух сторон. С оставшихся направлений стоянку закрывали буреломы и частый молодой лесок из осинок и берез. В темноте тут никто бы не прошёл без риска оставить глаз на ветке. При этом шума было бы как от стада слонов. Такое было под силу лишь мне под заговором путеводной тропы, и быть может, единицам спецов — егерям, осназовцам, каким-нибудь профессиональным охотникам в энном поколении из Сибири.

Очередную сову поймать с помощью амулета не составило особого труда, а вот отыскать аэродром вышло не сразу. Немцы смогли неприятно удивить. Маскировка оказалась выше всяческих похвал. Неудивительно, что найти его с воздуха у наших разведчиков не вышло.

— Они здесь, — я обвёл пальцем край лесного массива на карте. — Среди деревьев вырубили просеки. Потом натянули между оставшимися тросы на большой высоте и подвесили на них макушки от срубленных деревьев. А под ними ещё и масксети. Под этим всем добром у них стоят самолёты. Вокруг полно постов и минных полей. Шансов подобраться нет ни у кого, кроме нас. Сверху аэродром не найти, а для самых зорких и желающих спуститься пониже немцы приготовили пару десятков зениток.

— Хех, деревья на тросах? — хмыкнул Серёга, выслушав меня. — Командир, а помнишь, как точно также финны свои дороги прятали? С любой горки впереди сплошной ковёр из сосен и елок открывался, а не дорога, которая там должна была быть. А уж с воздуха и подавно никто ничего не мог увидеть. Командование пеной исходило, когда им от летунов шли доклады, что внизу сплошной лес и ни единой тропинки, а разведчики из пехтуры рассказывали совсем другое. Из-за этого аж нас из Монголии туда погнали.

— Помню, помню, — кивнул Панкратов и показал кулак приятелю. — И про подписки тоже помню. А кто-то забыл, как посмотрю.

В ответ Серёга вздохнул и пожал плечами. То ли, мол, тут же все свои, то ли, мол, и на старуху бывает поруха.

Я до самого рассвета крутил птицу над обнаруженным немецким аэродромом, раскрывая каждый «секрет», каждую минную растяжку между деревьев, подбирая самую безопасную тропу для группы.

Сашка сразу же выдал Ивану шифровку, которую требовалось срочно передать в наш штаб, когда я «вернулся» и рассказал всё, что сумел разузнать. До полудня мы отдыхали. Дежурства разделили между собой товарищи, дав мне восстановить силы после ночи полной волшебства, иху его.

К аэродрому двинулись в час дня, использовав обереги скрытности и повышения физических возможностей. Как и днём ранее мы двигались вдоль опушек или насквозь сквозь рощи и лесопосадки, если те были достаточно чистые, без буреломов, чтоб не оставлять следы на открытых участках.

Третий тайный лагерь за неполные сутки мы разбили буквально под носом у гитлеровцев. Примерно в полукилометре от крайних постов, закрывавших аэродром со стороны лесного массива.

Стоит отметить, что гитлеровцы вели себя очень тихо. Все передвижения свели к минимуму. Вся техника была спрятана под деревьями и маскировочными сетями. Дымы от полевых кухонь и блиндажей прятались в еловых и сосновых лапах. Где и рассеивались почти полностью.

Около четырёх часов дня, когда только-только стало смеркаться, в небе раздался сначала тихий, но очень быстро усиливающийся звук мотора. Вскоре мы увидели чёрную точку, которая в считанные минуты превратилась в самолёт. В наш истребитель. Он стремительно пронёсся над лесом. Через пару километров заложил вираж и вернулся обратно.

Немцы молчали.

Истребитель сделал три пролёта над лесом и полем перед ним. На четвёртом он решил снизиться на свою беду. То ли он так ничего не сумел рассмотреть, проносясь на высоте, то ли решил точнее убедиться в увиденном. Подобного фрицы не смогли спустить ему. Сразу три двуствольных «флака» ударили по нашему самолёту очередями. Тот от первых выстрелов ушёл — резко, почти вертикально взмыл вверх, и тут ему прямо в брюхо ударила короткая ниточка трассирующих снарядов. Через секунду истребитель исчез в огненной вспышке.

— Гады! — вырвалось у Хари.

Обломки истребителя упали где-то в глубине лесного массива. Парашюта мы не увидели. Да и откуда? Самолёт в считанные мгновения вспыхнул от хвоста до винта. Скорее всего, лётчик сразу погиб от взрыва или от снарядов зенитки.

Примерно час спустя я обратился с предложением к Панкратову.

— Саш, хочу пройтись по аэродрому. Взглянуть что и где. Один. Обереги лучше поберечь.

Командир только задумчиво посмотрел на меня несколько секунд. После чего кивнул:

— Хорошо. Только недолго.

«Недолго» оказалось почти на два часа. Зато вернулся я с прекрасным уловом.

— Командир, пляши! — заявил я Сашке.

— Чего⁈ — опешил он и посмотрел на меня так будто увидел сумасшедшего.

— На аэродроме застрял транспортный ю-восемьдесят шесть с группой штабных из тридцать девятого моторизированного корпуса. Юнкерс у них на соляре летает, оказывается. На наших морозах он в кисель чуть ли не прямо в воздухе превратился, когда они летали по штабам с приказами. А точнее, прилететь-то они сюда прилетели, а взлететь уже не смогли. Вот и торчат эти хрены садовые на аэродроме в ожидании попутного такси. Вроде как завтра вечером за ними должна прикатить колонна с охраной, а пока тут кукуют и шнапс хлещут. У них одних карт на два саквояжа. И десять портфелей с прочими документами, где на каждом листике стоит печать: перед прочтением облить бензином и сжечь…

— Чего-чего? — перебил меня Иван.

— Андрей так шутит, — хмыкнул Панкратов.

— Ага, вроде того. Но только в вопросе с бензином и огнём. А вот хрены корпусны́е — это чистая правда. У них два отдельных блиндажа в стороне от поля и про́сек с истребителями. Можем легко подойти, прибрать добро к рукам и уйти, когда самое веселье начнётся.

— Портфели с саквояжами? — усмехнулся Серёга.

— И немчиков тоже, ага? Какого-нибудь жирного полковника с парой майоров, — в тон ему произнёс Хари.

— Успеем ли? — покачал головой Панкратов с сомнением. — Документы мы точно возьмём. А вот языков можем и не успеть. Нам ещё наводить наших бомбардировщиков на аэродром.

— Вот дали бы нам задание лично здесь всё зачистить. Как же было бы проще, — в сердцах ударил кулаком по колену Иван. — А то самолетами всё, самолётами!

— Помолчи уже, Вань, — нахмурился Панкратов. — Нам приказали, мы сделали. Точнее сделаем.

Возмущение товарища как таковым возмущением не было. Просто обычный мандраж перед тяжёлым боем. Где-то шутим, где-то нервничаем. А уж пройтись по умственному развитию командования — это для простого солдата святое.

В итоге решили, что я и Хари отправимся в гости к корпусным штабистам, остальные станут нас прикрывать. После займёмся позициями зенитчиков. Подгадаем время так, чтобы вся шумиха началась к моменту подлёта краснозвёздных самолётов.

«Подсветим нашим цели», — подумал я.

Вокруг блиндажей с важными гостями ходили три парных патруля. На удивление все выглядели пристойно. Одна половина часовых носила нечто вроде куртки-парки с ватной подкладкой. Другая длиннополую куртку с капюшоном с рыжим мехом внутри, подпоясанную поверх ремнём с шлеями и подсумками. На головах у каждого было кепи и вязанный подшлемник. А вот свои ноги они защищали стандартными сапогами с кучей стальных гвоздей в подошве, которые прекрасно проводили холод от земли к стопам. Из-за этого патрульные постоянно стучали ногами друг о друга или притоптывали на месте. Только у одного на плече болтался «шмайсер», пятеро оставшихся были вооружены «маузерами». Кстати, люфтваффе позаботилось о своих солдатах куда лучше, чем командование вермахта. Те были обеспечены зимним обмундированием как подобается.

«Только насчёт топлива лопухнулись. Забыли или не знали, что у нас морозы покруче, чем в их вшивой Германии или Франции», — пронеслась в голове мысль при виде отбивающих чечетку фрицев.

Мы с Хари незамеченными проскочили мимо них к первому блиндажу. Здесь жили те самые шишки из немецкого штаба. Три офицера, подобравшиеся как специально по ранжиру: оберст, то есть, полковник, оберст-лейтенант и майор. Им прислуживали двое рядовых из военнослужащих аэродрома. Видать, своих ординарцев гитлеровское офицерьё не захватило в полёт.

То ли от скуки, то ли от холода троица штабных и ещё двое старших офицеров люфтваффе решили распить бутылку коньяка. В процессе оного ударились в воспоминания о предыдущих кампаниях. Как брали Францию, как там им прекрасно жилось. Как даже в Польше в тридцать девятом было лучше, чем сейчас под Ленинградом. Кроме них в блиндаже находились оба ординарца. Один подливал в рюмки алкоголь, второй дремал, сидя на табуретке в самом тёмном углу, привалившись плечом к оструганным сосновым брёвнам стены блиндажа.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!..

«Наганы» с глушителями выплюнули несколько пуль, которые разнесли черепа аэродромным служакам. В живых остались только трое высокопоставленных гостей. Правильно среагировал только оберст-лейтенант. Остальные штабисты восседали за столом как деревянные болванчики, глупо лупая глазами. Едва осознав, что собутыльник напротив раскинул мозгами по столу, он дёрнулся к кровати из досок, на вертикальной стойке которой висел ремень с кобурой. Как только он схватился за него, я в очередной раз спустил курок.

Хлоп!

Пуля ударила в запястье, прошла насквозь и выбила щепу из доски.

— А-а!.. — громко и коротко вскрикнул немец, а следом мешком с тряпьём повалился на пол без сознания.

— Шайзе, — медленно произнёс полковник, переведя взгляд с убитых лётчиков на своего бесчувственного коллегу, а после на меня и Хари.

— Стоять! — приказал я ему и майору. — Кто дёрнется без приказа, тот получит пулю в живот. Руки вверх!

Парочка оставшихся в живых немцев или была слишком пьяна, или никогда не бывала в стрессовых ситуациях. Таких, как случившаяся. Отсюда и такой ступор.

— Руки выше, свиньи! Вверх я сказал! — повысил я голос и выстрелил ещё раз прямо в стол между ними. Брызнули в разные стороны мелкие желтоватые щепки.

Только после такой демонстрации и дополнительного окрика фрицы задрали к потолку верхние конечности. Они так и сидели под прицелом «нагана» Хари, пока я быстро обыскивал блиндаж в поисках секретных документов. Слухи про два саквояжа и десять портфелей с секретными документами явно привирали. Намного. Здесь мы нашли внушительный портфель. У него были два широких ремня на клапане с металлическими язычками, входящими в увесистые замочки, запирающиеся на ключ. А также два толстостенных брезентовых и прорезиненных мешка с металлической застёжкой во всю горловину с навесным маленьким замочком и печатью на суровой серой нитке. На их боках чернели крупные печати в виде германских орлов. Похожие красуются почти на любой официальной армейской таре у немцев.

Перед обыском проверил бессознательного оберст-лейтенанта. Первый же взгляд дал понять с чего он так резко вырубился. Из лохмотьев запястья торчали обломки размозженной кости и хрящей. Боль, наверное, была адская. Потому и отключился в момент.

— Одевайтесь, — скомандовал я и покачал перед лицом оберста толстым набалдашником глушителя на револьвере. — Будете сопротивляться, и вас станет ждать такая же участь, — с этими словами я направил оружие на раненого, продолжающего пребывать без сознания, и выпустил в него все оставшиеся в барабане патроны. С каждой ударившей в тело пулей оба немца, продолжавшие сидеть с задранными вверх руками, вздрагивали, словно кусочки стали влетали в них.

Страшной демонстрации оказалось достаточно, чтобы весь хмель мигом ушёл из оккупантов. Дрожащими руками и путаясь в рукавах и сапогах немецкие офицеры принялись торопливо одеваться.

Ещё в свою первую разведку, то есть днём, я запомнил, где у немцев хранятся лыжи и прочий инвентарь для перемещений по снегу. Снегоступы, волокуши и санки с лямками. Мне не составило большого труда наведаться на этот склад и забрать две пары лыж с санками. Последние предназначались для перевозки документов. Лыжи получили пленные.

Уже перед самый нашим уходом, из разгромленного блиндажа, превратившегося в могилу, я уже привычно написан на немецком на стене куском угля из печи:

Здесь был Карацупа!

Дождавшись, когда бойцы одного из патрулей отойдут от блиндажа, мы с Хари погнали в темноту пленников. На аэродроме фрицы соблюдали светомаскировку, благодаря чему мы без проблем ускользнули от чужих глаз. Сдав пленников на руки товарищам, мы с латышом рванули обратно. Ко второму блиндажу. Здесь мы миндальничать не стали. Каждый из находящихся там получил свою честно заслуженную пулю, после чего мы забрали все документы и растворились в ночи.