Не тот год III

Глава 23

«Как же без раций плохо», — мысленно посетовал я, торопливо двигаясь к следующей точке. Было бы намного спокойнее знать, что у парней тоже дело делается как у меня.

К счастью, опасения были излишними. Когда я оказался на оговоренной точке, то нашёл там Серёгу. А впереди маячил пустой «грибок» с телефонным аппаратом.

— Как? — шепнул я товарищу.

— Без сучка и задоринки, — откликнулся он. — Сашка тоже со всем справился. Про остальных не знаю, но с их стороны всё тихо. А значит и у них всё в порядке.

— Ясно. Я тогда за партизанами.

Под прикрытием невидимости я отмахал обратно по полю полкилометра на лыжах. Оказавшись рядом с местом, где за деревьями, а кто-то и лёжа в снегу, притаились партизаны с армейскими разведчиками, встал за толстой и старой осиной, которая даст фору иному дубу. Здесь скинул заговор и стянул с лица белую маску лыжника.

— Товарищи, — окликнул я бойцов.

Несколько ближайших испуганно дёрнулись. Но быстро признали меня.

— Готовы? — поинтересовался я у них. — Подходы расчищены. Но всё равно нужно идти быстро и очень тихо.

— Дойдём. И быстро, и тихо, — сказал мне заместитель командира партизанского отряда, который командовал первой группой бойцов, которая отправится со мной. Вместе с ним ровно двадцать девять человек. У троих за плечами висят пулемёты. Два ДП и один «эмгач». Половина оставшихся вооружилась пистолетами-пулемётами. У партизан в основном трофейные «шмайсеры». Солдаты был с ППД. Прочие носили винтовки, и в основе своей немецкие «маузеры».

Встав в цепочку, партизаны шустро двинулись за мной, двигаясь строго по лыжне, оставленной мной. Я слышал только сопение и тяжёлое дыхание позади себя. Ни бряка оружия, ни возгласов, ни переговоров.

До забора из колючей проволоки, ограждающего станцию с этого направления, отряд добрался быстро. Правда, как бы не половина мужиков дышала так, словно стометровку пробежала на время. Что ж, тут и возраст у многих сказывается, и отсутствие регулярных физических тренировок на выносливость и — уверен на все сто — проблема с курением. Они тут такой самосад порой курят — просто караул! Его бы в моём времени приравняли бы к химическому оружию. И вместо административного протокола по 6.24 впаяли бы что-то из УК.

За считанные минуты отряд рассосался по зачищенной территории, занимая позиции и перекрывая сектора. Двое бойцов скинули с себя ватники с ушанками. После чего, нацепив немецкие шинели с шлемами на подшлемниках и пилотках, забрались на вышки.

Кто-то, кто не привычен к нашим операциям, был бы поражён происходящим. Станция уже просыпалась, на улице появлялось все больше немцев, вокруг стояла обычная бытовая атмосфера. И одновременно в снегу остывала неполная дюжина тел. А ещё две дюжины враждебных нынешним обитателям станции гостей деловито брали на прицел зевающих и лениво ругающихся на погоду и командиров пробудившихся солдат в шинелях и кителях мышиного цвета.

Когда партизаны устроились на новых позициях, я отправился за следующей группой. И так в течение примерно часа на станции оказалось полторы сотни наших бойцов. Шестеро получили немецкие МГ, которые были обещаны мной партизанам. Экспроприировать пулемёты у немцев оказалось на удивление просто. Два пулемёта «подарили» посты. Остальные я вытащил из арсенала. Заодно оставил там несколько заговоренных «лимонок». Вот будет «счастье» фрицам, когда они ломанутся туда за своим оружием.

Уничтожение нами постовых не прошло незамеченным. За час к первым «обязательным» восьми или девяти фрицам прибавились ещё одиннадцать. Кто-то отошёл отлить не в туалет, до которого идти дальше, а в нашу сторону. Кто-то пришёл сменить камрадов на посту. Кто-то оказался проверяющим. И это всё дало свои плоды.

Я увидел, как из кирпичной постройки, являющейся одной из казарм на станции, торопливо выбежали восемь солдат. За ними показался немолодой унтер с красным мордастым лицом и очень крупным телосложением. Наш Валуев был бы ненамного выше и крупнее него, встань с ним рядом. Что-то коротко приказав рядовым, унтер несколько раз махнул левой рукой в чёрной варежке в нашу сторону.

— Ну, началось, — тихо сказал находящийся рядом со мной Серёга.

— Ага, — согласился я с ним, одновременно беря на прицел немца-здоровяка. Через мгновение морозную тишину утренних сумерек разорвал первый громкий выстрел.

Противник дёрнулся всем телом и неловко повалился на утоптанный снег точно в круг света от фонаря на столбе, освещавшим проходы между построек.

Казалось, что в этот миг замер весь мир. Будто Главный Администратор поставил Систему «Земля» на короткую паузу. А потом он был разорван грохотом выстрелов из десятков стволов. В считанные секунды все немцы, находящиеся на открытом месте, погибли. Половина стекол в зданиях и даже в некоторых вагонах разлетелась брызгами от случайных попаданий и рикошетов.

Только спустя минуту где-то на станции заревела тревожная сирена. К этому моменту половина всех фрицев, которые до этого мозолили наши взгляды, уже лежала в виде раненых и трупов, а вторая пряталась за сугробами и любыми укрытиями, мысленно молясь всем, кого знали из небожителей, чтобы помогли сохранить жизнь под звуки свистящих над головой пуль.

Начало боя стало сигналом для небольшого отряда партизан, которые должны сейчас открыть огонь по немцам с противоположной стороны станции.

Я активировал заговор невидимости и бросился в сторону путей с вагонами. Сейчас туда же должны бежать Хари и Серёга. Командир с Иваном остались с партизанами, чтобы оказывать тем поддержку и корректировать захват станции.

Я не прошёл и пятидесяти метров, как наткнулся на группу из четырёх немецких солдат, которые крались между штабелей шпал, рель и колесных пар, собираясь зайти партизанам в спину. Прицелившись, я срезал всех четверых одной длинной очередью из ППД. Двоих свалил наповал, третий повалился на снег, пуская кровь изо рта и царапая грудь ладонями в варежках, которую пробили пули, а вот четвёртый отделался легче всех. Одна из пуль ударила ему рядом с ключицей, а вторая пробила шею. Но ни первая, ни вторая рана смертельными не были. Даже кровь из шеи текла не настолько сильно, чтобы немец умер от кровотечения в ближайшие минуты. Так, пуля буквально под кожей сквозь слой жирка прошла. Бросив винтовку, раненый стянул рукавицу и стал засовывать её под шинель, чтобы прижать рану на теле. Второй рукой в рукавице он зажимал себе шею.

«Тампонировать нужно. Так быстрее и надёжнее, а повязку уже потом», — проскочила у меня в голове мысль. Невольно вспомнились боевые действия на Украине. Как там не раз приходилось буквально вставлять кусочки бинтов и ткани прямо в раны. Слава богу на себе такое испытал лишь раз, когда ноги посекло сбросом гранаты с дрона. Тогда сначала перетянул самую пострадавшую ногу жгутом, а потом заткнул дырки.

А ещё припомнился случай, как один из наших штурмовиков был ранен в бедро к концу боя. К тому моменту у него не осталось ни жгута, ни бинтов. Отдал раненым товарищам. И тогда он просто запихал в рану голыш. Обычный небольшой камень. Позже до меня дошли слухи, что он чуть не умер уже в госпитале от столбняка. Или едва не подхватил эту гадскую болячку, от которой человека так крутит и ломает, что трещат кости и лопаются мышцы. Но выжил. Камень спас парня.

Оказать себе помощь немец не успел. Проходя рядом с ним, я одиночным в голову добил оккупанта.

У одного из покойной четвёрки при себе оказалась гранатная сумка с торчащими из неё тремя гранатными ручками «толкушек». Её я прихватил с собой, хотя собственные Ф-1 ещё не все потратил. Гранаты такая вещь, которой вечно не хватает в бою.

Следующая заминка произошла уже рядом с путями, заставленными вагонами. Там стояла какая-то низенькая кирпичная будка с четырёхскатной невысокой крышей из рыже-ржавого листового железа. К слову сказать, железо было очищено от снега. Да и рядом не виднелось ни единого сугроба. Всё чисто и ровно. Никак поработала немецкая педантичность и стремление к порядку.

Эта постройка размерами три на три метра была превращена немцами в пулемётное гнездо, простреливающее всё пространство вдоль путей и подходы к ним с одной из сторон. Ради этого немцы пробили в стенах ещё две узких и длинных бойницы. А имевшееся окошко частично заложили кирпичами, оставив узкую горизонтальную щель. Рядом с дверью стояла стена из мешков с землёй высотой в человеческий рост. Сделано это было для того, чтобы через вход нападающие не расстреляли гарнизон ДОТа. Дверь, даже если её обить стальными листами — это не кирпичная стена. Сейчас из двух бойниц торчали концы кожухов пулемётных стволов. А у входа за мешками, прижавшись к стене постройки, застыл на одном колене солдат с винтовкой в руках.

«А вот и ещё пулемёты для партизан, — подумал я. — Да и позиция отличная, чтобы прикрывать вагоны, когда захватим станцию и будем ждать главного подкрепления».

— На море-океане на острове Буяне под дубом могучим спит сила гремучая. Эту силу я беру и на крепкого мужа завожу. На ясны очи его, на острый слух его, на крепкие кости его, на мышцы его и кровь его. Сила мне одному видна и единому мне верна. И говорю я той силе, пусть мышцы его служат мне, пусть глаза его видят нужное мне, а уши слышат потребное мне… — быстрым шёпотом произнёс я, коснувшись рукой плеча фрица. — Солдат, сколько внутри человек?

— Четверо, — безразличным голосом ответил зачарованный наблюдатель. В одно мгновение, с первых слов заговора, он превратился в восковую фигуру, в куклу, потеряв интерес ко всему вокруг.

— Дверь закрыта? Как?

— Да. На засов изнутри.

— Ясно, — сказал я и приказал. — Попроси, чтобы тебе её открыли. И веди себя естественно, как всегда.

Тот встряхнулся, развернулся к двери, сделал два шага к ней и дважды ударил кулаком по полотну, обитому двумя кусками толстой фанеры, выкрашенных тёмно-коричневой краской. Последняя уже вся потрескалась, а местами отваливалась мелкими чешуйками.

— Макс, Макс, открой! — торопливо и будто бы канюча произнес он. — Курить хочу, а сигареты забыл за ящиками с патронами. Щас быстро заберу пачку и уйду назад.

— Ты с ума сошёл, дьявол тебя побери⁈ Ты слышишь, что творится на станции⁈ — раздалось из-за двери.

— Макс, да у меня руки трясёт так, что винтовку не могу держать. Мне бы несколько затяжек сделать, чтобы успокоиться. Ну, пока же нет рядом никого…

— Дьявол!

Внутри заскрежетал засов. Затем дверь приоткрылась.

— Я унтеру…

Договорить он не успел, угодив под действие моего заговора отвода внимания и замерев, как заяц в свете фар автомобиля.

Я с силой дёрнул дверь от себя. Стоящий в проёме гитлеровец чуть не упал на меня. Животом налетел на ствол «нагана» из которого через миг вылетели две пули.

— О-ох, — как-то по-бабьи простонал он и сначала привалился к косяку, а затем стал медленно по нему сползать под ноги. Не став дожидаться, пока он упадёт, я левой рукой с силой толкнул его от себя, бросая под ноги трём находящихся внутри фрицам. Двое застыли у пулемётов, прижав приклады оружия к плечу и неотрывно глядя сквозь бойницы. Третий стоял возле одного из пулемётчиков и тоже поглядывал наружу через щель в стене.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Три выстрела из револьвера заставили гитлеровцев раскинуть мозгами… в буквальном смысле слова. На таком близком расстоянии стрелял быстро и точно. Никто из пулемётчиков не успел ничего понять, как распрощались со своими душами.

Хлоп!

Предпоследняя пуля пробила череп моей марионетки.

Хлоп!

Последняя добила раненого, который скорчился в позе эмбриона на полу и едва слышно скулил.

Бой очень быстро захватил всю станцию. Стрельба и взрывы гранат звучали везде: в каждом закоулке, среди вагонов и внутри построек. Немцы привычно и с опытом обустраивали себе позиции, но удержать их не могли. Туда, где партизаны и разведчики не справлялись, очень быстро подтягивался кто-то из нашей группы.

Час спустя все уцелевшие гитлеровцы были зажаты в длинном кирпичном здании на окраине станции.

Везде на снегу валялись мёртвые и раненые. Во многих местах чистый снег пятнали яркие алые кляксы крови. Местами что-то дымилось. Пылали три вагона, чьё содержимое оказалось легковоспламенимым и в ходе боя угодило под взрывы гранат или зажигательные пули. К счастью, стояли они в стороне и угрозы станции не было. Пока. Надеюсь, внутри не было ничего из того, ради спасения которого мы сюда и прилетели.

— Кожухов, отправь несколько человек потушить огонь. А то ещё разойдётся и тогда по козьей трещине пойдёт весь наш план с захватом станции, — приказал Панкратов командиру партизанского отряда. К этому моменту станция за исключением одной постройки находилась под нашим контролем. Гитлеровцев в нём мы блокировали со всех сторон. Сразу несколько пулемётчиков держали под прицелом входы и несколько окон. Внутри набилось несколько десятков врагов. Может, под сотню. Сейчас, находясь под впечатлением от мощного разгрома после неожиданного нападения партизан они и думать не думали о контратаке. Переводили дух, подсчитывали патроны и личный состав, составляли план и — готов поклясться — ждали, когда к ним на помощь придут камрады из соседних гарнизонов.

Хех, ну, пущай ждут!