«А, может, я попал в другой мир, где водятся эти банники? Может, и магия тут есть?» — размышлял я перед сном и даже попытался наколдовать что-нибудь. Ясно, что это глупости — кошка там была! Наверное…
Уснул, конечно, так ничего и не намагичив. Снились бабы. И те, что были, и те, которые, надеюсь, ещё будут. Та же Фрося снилась в новом платье, коротком, причем. А коленки у неё ладные, округлые. Проснулся со стояком. Половой вопрос надо срочно решать!
А ещё скоро освящение церкви и большой праздник церковный — Святая Троица. Именно в этот день хотят освятить нашу культовую постройку. Надо ждать гостей из Костромы — сам архиерей прибудет. Кстати, не мешало бы мне туда, в Кострому, наведаться. Но конь один… была бы ещё бричка цела. Но что-то с ней неладно, а в карету одного коня запрягать — моветон. Верхом я, вернее, тушка барина, тоже умею, но ещё не пробовал. Из нехорошего — после праздника почти сразу же начнётся Петров пост. Правда, рыбу есть можно будет, ведь апостол Петр, в честь которого этот самый пост, был покровителем рыболовов. Это мне Герман рассказывал, не я такой умный.
Да, блин, с этой религией и так куча забот: перед освящением будет вечерня, потом всенощное бдение, потом ещё литургия… аж семь дней подряд! И ведь никто не поймет, если я не буду соблюдать все эти, дурацкие с моей точки зрения, правила. Ох, житиё моё!
— Пес смердящий! — услышал я голос Мирона во дворе.
Оказалось, Мирон ругал Гришку и его жену, послушно пришедших получать свое наказание в виде розг. Настроение с утра было благодушным, и я уже хотел простить своих крестьян, но побоялся, что местные осудят меня за такое человеколюбие. И потом, как в армии говорил наш ротный: «Куда солдата ни целуй — всюду жопа!» Так и тут с моими крепостными. Тем не менее, наказание я им уменьшил — десять розг жене и двадцать Кожемяке. Благодарили искренне!
Утром пришли Фрося и Тимоха. Даю задание Тимохе осмотреть бричку. Вообще, у него обязанностей сейчас немного — одна лошадка у меня осталась, так что, мой конюх и возчик в одном лице не перерабатывает. Фросе даю новое задание — крупу перебрать. Натурально! Золушка, мля. Сидит девушка, гречу прошлогоднюю шелушит. Вообще-то, не я дал задание, а моя Матрена. Она сегодня смотрит на меня с огромным уважением и не перечит ни в чем.
Моя вчерашняя эпическая победа над Обдерихой уже обросла слухами и сейчас я беседую со встревоженным попом Германом.
— Молитовку прочитал перед баней, как положено, а мои дуры решили умаслить нечисть, хлеба там принесли, соли крупной, — с удовольствием сдаю женский пол усадьбы я.
— Что ты, Лексеич! — всплеснул руками поп. — Что я только ни делал, а девки на Святки так и продолжают гадать! Хоть пори их!
— А как гадают? — любопытничаю я.
— Известно как — подходят к бане вечере, открывают дверь и задирают юбку! — пояснил поп, зажёвывая домашнее пиво редиской.
— И что? — живо интересуюсь я, ведь известно, что нижнего белья молодежь сейчас не носит, и если сидеть в бане, то можно насмотреться видов!
— Если банник коснётся ноги мохнатой рукой — у девушки будет богатый жених, если голой — бедный, а если мокрой — пьяница, — пояснил Герман.
— Да ладно! — поразился я.
— Известно, бабы — дуры! — резюмировал служитель культа.
Хорошо так посидели с отцом Германом. Оказывается, и культурная жизнь есть в русской деревне!
Потом взялся за планирование своего бюджета. Что я понял из маминых записей? Я не банкрот, но нищий! Может и вправду кого ещё продать из сельчан? Но это средства производства! А вот с барщины на оброк можно перевести. Хотя… вот если мои денежные запасы в утках подсчитать… Утка по семь копеек идет!
— Смотрел я твою бричку. Поправить можно, но кузнеца в деревне нет, — вечером жаловался мне Тимоха.
— Коня угробил, сволочь, — ругнулся я.
— Пороть его надо! — поддержала меня Матрена глухой фразой из-за стенки.
— И нищета задолбала! — жалуюсь я таксисту.
— Ты же хотел купить там своим крестьянам живности, чтобы не голодали, — напомнил Ара.
— На коня или вола каждой семье денег не хватит. По овце всем купить могу, по два десятка куриц. Но что курица? На один раз пожрать, и то мало будет, если семья большая, — жалуюсь я. — Реально я могу им помочь на неделю, или на три, а чтобы там прям средства производства им дать — это не в моих силах!
— Гуся дашь? — кивнул на остатки обеда Тимоха.
— Пороть! — повторила стенка голосом Матрёны.
— Да бери! А если кто будет мне перечить, то ночевать будет в бане, — негромко говорю я.
Меня услышали — раздалось громкое «Ох!» и бормотание молитвы.
— У тебя лес большой, кстати. Его продать можно! Правда недорого — в Костроме лес дешёвый, — предложил мой товарищ по попаданству.
Про лес свой я тоже уже посмотрел в маминых записях — есть, и много. Но разный. Самый ценный — сосновый, его продавать жалко, однако ценность это немалая — триста десятин. Вообще, у меня тысяча сто десятин пахотных земель, покосы заливные — тридцать десятин и ещё суходол какой-то — двести! И леса много! Кроме соснового, березовый и дубовый понемногу. Всего пятьсот десятин. Опять-таки непонятный мне «выгон» — там у меня цифра в пятьдесят десятин стоит. Усадебная — двадцать, прочая — тридцать. Итого, у меня около двух тысяч десятин земли. Для примера, у моего соседа Елисея, который был у меня с визитом, столько же земли, но народу раз в десять больше! Озерцо у меня, кстати, имеется небольшое.
Земли много, а крестьян мало, откуда взяться доходам? Смотрю записи мамы и вижу, что мы с трехсот душ в былые годы скатились до сотни. Продали большую деревню пятнадцать лет назад этому самому Велесову, когда папа на войну ушёл. С Наполеоном. Что интересно, я в теле Лешки по-французски шпарю бегло — жила у нас училка из Франции. Померла лет пять назад.
Собираюсь к своему сельскому старосте. Имя его — Иван, имеет коня, семь коров, вола и много прочей живности в хозяйстве. Двадцать пять десятин сеет. Мог бы и вызвать, но мне интересно посмотреть, как он живет. Иду с Мироном и Тимохой. А как иначе — идти-то не знаю куда! Но всё оказалось рядом, добрались быстро.
Высокая ограда, по виду новая — дерево ещё не потемнело. Мощные ворота. Стучим. Нам открывает калитку парень лет двадцати, который меня узнал, и сразу в поклон. Уважительный. Открываются ворота. Вроде минута всего прошла, как мы постучались, а уже из дома бежит тетка лет сорока пяти, не иначе жена старшины (может, и помладше она будет, тут трудно возраст, особенно у женщин, угадать) с хлебом и квасом в руках, а следом выскакивает девица, рыжая, как солнце, неся графин со стопками! Вот это сервис! Двор не меньше моего, с хозяйственными постройками, да и сам дом выглядит ухоженным.
Открывается дверь дома и по ступеням спускается мужик. Бородатый по здешней моде, в расшитой узорами рубахе, в кожаных сапогах. Ну, чисто барин!
Кланяется мне в пояс.
— Здрав будешь, Алексеей Елексеевич, — немного перевирает моё отчество дядька.
Сзади довольно крякает Мирон и язвительно хмыкает прожжённый армянин Тимоха.
— Никак ждал меня, Иван Митрофанович? — восклицаю я.
— Два месяца жду! Господь милостив, вот сподобился барина увидеть, — ещё раз отвешивает поясной поклон Иван.
Это он щас на что намекнул? Что я два месяца бухал?
Заходим в дом. На пороге мне подносят чарку водки, или что там прозрачное в графине плескается? Закусываю хлебом и кусочком сала.
— Не гневайся, барин, нет в том моей вины! Корчма-то государственная, как я могу мужикам запретить туда ходить? — отвечает Иван на мой упрёк в поголовном пьянстве в деревне. — Сейчас нас батюшка окормлять будет, он и наставит на путь истинный!
— Такой наставит, — подтверждает Тимоха, вспоминая лютый нрав батюшки.
— А по второму вопросу? — буравлю взором старосту я, ибо, второй вопрос для меня даже важнее первого.
— Да с удовольствием! Завсегда рад услужить! Только не обижайся, Лексееич, сам за кучера буду, — недобро косится он на Тимоху.
Есть у моего старосты приличная бричка, а мне край башки надо в Кострому попасть: продать кое-что, купить, да, возможно, к блудным девкам зайти. Организм требует.
— Тогда с утра и поедем! — даю команду я и собираюсь на выход.
— Слышь, шеф! Возьми и меня с собой, а? Дома жена и дети, в усадьбе Мирон замучил приказами. А я тебе коня помогу выбрать! — ноет таксист-кучер.
— Ты? Коня выбрать? — насмешливо смотрю я.
— Ей богу, не вру, проснулась у меня память Тимохи этого, а он хоть и шельма ленивая был, но коней любил. Да спроси у Мирона, я за твоим конём ухаживаю лучше, чем за родным ребенком! — горячится Тимоха.
— Ну, поехали, — нехотя соглашаюсь я.
Едем мы с ночевкой, так как до Костромы около пяти часов в один конец. Староста приехал за нами рано, часов в шесть, ну тут все так встают, с солнышком вместе. Все, кроме меня. Я — барин, к тому же обычно пьяный, могу и позже встать. Бричка у Ивана заметно лучше моей сломанной. Четыре колеса, спереди одно место для Ивана Митрофановича, сзади могут и трое поместиться, если не шибко толстые попы у них. Из минусов — это полное отсутствие крыши, но этим при хорошей погоде меня не напугать. Вместимость небольшая, а нам и не товар возить в ней. А вот отсутствие рессор — это плохо! Ведь трясет на местных дорогах немилосердно.
Белогривый молодой конь старосты несет почти двести килограмм груза с приличной скоростью. Кругом однообразный пейзаж — поля да лес. С удивлением обнаружил, что я спал, несмотря на тряску. Меня растолкали уже у «Северных ворот», так они сейчас называются. Солнце в зените, а значит, дорога заняла пять-шесть часов. Проехали заставу — каменные обелиски с орлом. Кострома уже губернский город и крупная торговая пристань на Волге, вот только сколько тут сейчас живет народу — не знаю.
Заезжаем на приличный постоялый двор, ночевать тут придётся. Сейчас забронируем, так сказать, номера, пообедаем, у нас с собой провизия имеется — и на рынки, коих в городе много. Хотя сначала надо в «церкву зайти», как сказал Иван. Она тут тоже рядом — «Всехсвятская» называется. Вопреки моим ожиданиям в городе большинство построек каменные, как, например, эта гимназия для мальчиков, расположенная на Всехсвятской улице. А вот постоялый двор — деревянный, уже потемневший от времени. Тем не менее выглядит солидно.
Ставим бричку во дворе, заходим внутрь и натыкаемся на что-то типа ресепшена. Не подсказывает память название. Отдельные здания на огороженной территории — это конюшня, баня и трактир. Прежде чем заплатить, иду смотреть самые дорогие номера. Для себя, конечно. Для Ивана и Тимохи и одного хватит на двоих, за пятнадцать копеек в сутки. Я же взял номер за восемьдесят копеек: приличный, двухкомнатный, с ванной и отхожим местом. Ванну за отдельную плату надо заполнять. В номере также имеются камин, кровать, диваны. Мини-бара, жаль, нет.