Глава 24
Сознание вернулось не сразу. Сначала пришла боль. Глухая, пульсирующая, настырная, будто кто-то внутри черепа долбит молотком. Кроме головы, болели пах и левая рука. Ещё не открывая глаз, пожелал, чтобы я очутился обратно в своём времени… хотя бы для поправки здоровья, но тут же понял — чуда не случилось. В смысле, второй раз не случилось. Первый-то уже был — когда я сюда угодил.
А рядом кто-то бубнит, и голос вроде знакомый… Елисей Пантелеймонович, похоже.
— Башка болит… — пожалуюсь, больше для того, чтоб хоть как-то обозначить, что я ещё не покойник.
И тут же, словно знал, что я очнусь именно с этой жалобой, кто-то совершенно менторским тоном изрёк:
— Кровь пущать — первейшее дело! Голове сразу легче станет! А рука что⁈ Заживёт! А вот голова — предмет сложный!
Открываю глаза… знакомая комната, моя гостевая, считай. Кровать тут не сильно широкая, но на краю, подвинув меня, умостился толстый дядя, который умильно улыбнулся, увидев моё пробуждения от беспамятства.
— Я же говорил: парень крепкий! — довольно заявляет помещик, отчего-то преисполненный ко мне любовью. — Вот, помню, с твоим отцом поехали мы как-то к одним дамам…
— Саквояж дайте… Опиум там… — слабо прохрипел я, возможно, упуская некоторые пикантные подробности из интимной жизни моего предка.
Слава всем святым, что я догадался прихватить с собой опиум. Знаю, он обезболивает, а сейчас мне нужно только это. Голову будто в тиски зажали, да ещё и бок отдаёт тупой болью. А левая рука вообще живёт своей отдельной, страдальческой жизнью.
Кстати, насчёт кровопускания… Если подумать, в этом есть логика. Снизить давление таким способом вполне разумно. Но у меня-то дело явно не в давлении! Меня, похоже, чем-то хорошенько приложили.
А своего собеседника я узнал — известный во всей округе дядька. Вот если бы был титул за самого транжиристого помещика, то… Да как же его имя? Короче, этот толстячок точно был бы в первой тройке, а то и победителем. Имея неплохие угодья — три деревни и кирпичное производство, — он удерживался от разорения лишь стараниями своего управляющего. Тот, может, и подворовывал, но, будучи из староверов, имел крепкие связи по всей Костроме. По слухам, доход помещика составлял двенадцать тысяч в год… Да как же тебя звать-то?
— Григорий Матвеич, ты погоди парню кровь пускать. Алексеич дело говорит — опиум поможет! — прогудел басом наш гостеприимный хозяин, Ильин. Тот самый, стараниями которого мы так весело развлеклись… в основном за мой счёт.
Точно! Григорий Матвеевич Залишкин собственной персоной! Помещик этот не так давно похоронил жену и теперь в одиночку воспитывает сына лет десяти и трёх прекрасных дочерей. Хотя нет… Одну. Двух уже замуж пристроил. Причём по своей транжиристой натуре не поскупился и приданое им выделил богатое. Да и третья долго приживалкой не будет благодаря стараниям управляющего.
Кстати, а ничего так девочка! Высокая, стройная, русая коса в пол — загляденье! Ух! Впрочем, прошлый владелец моего тела, похоже, в таких вопросах имел иные вкусы. Для него чем толще баба — тем лучше. Ну что ж, каждому своё…
Опиум действительно помог. Голова ещё гудит, рука ноет, но, кажется, жить можно. Пока я прихожу в себя, мне между делом рассказывают, что же, чёрт побери, случилось. Оказывается, я попал под дружеский огонь. Тот самый матёрый кабан, артист, что мастерски прикидывался дохлым, напугал не только меня, но и слугу Залишкина. Тот, недолго думая, с испугу пальнул картечью по зверю… заодно зацепив и меня. Ну спасибо, добрый человек! Хорошо хоть убойная сила у картечи невелика.
Бицепс — если вообще можно так назвать мой хилый мускул — пробило. Но не насквозь. Дробь вытащили и перевязали, пока я без сознания валялся. А вот картечина в лобешник, чую, будет аукаться долго. Одно радует — череп цел.
Этот слуга, между прочим, вообще стрелять не должен был. Он всего лишь заряжал ружья для Григория Матвеевича, но вот с дуру пальнул, и теперь Залишкин, конечно, чувствует себя виноватым. И правильно делает!
— Мерзавца, конечно, выпорю! — грозится Григорий Матвеич и тут же с широкой помещичьей щедростью предлагает: — А ты, друг мой, пожалуй, приезжай на именины сына мого, Павлуши! Он у меня аккурат на Петра и Павла родился. Пост кончится как раз после Троицы — пир горой устроим! Пусть хоть посмотрит наследник мой каким должен быть муж! Это же надо каков герой!
Не знаю, что лучше — курить и кайфовать или слушать льстивые речи Залишкина. А мне ещё и стопочку поднесли.
А валяюсь я, оказывается, уже давно. Гости почти все разъехались, а те, кто остался, гуляют. Через открытое окно с улицы слышится гомон и доносится запах жареного мясца. Наверное, кабанчика готовят!
— Приеду, коли с таким уважением зовёте. Как отказать? — соглашаюсь я.
И не из желания покрасоваться перед парнем. Скучно мне тут, и надо как-то активнее ассимилироваться в этом времени — это раз. А второе… дочка его, если Лёшкина память не врет, чудо как хороша! Хотя для блуда надо кого попроще… Ту же Фросю, например.
К обществу я вышел уже в хорошем настроении. Меня тут же попытались напоить, но я отказался, сославшись на болезненное состояние, от которого, если честно, и следа не осталось. Временно, полагаю. Судя по вмятине на лбу, голова будет болеть долго.
Поел и кабанчика, вечером — банька… Фёклу, однако, пользовать не стал. Не то чтобы был против — просто на сегодня приключений и без того хватило.
Провалился в сон сразу, только мысль мелькнула в голове — а ведь мой предприимчивый крепостной что-то на глаза не попадается. Бизнес не пошёл?
— Лексей, Лексеич… — разбудил меня он ни свет ни заря. Явно ещё ночь, но уже светло — рассвет нынче ранний.
— Чего тебе надо⁈ За каким лешим будишь? — возмутился было я.
— Спрячь книгу! Не дай бог хватятся! Выиграл я-таки её в карты! — шепчет Тимоха, суетливо протягивая мне явно новое издание.
В темноте название разобрать трудно, но что-то длинное.
— Тимоха, это и есть твой бизнес? В карты играть? — возмутился я вполголоса. — И на кой-чёрт нам эта книга? С картинками хоть? Дай угадаю… с похабными?
— Не дури! Цемент делать! — шикнул Тимоха, явно обиженный моими предположениями. — Ильин весной был в Москве и привёз с десяток книг. Сам, ясное дело, их не читает — купил по пьяному делу, бахвальства за-ради. Я глянул и ахнул — мужик цемент изобрёл! А это значит — бетон можно делать! Золотое дно!
Глаза Тимохи в темноте аж сверкают.
— А что! — добавил он с вызовом. — Думал, я только баранку крутить могу? Я и на стройках в своё время поработал.
— Раствор замешивал чернорабочим, что ли? — спросонья ляпнул я, пытаясь рассмотреть книгу.
Судя по смущённому молчанию, я угодил в точку. Но неожиданно идея мне даже понравилась! Нет, картошку я посадил — дело нужное, но она на Руси давно. А вот если замахнуться на что-то посерьёзнее… Облагодетельствовать, так сказать, Отчизну! Ну или хотя бы самому разбогатеть.
Читаю название:
«Полное наставление, как приготовлять дешевый и лучший мертель или цемент, весьма прочный для подводных строений, как-то: каналов, мостов, бассейнов, плотин, подвалов, погребов и штукатурки, каменных и деревянных строений.»
Внизу фамилия автора — некто Челиев.
Первый раз слышу, если честно. Как и название типографии, где издано наставление: Москва, Типография Пономарёва, 1825 год! Прям с пылу с жару!
— Идея понятна… В принципе, одобряю. Красавец! Но, получается, мы скоммуниздили книгу у гостеприимного хозяина, а это уже не по-людски как-то, — серьёзно произнёс я, хотя внутренне уже принял решение книгу забрать. Годная бизнес-идея!
— «Скоммуниздили»! — фыркнул ара. — Да слова такого ещё нет!
— Ну, спи…или. Вернее, украли! Такие слова есть? — пресёк я попытку съехать с темы.
— Не украли! Во-первых, я её в карты выиграл, а во-вторых… Елесей Пантелеймонович, как эти книги с Москвы привёз, так в них ни разу и не заглянул. А покупал пьяный, напомню. Ванька, его конюший, собственно, и покупал вместе с ним. Количество книг он запомнить мог, а названия — нет. Мы вернём какую-нибудь книженцию из твоей библиотеки, и всё. А Ванька, плут, подменит издание!
И, смекнув, что я ещё не до конца оценил гениальность схемы, добавил с торжеством:
— По квитанции корова рыжая одна?
Гляжу на него и думаю — ну вот кто бы мог подумать, что в Тимохе такой махинатор живёт?
— У меня, знаешь ли, не особо-то и много книг… — пробурчал я, но, подумав, махнул рукой. — Подберём, конечно. В целом, молодец! А этот Ванька твой… Он вообще надёжный малый? Не сдаст?
— Может, и сдаст… — Тимоха пожал плечами. — Меня. А про тебя он не в курсе. Я скажу, что книгу продал, а деньги пропил, — продолжил он с невозмутимым видом. — Ну а ты для порядка меня накажешь… Никто ж не знает, что ты в деле!
Ничего себе самопожертвование! Не сказать, чтобы я был плохого мнения о Тимохе, но такой самоотверженности точно не ожидал. Или это просто армянская хитрость в чистом виде?
— А что, просто купить книгу нельзя было? Она, поди, пять рублей и стоит!
Переворачиваю издание, пытаясь найти цену. Чёрт, нет её.
— Я в Костроме, помнится, в книжной лавке похожие видел — по пять-семь рублей. А в Москве, наверное, и дешевле.
— В Москву ехать, искать по книжным лавкам? — фыркнул Тимоха. — А эту Ильин не продаст, вредный он! Ваньку, вон, лупцует почём зря. Это ты у нас добрый, а я за сегодня наслушался рассказов… Знаешь, какими нелюдями помещики бывают?
Открываю книгу наугад и читаю рецепт этого самого мертеля… Хм, ничего сложного. И, кстати, не один рецепт — вариантов несколько. А вот трудоёмкость приличная. Чего только стоит один пункт:
«Для смятия мертеля и переделки его в кирпичи работников 15 человек должно быть.»
Вдруг слышу шум возле моей двери. Тут же требую у Тимохи саквояж с нарко-прибамбасами. Едва успеваю спрятать издание, как в комнату заходит — причём без стука! — беременная Прасковья.
Ну да, чего ей заработок упускать, ведь до этого я ею ни разу не брезговал. Увидев Тимоху, она аж рот открыла от удивления, а я уже с невозмутимым видом стал доставать принадлежности для курения.
— Болен я. Ступай, милая, — отсылаю я девку.
— Зря отказался! Баба — огонь! — ухмыльнулся ара, быстро смекнув, зачем приходила… гм… ну, пусть будет девушка. — За гривенник дала так, что до сих пор всё гудит!
— Когда это ты успел? — удивился я.
— Сам же полтинник дал. Сказал — на что хочешь! — напомнил бывший строитель.
Только рот открыл, но что ответить — сразу не нашёлся.
— Я думал, ты с Фёклой будешь… — пробормотал в итоге, возясь с трубкой.
Хотел было закурить, но тут осознал, что, как ни странно, у меня сейчас ничего не болит. А коли так, зачем травить себя всякой дрянью? Кладу трубку обратно.
— И с ней тоже! — бодро отозвался Тимоха. — И ещё десять копеек осталось!
Он похлопал себя по карману и с довольной ухмылкой добавил:
— Ещё и в карты три рубля выиграл! А чего ты трубку-то убираешь? Дай мне, если не хочешь.
— Стоп! Если ты в карты выиграл, тогда мои ассигнации верни!
Тимоха даже виду не подал, что смутился.
— В книге они лежат. Я чужого не беру!
— А девки что, получается, тебе сдачу дали? Раз по двадцать копеек с каждой вышло? Ну ты гусар, конечно! — подколол я товарища.
— Не я такой, жизнь такая, — философски заключил дамский угодник, вытягиваясь на лавке.
Я лишь покачал головой.
Под бормотание Тимохи и дым от его курева меня снова сморило. И снилась мне… Прасковья, зараза. В реальности она мне, нынешнему, не особо-то и симпатична, да ещё и беременная, но во сне…
В общем, не соврал кучер!