Нищий барин

Глава 23

Тропинка и её окрестности стали заполняться людьми и собаками. Доезжачий и его помощники с трудом справлялись со стаей, отгоняя её от мертвого зверя. Народ шумит, кто-то дает команду к разделке туши, предупреждая, чтобы не попортили ценную шкуру, кто-то спорит о заслугах в победе над лесным чудищем.

И тут особенно отличился один грузный помещик:

— Это, господа, мои собаки медведя спугнули! Так что честь первейшая мне!

— Ну-ну… Тогда это, стало быть, тоже ваши собачки постарались? — съязвил Ильин, показывая на три дырки от пуль: Акакия, Владимира и моей.

Помещик пробурчал что-то невнятное, да и притих.

Ну а мне, тем временем, как положено герою дня, уже поднесли чарку. Не раздумывая и не задавая лишних вопросов, взял и опрокинул её до дна! Только проглотил — и аж глаза на лоб полезли.

— Ключница водку делала? — с натугой выдаю я.

Крепость у продукта явно за сорок, тут даже спорить не о чем. Впрочем, Менделеев ещё свой труд не опубликовал и не разъяснил народу, как правильно с градусами обращаться. Гонят спирт по старинке, руководствуясь принципом: чем забористее продукт, тем лучше.

— Точно — ключница! Помнишь, Лексеич, мою водочку? Не раз ведь пивал у меня в гостях, — подтверждает пузатый седовласый доброхот, некто Владимир Владимирович.

Поместье у этого помещика почти у самого Буя расположено. Бывал я у него как-то, год назад последний раз. Действительно, ключница у него там за главную самогонщицу. Но тогда водка мне нравилась, а сейчас понимаю — не мой это продукт.

Эх, сколько лет я из своей молодости упустил за этим пьянством! Да ещё здоровье мог попортить сивухой разной. Нет, отныне — пьянству бой! И от второй чарки, услужливо поднесенной кем-то из свиты помещиков, я решительно отказываюсь.

Ну что, теперь, надеюсь, назад, в деревню? Ан нет! Помещики, видать, только во вкус вошли, ещё адреналин в крови играет — щеки у всех румяные, глазки блестят. Решили гуртом: едем, мол, теперь на кабана! Вернее, там целый выводок кабаний. Память услужливо подсказывает, что в апреле у кабанихи опорос случается. Штук по пять, а то и больше кабанчиков за раз на свет нарождаются, иногда и до дюжины дело доходит. Сейчас всего-то пара месяцев прошла, так что сильно эти поросята вырасти не успели, и ещё на молочном вскармливании, поэтому стадо кабанов воленс-неволенс привязано к определённому месту обитания. Вот туда и направляемся.

По пути прислушиваюсь к разговору. Оказывается, там несколько кабанов, а не один самец. Так уж устроено кабанье стадо. Самый матёрый секач, говорят, размерами… с убитого медведя! Врут, поди? Но ехать на кабана как-то сразу расхотелось. А попробуй теперь откажись — «обчество» не поймёт!

Моё ружьё уже успел перезарядить Владимир, хотя, по большому счёту, вовсе и не обязан был этим заниматься. Он мне не холоп, не мальчишка на побегушках, а всё-таки учитель, наставник — человек, к которому с уважением положено относиться. Но вот ведь, смотри, как старается! Видно, что-то ему от меня нужно. Хотя… скорее всего, даже не от меня, а от Матрёны! Ха-ха! Да и пусть, не убудет от неё. А если и убудет… Бабенка никогда не страдала от недоедания и разных бытовых неудобств, в отличие от остальных моих крепостных, среди которых тощая Ефросинья — ещё не самый рахитичный представитель.

Возвращаемся в имение Ильина, ведь лежка кабана (а эти зверюги днём обычно спят) находится в другой стороне от деревни.

— Да врёшь! Прям в глаз? — не верит мне Тимоха. — Ну ты даёшь!

Мы хоть и надолго в деревне не задержались, но мой конюх успел меня поймать, выспросить про охоту и выклянчить пять рублей ассигнациями. Полтинника, что у меня с собой бумажками был, не жалко, но для порядка все же спрашиваю:

— Опять на блядство какое спустишь?

— Нет! Бизнес! — гордо выпятив грудь, отвечает конюх.

— И что? — заинтересовался я.

— Потом. Сюрприз будет! — не стал колоться мой слуга.

Тут бы его высечь, или хотя бы по башке дать. А что? Моя дворня — имею право! И вообще, сейчас такое не осуждается, а наоборот, приветствуется — учить дворовых розгами. Общее мнение, что наука через жопу доходит быстрее. Хотя обычно все-таки по спине плетьми или розгами хлещут. Но ведь Тимоха, строго говоря, мне не холоп, а свободнорожденный армянин, которого судьба забросила в тело моего крепостного. Да и пока Адам, если не считать того случая с блядскими жёнками, осечек не допускал.

«Ну, пусть. Посмотрим, чем ара меня удивить сможет», — решил я и отслюнявил конюху пять рублей ассигнациями. Подумав, добавил сверху полтину серебром (в смысле, пятьдесят копеек). Пусть себя побалует.

За пятьдесят копеек, кстати, ему вполне приличного вида Фёкла даст без особых уговоров! Девка эта молодая, лет шестнадцати от роду, не успела ещё поистаскаться. Да сам Елисей Пантелеймонович ею не брезгует пользоваться!

— А с нами не хошь на кабана? Или страшно тебе? — подкалываю коммерсанта я.

— Лица, не имеющие охотничьих или членских охотничьих билетов, к участию в облавных охотах не допускаются, — не моргнув глазом, парирует находчивый армянин.

Ты посмотри, какой знаток! Будто у меня этот билет есть!

Выдвигаемся после небольшого перерыва на вторую часть охоты. На этот раз моё место не в арьергарде, а в самой гуще помещичьего братства. Едем мы по лугам к какой-то болотине. Кабаны, как известно, грязь любят.

— Без собаки и думать не моги кабана взять, — учит соседушка, внезапно полюбив меня, как родного племянника, и простив замирение с Грачевым.

Ну как же — развеселил я его гостей. Теперь о моём выстреле долго будут судачить в дворянском обществе.

— Да можно! — не согласен с ним второй мой сосед — Панин. — А вот слух у зверя хороший! Поэтому крадись к нему с подветренной стороны и делай это только тогда, когда слышно чавканье, то есть, когда он ест и хвостом вертит при этом. Если чавканье внезапно прекратилось, а хвост повис, значит, услышал он тебя или запах учуял: стоит и прислушивается. Тут, стало быть, замри и не дыши! А чавкать опять начнет, тогда и крадись!

— Да дурость это! — влез в разговор ещё один знаток кабаньих повадок. Кто такой — уж и не вспомню. Виделись пару раз мельком, живёт помещик где-то за речкой, далеко от меня. — Ежели без собак, тогда под ночь надобно! А сейчас они проснулись и жрут — шума много! Тут уж, братец, главное — первым его увидеть.

Но у нас с собаками полный порядок, поэтому общим голосом решено не с подхода охотиться, когда собак просто спускают на поиски зверя, а там уж действуют по обстоятельствам, а облавой, с засадой.

Подъехав в нужное место, уже не на лугу, а в лесочке, и оставив коней дворне, егеря нас начинают распределять по точкам. Я ложусь около довольно толстого древнего, но ещё крепкого пня, и мой номер — пять. Рядом Акакий, которому досталось место за большим валуном, его номер шестой. Владимиру номера не дали, и он стоит позади нас, за высоким и толстым деревом, и мне это место кажется самым безопасным. Шуметь строго-настрого велено не сметь. Предупредили особо: сидеть тихо, не чихать, не кашлять, и уж, упаси бог, не болтать. Лежим мы напротив тропинки, которая со всех сторон окружена лесом. Почему тут? Говорят, чтобы кабан нас не учуял, мол, подветренная сторона. Да мне плевать, какая сторона! Когда слева и справа от тебя лежат люди с ружьями, которые в случае чего прикроют, как-то сразу спокойнее становится.

— Лучшие выстрелы — под ухо и под переднюю лопатку, — шепотом советует Владимир.

Ждать пришлось долго. Солнышко, пробивающееся сквозь листву, ласково пригрело мою настрадавшуюся сегодня тушку, и я позорно заснул, пропустив самое веселье! Проснулся от выстрелов, и первое, что увидел перед собой — лежащий на спине кабан, который смешно дрыгал задними копытами! Выглядел он не таким уж и здоровым, до медведя сильно не дотягивал — раза в два меньше, точно. Впрочем, выстрелы, раздающиеся то тут, то там говорили, что этот экземпляр здесь не в единственном числе! И тут же, подтверждая мои догадки, на тропу выскочил ещё один кабан. Я даже карабин вскинуть не успел, как бабахнул выстрел слева, где затаился Акакий.

— И-и-и-и, — взвизгнул, наверное, подсвинок, ибо габариты у него были небольшие.

А мой друган Акакий палил картечью! Это видно сразу — расстояние-то небольшое, да и пыль столбом встала. Больше выстрелов не было. Но кабанчик этот оказался живчиком ещё тем — кровь пускает, а сдаваться не собирается. Похоже, что только мы с Акакием по нему сейчас и можем стрелять — другим, видать, деревья мешают, а может, перезаряжаются. Тут уже подбежали собаки. Визжат, кружат вокруг, но сунуться к кабанчику не решаются.

Как я ни прятался за пнём, зверь меня заметил! Между нами метров тридцать, не больше, но выстрелить я успел. И вроде даже попал! Выскочив из укрытия, уворачиваюсь от разъяренного зверя, прячась за ближайшее дерево, но кабан, крутанувшись на месте, опять бросается в мою сторону! Выстрел Владимира — и больше прятаться за деревом не надо. Животное, получив заряд в шею, падает, так же смешно задрыгав ногами. Наверное, это у них семейное. Вижу, как бледный Акакий всё ещё перезаряжает своё ружьё. Помочь мне он явно не мог. Так что, получается, что Владимир в очередной раз выручил меня!

Опустошение полное. Впрочем, и азарт присутствует! Это, примерно, как в нулевые, когда на меня наезжали конкуренты, у которых я перехватил жирный заказ. Помню, я тогда, пока не всё разрулил, ходил со стволом за пазухой и заявлением в милицию в кармане — мол, нашёл оружие, честно несу сдавать. Хотя сейчас адреналина даже больше!

— Кабан на рану крепок! Лексеич, ты истуканом-то не стой, заряди ружьё. Не дай бог ещё кто выскочит, — командует Владимир своим фельдфебельским голосом, и я подчиняюсь приказу.

— Это что, убили их? — пара подоспевших из леса загонщиков с интересом разглядывают туши.

— Нет, они поели и спать легли, — шучу я, и шутка заходит.

А матёрый кабанище, тот самый, первый… Кто его, интересно, всё же уложил? А… вон кровавый след от тропы тянется. Видать, раненый сюда прибёг.

Иду, чтобы посмотреть поближе и слышу крик:

— Лёшка, стой! Не подходи!

Это мой Владимир орет, причем таким голосом, что сразу ясно: дело — дрянь. Он, конечно, молодец, что предупредил, но раньше надо было быть молодцом. Зверюга, что, казалось бы, давно уже дух испустила, вдруг, ожив прямо на глазах и резво вскочив на все свои четыре окровавленные конечности, с дикой злобой бросается на меня! В её горящих глазах я вижу неминуемую свою погибель. Отпрыгиваю в сторону, но не успеваю толком — кабан сбивает меня с ног! Хорошо хоть я отлетаю не под копыта ему, а куда-то в сторону.

Барахтаясь в пыли, пытаюсь сообразить, где верх, где низ, и тут слышу чей-то выстрел! И на этот раз точно не Владимира — он ещё не мог зарядиться. Может, Акакий? Чувствую, как мою руку толкает что-то тяжелое. Тут же голова взорвалась острой болью, и свет померк.