Нищий барин

Глава 22

А чё это я «иди»? Тебе надо — ты и иди! Но, трусить на глазах у всей честной публики — ещё страшнее. Да и злость неожиданно взыграла: раз уж однажды в рыло зарядил, так и во второй раз не побрезгую, если припечёт!

Поэтому, сделав морду тяпкой, неспешно подхожу к поручику.

— Встречались-то мы всего один раз, вот и не узнали друг друга, — говорю я как ни в чем не бывало.

Грачёв смотрит на меня, секунду молчит, а потом как захохочет:

— А здорово ты мне тогда в морду заехал! Хорошо хоть дуэль отменили!

— А знаешь, — продолжает Михаил, — что тебе письмо с благодарностью от попечительского совета организовали⁈ Герой-герой! Вот теперь вижу, что это медведь от тебя удирал, а не ты от него!

Я, признаться, даже не сразу придумал, что ответить. Но от души отлегло. А вот выражение лица моего гостеприимного соседушки мне совсем не понравилось. Елисей Пантелеймонович стоял рядом с таким видом, будто его только что обокрали. Разочарование прям сквозило. И если Лёшка-прежний и не обратил бы на это внимания, то вот Герман Карлович (то бишь я нынешний) сразу всё просёк: сто пудов это он Грачева и пригласил! Скукота ведь в деревне. Вот и развлекается, сволочь.

— А что за медведь? — заинтересовался управляющий Велесова.

И Мишка, словно был очевидцем, красочно рассказал, какие трудности выпали мне на пути сюда.

— Да что ж мы кабанов гонять будем, когда медведь-людоед проклятый по лесам разгуливает и людей пужает⁈ На медведЯ, господа, надобно идти! Кабан, что кабан…? Свинья, одним словом, — вдруг высказался один из гостей — здоровяк с круглым лицом, вроде как тоже мой сосед по лесу, Панин Григорий Валентинович. — А ты, Лёшка не привираешь ли часом? А то гляди, истории у тебя нынче больно лихие пошли.

Мотаю в отрицании головой, недовольный фамильярностью, с которой ко мне обращаются. Не особо меня тут уважают. А ведь, если разобраться, мы с Паниным ровня: и земель у нас примерно поровну, и душ у меня столько же, а гляди ж ты — я его по имени-отчеству, а он всё «Лёшка» да «Лёшка». Так, припоминается, ещё и при матери живой было…

— На медведЯ! На медведЯ! — загомонили гости.

Я, разумеется, обеими руками «за»! Зачем мне такое соседство под боком? Ведь медведь километров десять до моей деревни легко пройти сможет.

Как вспомню эту громадину, так до сих пор колени подгибаются. В жизни таких приключений не бывало! Ну, разве что разок кувыркнулись мы с другом в машине. Зимой дело было, поворот проспали и вылетели прямиком в сугроб. Оба, слава богу, целёхонькие выбрались, а вот машина на разборку отправилась.

Ну, медведь так медведь! Тем более, далеко идти не надо, тем более, со мной больше десятка опытных — надеюсь! — охотников, да ещё и их дворня в придачу, плюс собаки! Но тут выясняется ещё одна заковырка: коня-то у меня нет! Как нет и оружия. Впрочем, коня я из кибитки выпрягу. Ездить верхом я худо-бедно могу, уже пробовал в этом теле. А вот идти с рогатиной — или с чем там на медведя ходят? — я решительно не желаю. Пистоль бы мне или вот такое славное ружьишко, как у Грачева! Да черт с ним, даже развалюха Акакия и то лучше, чем с голыми руками.

— А ты никак без ружжа приехал? — деланно удивляется Ильин. — Прошка, живо принеси моему другу «англичанку»!

Прошка — пронырливый малый лет пятнадцати из дворни Ильина, рванул в дом. Под смешки соседей даю команду Тимохе разпрячь коня Кусаку и вздеть на него седло. Позорище! Притащил, называется, наркоманские штуки на охоту, а сам без ружья!

Блин, а Елисей Пантелеймонович, похоже, ещё не утратил надежду надо мной пошутить. Ружьё, которое мне тащат, разительно отличается от тех, с которыми будут охотиться другие. Ствол у него короткий! Ну, не пистоль, конечно, но по сравнению с другими, оно выглядит каким-то игрушечным. Да ещё кремнёвое. Хотя нарезы на стволе имеются, значит, нарезное оружие. Вес? Да пару килограмм, пожалуй. Интересно, и чего это его «англичанкой» кличут? А, вон оно что… клеймо фабричное: Brown Bess.

В придачу к ружью Прошка протягивает мне бумажные патроны, числом пять штук. Тяжеленькие, на кожаном поясе, который можно натянуть на груди на манер подтяжек.

— Да, повезло тебе! Знаешь, сколько такой штуцер кавалерийский стоит? — услышал я за спиной восхищённый шёпот Акакия.

— Заряжать умеешь? — шепчу я ему в ответ.

Но этого не потребовалось — Владимир, игнорируя насмешки и ухмылки окружающих, деловито взял моё оружие и всё как следует проверил.

Нет, теорию-то я знаю. Чтобы зарядить ружьё, стрелок должен достать патрон, надорвать его зубами с «пороховой» стороны, высыпать часть пороху на полку и крышечкой ту полку захлопнуть, чтоб не рассыпалось. Потом ружьё ставишь дулом вверх, высыпаешь оставшийся порох в ствол, переворачиваешь патрон пулей вниз (к казне) и толкаешь его шомполом в ствол. Бумага тут, таким образом, играет роль пыжа. А вот на практике такое делать не приходилось. Да и вообще, я стрелять не собираюсь.

Впрочем, на меня особо никто не смотрит. Охота началась!

Сначала из ворот усадьбы выбегает, звонко лая, собачья стая, потом пешим дралом два десятка разного люда, скорее всего, из свиты помещиков — ведь не один я в компании приехал! Затем потянулись гости посановитее. Все конные. Некоторые немолодые и уже порядком обрюзгшие дядьки, стараясь выглядеть лихими, имеют вид такой, что и смотреть неловко. Из меня тоже, конечно, наездник ещё тот, но я молод хотя бы, и чувствую некоторый азарт и желание поквитаться за недавний испуг и побег.

Странное дело, но беглые тати Велесова, что давеча напали на меня, никого особо не волновали!

— Да бегут они уже без оглядки на Дон! Это медведь будет ходить кругом, а эти не дураки. Да и медведЯ тоже, поди, забоятся, — пояснил мне Акакий. — Знают — раз ты спасся, то скоро ловить их станут.

Мы с ним едем последними в ряду почти полутора десятков всадников. А немало гостей приехало, и это ещё управляющий Велесова с компанией с нами не поехал. Лошадь моя после гонки отдохнуть не успела, вижу — тяжело ей. Благо кобылка молодая, года четыре всего. Раза в два моложе, чем Мальчик Владимира.

Что происходит, я особо не понимал, а спросить, каков у нас план, не решался. Зачем лишний раз позориться⁈ Тупо скачу за всеми. Вернее, едем мы со скоростью обычного пешехода. Собачки лают уже где-то вдалеке, помещики разговаривают о своём, да мне и не слышны их разговоры. В чём охота и какова её главная прелесть — пока не совсем понятно.

Вот уже и лес начинается, тот самый, что является границей между нашими с Елисеем поместьями. И скажу я вам — приличный такой лесок: километров тридцать в ширину и дюжину с лишним в длину. Еду и стараюсь припомнить карты моих земель, что когда-то рассматривал в Дворянском Собрании. Если правильно помню, это уже мои владения, но, признаться, сам я тут первый раз.

От остальных мы отстали уже заметно. Трусим втроём: я, Владимир и Акакий. Вот кому охота вообще неинтересна — так это моему гимназическому приятелю! Акакий взахлеб рассказывает, как надысь (опять это старорежимное словечко!) выиграл в штосс триста рублей у самого корнета Палкина! В штосс я не играл никогда, даже правил толком не знаю, поэтому поддержать беседу не могу.

Вот в кости — другое дело! В кости я играю и, как выяснилось, весьма недурственно. И, главное, ведь считается, что всё это от чистого везения зависит… Ан нет! Помню, как в гимназии под ноль разделал и Акакия этого, и всю его компанию, хотя, казалось бы, сидели ребята с чуйкой. Везучий Лёшка был, что ни говори.

А правила штосса, между тем, очень просты: загадываешь карту, делаешь на неё ставку, а твой соперник по одной вскрывает колоду и кладёт или к тебе, или к себе по очереди. Побеждает тот, кому загаданная карта выпала. Хм… интересно, а есть ли уже преферанс, по которому я в своем времени профи был? А ещё у меня третий разряд по шахматам… Правда, дебютов помню катастрофически мало.

Слушаю своего одноклассника и вдруг замечаю, что лай собак и вообще какая-то нездоровая суета всё ближе и ближе.

— Лексеич, чу! — успел крикнуть Владимир, резво сворачивая с тропинки в лес.

Отрываю взгляд от созерцания местной растительности, направляю взор вперёд по движению и вижу, как на тропу сначала вылетает, кувыркаясь и скуля, собака, а затем выскакивает медведь! Тот самый что на меня напал! Я его сразу узнал. Следом за ним — ещё пара собак. Ни одного охотника рядом с ними не наблюдаю.

Медведь крутанул головой, резво ударил лапой ещё одну псину, отправив её в полет в лес, и, наконец, заметил нас.

Бадыщь! — раздался выстрел Владимира. Попал! Медведь вздрогнул, но не свалился. Вместо этого встал на задние лапы, как человек, раскрыл пасть и вместо грозного рыка издал какой-то хриплый скулёж, будто жаловался.

Бдыщь! — второй выстрел. Это мой друг Акакий пальнул, и тут уж я его не иначе как другом назвать не могу. Попал, правда, он не в грудь, как Владимир, а в лапу. Но тоже неплохо. Правда, медведя это, похоже, только раззадорило: он упал на четыре конечности и в несколько огромных прыжков настиг нашу отставшую группу!

Бабах! — это выстрелил я! Неожиданно, наверное, на рефлексах, выпалил прямо в морду громадного зверя, которому настичь нас уже, казалось, ничего помешать не могло. Медведь вскинулся в последнем прыжке и упал в метре от моего вздыбленного коня!

Пулей вылетаю из седла, теряя карабин, и слышу ещё один выстрел. Тряхнув головой, вижу что на тропинке стоит Грачев, а в руках у него дымиться длинноствольное ружьё. И этот четвёртый выстрел доконал даже такого матерого хищника, как медведь.

Тут же на место побоища вылетают собаки, за ними парочка мужиков и один из соседей-помещиков. В запале он стреляет по уже неподвижному мертвому телу.

Сижу в обалдении и понимаю, что смерть в очередной раз прошла мимо. Ничего не болит, рядом гарцует Акакий, зачем-то заряжая свой ствол. Вижу и Владимира с пистолетом в руках, который у него до этого был приторочен к седлу. Окрестности наполняются гомоном выезжающей охоты, лаем и скулежом собак, ржанием лошадей.

— Экий матёрый был! — с уважением разглядывает тушу медведя один из охотников. — Пудов на двадцать потянет! А кто куда стрелял, господа?

— Я в лапу попал, — хвастается Акакий, — но сперва фельдфебель, — дружок кивнул на Владимира, — засадил ему в грудь! А Лёшка уже добил! В лоб, наверное, попал!

— Не в лоб. Лоб, быть может, и не пробил бы. В глаз попал! Хороший выстрел, Алексей Алексеевич! — хвалит меня Панин, впервые так уважительно обращаясь ко мне.