Оракул с Уолл-стрит 5

Глава 10 Танцы на краю пропасти

— Куда теперь, сэр? — почтительно спросил Мартинс.

Я взглянул на золотые часы Vacheron Constantin на запястье. Половина седьмого. Вечеринка в Нью-Йоркском яхт-клубе началась час назад, но среди брокеров Уолл-стрит появляться в самом начале считалось дурным тоном. Истинные джентльмены приходили к коктейльному часу.

— К яхт-клубу на Сорок четвертой, — ответил я с заметной неохотой. — Но сначала заедем за О’Мэлли.

Packard Twin Six мягко покачивался на рессорах, преодолевая неровности мостовой. За окнами проплывали витрины магазинов, освещенные яркими неоновыми вывесками. Прохожие спешили по вечерним делам, укутанные в пальто от осеннего холода.

Через двадцать минут мы подъехали к нашему особняку на Пятой авеню. Ирландец появился почти мгновенно, словно ждал у окна. В черном смокинге с белой бабочкой он выглядел джентльменом, хотя небольшая шишка под левой подмышкой выдавала плечевую кобуру.

— Добрый вечер, босс, — О’Мэлли устроился рядом со мной на заднем сиденье, поправляя белые манжеты. — Готовы к очередному спектаклю богачей?

— Вряд ли кто-то когда-либо готов к подобным зрелищам, — я достал серебряный портсигар с гравированными инициалами «У. С.» и предложил египетские сигареты. — Но мое положение обязывает присутствовать.

— Как говорил Йейтс, — О’Мэлли прикурил от золотой зажигалки Dunhill, — «церемония невинности утоплена». Хотя в данном случае скорее церемония благоразумия.

Нью-Йоркский яхт-клуб на углу Сорок четвертой улицы и Пятой авеню представлял собой величественное здание в стиле боз-ар, построенное на рубеже веков для нью-йоркской элиты. Фасад из белого известняка украшали барельефы с морскими мотивами, а над входом красовался герб клуба с якорем и развевающимися лентами.

У входа выстроились роскошные автомобили — Cadillac V-16, Pierce-Arrow, несколько Rolls-Royce Silver Ghost и даже редкий Duesenberg Model J ярко-синего цвета с хромированными деталями, сверкающими в свете уличных фонарей.

Швейцар в ливрее темно-синего цвета с золотыми пуговицами и белыми перчатками открыл дверцу Packard:

— Добро пожаловать в клуб, джентльмены. Коктейльный прием проходит в Больших салонах.

Мы поднялись по широкой мраморной лестнице, устланной темно-красной ковровой дорожкой с золотой каймой. Стены украшали портреты знаменитых яхтсменов и морские пейзажи в позолоченных рамах. Хрустальные люстры отбрасывали теплый свет на полированные панели из красного дерева.

Звуки джаза и оживленные голоса доносились из Больших салонов еще до того, как мы подошли к высоким двустворчатым дверям из резного дуба. Внутри царил сдержанный хаос элегантной вечеринки.

Зал площадью около трех тысяч квадратных футов был заполнен сливками финансового мира Нью-Йорка. Мужчины в безупречных смокингах от лучших портных Сэвил-роу толпились вокруг длинного бара из полированного махагони. Несколько женщин, жены влиятельных брокеров, выделялись среди темных костюмов яркими пятнами вечерних платьев от Worth и Poiret.

— Veuve Clicquot 1921, — объявил бармен в белом жилете, наливая шампанское в хрустальные бокалы Baccarat. — Лучший урожай десятилетия.

Я взял бокал, отметив янтарный оттенок напитка, признак выдержанного шампанского. Рядом на серебряном подносе лежали устрицы Blue Point, а чуть дальше — банка белужьей икры, окруженная тостами из белого хлеба и мелко нарубленным зеленым луком.

— Стерлинг! — ко мне направился Чарльз Уиттингтон, старший партнер «Уиттингтон, Бэйли и Ко», одной из старейших брокерских фирм Уолл-стрит. Его лысеющая голова блестела в свете люстр, а золотые зубы сверкали, когда он улыбался. — Как дела с тем инвестиционным трастом? Слышал, показываете фантастические результаты.

— Не жалуемся, — я дипломатично пригубил шампанское. — А как ваши дела с железнодорожными акциями?

— Превосходно! — Уиттингтон понизил голос до доверительного шепота. — Pennsylvania Railroad принесла сорок процентов прибыли за полгода. А Baltimore Ohio вообще удвоилась! Старые добрые железные дороги никогда не подведут.

Он улыбнулся и побежал дальше.

Чуть дальше группа молодых брокеров обсуждала недавние приобретения. Один из них, высокий блондин с кудрявыми волосами, размахивал руками, рассказывая о новом Chrysler Imperial:

— Восемь цилиндров, сто двадцать пять лошадиных сил! Разгоняется до восьмидесяти миль в час! Стоил четыре тысячи, но это мелочи по сравнению с тем, что я заработал на Montgomery Ward за последний месяц.

Его коллега, коренастый мужчина с тщательно напомаженными темными волосами, хвастался часами:

— Patek Philippe, модель с вечным календарем. Две тысячи долларов, но посмотрите на эту красоту! — он продемонстрировал золотые часы с многочисленными циферблатами. — Показывают фазы луны, дату, день недели. Швейцарские мастера — настоящие волшебники.

— А я на прошлой неделе купил летний дом в Хэмптонс, — включился в разговор третий, рыжеволосый парень лет двадцати пяти. — Участок прямо на берегу, дом в колониальном стиле, восемь спален, теннисный корт. Триста тысяч долларов, но оно того стоит.

К группе молодых брокеров присоединился еще один участник, пьяноватый парень с растрепанными волосами и красным лицом. В руке он держал уже не первый бокал шампанского.

— Знаете, ребята, — его голос звучал чуть громче необходимого, — прошлым месяцем я заработал больше, чем мой отец за десять лет работы на литейном заводе Ford! Восемь тысяч долларов за один месяц! На акциях Radio Corporation!

— Хорошо сработано, Дженкинс, — одобрительно кивнул блондин с Chrysler. — А что планируешь делать с деньгами?

— Реинвестирую, конечно! — Дженкинс хлопнул собеседника по плечу, расплескав шампанское. — Беру кредит под залог уже купленных акций и покупаю еще больше RCA. Мой брокер говорит, что к Рождеству она достигнет пятисот долларов за акцию!

На другом конце зала разгорелся спор между двумя группами брокеров. Одни утверждали, что лучшие инвестиции — в сталелитейные компании, другие настаивали на электрических коммунальных предприятиях.

— Bethlehem Steel удвоилась за год! — кричал крупный мужчина с седыми усами. — Американская промышленность переживает золотой век!

— А вы видели акции Consolidated Edison? — возражал ему худощавый брокер в пенсне. — Электричество — это будущее! Скоро в каждом доме будет холодильник, радио, электрические лампы!

— Джентльмены, вы оба правы, — вмешался элегантный мужчина средних лет. — Но настоящие деньги в кредитных компаниях. General Motors Acceptance Corporation принесла мне двести процентов прибыли! Люди покупают автомобили в кредит, как горячие пирожки.

К нам подошел официант с подносом канапе — мелко нарезанный лосось на ржаных тостах, украшенный каперсами и укропом.

— Прекрасная икра, — заметил стоящий рядом Артур Кэбот, наследник старинной бостонской семьи. — Настоящий осетр, не меньше ста долларов за фунт.

— Стоящая инвестиция, — я взял тост с лососем. — В отличие от некоторых других.

Кэбот проницательно взглянул на меня:

— Вы намекаете на что-то конкретное, Стерлинг?

— Просто наблюдаю за рынком, — я пожал плечами.

В центре зала на небольшой сцене играл джаз-квинтет: пианист, трубач, кларнетист, барабанщик и контрабасист в одинаковых темно-синих пиджаках. Они исполняли популярный фокстрот, и несколько пар пытались танцевать между столиками с закусками.

— Стерлинг! — окликнул меня знакомый голос. Обернувшись, я увидел Гарольда Финча, управляющего одним из крупнейших инвестиционных трастов. — Как дела? Слышал, вы проворачиваете какие-то масштабные сделки.

— Ничего особенного, — уклончиво ответил я. — А как ваш траст? Goldman Sachs Trading Corporation показывает неплохие результаты.

— Фантастические! — глаза Финча загорелись. — За последние шесть месяцев мы выросли на сто восемьдесят процентов! Инвесторы просто сметают наши паи. На прошлой неделе мы выпустили дополнительную эмиссию на пять миллионов, раскупили за день!

Я кивнул, не выдавая своих истинных мыслей. Goldman Sachs Trading Corporation была одной из самых агрессивных финансовых пирамид нынешнего времени. Когда рынок рухнет, она обрушится в числе первых.

Рядом с баром стояла группа пожилых брокеров, обсуждающих международную ситуацию:

— Европа окончательно восстановилась после войны, — утверждал седовласый мужчина с тростью. — Германия выплачивает репарации, французы строят линию Мажино, англичане возвращаются к золотому стандарту.

— Европейские деньги текут в Америку рекой, — кивнул его коллега, — British American Tobacco вложила сто миллионов в наши предприятия. Royal Dutch Shell покупает американские нефтяные компании. Мы становимся финансовым центром мира!

Я едва заметно усмехнулся. Германия балансировала на грани финансового кризиса, а европейские инвестиции в Америку основаны на американских же кредитах. Классический замкнутый круг, который рухнет при первом серьезном потрясении.

Официант предложил нам коктейли из только что изобретенной смеси: джин «Бифитер», французский вермут «Нойи Прат» и оливка. Бармен назвал его «мартини».

— Интересный вкус, — заметил О’Мэлли, пробуя напиток. — Крепко, но изящно.

В углу зала развернулась шумная дискуссия о новых технологиях. Группа молодых брокеров обсуждала перспективы инвестиций в авиационные компании:

— Wright Aeronautical выросла на триста процентов за год! — восклицал невысокий блондин с усиками. — Авиация это новая железная дорога! Скоро люди будут летать из Нью-Йорка в Чикаго за несколько часов!

— А вы слышали про телевидение? — подключился к разговору другой. — Jenkins Television Corporation разрабатывает аппарат, который передает картинки по воздуху! Представляете — кино у себя дома!

— Все это прекрасно, — заметил стоявший рядом пожилой брокер, — но не забывайте основы. Люди всегда будут есть, пить, одеваться, жить в домах. Пищевая промышленность, текстиль, строительство — вот надежные инвестиции.

— Дедушкины методы! — фыркнул молодой авиационный энтузиаст. — Будущее за технологиями!

К половине девятого атмосфера в зале достигла пика эйфории. Шампанское лилось рекой, разговоры становились громче, а хвастовство — все более невероятным. Один брокер рассказывал, как купил целый этаж в строящемся небоскребе на Парк-авеню, другой — о яхте длиной сто двадцать футов, заказанной на верфях Коннектикута.

Я держал бокал в руке, но не пил. Рядом О’Мэлли также только изображал участие в веселье.

В этот момент к нам подошел Джеймс Спенсер, один из директоров Нью-Йоркской фондовой биржи. Крупный мужчина с внушительным животом и красным лицом, он держал в руке сигару «Монтекристо».

— Стерлинг, старина! — хлопнул он меня по плечу. — Слышал, вы даете довольно мрачные прогнозы некоторым клиентам. Не пора ли стать более оптимистичным?

— Я предпочитаю реализм оптимизму, — ответил я, встречая его взгляд. — Особенно когда реализм может спасти людям деньги.

— Ах, бросьте! — Спенсер затянулся сигарой. — Мы переживаем величайший бум в истории человечества! Вы слишком серьезны для такой вечеринки. Расслабьтесь, выпейте еще шампанского.

Часы в углу зала пробили девять. Вечеринка достигла апогея, но я чувствовал, что пора уходить. Слишком много самодовольства, слишком много слепой веры в бесконечное процветание. Эти люди танцевали на краю пропасти, не подозревая, что через несколько недель многие из них потеряют все.

— Пора, — тихо сказал я О’Мэлли.

— Согласен, босс. Много чести для одного вечера.

Мы незаметно направились к выходу, когда нас окликнул молодой брокер по имени Дженкинс, тот самый, который хвастался своими заработками на RCA:

— Мистер Стерлинг! — он подбежал к нам, слегка покачиваясь от выпитого шампанского. — Можно задать вопрос? Говорят, вы самый умный финансист на Уолл-стрит. Что думаете о моей стратегии с Radio Corporation?

Я остановился и внимательно посмотрел на него. Парень молод, не больше двадцати пяти, с честными глазами и открытым лицом. Скорее всего, выходец из небогатой семьи, пробившийся в финансовый мир благодаря способностям и трудолюбию.

— Мистер Дженкинс, — осторожно начал я, — могу дать вам один совет. Никогда не инвестируйте больше, чем можете позволить себе потерять. И никогда не занимайте деньги под залог акций для покупки тех же акций.

— Но все так делают! — возразил он. — Маржинальная торговля — это нормальная практика!

— Нормальная, пока рынок растет, — я положил руку ему на плечо. — А что будет, если он начнет падать?

— Не начнет! — уверенно заявил Дженкинс. — Экономика слишком сильна. У нас есть радио, автомобили, авиация, электричество. Америка никогда не была так богата!

Я посмотрел в его молодые, полные веры глаза и понял, что переубедить его невозможно. Как и остальных в этом зале.

— Желаю удачи, — тихо сказал я и направился к выходу.

На улице прохладный октябрьский воздух показался освежающим после душной атмосферы яхт-клуба. Мартинс уже ждал с открытой дверцей Packard.

— Домой, босс? — спросил О’Мэлли, устраиваясь на заднем сиденье.

— Нет, в банк — я поглядел в окно на огни ночного Нью-Йорка. — И, Патрик?

— Да, сэр?

— Больше никаких вечеринок до Нового года. У меня нет сил наблюдать, как люди празднуют приближение собственной гибели.

О’Мэлли молча кивнул, понимая мое настроение. Автомобиль плавно тронулся с места, увозя нас прочь от храма финансового безумия, где сотни людей продолжали танцевать на краю пропасти, не подозревая, что музыка вот-вот оборвется.

Через полчаса автомобиль остановился перед величественным зданием First National Bank на углу Уолл-стрит и Бродвея. Даже в девять вечера окна верхних этажей светились. Банкиры работали допоздна, пытаясь справиться с растущими проблемами.

— Подождите здесь, — сказал я Мартинсу. — Встреча может затянуться.

О’Мэлли вышел вместе со мной.

Ночной охранник, пожилой ирландец с седыми усами, узнал меня и кивнул:

— Добрый вечер, мистер Стерлинг. Мистер Крэнстон ожидает вас в кабинете. Лифт справа.

Джордж Крэнстон, управляющий директор First National Bank, был одним из немногих банкиров, которые понимали истинное положение дел. Высокий, худощавый мужчина шестидесяти лет с проницательными серыми глазами, он начинал карьеру еще до паники 1907 года.

Его кабинет на восьмом этаже представлял собой образец консервативного вкуса: темно-зеленые стены, массивный дубовый стол, книжные полки с кожаными томами по экономике и банковскому делу. Единственным современным элементом была новейшая модель телефона с несколькими линиями.

— Стерлинг, — Крэнстон поднялся из-за стола, протягивая руку. — Спасибо, что пришли так поздно. Ситуация требует немедленного обсуждения.

— Судя по тому, что вы созвали совещание вечером, дела плохи, — я пожал его сухую, но твердую ладонь.

— Хуже, чем плохи, — он указал на кресло напротив стола. — Налить виски? Боюсь, нам обоим понадобится.

Крэнстон достал из сейфа бутылку односолодового шотландского виски Macallan восемнадцатилетней выдержки и два хрустальных стакана. Налил щедрые порции и придвинул один стакан мне.

— Что именно вас беспокоит? — спросил я, хотя и подозревал ответ.

Крэнстон открыл массивную папку из черной кожи и достал несколько документов:

— Посмотрите на эти цифры. Объем непогашенных маржинальных кредитов в нашем банке достиг восьми с половиной миллионов долларов. Это втрое больше, чем год назад.

Я изучил отчет. Цифры даже хуже, чем я предполагал. Средний размер кредита составлял двенадцать тысяч долларов, а средний срок — всего четыре месяца.

— И это только видимая часть айсберга, — продолжал Крэнстон. — Многие заемщики сейчас покрывают проценты по старым кредитам, взяв новые. Классическая финансовая пирамида, только на индивидуальном уровне. Что нам делать, Стерлинг?

В его голосе звучал неприкрытый страх.