Утренний свет заливал мой кабинет, когда я застегивал манжеты рубашки серебряными запонками с гравировкой. Стрелки настенных часов показывали восемь тридцать — впереди исторический день. За окнами особняка на Пятой авеню нарастал городской шум: автомобильные гудки, крики газетчиков, цокот копыт по асфальту.
Фаулер, безупречный как всегда, принес свежую газету на серебряном подносе.
— Доброе утро, сэр. «Нью-Йорк Таймс». Полагаю, сегодня вас интересуют финансовые новости в первую очередь?
— Спасибо, Фаулер, — я взял газету, пробегая глазами заголовки. — Кофе и тосты через пятнадцать минут.
Первая страница кричала о новых рекордах индекса Доу-Джонса, но в углу притаилась маленькая заметка о необычной активности в нефтяном секторе. Пока только слухи о возможном крупном слиянии, официальное объявление ожидалось в десять утра на пресс-конференции в «Уолдорф-Астории».
Телефон зазвонил ровно в восемь сорок пять. О’Мэлли ответил в соседней комнате и через секунду появился в дверях:
— Мистер Прескотт на линии. Говорит, срочно.
Я взял трубку, готовясь к разговору с партнером и соратником по операции «Черное золото».
— Доброе утро, Джонатан.
— Уильям! — голос Прескотта звучал возбужденно. — Наши информаторы сообщают, что слухи уже просочились. Акции Texas Petroleum подскочили на пять процентов на предварительных торгах!
— Раньше, чем мы ожидали, — я отпил глоток кофе из фарфоровой чашки, принесенной Фаулером. — Но это не меняет наш план.
— Согласен. Роквуды получили все необходимые подписи? — голос Прескотта звучал приглушенно, несмотря на безопасную линию, проведенную ко мне по специальному заказу.
— Да, документы оформлены вчера вечером. В десять объявят официально. Ты будешь на бирже?
— Конечно. А ты?
— Я буду наблюдать с галереи. Точнее, не совсем я, — я усмехнулся, вспоминая заранее подготовленный костюм курьера.
Прескотт понял намек:
— Понимаю. Мудрая предосторожность. Наши брокеры готовы начать ликвидацию по сигналу. Первая партия — десять процентов, как договаривались?
— Именно. А после пресс-конференции увеличим до пятнадцати. Рассчитываю, что к закрытию торгов мы выведем не менее сорока процентов позиции.
После быстрого завтрака я прошел в гардеробную, где О’Мэлли уже приготовил необходимое. На кровати лежал поношенный костюм курьера с эмблемой «Rapid Dispatch», небольшой курьерской службы, выполнявшей поручения для брокерских контор. Рядом кепка, потертая кожаная сумка для документов и накладные усы.
— Все готово, босс, — О’Мэлли достал небольшую коробочку с гримом. — Пятнадцать минут, и от Уильяма Стерлинга не останется и следа.
Трансформация прошла быстро и профессионально. В зеркале теперь отражался немолодой курьер с усталым лицом, морщинами вокруг глаз и залысинами, скрытыми под кепкой. Даже осанка изменилась, я слегка ссутулился, как человек, проводящий дни в беготне по финансовому району.
— Превосходно, — одобрил О’Мэлли. — Ни один из ваших знакомых не узнает вас даже с расстояния в фут.
— Они и не должны, — я проверил содержимое сумки: блокнот, карандаши, поддельное удостоверение на имя Гарольда Дженкинса и несколько запечатанных конвертов. — Сегодня я просто один из сотен курьеров на Уолл-стрит.
Вместо Packard Twin Six нас ждал неприметный Ford Model A, автомобиль, какой мог принадлежать небольшой курьерской компании. За рулем сидел Мартинс, одетый в форму водителя доставки.
— В биржу через служебный вход? — спросил он, трогаясь с места.
— Да, и затем сразу к «Уолдорф-Астории». Мне нужно успеть на пресс-конференцию.
Мы выехали на улицы Нью-Йорка, вливаясь в поток коммерческого транспорта, грузовиков, фургонов и такси. В этом простом автомобиле мы стали невидимками, еще одна доставка в бесконечном круговороте финансового района.
О’Мэлли сидел рядом со мной, изучая утренние газеты.
— Странно, — заметил он, — о слиянии упоминают всего несколько изданий, и то вскользь. А в «Финансовом вестнике» вообще ни слова.
— Роквуды умеют хранить секреты, — я наблюдал за проплывающими мимо величественными зданиями Манхэттена. — Информацию держали в полной тайне до последнего момента. Даже совет директоров всех трех компаний узнал о деталях только вчера.
— И как скоро вы планируете избавиться от акций? — тихо спросил О’Мэлли.
— Постепенно. Несколько крупных пакетов через «Morgan Brothers», затем более мелкие через «Прескотт Бразерс» и «Братья Моррисон» в Филадельфии. На полную ликвидацию позиции уйдет около недели, но важнейшая часть должна быть завершена сегодня.
Мартинс ловко лавировал в утреннем трафике, прокладывая путь к служебному входу биржи. У задних дверей стояли настоящие курьеры, курили самокрутки и обменивались новостями дня. Мы припарковались неподалеку.
— Буду на связи через посыльных, — сказал я О’Мэлли. — В случае необходимости, я буду отправлять записки через настоящих курьеров «Rapid Dispatch». Пароль «срочная доставка для мистера Андерсона».
— Понял, босс. Мы с Мартинсом будем перемещаться между биржей и «Уолдорф-Асторией».
Я вышел из машины, на ходу поправляя кепку и сутулясь еще сильнее. К служебному входу биржи я подошел как человек, делающий это десятки раз в день, уверенно, но без интереса, слегка кивнув охраннику.
— Доставка для Джеймса Уилкинсона, — я показал заранее подготовленный конверт. — «Томпсон и партнеры».
Охранник едва взглянул на конверт:
— Проходи. Знаешь, где торговый зал?
— Каждый день туда хожу, — я ответил с легким бруклинским акцентом, который часто практиковал для подобных случаев.
Внутри биржи курьеров не счесть, мальчишки-посыльные, мужчины среднего возраста с сумками, наполненными телеграммами и ордерами. Я легко затерялся среди них, проскользнув на галерею для посетителей через малоизвестный боковой проход.
Галерея уже наполнялась зрителями: журналистами, инвесторами, просто любопытными. Я занял место в углу, откуда открывался хороший обзор нефтяного сектора торгового зала, но где меня труднее всего заметить.
Часы над входом показывали девять двадцать пять, осталось пять минут до открытия торгов. Внизу брокеры занимали места, раскладывая блокноты и обмениваясь последними сплетнями. Телеграфисты готовились передавать котировки в Бостон, Филадельфию, Чикаго.
Среди участников торгов я заметил Прескотта, он стоял у поста нефтяных компаний в окружении нескольких своих брокеров. Мой партнер выглядел собранным и сосредоточенным, хотя нервно постукивал карандашом о ладонь, его единственная привычка, выдающая волнение в моменты напряжения.
Ровно в девять тридцать прозвенел гонг, и торговый зал превратился в кипящий котел. Крики брокеров сливались в непрерывный гул, мальчики-посыльные бегали между постами с записками заказов, табло с котировками обновлялось каждую минуту.
Вокруг поста Texas Petroleum мгновенно образовалась толпа брокеров, размахивающих руками и выкрикивающих цены. Акции открылись на отметке восемьдесят семь долларов, на восемь процентов выше вчерашнего закрытия.
— Покупаю двести акций по восемьдесят восемь! — кричал рыжеволосый брокер у барьера.
— Продаю сто по восемьдесят девять! — отвечал ему седой мужчина в полосатом жилете.
Я видел, как один из брокеров Прескотта медленно начал выставлять небольшие ордера на продажу, первые признаки нашей операции по ликвидации позиции. Он действовал аккуратно, по нескольку десятков акций за раз, чтобы не обрушить рынок.
Цифры на табло менялись с головокружительной скоростью. За двадцать минут Texas Petroleum поднялась до девяноста пяти долларов, Oklahoma Oil достигла шестидесяти семи, а Gulf Extraction торговалась по восемьдесят один. Наш план работал лучше, чем ожидалось, спрос значительно превышал даже самые оптимистичные прогнозы.
Ко мне подошел настоящий курьер из «Rapid Dispatch» с запиской. Это был сигнал от Прескотта. Я развернул листок:
«TX достигла 97. OK — 69. GULF — 84. Первый транш завершен успешно. Ждем вашей оценки с пресс-конференции для второго. П.»
Я написал короткий ответ: «Продолжайте по плану. Интервалы 20 минут вместо 30. Рост превосходит ожидания.»
Передав записку курьеру и заплатив четверть доллара за доставку, я решил, что пора перемещаться в «Уолдорф-Асторию». Пресс-конференция начнется через пятнадцать минут, и мне нужно было оценить реакцию журналистов и аналитиков.
Спустившись по служебной лестнице, я нашел Мартинса за рулем Ford Model A у бокового входа.
— В «Уолдорф», сэр? — спросил он, не меняя тона.
— Да, и побыстрее.
По дороге я достал карманные часы-хронограф Patek Philippe, единственную роскошь, которую позволил себе оставить в образе курьера. Этот точный прибор слишком важен для операции, чтобы заменять его дешевой подделкой.
Мы прибыли к отелю за пять минут до начала пресс-конференции. У входа уже толпились журналисты и финансовые аналитики, хотя многие из них не смогли попасть в переполненный зал.
— Подождите меня здесь, — сказал я Мартинсу. — Буду наблюдать из-за занавеса.
Проскользнуть в «Грэнд Бальрум» через служебный вход оказалось несложно, персонал отеля принял меня за курьера с важными документами для участников пресс-конференции. Я нашел удобную позицию за кулисами, откуда открывался вид на всю сцену.
Огромный зал был заполнен до отказа. Журналисты с фотоаппаратами и блокнотами, финансовые аналитики с таблицами котировок, представители банков и инвестиционных компаний. Воздух пропитался запахом дорогого табака, одеколона и предвкушения сенсации.
На сцене установили длинный стол, покрытый темно-зеленым сукном, с пятью креслами за ним. Перед столом трибуна с микрофонами новейших конструкций. Вдоль стен огромные карты нефтяных месторождений США с выделенными красным цветом участками.
В первом ряду сидел Дэвид Роквуд, беседующий с представителем Morgan Bank. Рядом руководители объединяющихся компаний. Дэвид выглядел безупречно в своем темно-синем костюме, сохраняя непроницаемое выражение лица опытного игрока.
Ровно в десять ноль-ноль на сцену поднялся Джеймс Фостер, президент Texas Petroleum.
— Доброе утро, дамы и господа, — его глубокий голос разнесся по залу через усилители. — Благодарю всех за то, что нашли время присоединиться к нам в этот исторический день.
Щелкали фотоаппараты, стрекотали кинокамеры. Журналисты приготовили карандаши.
— Сегодня мы рады объявить о создании новой силы на нефтяном рынке Америки. Texas Petroleum, Oklahoma Oil и Gulf Extraction объединяются в единую компанию, United Petroleum Corporation с общей капитализацией свыше трехсот миллионов долларов!
По залу пронесся взволнованный шепот. Фотовспышки замелькали чаще.
Фостер продолжил, зачитывая детали слияния, условия обмена акций, прогнозы по прибыли. Я слушал внимательно, отмечая, как каждая новая деталь вызывала волнение среди журналистов и аналитиков.
После официальной части началась сессия вопросов и ответов. Один из репортеров поднял руку:
— Мистер Фостер, как это слияние повлияет на конкуренцию в нефтяной отрасли?
— Мы создаем эффективную компанию с интегрированной структурой, — ответил Фостер. — Это позволит снизить издержки и в конечном итоге принесет выгоду потребителям.
Я заметил, как Дэвид Роквуд едва заметно кивнул, одобряя ответ.
Другой журналист, представитель «Уолл-стрит Джорнал», задал вопрос, от которого у меня по спине пробежал холодок:
— Господин Фостер, ходят слухи, что за объединением стоят интересы семьи Роквуд. Это правда?
Фостер на мгновение замешкался, но быстро нашелся:
— United Petroleum создается как независимая корпорация. Среди наших акционеров действительно представлены многие уважаемые семьи и финансовые институты Америки, но никто не имеет контрольного пакета.
Технически он не солгал, ни Роквуды, ни я не владели контрольным пакетом в одиночку. Вместе — да, но это было скрыто за сетью подставных компаний.
Я незаметно выскользнул из-за кулис и направился к телефонной будке в лобби отеля. Нужно проверить, как идет операция по фиксации прибыли.
Попросив телефонистку соединить меня с офисом Прескотта, я назвался курьером с важным сообщением. Через несколько секунд на линии появился сам Прескотт.
— Говори, — скомандовал он, узнав мой голос.
— Как котировки?
— Невероятно! Texas достигла сто пятнадцати, Oklahoma — семидесяти восьми, Gulf — девяносто четырех. Рынок словно сошел с ума! Уже выполнили второй транш. Приступаем к третьему?
— Да, и увеличь его до двадцати процентов, — ответил я. — При таких ценах нужно фиксировать больше прибыли.
— Понял тебя. Роквуды сообщили, что действуют по тому же плану. К закрытию сегодня мы должны вывести около сорока процентов общей позиции.
В этот момент рядом с телефонной будкой прошли двое журналистов, оживленно обсуждая пресс-конференцию. Я понизил голос:
— Увидимся на бирже через час. Будь осторожен, пресса начинает проявлять излишнее любопытство.
Вернувшись на биржу к одиннадцати тридцати, я обнаружил атмосферу, близкую к истерии. Вокруг нефтяного сектора бушевало настоящее торговое безумие. Брокеры кричали, размахивали руками, мальчики-посыльные с телеграммами буквально бегом перемещались между постами.
Заняв позицию на галерее, я увидел, как стремительно развивается наша операция. Брокеры Прескотта методично продавали небольшие партии акций, а цены, несмотря на это, продолжали расти. Спрос был настолько велик, что даже наши значительные продажи не могли остановить повышение.
В полдень ко мне подошел настоящий курьер с телеграммой от Мартинса. Я вскрыл конверт и прочитал:
«Роквуды сообщают о завершении третьего транша. Тридцать процентов позиции ликвидировано. Средняя цена продажи +58% к цене покупки.»
Это превосходило самые оптимистичные прогнозы. При таких показателях моя прибыль от операции «Черное золото» должна составить около восемнадцать миллионов долларов вместо изначально планировавшихся тринадцати миллионов.
Еще через час поступило новое сообщение, на этот раз от Прескотта:
«Четвертый транш завершен. Федеральный резерв проявляет интерес к необычной активности. Рекомендую замедлить темп продаж.»
Это тревожный сигнал. Последнее, что нам нужно, это привлечение внимания регуляторов. Я отправил короткий ответ:
«Согласен. Растягиваем оставшуюся часть на два дня. Сегодня больше не продаем.»
К трем часам дня торговая активность начала снижаться. Цены стабилизировались на высоких уровнях: Texas Petroleum — сто восемнадцать, Oklahoma Oil — семьдесят шесть, Gulf Extraction — девяносто один. Рост за день составил более пятидесяти процентов, рекордная цифра для компаний такого размера.
Из торгового зала я заметил, как Прескотт собирает своих брокеров для короткого совещания. Его указания были ясны даже на расстоянии — сворачивать активность, сохранять конфиденциальность, готовиться к завтрашнему дню.
Около четырех, когда торги начали подходить к концу, я покинул биржу тем же незаметным путем, каким пришел. Мартинс ждал неподалеку с автомобилем.
— Обратно в особняк, сэр? — спросил он, когда я сел на заднее сиденье.
— Нет, сначала к Прескотту. Нужно обсудить итоги дня и план на завтра.
В офисе Прескотта на Уолл-стрит меня провели через черный ход, минуя основные помещения. Мой партнер ждал в своем кабинете, окна которого выходили на гавань Нью-Йорка.
— Уильям! — он встретил меня рукопожатием, когда я снял усы и кепку. — Какой день! Какой день!
— Превосходный, — согласился я, усаживаясь в кожаное кресло. — Даже лучше, чем мы прогнозировали.
— Сорок процентов позиции ликвидировано, — Прескотт развернул на столе листы с расчетами. — Средняя цена продажи превысила исходную на пятьдесят девять процентов. Чистая прибыль уже превосходит плановые показатели на тридцать пять процентов.
— А сколько мы сможем получить завтра? — я изучал цифры, прикидывая варианты.
— Если цены останутся на текущем уровне, а мы продадим еще тридцать процентов позиции, то общий результат превысит исходный план почти в полтора раза, — Прескотт не скрывал удовлетворения. — Ваша доля составит около восемнадцати миллионов долларов вместо тринадцати.
— Что с оставшейся частью позиции? — спросил я. — Те тридцать процентов, которые мы оставим после завтрашнего дня?
— По нашему плану, их нужно держать как долгосрочную инвестицию, — ответил Прескотт. — Это страховка от излишнего внимания регуляторов. Если мы ликвидируем все сразу, это может вызвать подозрения.
— Согласен. К тому же, нефть останется ценным активом даже во время экономического спада.
Прескотт внимательно посмотрел на меня:
— Вы по-прежнему убеждены, что рынок скоро рухнет?
— Более чем когда-либо, — я кивнул. — Сегодняшнее безумство еще один признак. Рост на пятьдесят процентов за день без серьезного фундаментального обоснования? Это классический симптом пузыря.
— И что вы планируете делать с вашей частью прибыли?
— То, что советую всем клиентам: диверсифицировать. Наличные для экстренных операций.
Прескотт задумчиво барабанил пальцами по столешнице:
— Возможно, мне стоит прислушаться к вашим советам более внимательно.
Когда я вернулся в особняк на Пятой авеню, уже стемнело. Вечерний Нью-Йорк сиял огнями. Фаулер встретил меня в дверях:
— Телеграмма от мистера Роквуда, сэр. Помечена как срочная.
Я развернул желтую бумажку: «Операция превзошла ожидания. Сорок процентов позиции закрыто. Средняя цена +59%. Ждем вас завтра в 11:00 для обсуждения следующей фазы. Д. Р.»
В библиотеке я налил себе виски и сел в кресло у камина. Рядом с чеком от Роквуда на моем столе лежала телеграмма от Morgan Brothers с подтверждением выполненных ордеров.
Я смотрел на эти бумаги, свидетельства успешного завершения первого этапа операции «Черное золото», и думал не о роскоши, которую эти деньги могли бы купить, а о том, как правильно распорядиться ими перед надвигающимся крахом.
О’Мэлли, присоединившийся ко мне с бокалом виски, присвистнул, увидев сумму:
— Приличный результат, босс. Хватит на пару небоскребов.
— Или на создание финансовой крепости перед бурей, — отозвался я, отпивая янтарную жидкость. — Первый этап операции «Черное золото» завершен успешно. Теперь начинается следующая фаза.
О’Мэлли поднял брови:
— Выглядит как план подготовки к войне.
— В каком-то смысле это и есть война, — ответил я, отставив бокал. — Финансовая война, в которой большинство даже не подозревает, что уже проигрывает.
За окном огни Нью-Йорка сияли ярче звезд, скрытых смогом большого города. Я смотрел на эти огни и чувствовал странную смесь триумфа и тревоги.
Завтра начнется новый этап. Превращение бумажных прибылей в реальные активы, способные пережить крах, который навсегда изменит Америку.