Оракул с Уолл-стрит 5

Глава 21 После катастрофы

Я проснулся на рассвете под монотонный звук дождя, барабанящего по крыше особняка. За одну ночь мир изменился навсегда, и я оказался в самом эпицентре этих перемен.

В эту ночь я так и остался спать в кабинете, снова и снова просчитывая полученные доходы. Встав с дивана, я подошел к письменному столу. На столе горами лежали стопки телеграмм, газет и рукописных расчетов.

Цифры получились просто невероятные. За два дня мои короткие позиции принесли чистую прибыль в сто двенадцать миллионов долларов.

В дверь со стуком вошел дворецкий и подал кофе. Я опустился в кожаное кресло, принимая чашку дымящегося кофе, которую протянул мне Фаулер. Цифра поразила даже меня, хотя я готовился к этому месяцами.

Я еще раз проверил детальный расчет, развернув аккуратно исписанные листы бумаги. Основные позиции через семь подставных компаний: два миллиона долларов первоначального капитала при среднем плече один к десяти. Итого двадцать миллионов в коротких продажах.

Дворецкий почтительно вышел. Я проследил пальцем по столбцам цифр. Radio Corporation упала со ста одного до двадцати шести долларов за акцию — падение на семьдесят четыре процента. General Electric рухнула с двухсот сорока трех до девяносто одного доллара — снижение на шестьдесят три процента. U. S. Steel потеряла сорок семь процентов стоимости за два дня.

При средном падении рынка на шестьдесят процентов моя прибыль составила около пятидесяти шести миллионов. Плюс операции с инвестиционными трастами дали еще тридцать восемь миллионов. Goldman Sachs Trading Corporation потеряла восемьдесят два процента стоимости.

К тому же Goldman Sachs Trading упала с трехсот двадцати шести до шестидесяти долларов. Shenandoah — с тридцати шести до восьми долларов. Мои короткие позиции в инвестиционных трастах оказались самыми прибыльными.

Я отпил кофе, размышляя над масштабом происходящего. Мой личный капитал действительно поднялся свыше двухсот миллионов долларов, сумма, которая делала меня одним из богатейших людей Америки. Но за этими цифрами скрывались миллионы разрушенных судеб.

Так, а что там с европейскими позициями? Прибыль еще на восемнадцать миллионов долларов. Лондонская биржа потеряла двадцать три процента за неделю, немецкие акции упали на тридцать один процент. Наши европейские партнеры зафиксировали прибыль согласно инструкциям.

На столе лежала утренняя сводка «Wall Street Journal» с огромными заголовками: «БИРЖЕВАЯ ПАНИКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ», «ПОТЕРИ ПРЕВЫШАЮТ 30 МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ». Рядом «New York Times» писала о толпах разоренных инвесторов у банков, требующих выдать их деньги.

Зазвонил телефон, аппарат в позолоченном корпусе, один из немногих предметов роскоши, которые я позволил себе в кабинете.

— Мистер Стерлинг, — голос мисс Говард звучал устало, она, очевидно, провела бессонную ночь, обрабатывая звонки, — мистер Вандербильт просит принять его в десять утра. Говорит, что это крайне срочно.

— Конечно. Кто еще звонил?

— Мистер Роквуд-младший снова выражает благодарность за рекомендации по переводу активов в наличность. Семья Кромвелей также благодарит. А вот мистер Хендерсон из Chicago Steel… — она помолчала.

— Что с Хендерсоном?

— Его секретарша сообщила, что он находится в больнице с сердечным приступом.

Я закрыл глаза, ощущая тяжесть в груди. Хендерсон был одним из тех, кто проигнорировал мои предупреждения, назвав их «паникерскими настроениями». Теперь состояние в двенадцать миллионов долларов превратилось в менее чем миллион.

В половине десятого подъехал роскошный Rolls-Royce Phantom I Вандербильта. Автомобиль цвета слоновой кости с хромированными деталями выделялся даже на фоне дорогих машин, регулярно останавливающихся у моего особняка.

Уильям Вандербильт Третий выглядел бледным и встревоженным, но держался с достоинством потомственного аристократа. Его обычно безупречный костюм был слегка помят, а платиновые запонки тускло поблескивали в рассеянном свете дождливого утра.

— Уильям, — он пожал мне руку, — должен признаться, без ваших рекомендаций я потерял бы все. Перевод семидесяти процентов активов в наличность и золото спас семейное состояние.

Мы прошли в гостиную, где горел камин. Дворецкий принес серебряный поднос с кофе в фарфоровых чашках и свежими круассанами.

— Какова ситуация с остальными тридцатью процентами? — спросил я, наливая кофе в тонкие чашки с позолоченной каймой.

— Потери составили около восьми миллионов долларов, — Вандербильт отпил кофе, его рука слегка дрожала. — Болезненно, но не критично. Общий капитал семьи сократился всего на двенадцать процентов.

В моем кабинете на стене висела карта Соединенных Штатов с разноцветными булавками, отмечавшими расположение активов. Красные обозначали промышленные предприятия, синие — банки, зеленые — сельскохозяйственные земли. За последние два дня многие из этих булавок стали символизировать обесцененные или разорившиеся предприятия.

— Уильям, — Вандербильт поставил чашку на столик из красного дерева, — я приехал не только поблагодарить. Хочу обсудить будущее. Что нас ждет дальше?

Я встал и подошел к окну, за которым виднелись серые крыши Манхэттена под дождем. На улицах толпились люди, многие из них вчера еще считались состоятельными, а сегодня не знали, как прокормить семьи.

— Это только начало, мистер Вандербильт. Банковские крахи продолжатся. Безработица достигнет двадцати пяти процентов. Впереди три-четыре года тяжелейшей депрессии.

— А что можно сделать?

Именно этот вопрос мучил меня всю ночь. Теперь, имея капитал в двести миллионов долларов, я получил возможность действительно влиять на ход событий.

— Скупать обесцененные активы. Создавать рабочие места. Финансировать программы помощи пострадавшим. И готовиться к тому, что через несколько лет экономика начнет восстанавливаться.

Вандербильт кивнул, его голубые глаза сосредоточенно изучали мое лицо.

— Я готов участвовать в любых разумных инициативах. Семья Вандербильт всегда чувствовала ответственность перед страной.

После его отъезда я провел несколько часов в кабинете, планируя дальнейшие действия. На письменном столе из орехового дерева лежали списки предприятий, которые можно было выкупить по бросовым ценам.

Сталелитейные заводы в Пенсильвании, текстильные фабрики в Новой Англии, автомобильные предприятия в Детройте… Все они теперь стоили десятую часть от докризисной стоимости.

Около трех часов дня дворецкий доложил о прибытии мистера Фуллертона. Я велел провести его в кабинет, хотя предчувствовал, что разговор будет тяжелым.

Джеймс Фуллертон выглядел как человек, переживший катастрофу. Его галстук сидел криво, а в глазах читалось отчаяние. Седые волосы растрепались, придавая ему вид значительно старше его пятидесяти двух лет.

— Уильям, — он опустился в кресло напротив моего стола, не дожидаясь приглашения. — Вы были правы. Абсолютно правы во всем.

Я налил ему стакан воды из хрустального графина. Руки Фуллертона дрожали, когда он принял стакан.

— Что случилось с магазинами?

— Катастрофа, — он выпил воду залпом. — За два дня продажи упали на восемьдесят процентов. Покупатели перестали приходить, а те, кто покупал в кредит, массово отказываются от платежей. Кредитные компании требуют немедленного возврата авансов.

Фуллертон достал из внутреннего кармана пиджака помятый лист бумаги с цифрами.

— Девять из десяти новых магазинов, которые я открыл вопреки вашим советам, работают в убыток. Никто не покупает холодильники Kelvinator за шестьсот долларов. Мебельные комплекты по четыреста долларов стоят нетронутыми. Люди боятся тратить даже на самое необходимое.

— А долги?

— Два миллиона триста тысяч долларов поставщикам, — голос его стал хриплым. — Полтора миллиона банку за кредиты на расширение. Плюс арендная плата за помещения, зарплата сотрудникам…

Я откинулся в кресле, подсчитывая масштаб проблемы. Общие долги Фуллертона превышали четыре миллиона долларов, сумма, которая могла уничтожить его империю за несколько месяцев.

— Сколько у вас ликвидных активов?

— Около трехсот тысяч наличными, — он с горечью усмехнулся. — Все остальное вложено в товарные запасы, которые теперь никому не нужны. Склады забиты холодильниками, радиоприемниками, мебелью…

Фуллертон поднял на меня глаза, полные отчаяния:

— Уильям, я пришел просить о помощи. Знаю, что не заслуживаю ее после того, как проигнорировал ваши предупреждения. Но у меня нет другого выхода.

— Что именно вы хотите?

— Займ, — он сглотнул. — Два миллиона долларов на шесть месяцев. Под любой процент, какой назначите. Или… или выкупите мою долю в компании. За любую разумную цену.

Я встал и подошел к окну, глядя на опустевшие улицы Манхэттена. Дождь усилился, и редкие прохожие спешили, поднимая воротники пальто.

— Джеймс, займ не решит вашу проблему. Через шесть месяцев ситуация будет еще хуже. А через год — катастрофической.

— Тогда что вы предлагаете?

Я повернулся к нему:

— Немедленную ликвидацию убыточных магазинов. Распродажу товарных запасов по себестоимости или ниже. Сокращение штата на семьдесят процентов. И полную реструктуризацию бизнеса.

Фуллертон побледнел:

— Это означает признание банкротства…

— Нет, это означает контролируемое сжатие вместо хаотичного коллапса, — я вернулся к столу. — У вас есть два пути: объявить банкротство сейчас и потерять все, или принять мою помощь и сохранить хотя бы часть бизнеса.

— Какую помощь?

— Я выкуплю все ваши долги за полтора миллиона долларов. Взамен получаю восемьдесят процентов акций компании. Вы остаетесь управляющим с двадцатипроцентной долей.

Глаза Фуллертона расширились:

— Восемьдесят процентов? Но компания стоила двенадцать миллионов!

— Стоила до краха, — жестко ответил я. — Сейчас без моей помощи она стоит ноль. С моей помощью может снова стать прибыльной через два-три года.

Фуллертон долго молчал, обдумывая предложение.

— А что с сотрудниками? Многие работают у меня годами…

— Тех, кого можем, оставим. Остальным выплатим компенсацию и поможем найти работу в других местах, — я достал из ящика стола стандартный договор. — Решайте быстро, Джеймс. Каждый день промедления стоит вам десятки тысяч долларов.

Он взял договор дрожащими руками:

— Мне нужно время подумать…

— У вас есть до завтра в полдень, — я посмотрел на часы. — После этого предложение снимается.

Когда Фуллертон ушел, сгорбившись под тяжестью поражения, я вернулся к планированию покупок обесцененных активов. Его сеть магазинов станет отличной основой для будущей торговой империи. При правильном управлении и в более благоприятных экономических условиях.

О’Мэлли принес обеденные газеты с новыми ужасающими цифрами.

— Босс, — сказал он, кладя газеты на стол, — звонил губернатор Рузвельт. Просил передать, что хотел бы встретиться с вами в ближайшее время для обсуждения «мер по восстановлению экономики».

Франклин Рузвельт. Будущий президент, который через три года придет к власти с программой «Нового курса». Наши прошлые беседы о антикризисных мерах теперь обретали новую актуальность.

— Я готов приехать в любое время. В его загородном доме, как обычно.

Около пяти вечера дворецкий доложил о прибытии мистера Вандервуда. Владелец гостиничной сети выглядел встревоженным, но благодарным. Его костюм слегка взмок от дождя, а серебристые виски потемнели от пота.

— Уильям, — он крепко пожал мне руку, входя в кабинет, — я приехал поблагодарить вас. Ваши предупреждения спасли мою компанию от катастрофы.

Я указал на кресло у камина, где тихо потрескивали дубовые поленья.

— Присаживайтесь, мистер Вандервуд. Как дела с проектами расширения?

— Отменены, — он опустился в кресло с видимым облегчением. — Все десять запланированных отелей. Когда рынок рухнул, я понял, насколько близко мы подошли к пропасти.

Дворецкий принес кофе в серебряном сервизе и тихо удалился. Вандервуд принял чашку дрожащими руками.

— Если бы мы взяли те пять миллионов кредита на расширение, как планировали… — он покачал головой. — Компания разорилась бы за месяц. Банки сейчас требуют немедленного погашения всех займов.

— А текущее состояние дел?

— Сложно, но управляемо, — Вандервуд отпил кофе. — Загрузка отелей упала до тридцати процентов. Бизнес-путешествия практически прекратились. Но поскольку мы не брали новых кредитов, можем продержаться.

Я достал из ящика стола папку с предварительными расчетами.

— Мистер Вандервуд, у меня есть предложение. Сейчас многие гостиничные активы продаются по бросовым ценам. Мы могли бы выкупить их и расширить сеть, но без кредитного бремени.

Его глаза заинтересованно сверкнули:

— Продолжайте.

— Три отеля в Филадельфии выставлены на продажу за треть от стоимости строительства. Два в Вашингтоне — за четверть. Владельцы готовы продать за наличные с огромными скидками.

— И вы предлагаете их купить?

— Именно. Но только за собственные средства, без займов. Депрессия не будет длиться вечно. Через три-четыре года спрос восстановится, а мы получим сеть премиальных отелей по себестоимости.

Вандервуд задумчиво поставил чашку на блюдце.

— Сколько потребуется капитала?

— Около двух миллионов долларов на все пять объектов. Половину вложу я, половину — вы.

— У меня сейчас нет миллиона свободных средств…

— Не проблема, — я открыл папку с расчетами. — Я готов профинансировать всю операцию. Вы получите сорок процентов в новых активах за управление и экспертизу.

Вандервуд внимательно изучил документы.

— Уильям, почему вы делаете такое щедрое предложение?

— Потому что верю в будущее гостиничного бизнеса. И потому что вы доказали способность прислушиваться к разумным советам, — я встал и подошел к окну. — Большинство бизнесменов сейчас паникуют или отчаиваются. Но кризис — это также возможность.

— Возможность скупить активы по низким ценам?

— Именно. К 1933 году экономика начнет восстанавливаться. Те, кто сохранил капитал и правильно инвестировал во время кризиса, выйдут из него намного сильнее.

Вандервуд медленно кивнул:

— Я согласен. Когда начинаем?

— Немедленно. Каждый день промедления может стоить нам выгодных приобретений, — я вернулся к столу. — Но есть одно условие.

— Какое?

— Никаких кредитов и займов до полного восстановления экономики. Только собственные средства и реинвестированная прибыль.

— Разумно, — он протянул руку. — Договорились.

Мы пожали друг другу руки, скрепляя соглашение, которое в будущем превратит нас в одну из крупнейших гостиничных империй Америки.

Ближе к вечеру прибыл Джонатан Прескотт. Мой наставник и партнер выглядел уставшим, но довольным. Его серебристая шевелюра побелела еще больше за последние дни, но в глазах читалась удовлетворенность человека, правильно предсказавшего развитие событий.

— Уильям, — он сел в кресло у камина, принимая стакан шотландского виски, — наши клиенты потеряли в среднем только пятнадцать процентов капитала. В такой ситуации это блестящий результат.

Прескотт достал из кожаного портфеля папку с отчетами.

— Вандербильт сохранил большую часть состояния. Роквуд — девяносто два процента благодаря диверсификации в нефтяные активы. Семья Кромвелей потеряла только десять процентов.

— А те, кто не прислушался к нашим рекомендациям?

Лицо Прескотта помрачнело.

— Катастрофа. Синдикат фермеров из Айовы потерял четыре с половиной миллиона из пяти. Мистер Томпсон из Midwest Manufacturing девяносто процентов капитала. Многие из них сейчас буквально на грани банкротства.

Я встал и подошел к большой карте на стене. Красные булавки обозначали наших клиентов, переживших крах. Черные — тех, кто потерял все. К сожалению, черных было больше.

— Джонатан, пришло время второго этапа нашей стратегии. Скупка обесцененных активов и создание программ восстановления.

— У вас есть конкретный план?

Я повернулся к нему, ощущая вес ответственности за свои знания о будущем.

— Первое направление — промышленные предприятия. Сталелитейные заводы можно купить за десять-пятнадцать процентов от докризисной стоимости. Через три-четыре года, когда экономика начнет восстанавливаться, их стоимость вернется к прежним уровням.

Прескотт делал пометки в кожаном блокноте золотым карандашом.

— Второе направление — создание рабочих мест. Купленные предприятия немедленно запускаем с сокращенным штатом, но с достойной оплатой. Это поможет тысячам семей пережить депрессию.

— А финансирование?

— У нас есть двести миллионов наличными. Плюс кредитные линии в европейских банках. Этого хватит для запуска крупномасштабной программы.

Прескотт откинулся в кресле, обдумывая услышанное.

— Амбициозно. Но реализуемо. У меня есть контакты с владельцами предприятий, которые готовы продать их за символическую сумму.

Вечером, когда Прескотт ушел, я остался один в кабинете. За окном загорались огни ночного Нью-Йорка, но город выглядел по-другому. Меньше людей на улицах, тусклее свет в окнах, медленнее движение автомобилей.

На письменном столе лежал список целей на ближайшие месяцы:

1. Скупка промышленных предприятий в Пенсильвании, Огайо и Мичигане.

2. Создание сети столовых для безработных в крупнейших городах.

3. Организация программ переподготовки рабочих.

4. Финансирование медицинских программ для пострадавших семей.

5. Сотрудничество с Рузвельтом в разработке мер по восстановлению экономики.

Каждый пункт требовал миллионов долларов и месяцев работы.

О’Мэлли принес ужин на серебряном подносе: ростбиф с картофелем и бутылку французского красного вина урожая 1921 года. Несмотря на хаос за окнами, повседневная жизнь в особняке продолжалась.

— Босс, — сказал он, наливая вино в хрустальный бокал, — пришла телеграмма от швейцарских партнеров. Золотые резервы в цюрихских банках в безопасности. Плюс поступило предложение от «Женевской транспортной компании» о дополнительных услугах.

Золотые резервы. В моих швейцарских сейфах хранилось золота на сумму около двадцати миллионов долларов. При текущих ценах это составляло солидную подушку безопасности.

— Что еще из важного?

— Мистер Кляйн звонил по защищенной линии. Массерия и Лучиано выражают готовность к расширению сотрудничества. У них есть информация о других предприятиях, которые можно выкупить с выгодой.

Сотрудничество с мафией в текущих условиях могло оказаться полезным. У синдиката были связи и возможности, которые помогли бы быстрее реализовать планы по скупке активов.

Но главная мысль не давала мне покоя: я стал свидетелем величайшей экономической катастрофы в истории человечества. Миллионы людей потеряли работу, дома, надежду на будущее. А я обогатился на их несчастье.

Теперь передо мной стояла задача использовать этот капитал для восстановления экономики и помощи пострадавшим. Возможно, именно ради этого мне был дан второй шанс.

За окном дождь усилился, ударяя по стеклам с новой силой. Город засыпал в тревоге, не зная, что принесет завтрашний день.