Отряд D Чёртов Улей

Глава 11

Опер хищно оскалился в ожидании. Для всех он попал в лазарет на пару дней с переломом ноги — сказал, что по пьяни сверзился с лестницы неудачно. Впрочем, в лазарете ему нравилось. Грудастая медсестричка заботливо таскала ему живицу и поесть. Но лежать тут уже вторые сутки надоело. И вот, наконец, дверь отворилась, впуская к нему доверенное лицо Тесака — ментата Осу.

Окинув жадным взором ее фигурку, десантник приподнялся на подушках, привстал на локтях, вдруг остро ощутив контраст между белоснежной больничной простыней и теми грязными мыслями, которые тут же закопошились в его голове при виде этой дамы.

Оса постояла в дверях, замерев на секунду, будто давая ему насмотреться. Ее губы, четко очерченные, дернулись в легкой усмешке.

— Ну что, герой, ногу сперва сломал — теперь решил и глаза?

Голос был низкий, с хрипотцой, будто она не спала несколько суток. Впрочем, скорее всего так и было — под глазами тоже залегли тени. Даже умело скрытые косметикой, они были видны.

Опер не смутился и оскалился в ответ:

— А на что смотреть-то, если не на тебя? Медсестра, конечно, лакомый кусочек, но ты… ты — целый банкет.

Оса вошла, закрыла дверь и ловко пристроилась на краю койки. Пружины жалобно скрипнули под ее весом и прогнулись.

— Тесак просил проверить, как ты… восстанавливаешься, — она скептически оглядела его с ног до головы, задержавшись на гипсе. — Но, кажется, ты и правда слишком здоров для лазарета.

Опер почувствовал, как по спине побежали мурашки. Тепло женского тела приятно будоражило кровь и воображение.

— Так что, выписываемся? — перевел он разговор, сжимая край простыни и стараясь прикрыть явно выраженный интерес к ее персоне.

Оса наклонилась ближе. От нее пахло мятной жвачкой и чем-то еще.

— Выписываемся. Но сначала… поговорим. О том, как тебе следует себя вести, — ее палец прошелся по его груди. — Не нервничая, соблюдая субординацию, ты будешь просто очередным бойцом в группе, — она склонилась к его уху, теперь теплое дыхание касалось его кожи.

В палате стало тихо. Даже часы на стене, кажется, перестали тикать. И в этой тишине был отчетливо слышен стук сердца Опера. Он сжал кулаки, борясь с желанием завалить эту дамочку прямо тут, но мужчина понимал — это проверка, проверка его выносливости и терпения, ему стоит сохранять спокойствие. Это давалось с трудом. Он очень любил женщин. А сейчас, когда его желание подстегивали даром, он боялся, что ему придется искать чистое белье после того, как она уйдет. Опер сглотнул, когда губы Осы коснулись мочки его уха. Ну вот, он же говорил… Паскудство. И тут его отпустило.

Оса довольно усмехнулась:

— А ты молодец, хорошо держался. Приходи вечером, я покажу тебе, как это — с нимфой… — она закрыла за собой дверь.

А Опер откинулся обратно и разочарованно застонал. Такого у него не было лет сто. В прямом смысле. Жили они гораздо больше людей. И тут он задумался. Иммунные по-своему же бессмертны — не стареют, не болеют. Ну, только если тварь прихватит. А в их времени, даже при долгой жизни, ты рано или поздно того. А что, есть шанс пожить подольше. К опасности им не привыкать, а если еще и такая барышня будет греть его койку — жизнь будет сладкой.

Вскоре зашла медсестричка и принялась снимать гипс. То, что девушка не против позабавиться, десантник видел давно, а потому решил не упускать шанс и по-хозяйски ухватил ту за ближайшую к нему округлость.

Именно так его и отыскал Тесак, решив сам зайти. Причем в самый неподходящий момент. Девица подхватила скинутый халат и, пискнув что-то вроде «извините», бросилась прочь из палаты.

Глава стаба усмехнулся и сел на стул у окна.

— Смотри, Оса узнает… не сносить тебе самой важной для мужчин головы… — хитро прищурившись, предупредил он Опера.

— А я думал… — мужчина осекся.

— Думал, что мы с ней любовники? Это думают многие, но нет. Я женат, уже давно и очень счастливо. Нимфы меня не привлекают. Да и дары, подобные ей, на меня не действуют. А вот ты нашу Осу привлек. И своим она делиться не любит, — голос Тесака стал жестче. — Поэтому или не морочь девочке голову — с ее даром любовные волнения противопоказаны, или же будь верным ей одной. В обиду мы ее не дадим никому. Понял?!

Опер понял. Как тут не понять. Понял, что влип по самые помидоры. Но ментат ему нравилась — может, это, конечно, из-за дара, но ему казалось, что нет. А если так, то почему бы и не остепениться? В самом нужном месте все женщины одинаковы. Оса была хороша собой, горяча — что еще ж надо молодому полному сил мужику? Правильно, ничего! А потому он просто кивнул. На этом обсуждение женщин и закончилось. Они перешли к вопросам более важным.

Кратко рассказав, что требуется от Опера, Тесак покинул палату, а мужчина поднялся и принялся одеваться. Медсестричка было заглянула к нему, но, видимо, все поняла или подслушала, а потому дверь тихо закрылась с той стороны.

Через час Опер уже бодро шагал, не забывая слегка прихрамывать, по улицам Дикого в сторону казарм, где его должен был ждать новый командир.

Командиром оказался мужик лет сорока с обветренным лицом и крепким рукопожатием. Представился он как Фунт. И вскоре Опер понял, почему. Если что-то шло не так, как сказал командир, то он тут же начинал кричать: «Фунт изюма тебе в зад, выкормыш рубера!»

И оказался прав — именно за эту любимую им присказку (правда, изначально она была без упоминания рубера) крестный ему имечко-то и дал. Но смеяться не стоило — как сказали парни, кулаки у мужика были далеко не фунтовыми, а скорее пудовыми. И попадать под них никто не хотел.

Выяснив, что Опер — бывший диверсант (а их, как все знают, бывших не бывает), Фунт приказал ему заняться обустройством места для знахаря и по карте посмотреть, где им лучше ждать караван из Дружного.

Этим-то и занялся десантник, сперва решив осмотреть транспортное средство. Для поездки им выделили старый школьный автобус и два джипа сопровождения. Именно автобус и нужно было осматривать.

Его когда-то ярко-желтый корпус был весь заляпан ржавчиной, краской и похабными граффити — впрочем, так он меньше бросался в глаза. Но Опер сделал пометку в голове — накрыть крышу и бока маскировочной сеткой, не стоит привлекать много внимания. Лобовое стекло заменено на сварную решетку, сквозь которую едва видно дорогу. Как успел заметить Опер, это было особенностью почти всех машин, которые выезжали за пределы стаба.

Боковые окна были зашиты стальными листами с прорезанными бойницами — чтобы стрелять, не высовывая голову, а то и откусят. Крыша утыкана шипами и колючей проволокой — на случай, если кто-то захочет запрыгнуть сверху. Двери сняты, вместо них — опускающаяся рампа, чтобы можно было быстро высадить десант (ну или сбросить трупы — мужчина не питал иллюзий насчет того, как они относятся к погибшим товарищам, на похороны может просто не быть времени).

Двигатель был вынесен вперед и закован в бронированный кожух — как объяснил механик, на случай если рванет, то кабина останется цела. Двойные колеса, обмотанные цепями — грязно тут бывает часто, да и зимние кластеры с гололедом тоже прилетают. Задний бампер был весь утыкан крюками и шипами — тылы, как говорится, прикрыты.

На крыше стояла турель — 12,7-мм пулемет. «С таким и на элиту можно», — хмыкнул все тот же механик и тут же получил в зубы от Фунта — элиту тут предпочитали почем зря не упоминать.

Вместо сидений стояли деревянные лавки вдоль бортов. В полу — люк в грузовой отсек, где можно спрятать контрабанду, пленных или особо ценный груз. Вот сюда Опер и решил запихать знахаря. А чтобы тот сильно не побился — выстелить отсек одеялами. На том с механиком и порешили. Оставив мужиков колдовать, десантник отправился знакомиться с «особо ценным грузом».

Плюшку он узнал сразу. Тот сидел на ящике из-под патронов, жуя очередную булку, с таким видом, будто это было последнее, что он может съесть.

На вид ему было лет 25, но щеки были такими пухлыми, что он казался похож на маленького херувимчика. Между щек был зажат маленький, кнопочкой нос, который будто пытался выбраться из этого плена, но его сдерживали небольшие круглые очечки. Мягкая, с бледной кожей, без единого намека на рельеф фигура не была дряблой — просто складывалось ощущение, что его слепили из теста и забыли пожарить. Круглое лицо с розовыми щеками выражало щенячью радость по любому поводу. Темные, чуть вьющиеся волосы торчали в разные стороны, будто он только что проснулся.

Заляпанный жиром халат с оттопыренными от объедков, склянок и свертков с чем-то полезным или съедобным довершал его образ. На шее висел амулет из пробки от пузырька и ржавой гайки — «для баланса энергий», как утверждал Плюшка.

— М-м-м… Привет, ты, видимо, новенький! — пробормотал он, сыпля изо рта крошками. — Ты… м-м-м… булку будешь?

Опер посмотрел на него, потом на булку, потом снова на него, и помотал головой.

— Ну… м-м-м… как хочешь, она… м-м-м… вкусная, — не прекращая жевать, пробурчал знахарь.

«Теперь стало понятно, почему его отдают, — подумал Опер, — такого не прокормишь!»

Но вслух произнес другое.

— Приятного аппетита. Я Опер, мне приказали показать тебе место, где ты поедешь до места встречи.

Плюшка посмотрел на руку, испачканную в глазури, обтер ее о халат и протянул рейдеру, глядя на того небольшими круглыми глазками.

— Плюшка, знахарь, — весьма важно произнес он.

Скрывая брезгливость, десантник потряс бледную мягкую ручку с толстыми пальчиками и кивнул, мол, пошли за мной. Знахарь осмотрел отсек, кивнул — ему, казалось, было безразлично, где он поедет, лишь бы еду не отнимали.

Впрочем, это было и к лучшему — Опер ожидал от него истерики и требования приготовить автомобиль получше. А так все вышло как нельзя кстати. Попрощавшись с Плюшкой и остальными, рейдер поспешил в ночлежку, где, наскоро помывшись и переодевшись в чистое, отправился на свидание. Давненько он так не волновался.

И вот спустя три дня он сидел рядом с водителем, прищуривался от яркого солнца, что било в глаза, и вспоминал ту ночь. Пожалуй, самую лучшую ночь в его жизни. А было этих ночей немало.

Он вспоминал, как вошел в квартиру, где жила Оса.

«Большая, просторная, как и положено по ее статусу. Он в своей „горке“ смотрелся тут нелепо. Женщина, поняв его смущение, предложила ему джакузи, и вскоре в огромном пушистом халате (даже с биркой — видимо, чтобы не подумал, что он остался от его предшественника) сидел на диване и пил вино. Дорогое и вкусное. На фоне играла тихая музыка, горели свечи.

Оса потянула его танцевать.

Они медленно кружились под тихую музыку, его руки скользили по шелковистой ткани халата, ощущая под ней тепло ее тела. Оса прижималась к нему, ее дыхание было горячим на его шее, а пальцы запутались в его волосах. Он так и не понял, когда халат соскользнул с ее плеч, открывая гладкую кожу.

Опер притянул девушку к себе, ощущая, как бьется сердце Осы. Его губы смяли ее, и он потерял контроль. Их губы встретились в жадном поцелуе, в котором смешалась страсть и давно копившееся напряжение. Опер ощутил, как пальцы девушки впиваются в его плечи, притягивая ближе, стирая последние границы.

Его ладонь скользнула вдоль ее спины, ощущая каждый изгиб, каждый выступ. Кожа под пальцами оказалась горячей, будто раскаленной от того огня, что горел внутри нее. Она вскинула голову, когда его губы коснулись ее шеи, и тихий стон сорвался с губ девушки. Они упали на мягкий ковер, ее руки нетерпеливо сорвали его халат. Движения Осы были резкими, нетерпеливыми — и он почувствовал, как прикосновения ее рук обжигают даже через ткань.

— Ты уверен, что готов? — голос девушки звучал хрипло, и это подстегнуло его еще больше.

Опер ответил не словами, а действием — перевернул ее, прижав к простыням. Их тела сплелись в одно целое. Оса встретила его взгляд, и в ее глазах он прочитал то же, что чувствовал сам — не просто желание, а потребность в том, что сейчас происходило.

Дар ментата подогревал и так не гаснущее желание, ему казалось, что он не спал вообще.

Когда рассвет окрасил шторы в багровые тона, они лежали, сплетенные в усталом молчании.

Опер провел пальцами по женскому плечу, и Оса прикрыла глаза, словно запоминая это ощущение.

«Никаких обещаний. Никаких иллюзий», — подумал он, поднимаясь, но точно знал — если вернется, то снова войдет в эту дверь.

А пока… пока этот момент принадлежал только им.

Она догнала его у двери, и он опоздал на целый час…»

Видимо, что-то такое отразилось на его лице. Опер знал, что вся команда была в курсе, где он провел ночь. Фунт так орал, брызгая слюной, что даже глухой услышал бы. И вот водила, побитого вида мужичок, повернулся к нему с мерзкой понимающей усмешкой. Захотелось смыть ту кровавой юшкой из его разбитой морды. Десантник едва сдержал раздражение. Раньше подобное его не злило, и это открытие удивило. Едва сдержавшись, он сделал вид, что не заметил эту ухмылку. Но мужик не сдавался.

— Ну и как она? — сальный голос раздался прямо над ухом, мужичонка мотнул головой куда-то назад.

— Едет да едет, — сделал вид, что не понял, Опер.

— Куда едет? — не понял мужик, десантник наконец вспомнил его имя — Черпак.

— Прямо, — все также невозмутимо отвечал тот.

— Зачем? Я думал она в стабе осталась?!

— А сопровождать нас кто бы стал?

— А, так она нас сопровождает? — протянул Черпак и затих, видимо, возможная близость самой Осы охладила его пыл.

— Ну да, — кивнул Опер, не уточняя, что он лично говорил про джип, что ехал позади. Машина ведь тоже она.

До места встречи добрались затемно. По дороге диверсант пытался отыскать признаки засады Пса со Свеном, но ничего не заметил — хорошо спрятались, значит. Это было правильно — так их и враги проморгают. В отряде каравана ни голоса Окурка, ни Картавого он не услышал, но то было и неудивительно — он и сам бы не полез настолько внаглую. Оставалось надеяться, что все пройдет гладко, и большинство из них вернутся живым. Помирать ему как-то и раньше не хотелось, а теперь так и вовсе считал это глупым.

Он снова прикрыл глаза, вспоминая ментата. Чем она его зацепила, он так и не понял. Дар? Нет, дар, конечно, имел свое значение, но в ту ночь он чувствовал, когда она «трогала» его своим даром, а когда он и сам хотел быть с ней рядом. Это одновременно и радовало, и пугало мужчину, привыкшего к вольной жизни, и как ему быть, он пока не знал. Решил, что все должно идти своим чередом, а там… там куда кривая выведет.

Выйдя из джипа и хлопнув дверью, Опер оглядел место. В целом здесь было довольно неплохо. Невысокие холмы с двух сторон окружали широкую ровную площадку, дорога (если можно было это так назвать) проходила метрах в ста от холмов.

— Если прижаться влево, — вслух размышлял Опер, — то видно будет и дорогу, и с холма на нас не нападешь. Минус один — если налетят большой толпой, окажемся в ловушке.

Он кликнул Фунта и поделился с ним своими наблюдениями. Тот одобрительно кивнул и уважительно глянул на диверсанта.

— А ты хорош, — протянул он, смотря Оперу прямо в глаза. — Зря я на тебя накричал, ты полезный боец. Дело свое знаешь.

Опер лишь усмехнулся. Что-что, но в диверсиях он был ас, а выбрать место для лагеря, засады или диверсии — это первое, чему его научили в Академии. Правда, с поправкой на их время, но азы были применимы в любых ситуациях. Он еще раз прошелся по местности и удовлетворенно кивнул.

Убедившись, что все тихо, он расставил караулы, проверил знахаря и лег подремать.