Отряд D Чёртов Улей

Глава 2

И Шнырь начал рассказ. Рассказал, что Стикс — это куски Мультиверсума, куда прилетают куски из разных времён и мест. Кластеры, как зовут их тут. Что есть иммунные, такие вот как он и его коллеги, или рейдеры, стронги и нолды. Стронгами тут звали отряд крутых перцев, которые драли задницы внешникам и мурам. Нолды же по сути те же внешники, но из будущего, и им лучше не попадаться. Они, конечно, внешникам помогают, вон и станцию космическую им устроили, но особо все равно не жалуют. Попадали сюда через туман зеленый с мерзким химическим запахом, вот только никто из отряда никакого тумана, да и запаха не помнил, но то ладно, потом разберутся, как они сюда попали. А вот про заразу было интересно.

— Зараза, как бы вам объяснить про нее получше, — начал мур. — У нас-то, мля, особо не принято свежаков просвещать, в клетку да в стойло и пастись, — он мерзко хохотнул. — Начинается все незаметно сперва. Люди видят туман, грозу без дождя, запах чувствуют. В этот момент кусок мира сюда и копируются. С людьми прямо, йопта, мы тут все копии себя, говорят, а там, сука, продолжаем тоже жить. А потом заражаются все, где-то перерождение за часы происходит, где-то несколько дней надо, зависит от того, быстрый, сука, кластер или нет. Как грибок эта дрянь, говорят, но не простой. Он, понимаешь, проникает в организм и постепенно меняет тебя изнутри. Сначала ничего особенного. Слабость, головная боль, чувство жажды. Многие списывают это на отравление тем самым, мля, туманом.

— Но потом… потом начинается самое страшное, — Шнырь сделал театральную паузу для драматичности момента. — Грибок начинает размножаться, поглощая ткани, изменяя тело. Мышцы растут неравномерно, кости деформируются, жуть, блин, еще та. Лицо искажается, челюсти выпирают, глаза мутнеют, становятся черными. И самое страшное — разум, нахрен, исчезает. Человек превращается в существо, которое живет инстинктами. Постоянный голод, жажда крови, агрессия, так появляются твари всякие, — мур утер рот от запекшейся крови и сплюнул в грязь под ногами. — Заражённые бывают разные, самые первые это, мля, пустыши, у них ещё не сформировался нарост толком, и там даже спорана не найти, — заметив, что Опер хочет что-то спросить, предупредил вопрос. — Про них тоже расскажу. Так вот, понимаешь, после пустышей джамперы и бегуны идут, джампы тоже пустые, а вот бегуны, сука, уже со спораном бывают. Добыть его можно, расковыряв чесночину на затылке. Потом спидеры, лотерейщики или, как их ещё зовут, жрачи и топтуны. У этих и горошина может быть, и споранов до пяти штук. Но и убить их сложнее, они, сука, быстрые, и броня нарастает.

— А почему названия такие странные? — все же вклинился Опер.

— Жрач потому, что пасть уже здоровая и зубы как у того крокодила, йоптыть. А лотерейщик, потому как лотерея, будет или не будет горошина. Топтуна так зовут из-за костяных наростов на пятках. Идёт, и будто девка, мля, на проспекте каблуками цокает, — видимо, от мыслей о девках мур аж губами причмокнул. — Кусачи и руберы, те вообще лютые уже. Кожа уже полноценной коркой стала, как броня. Пробить, сука, сложно, только из чего крупнокалиберного. Зато и споранов в них много, и горох есть. И янтарь, эта штука такая, как апельсиновая икра, из неё спек делают. И наркота, мля, и обезбол хороший. Иногда и жемчужина чёрная быть может, но то редкость. Ну и последний — это элита. Там уже всего много. И даже жемчуг можно отыскать красный и черный. В самых жирных, которые почти стали теми, кого нельзя называть…

— Это почему ещё? — подал голос Шелест.

— Нельзя, мля, и все! Если только в стабе. Чтобы не пришел! —отрезал Шнырь. — Так вот, йопта, в таком можно и белую, но то редкость. А вот в тех, кого не зовут, порой и две белых есть. Но суть у них у всех одна. Они, понимаешь, оболочки, управляемые паразитом. Их единственная цель — найти жратву и развиваться дальше, чем больше сожрут, тем больше станут и крепче. Они не думают, не чувствуют. Они только пожирают. Элитники, сука, те целые стаи низших с собой водят. От такой стаи и отряду часто не отбиться.

— А ещё, — он понизил голос. — есть Орда. Про то, мля, кроме как в стабе, тоже нигде говорить нельзя. Идут зараженные большой волной, сметая на пути все. Даже стаб не каждый выстоит. Но есть мы, иммунные, сука, нам грибок этот дарит здоровье богатырское, никакие болячки не страшны с ним. Если только пристрелят. И то если сразу в голову. А так и органы отрастают, и конечности. И дары разные дает, йоптыть. Полезные и не очень. Есть боевые, есть бытовые, есть пси-хо-ло-ги-чес-кие, — даже по слогам с трудом выговорил Шнырь сложное для него слово.

— И что? Никак, не устоять против этой заразы? — спросил Свен, явно заразившийся манерой речи мура. — Мы, получается, тоже уже заразились и, можем стать вот этими?

Шнырь задумался, почесал давно небритый подбородок.

— Если шлемы не снимали свои нигде, то пока нет, только не выйдет у вас в них всегда ходить, йопта. Жрать да пить захотите же. Тут-то споры в вас и попадут. Спастись можно, — он важно кивнул. — Если белый жемчуг сожрать. Он, говорят, даже первые стадии обращения может вспять обратить, но правда или нет — не знаю. Кто ж, мля, целое состояние будет тратить на пустыша? Если только Институтские, но те и не расскажут никому. Да и где его вам взять? — начал мур и вдруг осекся, перевел взгляд на корабль и хлопнул себя по лбу. —Мужики, блин, если я вам верное средство стать имунными дам, вы мне пообещать можете кой-чего?

Все четверо отрядовцев переглянулись, и Шелест озвучил мысль за всех.

— Смотря что надо.

— Что застрелите меня. Ровнехонько в лоб. Чтобы не мучился значит, — вздохнул мужик.

— Да мы тебя и живым можем оставить, — начал было Опер. — Зачем поды…

— Не надо живым, меня одного все равно, видит Стикс, рейдеры выловят, — перебил его мур. — А те, сука, церемониться не станут. Подыхать буду долго и очень мучительно.

— А что они злые такие? — почесывая шлем, спросил Свен.

— Знают, чем мы, мля, занимаемся, а потому и нам пощады нет, — снова вздохнул пленник.

— Так если вы все это знаете, то зачем претесь в этих самых муров?

Новый вздох вырвался из груди Шныря.

—Поймают тебя свежаком и выбор дают — или на органы живьем несколько месяцев распускать будут, или иди, понимаешь, других имунных лови. Вот и выбирают многие самим мурами стать…

Отряд притих, выбор, конечно, и правда невелик, те, кто духом послабее, выберут сами тварью стать, это верно.

— Ну если так, — протянул Свен. — То поможем, если и ты нам поможешь.

— Сперва только живец готовить вас научу, без него тут каюк, понимаешь. Споровое голодание или убьет, или в зараженного превратит. Дрянь-то в нас сидит, — он попросил принести пару бутылок водки из его рюкзака, марлю и пустую бутылку.

Когда всё требуемое было на месте, мур сперва достал из внутреннего кармана мешочек, высыпал оттуда что-то в ладонь и налил в помятую алюминиевую кружку алкоголь, рассказав, что подойдёт любой от сорока градусов, закинул туда небольшие, похожие на мелкие серые виноградины, штуки.

Вскоре те расползлись хлопьями. Затем он осторожно процедил настойку через марлю, пахло отвратительно — давно не стиранными носками, чем-то тухлым и спиртом. Закрыл бутылку и взболтал.

— Пропорции строго соблюдайте! Один споран — пол-литра воды, пол-литра — водка. Больше — передозировка, меньше — эффекта не будет, — учил он отряд. — На глаз, конечно, но чтобы примерно так было. Один к одному. И два три спорана.

Затем продемонстрировал, как сделать фильтр из ткани или марли.

— Много слоев, плотно, чтобы хлопья не попали, они для нас яд, понимаешь — вещал мур, сноровисто складывая кусок ткани. — Для заражённых говорят, кстати, тоже, вдруг где пригодится, йоптыть. Вот так…

Четверо наемников внимательно смотрели за манипуляциями грязного мужичка в восемь глаз, стараясь не упустить ничего, ведь от этого знания зависели их жизни в этом странном мире.

— Пить маленькими глотками. Осторожно. И не забывайте — это не лекарство, это… необходимость, что ли. Если дар используете, то расход потребления растет, мля, при ранах — тоже. А так, раза три в день по паре глоточков хватает. А теперь ваша очередь. Повторяйте за мной, йопта, — он указал на вторую бутылку и горсть споранов. — Удачи, мля.

Когда живец был готов, он отхлебнул немного и показал большой палец, мол, отлично справились.

— Слушай, а ты говорил, вот дары, мол, есть, а что за дары? — полюбопытствовал Опер.

— Видите эту кружку? — Шнырь указал на ту самую помятую кружку с водой. —Обычная вода, ничего особенного. А теперь…

Он закрыл глаза, его лицо стало сосредоточенным, почти напряженным. На лбу выступила капля пота, он весь как-то собрался. Воздух вокруг него словно загудел, ладонь неплотно обхватила кружку.

Вода в кружке начала медленно нагреваться. Пар стал подниматься над ее поверхностью. Мур почти не касался кружки напрямую, но она нагревалась, словно сама по себе.

— Дар Улья, — пробормотал он, открыв глаза. Его взгляд был усталым, но в нем горела тихая гордость. —Каждый иммунный получает свой дар, понимаешь. У кого-то сила, у кого-то скорость, у кого-то — способность на мысли влиять или читать их. А у меня — это.

Он убрал руку, вода в кружке была уже почти кипящей. Опер даже проверил ее, сунув палец в кипяток, и теперь, тихо матерясь, дул на обожженное место.

—Не все дары такие заметные. У некоторых — возможность животных чувствовать там или людей, кто-то имунных чует, у некоторых — что-то ещё… незаметное, мля, но очень полезное. Но это — то, что дает нам Улей… — мужик сделал глоток из кружки с живцом. — А у кого-то совсем бесполезные, например, готовить хорошо…

Тут вмешался Свен, возмущенный до глубины души таким принижением искусства кулинарии.

— Хорошо готовить не бесполезно.

Отряд дружно заржал, кто о чем, а этот про пожрать.

— Ну или там петь, йоптыть, —продолжил Шнырь.

— Это да, ерундовина, — кивнул Свен, ему вдруг остро захотелось тоже что-то такое уметь. — А какие у нас будут?

— Того никто не знает, — пожал плечами мур. — Это как рулетка, что выпадет — то выпадет.

— Будешь размер сисек на глаз определять! —захохотал Опер.

— Это я и так умею, — обиженно отвернулся Свен.

— Дары, это хорошо, — вклинился молчавший все это время Шелест. — Но ты, помнится, нам обещал рассказать верный шанс выжить…

— Вы ж на корабле внешников явились, — усмехнулся Шнырь.

— Продолжай, — подбодрил его командир отряда.

— Те нам за органы, ну как нам, Ворону, сука, — он кивнул в сторону кучи тел. — Всегда жемчуг привозят. Чтобы он прокачивал знахарский дар свой, понимаешь, и тех, кто полезный. Две-три всегда есть. Надо найти чемоданчик с ними. Снимите шлемы, и если поймем, что кто-то из вас не имунный, йопта, то жемчужину-то ему и сунем. Так может одна, а то и две еще и так вам останутся.

— Дорогие жемчужины эти? — подозрительно спросил Свен.

— Да это, считай, состояние целое, — он мечтательно вздохнул, представляя, что бы мог с таким-то богатством сделать. С такой жемчужиной даже ментат метку сменить можно. И такие умельцы в Стиксе есть, да только кто ж ему отдаст-то ее.

В голове мелькнула шальная мысль, а не попробовать ли сбежать, прихватив жемчуг? Но он тут же ее отбросил. Видел, как быстро расправились со всей их бандой эти четверо. Его одного положат и глазом не моргнут. Он снова вздохнул, глядя на то, как Опер отправился искать жемчуг. Вскоре тот и правда притащил небольшой кейс, в котором на мягкой подложке лежали две слегка кремовые горошины.

Отряд немного замешкался, но скинул с себя шлемы. Минут через тридцать всех троих начала мучить жажда, разболелась голова. Живец помог. Так и сидели, ждали. Вскоре у Свена и Опера появились первые признаки заражения. Им то жемчуг и отдали.

— Тепло так в брюхе стало, — с дурацкой улыбкой заявил Свен, поглаживая живот.

Бард и Шелест держались. Бард так и вовсе был бодрее всех, даром что всю дорогу молча сидел.

— Теперь вы двое хигтеры, новички, йопта, что приняли жемчуг до появления дара, — поучительно произнес Шнырь, поднимая палец вверх. — Дар ваш изначально сильнее будет. Но вам в стаб нужно, чтобы под присмотром лекаря его пробудить. Иначе делов таких, мля, наворотить можете.

— Ты вот все болтаешь об этих стабах, что это вообще такое? — Шелест, наконец, справился с головной болью и снова принялся за расспросы.

— Весь Улей, это другое название Стикса, понимаешь, состоит из разных кусочков, по форме похожих на соты — кластеров. Есть быстрые, на них перезагрузка происходит часто, от суток до недели. Есть долгие, там может и раз в месяц новый кластер прилетать, может и реже. А есть стабы. Стабильные кластеры, йоптыть. Эти или совсем не перезагружаются, или так редко, что этого никто и не помнит уже. Вот на них то и строят поселки, где живут рейдеры. Там и банки есть, и знахари, и, сука, ментаты…

— А это что за перцы?

— Ментаты — это люди с даром, их дар Улья позволяет им составить ментальную карту человека, — Шнырь невольно съежился, похоже, вспомнил что-то неприятное для себя. — Уникальный, мля, отпечаток, подделать который практически невозможно.

— Типа как отпечаток сетчатки? — заинтересовался Свен. — Или отпечатки пальцев?

— Не совсем, — ответил мур и, видя непонимающие взгляды, начал объяснять. — Представьте себе — вы приезжаете в новый стаб. Никто вас не знает. Но, сука, ментат смотрит на всю вашу команду и уже через минуту знает все — кто вы, откуда пришли, чем занимаетесь. Вранье от него не спрячешь. Он почувствует, если вы обманываете. Конечно, хитрить можно, обходить острые углы, но прямо в лоб его не обманешь, йопта.

— Телепаты, — выругался Шелест. — Надеюсь, они хоть редкие и ценные люди?

— Не сильно редкие, — задумался Шнырь. — Но и не частые. Поэтому они очень ценятся. В нормальных стабах ментаты как полиция и следователи в одном лице. Выявляют преступников, понимаешь, проверяют документы, ищут нас, муров.

— Хм-м-м, —Шелест почесал затылок. — Строго у вас тут все, однако.

— Есть еще и чернота. Черные, будто уголь, кластеры. На них все практически моментально превращается будто в стекло. И трава, и деревья, и металл с пластиком. Электроника там с ума сходит. Над ними даже летать опасно. А человек, мля, быстро ориентацию теряет и в обморок падает. И все, каюк…

Все четверо задумались, это почти как черные дыры, там тоже от гравитации с ума сходят приборы и люди. От того никто из них и вернуться и не может. В общем, дело понятное. В эту черноту без надобности сильной соваться не стоит. Да и с надобностью лучше не надо.

— А что ты там про крестить бормотал? — это уже Бард голос подал.

— Не принято тут со старыми именами жить. Стикс того не любит. Поэтому крестят новыми позывными, погонялами — тут уж как кому нравится, — пояснил Шнырь. — В общем, кликухи вам нужны, парни.

— Так у нас имен-то и нет, позывные как раз только, — пожал плечами Шелест.

— То я не знаю как, странные вы. Не как все свежаки. Но с вами в стабе, думаю, разберутся тоже. А я крестить и не взялся бы. Это ж клеймо вам на всю жизнь… Я, конечно, сволочь, но не паскуда, людям жизнь-то портить…

— А кто ж ты? — рыкнул Опер. — Людей на органы разбираешь, еще какая паскуда.

— Я не то хотел сказать, — заторопился мур, пятой точкой почуяв, что его сейчас станут бить. — Это же другое. Органы органами, мля, а покрестить — это реальное паскудство.

— Да хрен с ним, — Шелест решительно прервал не успевшую начаться перепалку. — Так дальше что? Нам надо попасть в какой-то стаб?

— Я бы так поступил, — кивнул Шнырь. — Но…

Он хотел было сказать еще что-то, но тут со стороны ангара послышался грозный рык. Обернувшись, они увидели картину, которая заставила их моментально поверить во все россказни мура, хотя до того сомнения были у каждого.