Печать Мары: Пламя. Книга I

Глава 16: Воин Мары

В ту ночь не только Силин проснулся раньше срока. За сотню верст на север от Ёгны, в узкой холодной келье на простом деревянном ложе Радослав открыл глаза. Какое-то время он молча лежал, не отрывая взгляда от низкого каменного потолка, чуть различимого в ночи. Потом встал, осторожно ступая ногами по холодному полу. Подошел к небольшому оконцу и открыл деревянную ставню.

В затхлый воздух кельи ворвалась ночная прохлада. Радослав разочарованно выдохнул. Он ждал вести от Мары. А их так и не было. За окном царила тишина. Но в тот момент, когда он хотел вернуть ставень на место, на край окна приземлилась галка. Она завертела головкой, пару раз подпрыгнула по каменному подоконнику, выбирая место получше, потом замерла, стукнула клювом, покрутила головкой, а потом влетела внутрь. Птица спокойно села мужчине на плечо. Тот провел рукой по ее спинке, приминая отливающие чернью перья с серыми переливами.

Галка закрутила головкой. Замерла. Взгляд зрачков-бусинок, черневших на светло-голубой радужке, остановился на иконах. Вернее, на их тыльной стороне. Радослав, когда оставался в келье один, по обыкновению запирал дверь на засов и поворачивал иконы ликами к стене. Галка подскочила, взмахнула крыльями, подлетела к большой черной доске и ударила по ней клювом, потом снова и снова. Внезапно в воздухе послышался шелест множества крыльев. Галочья стая ворвалась через раскрытое окно и присоединилась к первой птице. Галки подлетали, ударяли клювами в доску, толкались, мешали друг другу. В небольшом пространстве, зажатом каменными стенами, царил настоящий балаган.

Радослав не знал, что делать. Он застыл и, как завороженный, смотрел на толчею черных, отливающих сталью птиц. Одна галка вылетела из птичьего водоворота. Неуверенно взмахнула крыльями и упала на пол. Клюв ее был сломан. Кровь, которая вытекала из раны, не была заметна на фоне черных перьев. Когда птица, пару раз дернув лапками, замерла, под ней начала растекаться небольшая кровавая лужица. Радослав хотел ее поднять, но тут рядом упала другая. Потом еще одна. Остальные, как ни в чем не бывало, продолжали наносить клювами удары по иконе.

Все закончилось так же неожиданно, как началось. Птицы мигом, как по команде, разлетелись по келье и одна за другой вылетели наружу. Радослав сделал несколько шагов по направлению к иконе. Подошел к ней, стараясь не наступать на птичьи трупики. Взял ее в руки и вытер рукавом запачканную кровью поверхность. Присмотрелся — и от удивления чуть не выронил икону из рук. На черной закопченной доске виднелись стройные ряды букв, выбитых птичьими клювами. Глаголица. Давно забытая древняя письменность, которую язычники использовали для своих священных книг и переписки.

Радослав прочитал текст, потом перечитал еще раз. Поставил икону на место. Оглядел келью. Собрал мертвых галок и положил на подоконник. Завтра нужно будет их захоронить. Вернулся в глубь кельи и сел на жесткую кровать. Провел натруженными высохшими руками по коленям. Удовлетворенно вздохнул. Мара дала ему весть. Теперь он знал, что делать! Медлить не нужно. Нужно найти Болдыря и все ему рассказать.

В небольшой горнице простой крестьянской избы царил полумрак. Пара свечей да чадящая лампада в углу у перевернутых ликами к стене икон. Негоже новому чужому Богу подглядывать за служителями богов древних. Радослав и Болдырь сидели за длинным, потемневшим от времени столом. На лавках, один напротив другого. Болдырь занудно вещал бесцветным ровным голосом:

— Обнищал народец-то, добра нету ти. Поживиться нечем. Ни мехов, ни меду, ни зелена вина, одна полынь да лебеда. Ижора да чудь белоглазая носы воротят, торговли нет… не на что рухлядь-то выменять у них…

Сделал паузу, глянул на молчащего собеседника и добавил, веско разделяя слога:

— Не-на-что…

— Болдырь!

Радослав не скрывал своего раздражения. Болдырь удивленно посмотрел на него и замолчал.

— Что ты за человек такой? Рухлядь у Силина взял, а тебе все мало. Не видишь дальше носа своего. Мелкая твоя страстишка, алчность твоя ненасытная сгубит тебя. Сгубит… Эээххх.

Радослав махнул рукой, шумно выдохнул, стараясь успокоиться. Провел рукой по гладким доскам стола. Взял себя в руки и продолжил уже спокойным, привычным тоном:

— Ну, а теперь послушай меня. Мара передала мне послание. Знаю я теперь, где сам Рюрик лежит и дружина его малая. Нужно теперь найти перстень, Марой в этом мире оставленный. Он поможет нам Рюрика оживить. Есть у нас теперь дело. Великое дело! И поможешь мне это дело сделать — будешь и в соболях ходить, и с золота есть, и из серебра пить…

Болдырь, пораженный услышанным, удивленно глянул на старика. Потом откинулся на лавке к стене и улыбнулся. Да так, что белые зубы блеснули в темноте.

— Погодь, погодь. Не спеши, мил человек. Слыхал я про Рюрикову могилу и про сорок мер золота, и про дюжину дружинников евойных… Слыхивал, и не раз. И про перстень тот знаю кое-что…

Болдырь с шумом отодвинул лавку и порывисто встал. Обошел стол, подошел поближе к Радославу. Навис над ним, уперев правую руку в стол. Заговорил быстро и раздраженно:

— Ты мне еще о Китеже-граде расскажи, о сокровищах его несметных. Последний раз один такой знатец тоже мне соловьем заливал…

Радослав резко встал, так что Болдырь вынужден был отстраниться. Старик придвинулся к разбойнику почти вплотную. Он был выше Болдыря ростом, поэтому чуть нагнулся, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. Неожиданно Радослав схватил Болдыря за грудки, притянул его еще ближе к себе за ворот дорогого кафтана.

— Ты с кем-то меня спутал, Болдырь. Ты, вошь бородатая, смеешь в моих словах сомневаться! Мара тебя выбрала, а ты тут кривляешься, как скоморох на ярмарке!

Радослав отпустил Болдыря, и тот сделал шаг назад. Приходя в себя, отряхнулся, разгладил одежду. Вид у грозного разбойника был растерянный. Он не ожидал от старика такой вспышки гнева и еще не пришел в себя. И тут Радослав, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Делай, что скажу, и будут тебе сокровища несметные, без всякого Китеж-града. Не сомневайся. За моими словами сама Мара стоит. И слово ее нерушимо.

Радослав замолчал. Посидел немного молча, потом поднял вверх перст, в направлении черного от сажи потолка:

— Как и возмездие.

Он развернулся, пошел к двери. Молча открыл ее и отошел в сторону. Половицы тяжело заскрипели, и в горницу, пригибая здоровенную голову, втиснулся настоящий гигант. Здоровенный, необъятный в плечах богатырь, в старинной кольчуге, с огромным прямым мечом на поясе. Грубые, крупные черты лица были как будто вырублены из дерева топором неумелым подмастерьем. Рыжая борода и волосы торчали во все стороны. Маленькие, красные, налитые кровью нечеловеческие глаза злобно впились в Болдыря. Тот постарался сохранить самообладание, но страх отчетливо читался на его лице. Радослав довольно ухмыльнулся:

— Знакомься, это Болдырь. А это Волот, слуга Мары.

Радослав, довольный произведенным впечатлением, улыбался, не скрываясь:

— Волот в делах твоих поможет по мере сил.

Волот нечленораздельно рыкнул, обнажая большие желтые зубы с огромными резцами. Радослав махнул рукой. Волот неуклюже развернулся и вывалился из горницы. Радослав подошел к еще не пришедшему в себя Болдырю, покровительственно похлопал его по плечу:

— Ты, Болдырь, сильно не балуй сейчас. Я потом скажу, что делать.

Болдырь, соглашаясь, кивнул головой.

— Я пойду?

— Иди, иди…

Болдырь опрометью выскочил из избы, а Радослав вернулся на свое место. Сел, удовлетворенно потирая руки.

Деревенская баба наполняла у колодца ведра с водой. Поливали сегодня много. Ведро на длинной веревке, привязанное к журавлю, уходило глубоко, в темную глубину колодца. Баба с трудом вытащила его, полное до самых краев студеной колодезной воды. Поставила на землю, пролив воду себе на ноги. Зябко. Перед тем как закинуть на плечо коромысло, поправила платок и захотела вытереть пот. Поднесла руку ко лбу — и замерла. По дороге, выбивая из земли облака пыли, неслись всадники. Баба пригляделась, и ей прямо в глаза блеснули отблески от обнаженных клинков. И тут же из леса вывалилась ватага пеших. Разбойники.

Баба истошно заорала, метнулась в сторону деревни, опрокинув только что поднятое ведро:

— Кара-у-у-ул!

Деревенские высыпали из домов на улицу. Кто-то побежал за огороды, кто-то пытался спрятаться в сарае или на сеновале. Всадники появились на улице. Один мужик, видимо из отставных боевых холопов, а может, просто отчаянная голова, выбежал из сарая с рогатиной. Быстро огляделся. Сноровисто выставил вперед рогатину, как копье, навстречу несущемуся прямо на него конному. Конь взвился на дыбы, навалился грудью на рогатину и свалился набок, придавливая своим весом седока. Второй разбойник объехал упавших и рубанул саблей храбреца.

Но торжество было недолгим. Из окна ближайшей избы грохнул выстрел. Пуля допотопной пищали ударила прямо в грудь разбойнику, выбила из седла, как игрушку. Пеший тать, в дырявом зипуне, с ноги высадил дверь и ворвался внутрь. Стрелявший парень не успел перезарядить оружие. Взмахнул пищалью, как дубиной, но противник почти в упор разрядил в него пистоль. Ткнул уже бездыханное тело пару раз для верности саблей. Из-за печи к нему рванулась баба.

— Сынок, сын-о-о-к!

Баба истошно заголосила. Она бросилась вперед, но подбежать к трупу не успела. Разбойник одним ударом кулака сшиб ее с ног. Потом ударил еще раз для верности, схватил за волосы и потащил подальше от входа, к печке. Воровато оглянулся, задрал бабе подол и начал спускать штаны. Баба отчаянно завизжала, но с новым ударом крик прервался.

Кто мог убежать — убегали. Мужик посадил в телегу жену с орущим во весь голос ребенком и почти выскочил из села. На его беду, за селом, у небольшого леска, ничего не подозревающий пастушок выводил стадо из-за деревьев. Лошадь метнулась от неожиданно появившихся перед ней коров. Она рванулась с дороги прямо в поле. Возница пытался удержать ее ход, но под колесо попал здоровенный земляной комель. Окованное в железо колесо с грохотом разлетелось от удара. Подпруга лопнула, ось влетела в землю, и телега вместе с сидящими людьми перевернулась. Ошарашенный пастушок бросился к телеге. То ли помочь было уже некому, то ли он увидел дым, поднимавшийся над одним из домов. Но паренек быстро поймал вырвавшуюся из телеги лошадь, вскочил ей на круп и был таков.

Разбойники быстро подавили сопротивление. Только у кузни кузнец с сыном держали оборону. Сына свалила мушкетная пуля, отец был ранен. Тяжело дыша, весь в своей и чужой крови, он стоял, сжимая в руке молот на длинной рукояти. Перед ним лежало три бездыханных разбойника. Один с проломанной головой, второй с разбитой грудиной. А вот труп третьего больше походил на месиво раздробленных костей и размозженной плоти. Это он убил сына кузнеца.

Вокруг одинокого бойца столпились разбойники. Шансов пережить этот бой у него не было никаких, но никто из ватажников не спешил приблизиться к одинокому противнику. Они могли бы, конечно, расстрелять его издалека. И так бы с удовольствием сделали. Но ни у одного из пятерых не осталось ни одного заряда.

Разбойники не видели, как у них за спинами появился Болдырь.

— Что стоим, соколики?

Пятерка разом, как по команде, оглянулась на голос вожака. Тон Болдыря не сулил ничего хорошего. Никто не решался подать голос. Но и стоять тоже резону не было. Один из пятерки, чернявый, похожий то ли на цыгана, то ли на турка, махнул рукой. Товарищи начали расходиться по сторонам, обходя кузнеца с разных сторон. Тот продолжал стоять неподвижно, переводя взгляд с одного противника на другого.

Когда разбойники разошлись, Болдырь увидел искалеченные тела у ног кузнеца. Быстро достал пистоль. Хотел уже прицелиться, как передумал.

— Стойте.

Разбойники замерли.

— Волот!

Болдырь крикнул еще раз, даже привстал на стременах, чтобы его было лучше слышно.

— Волот!

Волот появился откуда-то сбоку. Толкнул чернявого так, что тот отлетел в сторону на пару шагов. Не сбавляя шага, двинулся в сторону кузнеца. Тот даже не успел поднять молот, как чудовище, легко пригнувшись, рубануло его мечом по ногам. Кузнец еще медленно оседал на колени, как Волот взмахнул мечом еще раз и одним махом отсек ему голову. Поднял за волосы бороду с окровавленной бородой и зарычал глухим скрипящим голосом:

— Мар-р-р-ра!

Бездыханное тело кузнеца лежало на земле в луже крови. Какое-то время она толчками выходила из перерубленных жил. Потом остановилась. Волот вытер окровавленный меч об рубаху убитого. Болдырь усмехнулся и хлопнул в ладоши, привлекая внимание разбойников.

— Что стоим? Работа сама себя не сделает! Гоните всех на площадь!

Болдырь подтянул поводья и собрался уже уехать с места стычки, как услышал стоны. Один из раненых кузнецом бойцов лежал с пробитой грудью. Он был ещё жив. Болдырь бросил быстрый оценивающий взгляд. Махнул рукой Волоту.

— Что встал? Добей, не видишь, людина мучается.

Не дожидаясь ответа, Болдырь развернул коня и неторопясь двинулся к деревенской площади.

Болдырь неспешно прохаживался вдоль понуро стоящих крестьян. Некоторые из них были ранены, другие — со следами побоев. Чуть в стороне разбойники сваливали на телеги добычу. За Болдырем возвышался Волот. Грозный, молчаливый. Страшный.

Болдырь, наконец, остановился и внимательно оглядел крестьян.

— Староста кто?

Крестьяне стояли молча, опустив головы. Болдырь усмехнулся, покачал головой.

— Общество! Повторять не люблю. Староста кто?

Из толпы неохотно и с опаской вышел старик.

— Я это… староста. Прокоп, Матвеев сын.

Болдырь неторопливо подошел к нему. Староста весь скукожился, согнул спину, стал меньше в размерах. Болдырь усмехнулся. Похлопал старосту по плечу.

— Вот что я тебе скажу, Прокопушка. Просили добро принесть? Просили. Принесли? Принесли, но! Но, не все.

Болдырь говорил медленно, поучительно, разделяя слова. Остановился. Поднял указательный палец вверх.

— Но!

Снова замолчал многозначительно, похлопал по плечу старосту, которого уже трясло, как при лихорадке.

— Добро-то мы все равно нашли. Нашли ведь? Нашли-и-и.

Староста закивал головой в такт нравоучениям Болдыря.

— Ну и выходит, ослушались вы нас.

Тут староста упал на колени, быстро подполз к Болдырю и припал к его сапогам.

— Да как можно ослушаться-то, мы со всем к вам пониманием… Мы-то…

Болдырь засмеялся. По рядам разбойников тоже пролетел смешок.

— Мы-то, мы-се… Выходит, можно ослушаться, Прокопушка, выходит — можно. Но…

Болдырь снова замолчал, ожидая ответа. Старик так и притулился у его ног. Болдырь продолжил, обращаясь скорее к крестьянам, а не к старосте.

— Но не нужно было… Хотя, ну с кем не бывает. А чтобы впредь не бывало, мы избы-то ослушников и пожжем. Чтобы было в следующий раз все чин по чину. И твою, Прокопушка, избу тоже… Пожжем. Ты уж следи лучше за обществом-то.

Староста с новой силой попытался обнять ноги Болдыря. Тот брезгливо оттолкнул старика ногой. Махнул рукой, и молодой разбойник подвел к нему коня. Болдырь легко заскочил в седло. Оглянулся с высоты по сторонам, нашел взглядом основную группу разбойников и отдал им приказ:

— Избы ослушников и старосты сжечь.

Ударил коня по бокам и двинулся прямо через молчаливую толпу крестьян. Разбойники с факелами в руках весело и с шутками разбежались по сторонам. Несколько домов вспыхнуло. Заорали дети, заголосили бабы, несколько стариков бухнулись на колени и стали молиться. Староста плакал и царапал заскорузлыми, натруженными руками сухую, выжженную солнцем землю.