Василь сошел с коня. Остановился удивленный. Вокруг него, как пчелы из разворошенного медведем улья, сновали дворовые. По их потерянному, испуганному виду, Василь сразу понял, что произошло что-то страшное, непоправимое. Даже не понял. Всем нутром своим почувствовал. Увидел мечущегося по двору управляющего, слетел с седла и бросился к нему. Сходу схватил за грудки Поликарпа.
— Что, пся кревь, здесь деется?
Поликарп покосился на него очумелыми глазами и бухнулся на колени:
— Барин, горе-то какое, горе-е-е…
— Что, что?
Василь встряхнул старика, как куклу, рывком поднял на ноги:
— Говори уже собака!
— Барышня, Настенька потерялась. Убегла али украли. Горе-то какое! — Поликарп снова запричитал, — Горе-е-е…
— З-з-замолчи!
Василь окончательно потерял терпение, занес кулак для удара, но удержался.
— Хозяйка, Анна что? Что? Где она?
Литвин еще раз встряхнул управляющего, подтянул его лицо поближе к себе. Заглянул ему прямо в глаза. Видимо, взгляд взбешенного Василя подействовал на старика отрезвляюще. Поликарп закашлялся, замахал руками.
— Барыня они у себя. Вначале в обмороке были, теперь недужат. Сказала только, чтобы искали, и все. Слегла болезная. Заперлась у себя и никого не пущает. А мы с утра ищем, да все бестолку. Говорют, русалка ее утащила …ну либо упырь. В Нечаеве надысь…
— Хватит, старый. Где шукали уже?
— Так это…двор весь, амбары, в саде, к омуту ходили, к Званке, ну к речухе…
— Ясно.
Василь обернулся к боевым холопам, прибывшим вместе с ним.
— Бориска, давай по трое разбей воев. И пусть по деревням пройдут, людей поспрашают и холопьев пусть окрест пустят. Проверят пусть сараи, гумна, хлева, ну и овраги всякие. Давай, действуй.
— А ты, — Василь обернулся к Поликарпу, — давай собери всех, мужиков, баб, и в лес. До темноты чтобы все мне тут обошли! Понял! Понял?!
Бориска, крепкий и главное смышленый боевой холоп, уже давал указания разбитым на тройки воинам. Поликарп поначалу заметался. Потом, поймав взгляд Василя, пришел в себя. Стал созывать дворовых и отправил пару мальчишек собирать деревенских.
Василь хотел было зайти к Анне, но передумал. Подозвал двух боевых холопов, оставшихся без тройки к себе.
— Бориска, мы на Броды и дальше пойдем.
Тот кивнул и продолжил отправлять тройки в разные стороны. Василь вскочил на коня. Когда проезжал ворота, оглянулся. Двор опустел. Все занялись своим делом. Василь удовлетворенно хмыкнул. Дело осталось за малым. Найти Настю!
— За мной.
Махнул двум своим спутникам и уже, не обглядываясь, пришпорил коня.
За поисками незаметно прошло почти полдня. Тройка Василя объехала пару ближайших деревень, с десяток хуторов и делянок. Прошлись по Козьему логу, осмотрели край Сукиного болота, повернули на Иванову пустошь. Там встретились с Бориской и его тройкой. Ничего. Никаких вестей.
Снова разошлись. Чуть не втоптали в дорогу косарей, возвращавшихся домой с покоса. Те еле успели поотскакивать в стороны. И тут впервые за время поисков забрезжила надежда. Один из мужиков, косившей на самом дальнем поле, видел вроде какую-то девочку, шедшую кромкой леса. Ну девчонка и девчонка. Мало ли их по лесу бродит, грибы-ягоды собирают. Хотя тут же припомнил, что она была без корзины.
Один из боевых холопов усадил мужика за спину, и они на рысях вышли к тому полю. Никакой девочки там уже не было, но зато была тропинка, идущая вдоль свежескошенного поля. Аккурат по кромке леса. Даже не поблагодарив косаря, сразу бросились вперед. Вот только через полверсты тропинка раздваивалась. Недолго думая Василь отправил одного из холопов налево, а сам с другим двинулся вправо. И уже через еще полверсты выехал на небольшую поляну, на которой среди густых зарослей торчали крытые сгнившей дранкой крыши.
Василь остановил коня. Боевой холоп, двигавшийся за ним тоже придержал лошадь. Василь огляделся по сторонам. Еще одна брошенная деревня. Васильцы или Незабудки… Три дома, да четыре избы. Сколько он таких видел за последние дни. Всех не упомнишь… Покосившиеся, местами обрушенные дома, черные провалы окон, сорванные с петель двери. Крапива, да малина, вымахавшие почти вровень с дырявыми крышами. И ни следа пропавшей Насти.
— Игнат, ты там пошукай, а я с этой стороны посмотрю.
Василь махнул плетью, указывая направление поиска. Сам крутанулся в седле, еще раз огляделся по сторонам. Дождался пока всадник отъедет подальше. Потом перекинул ногу на одну сторону седла, порылся в поясной сумке, достал трубку, сноровисто набил ее табаком из кисета и закурил прямо в седле, не слезая с лошади. При первых затяжках зажмурил глаза от удовольствия. Добже. Несмотря на то, что смертную казнь за курение «богомерзкого зелья» в Московии отменили, Василь старался на людях не курить. Явного запрета уже не было, но «дым изо рта» и прочую дьвольщину не только простой народ, но и дворяне не очень жаловали. А у Василя, как у литвина, хотя и на царской службе, и так проблем с общением хватало. Затянулся еще раз. Задрал голову и выпустил вверх клубы густого дыма. Как же хорошо!
Он уже хотел снова сделать глубокий вдох, как совсем недалеко от него, метрах в пятидесяти, не больше, заверещали воробьи. Небольшая стая резко взмыла вверх. Василь опустил трубку и оглянулся. Боевые холопы Силина вели поиски совсем в другом направлении. Василь с сожалением высыпал дымящееся содержимое трубки на землю, сунул ее в сумку и ударил коня по бокам.
— Ходь.
Животное двинулось шагом вперед, по едва различимой, сильно заросшей травой дороге. На краю деревни над зарослями крапивы торчала крыша завалившийся избы и здоровенного, неплохо сохранившегося сарая. Воробьи уже почти успокоились, но некоторые продолжали суетливо перелетать с места на место. Крапива, эта самая настоящая трава забвения, местами была примята. Чуть видимая стежка вела прямиком к входу в здание и к амбару.
Василь остановился. Стараясь не шуметь, слез с лошади. Чуть толкнул коня в сторону, достал пистоль, взвел курок. Вначале в дом. Осторожно толкнул висящую на одной петле дверь. Аккуратно переступил через высокий порожек, сдала шаг внутрь. Остановился и огляделся. Внутри было светло. В солнечных лучах, пронизывающих дырявую крышу, клубилась пыль. Закопченные стены, большая в полкомнаты печь. Мебели почти не было, одни обломки. Только в углу разинул пасть-крышку полусгнивший сундук. Никого. Василь опустил пистоль, но со взвода курок не снял.
В красном углу икон не было. Только пустая полка. Василь подошел к ней и провел рукой. В перчатке осталась сложенная вчетверо бумага. Василь подошел к одному из солнечных столбов и развернул записку, пробежал глазами. Хмыкнул и начал читать вслух:
— В нашем доме есть стол престол. На столе стоит Иисус Христос с
тремя Ангелами, с тремя сохранителями и с тремя Апостолами. Колдун
придет — не испортит, вор придет — не украдет, разбойник придет — не
убьет. На них придет страх, глухота, дремота, слепота. Апостол у Петра
спрашивал, что с ними делать? Огради их крутыми горами, огневой ре-
кой и горячей смолой, чтобы не зайти ко мне, рабе божьей Галине, домой.
Усмехнулся. Что за Галина попыталась таким образом уберечь дом, один Бог теперь ведает. Но как бы то ни было — ни лихих людей, нечисти в доме не было. Значит работает нехитрый оберег. Василь сложил бумажку, положил ее на место и вышел на улицу.
Постоял, вдохнул полной грудью свежий воздух и двинулся в сторону широко распахнутых двустворчатых ворот сарая. Крадущейся походкой зашел внутрь. Лучи солнца, так же как в доме, через дыры в крыше пронизывали полумрак, царивший в внутри. Пахло подгнившим сеном, мышами и еще чем-то необычным, не очень здесь уместным. Запах был знаком и незнаком одновременно. Василь принюхался. Досадливо подумал, что зря недавно решил закурить трубку. Сделал несколько шагов вглубь просторного помещения. Оно было разделено на небольшие пустые клети, над которыми нависал чердак, забитый сеном. Василь огляделся по сторонам в поисках лестницы. Ее нигде не было. Он уже хотел выйти, как откуда-то сверху ему послышался приглушенный писк. Так, как бы всхлипнул ребенок, а кто-то попытался зажать ему рот.
Василь тут же весь подобрался. И в тот же самый момент он узнал запах. Легкий, почти неуловимый запах тлена. Это не была смердящая вонь разложившегося трупа. Нет. Легкий аромат, чем-то похожий на запах прошлогодних листьев в весеннем лесу, приправленный сухим дыханием пыльного склепа. Так могла пахнуть только нежить! Василь перехватил пистоль в левую руку, а правой осенил себя крестным знамением. Вверх, вниз. Рука привычно скользнула влево. Несмотря на ситуацию, Василь усмехнулся. Чтобы служить московскому царю он принял православие, но вера отцов вошла в него глубже, чем ему казалось. Василь закончил креститься по-католически. Сжал в руке через рубаху, православный нательный крест и образок Матки Боски Ченстоховской. Они висели на одном шнурке. Отец как-то сказал ему, что этот образок принадлежал его матери. Свою мать Василь никогда не видел, поэтому никогда не расставался с почерневшим от времени образком. Быстро произнес про себя Отче наш.
Василь выпрямился. Внимательно посмотрел по сторонам. Заметил в одном из закутков большую деревянную колоду и подтащил ее под самый край навеса, встал на нее и огляделся. На заваленном сеном чердаке никого и ничего не было видно. В прорехах крыши снова шумно закружили воробьи. В дальнем от Василя углу чердака были свалены с кучу старые туеса, корзины, какие-то тряпки. Василь подтянулся, опершись руками на казавшуюся крепкой балку. Высохшее дерево неприятно скрипнуло.
Василь стал действовать осторожнее, стараясь равномерно распределить вес тела по ненадежной опоре. Он уже закинул ногу на балку, как вдруг снаружи заржал его конь. Эхом ему ответило другое ржание и звук быстрого галопа. Одним махом Василь спрыгнул с колоды и буквально вылетел наружу. Конь Силина без седока, весь в мыле промчался мимо него, чуть не сбив с ног. Василь бросился к своему жеребцу, нервно перебиравшему ногами. Одним махом влетел в седло, схватил поводья, закрутил коня, на месте, выбирая в какую сторону его направить. Догнать силинского Баяна или, наоборот, ринуться туда откуда он мчался. Василь не заметил, как слишком сильно натянул поводья, и его конь начал привставать на дыбы.
Василь ослабил хватку, успокаивающе постучал рукой по вмиг вспотевшей шее животного. Бросил тревожный взгляд на сарай. Открытые ворота были похожи на распахнутую пасть плывущего в зеленом море кашалота, решившего заглотить неосторожного человека. Василь глянул в сторону, куда умчался силинский конь. Начал разворачиваться в том вправлении. Но тут, недалеко, не больше чем в полуверсте от заброшенной деревни, грохнул сухой пистолетный выстрел. Не раздумывая больше, Василь ударил пятками в бока коню и бросил его в галоп прямо на звук.
Когда все звуки стихли, Настя выбралась из-под большого березового туеса. Прижала к груди куклу и успокаивающе ее погладила. Беляна стояла рядом.
— Ты не бойся Настенька, мы вместе не пропадем. Уйдем с тобой подальше, они не отыщут нас.
Настя, не выпуская куклы из рук, посмотрела на подругу.
— А как же тятенька? Я не хочу без него.
— Тятенька, — Беляна на миг задумалась, — а он найдет тебя сам. Главное сейчас от матери твоей и полюбовника ее спрятаться. Давай, пойдем поскорее! А то, кто здесь был, вернется. Его же упырь прислал.
Настя недоверчиво глянула на подругу.
— Ну а кто как не он тебя искать бы стал. Тятенька — то далече. Пойдем. Поспешать нужно.
Беляна взяла Настю за руку и потянула из сарая. Девочки вышли наружу. Настя зажмурилась и прикрыла глаза от солнца. После полумрака сарая солнечный свет резал глаза.
— Идем?
Настя немного неуверенно кивнула головой.
— Ну вот и здорово!
Беляна пошла вперед, не обращая внимание на свисающие с длинных, согнутых стеблей, листья крапивы. Шла, не оглядываясь, уверенно прокладывая дорогу. Настя оглянулась назад. Из темноты сарая повеяло холодом. Она тут же взяла куклу поудобнее и заспешила за идущей по заросшей тропе подругой.
Лес начинался сразу за околицей деревни. Деревья стояли темной стеной, будто нарочно выстроенной, чтобы не пускать солнечный свет. Настя шла одна. Она прижимала к груди тряпичную куклу и медленно углублялась в самую гущу леса. Тропинка была узкой, почти незаметной. Ветки царапали плечи, под ногами шуршала мертвая подстилка из прошлогодних листьев и хвои. С каждым шагом дышать становилось труднее, будто воздух тяжелел. Настя остановилась.
— Ты уверена, что нам туда?.. — прошептала она. Беляна молчала, но Настя была уверена, что кукла ее услышала. — Ответь, Беля…
Она не успела договорить. Вой. Едва слышный, далекий. Это волки. Настя замерла. Снова завыли, но уже существенно ближе. Снова завыли — уже гораздо ближе. На этот раз откликнулось эхо: глухое, затяжное, будто из пустого колодца. Настя затаила дыхание, как будто тишина могла сделать ее невидимой. Вой раздался совсем рядом. И тут она поняла — это было не эхо. Волки перекликались с разных сторон, сжимая вокруг нее кольцо.
— Беляночка, — голос Насти дрогнул, — скажи мне, что делать? Мне страшно… Беляночка.
Внутри куклы что-то чуть заметно вздрогнуло. Беляна так и не появилась, но Настя услышала ее голос.
— Не бойся. Пока ты со мной — никто нас не тронет.
Кусты справа зашевелились. С хрустом раздвигая ветки, на тропинку вынырнул приземистый силуэт. Темный, гибкий — волк. За ним появился второй. И третий. Шерсть у них стояла дыбом, а глаза горели в полумраке леса холодным голубым пламенем. Настя не успела сделать и шага назад, как за спиной раздалось тяжелое дыхание. Окружили.
Из-за стволов, прямо перед ней, вышел старый волк. Седая с проплешинами шерсть, широкие лапы. Он остановился в нескольких шагах от Насти и оскалился. Ни страха, ни колебаний. Он совершенно не боялся человека. В глазах волка — только голод и решимость.
Настя крепче прижала куклу.
— Беляна… пожалуйста…
И тут воздух будто вздрогнул. Кукла в руках Насти едва заметно задрожала, будто ее бил озноб. А потом раздался голос. Чужой, сухой, как треснувшая кора:
— Пошли прочь… Брысь!
Настя не видела, как за ее спиной высоко взметнулся темный силуэт. Изломанная тень с длинными спутанными косами-змеями, с лицом, похожим то ли на женское, то ли на череп, медленно, почти лениво разводила руки, заканчивающиеся острыми, хищно изогнутыми когтями. Пустые, без зрачков глаза смотрели прямо на волка, готового к прыжку. За спиной Насти стояла Беляна — Кикимора, что терпеливо пряталась в кукле. Она не кричала. Просто молча смотрела на волков.
Старый волк застыл. Зарычал, скаля остатки некогда грозных клыков. Уши прижались к голове. Хвост дернулся, нервно забил по бокам, потом поджался и исчез под брюхом, как у нашкодившего щенка. Волк медленно отступал, все еще оскалившись. Один шаг. Второй.
— Брысь!
Волк коротко заскулил, развернулся и рванул прочь. За ним — вся стая. Как по команде, вздрогнули, опустили хвосты и без единого звука разбежались в стороны, растворяясь между деревьями. Словно их и не было.
Тень начала сворачиваться за Настей.
— Ты видала, Настя. Помни! Я — с тобой. С нами ничего не случится!
Пока она говорила, ее голос менялся. Сначала — глухой, как треск сухих веток, ломающихся в мороз, под конец снова стал мягким, знакомым — голосом Беляны. Внутри у Насти осталось странное чувство — теплое и тревожное одновременно. Казалось, будто на спине у нее сидит кот: от него исходило спокойствие, но стоило пошевелиться — и когти тут же впивались в кожу.
Настя прислушалась. Где-то далеко снова завыли волки. Но это уже не пугало. Она отчетливо слышала в их вое лишь отчаяние. Настя стояла одна, по-прежнему прижимая к груди куклу. Лес вокруг был все тот же — темный, тревожный. Но страха больше не было. Она решительно шагнула вперед и пошла по петлявшей среди деревьев тропинке.