Призрачный отель V. Поезд бесконечности

Глава 18

Света заметалась от мойки к выходу, обратно. Выключила чайник, тут же дрожащей рукой его включила.

— Я помою, — сказал вдруг Боря.

— Точно? — Взгляд, который метнула на него Света, был жалким.

— Угу.

Она ушла. Боря вылез из-за стола и начал мыть посуду.

— Блин, я не знаю, что думать про этого пацана, — сказал я. — Такое чувство, что им управляет генератор случайных чисел.

— Либо мы просто его не понимаем. Чего-то важного.

— Да что тут понимать? Ты либо ведёшь себя как нормальный человек, либо как кусок дерьма. А этот и так, и так умудряется.

— Знаешь… у человека может быть весомая причина вести себя как кусок дерьма.

— Самооправдание.

— Как знать.

Боря быстро справился с посудой. До сушилки, правда, не дотягивался. Попробовал — не вышло. Чувствовалось, что расстроился. Из-за роста ему комплексовать всю жизнь. И всю жизнь, как отец, будет пытаться компенсировать этот досадный недостаток растопыренными пальцами и выдвинутой вперёд нижней челюстью.

До тех пор, пока какая-то муха не укусит его и не заставит сесть ночью пьяным за руль.

Сложив тарелки с вилками на застеленную чистым полотенцем тумбочку, Боря взял оттуда фарфоровый заварочный чайник. Открыл, увидел там кучку мокрой заварки. На несколько секунд завис, потом принял смелое управленческое решение. Поставил чайник на стол и залил «вторяки» крутым кипятком. Водрузив сверху крышечку, на цыпочках пошёл в прихожую.

Дверь в комнату отца не была закрыта полностью. В темноту прихожей выбивался клин света. К этому клину и крался Борис, от усердия высунув кончик языка. Будто это могло ему как-то помочь остаться незамеченным.

— Я тебя в последний раз спрашиваю, что за хрень творится, Света? — В голосе отца зрела буря.

— Ничего не творится, — лепетала сестра.

— Да ладно? Ко мне борькина классуха сегодня днём подходила. Есть что сказать? Ничего не вспоминаешь?

Молчание.

— Светка… Я тебе сколько раз говорил, меня бесит, когда я не получаю ответа. Нравится молчать? Фигня вопрос, давай тебя в монастырь отдадим. Связи есть, возьмут. Там молчи хоть до второго пришествия. А когда отец с тобой говорит — отвечай на вопросы.

— Мы опоздали.

— Я знаю, что вы опоздали! Вы,… постоянно, вы каждый день опоздали! Я хочу, чтобы ты мне объяснила, какого хрена вы опоздали! От тебя требуется всего нихрена: приготовь пожрать, держи дом в чистоте и отводи вовремя брата на учёбу! Ты ничего сделать не можешь!

— Я…

— Молчи, когда я говорю. Спрошу — будешь отвечать. У нас с тобой был договор. Ты всю эту хреновину делаешь так, чтобы у меня голова не болела, я тебе помогаю поступить, куда ты там хочешь. И я постоянно вижу, что ты на наш договор положила болт.

— Папа, я…

— Я сейчас говорю, не смей меня перебивать! А вообще, знаешь, что? А меня достало. Хрен с ним, я найму эту, сука, как её — домработницу, горничную, чёрта лысого! Она всё сделает, это не вопрос. А ты — ты вали, куда знаешь.

— Но, папа, я…

— Чё «я»? Чё ты якаешь мне тут⁈ От тебя требовалось тупо встать пораньше и привести пацана в школу вовремя! Ты не вывозишь даже этого, какой тебе, нахрен, институт, какое тебе образование, ты домохозяйкой даже быть не можешь. Что мать твоя, наркоманка безмозглая, что ты — такая же. Не торчишь ещё, не? Ну-ка руки вытяни. Вены покажи, сказал!

Боря стоял, прижавшись спиной к стене и улыбался в темноту странной улыбкой. Я чувствовал, как по подбордку его течёт слюна.

— Слышь, я не понял, это что за взгляд такой? Тебе рассказать, что я делаю, когда на меня кто-то так смотрит? Или тебе показать⁈

— Про маму… Не смей… — чуть слышно произнесла Света.

— Что-о-о⁈

Судя по всему, Света стояла недалеко от двери, а отец — в дальнем конце комнаты. Теперь послышались шаги. Буря разразилась. Искать укрытия было поздно.

И в этот самый момент я почувствовал, как мимо нас с Изольдой что-то пронеслось. Что-то знакомое, но уже почти забытое. Я не видел его, но, если верить какому-то шестому чувству, это был пожиратель. Тот самый пожиратель, который, несмотря на всю силу и все преимущества своего положения, отчаянно хотел перестать быть пожирателем.

Боря поднял руку и вытер подбородок рукавом домашней футболки. Повернувшись, он толкнул дверь в комнату и вошёл внутрь.

Яркая люстра. Двуспальная кровать, этажерка с пустыми полками. Вытоптанный ковёр на полу. И отец, застывший в одном шаге от Светы с занесённым кулаком. Втянувшая голову в плечи Света.

— Борь… — Отец переключился мгновенно. Кулак разжался, ладонь прошлась по коротким волосам, будто целью жеста было именно это. — Ты иди к себе, поиграй. Мы тут со Светой разговариваем.

— Соус я выкинул, — сказал Боря.

Отец моргнул.

— Что?

— Я выкинул твой соус вчера. Потому что он мне не нравится.

— Ну… — Отец выглядел озадаченным. — Сказал бы.

— А в школу я специально опаздываю. И Света из-за меня опаздывает.

Глаза отца вновь налились кровью. Он перевёл взгляд на Свету.

— Слыхала? Пацану восемь лет, он твои косяки на себя берёт. А ты, дылда…

— Да какого хрена с тобой не так⁈ — перебил Боря, повысив тонкий голосок. — Чего ты пытаешься добиться? Сам себе хочешь доказать, что все бабы — твари, недостойные мужиков? Ну так найди себе мужика и живи с ним, поимеешь уважение от своих пацанов.

Отец отшатнулся.

— Ты… Ты чё сказал? Ты сам понял, чё ты сказал сейчас⁈

— Чё, серьёзно, да, это я сказал? Не Светка чревовещает? Уверен? Сенсационные новости: твой сын растёт мудаком! А ты хлопаешь в ладоши от восторга.

Восьмилетний пацан не мог так говорить от слова «никогда». Все утратили дар речи. И Света, и отец, и мы с Изольдой. Но отец опомнился первым.

Прыжком дикого зверя он очутился рядом с Борей, схватил его за грудки, поднял и прижал к стене. Затрещала ткань футболки, прыгнула, стукнула висящая на стене иконка.

— Папа, нет!

Света кинулась на подмогу. Отец не глядя махнул левой рукой, и сестра, вскрикнув, упала на пол. Боря чуть перекосился — его держали несимметрично — но отец тут же вернул руку на место. И налитые кровью глаза уставились в самую душу. Во все три души, сейчас содержавшиеся в этом крохотном теле.

— Ты кто такой? — прошипел отец.

— Я — тот, кто ночью проберётся в твою комнату и перегрызёт тебе глотку во сне, — в тон ему ответил Боря. — Если ты ещё хоть пальцем Свету тронешь. Или про маму что-то вякнешь. Которую ты довёл… Даже я это помню.

Руки разжались. Боря шлёпнулся на пол, больно ударившись задницей.

— Вон отсюда пошёл. Вон пошли, оба! — заорал отец, брызгая слюной.

Боря не мог встать. Я ощущал все его мышцы как кисель.

Рядом оказалась Света. Левая щека у неё сделалась пунцовой от почёчины. Помогла брату подняться.

Как только они вышли в прихожую, дверь оглушительно хлопнула. Внутри что-то упало. Я предположил, что икона. Отец заматерился.

Брат и сестра ввалились в освещённую кухню. Боря опустил взгляд, увидел огромное тёмное пятно на шортах и заныл. Колени затряслись, буквально колотясь друг об друга.

Свете понадобилось время, чтобы сообразить, в чём беда. Её саму колотило, как в лихорадке.

— Так, — шёпотом сказала она. — Иди… Иди в душ. Я чистое принесу.

И втолкнула брата в ванную. Закрылась дверь. Через мгновение загорелся свет. Дрожащий мальчишка принялся снимать мокрые шорты.

— Темнеет, — прошептала Изольда. — Ты видишь?

И вправду, какой-то потусторонний мрак затягивал картинку. Я вдруг понял, что вижу Бориса со стороны. Как в том своём детском воспоминании видел себя. Я уже не был привязан к нему, как и Изольда, находящаяся рядом со мной.

Мы успели увидеть, как раздевшийся мальчишка запихал одежду в корзину для грязного белья и попытался влезть в ванную. Как с бортика соскользнула дрожащая нога, и он предпринял вторую попытку. А потом темнота сгустилась окончательно. Всё исчезло.

Только мерное постукивание вагонных колёс по рельсовым стыкам.

И я открыл глаза.

Видя чистую, ясную, незамутнённую радость Николая, я всерьёз задумался о том, чтобы завести детей. Вслух этого, конечно, не сказал — пацан ведь считает себя дофига взрослым — но мысль затаил. Николай меня даже обнял в порыве искренних чувств.

Возможно, ему также хотелось обнять и Изольду, возможно, даже сильнее, чем меня, но ему мешала сохранившаяся, несмотря на все жизненные перепетии, застенчивость. А обниматься с сидящим напротив нас Борей Николаю не хотелось совершенно, он едва на него взглянул. Впрочем, Борис отвечал ему полной взаимностью. Он с изумлением оглядел свои руки, убедился, что они взрослые, и посмотрел на меня.

— Получилось? — спросил он.

— Ну, выглядело так, как будто бы да, — сказал я, тоже в удивлении оглядываясь.

— Там какой-то мужик в рации, — тараторил Николай, — сказал остановиться, взять пассажиров. Я нажал, поезд остановился, хотел выскочить, а двери… А тут вы… Там кабина, там, короче, можно что угодно, только остановка — череп. И только я могу. А ноут не работает. Я телефон хотел.

— А почему я до сих пор здесь? — Голос Бориса, привыкшего по жизни нагибать и доминировать, легко перекрыл бессвязное лопотание Николая. — Разве я не должен был вознестись?

Изольда открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут в разговор вмешался голос, которого я надеялся не услышать больше никогда в жизни.

— Отсюда не возносятся.

Мы с Изольдой вскочили, как подброшенные. Борис не отставал. Он в прыжке ещё и развернулся, чтобы лицом к лицу встретить своего бывшего босса.

Возле дверей стоял Маэстро. Правым плечом он опирался на поручень, в левой руке вертел трость. Вдоволь насладившись нашей реакцией, улыбнулся.

— Не знал, какая маска вам больше понравится, решил поэкспериментировать.

— Это чёрный обходчик, — пояснил я для тех, кто был, возможно, не до конца в курсе происходящего, а именно — для Бориса.

— Верно, — кивнул чёрный обходчик, напяливший личину Маэстро. — И вы все бессрочно у меня в гостях. Глупо, глупо… Я ведь предупреждал вас, что вы затеяли опасную и бессмысленную игру. Предупреждал… Вы могли отказаться от этой идеи, выбросить мальчишку из головы и позволить всему идти своим чередом. Но вы решили попробовать усидеть на двух стульях одновременно. И что в итоге? Ваш подвиг закончился ничем. Вы победили, сделали невозможное, сделали из пожирателя готовую к вознесению душу… И затащили её туда, откуда нельзя выбраться.

— Мы шли тем путём, который указал Ангел, — сказала Изольда.

— Ангел! — Лицо Маэстро скривилось, как будто он укусил подгнивший лимон. — Ангел преследует свои цели. Возможно, он просто хотел списать вас со счетов. А возможно, вы неверно поняли его ответ. Неважно. Здесь у всех вас есть лишь два пути. Кататься вечность или раствориться, подобно пустышкам. Хотя на самом деле путь лишь один. Ничто человеческое не может длиться вечность…

— Да пошёл ты, дед! — Николай показал чёрному обходчику неприличный палец. — Я могу управлять этим сраным поездом как хочу!

— Правда? Ну, попробуй.

Николай кинулся к дверям в соседний вагон или в кабину машиниста. Рванул их в разные стороны — те даже не шелохнулись.

— Какого⁈ — Он продолжал биться возле дверей под тихий смех чёрного обходчика.

— Да, ты мог управлять поездом, мальчик. И мог отсюда выбраться. Но ты ещё до того, как оказался здесь, связал свою судьбу с чужой, доверил свою судьбу другим. И они на это согласились. Вот теперь вы здесь. В тупике, из которого нет выхода. Как связанные узлом дождевые черви.

Я вспомнил, как в самом начале моей «карьеры» проводника я в одиночку отправился разбираться с призраком, которого Даниил Петрович увидел возле своего дома. Вляпался в ловушку Маэстро и едва не умер, но мне на помощь пришёл Ван. И как Ван потом сокрушался, что вмешался в мою судьбу, связал её со своею.

Тогда я списал это по статье «восток — дело тонкое». Но сейчас пришло понимание, что связанные судьбы — это не просто восточное бла-бла-бла.

Николай ждал помощи от нас, мы хотели помочь Николаю. И он, и мы отклонились от своих судеб.

— Верно, — посмотрел на меня «Маэстро». — За каждый выбор полагается расплата. Это — ваша. Единственный, кому я немного сочувствую, это ты. — Он перевёл взгляд на Бориса. — Ты прошёл свою дорогу искупления. Ты мог бы достичь Света. Но ради тебя я не остановлю поезд. Прости. Но тебе просто не повезло.

С этими словами чёрный обходчик исчез. Николай, зарычав, обессиленно свалился на пол возле дверей.

Поезд продолжал ехать. Электронное табло показывало скорость — 199 км/ч — и пункт назначения: Vechnost'.

Телефонный аппарат, установленный в кафетерии, звонил нечасто. А вернее сказать, не звонил почти никогда. Все, кому нужно было поговорить с Мстиславой Мстиславовной, приходили лично. Когда аппарат задребезжал, Мстислава посмотрела на него с удивлением. И тут же нахмурилась — в сердце шевельнулось нехорошее предчувствие. Она сняла трубку.

— Слушаю.

— Мстислава Мстиславовна! — Алинка с ресепшена. Голос растерянный. — Добрый день, извините, что беспокою. Тут звонит какая-то женщина, говорит, что она мама Тимура. Спрашивает вас.

Нехорошее предчувствие переросло в уверенность. Но Алинке знать о её предчувствиях уж точно не стоит.

— Ну давай её сюда, коли спрашивает, — буркнула Мстислава.

Короткий гудок. И взволнованный голос:

— Алло? Мстислава Мстиславовна?

— Я самая.

— Здравствуйте. Вы — начальница Тимура?

— Я.

— Тут… Вы извините, пожалуйста, я не стала бы… Но он попросил вам позвонить. А его телефон не отвечает! И домой он не пришёл. Тимур, конечно, взрослый человек, я всё понимаю, но…

— Милая, не волнуйтесь. — Мстислава постаралась говорить спокойно и мягко. — Попросил — позвонили, всё правильно сделали. Что случилось?

— Тимур приехал к нам позавчера. Мы с его отцом живём в Вязьме; вы знаете, наверное…

— Знаю. На какую-то встречу собирался.

— Да, на вечер встреч выпускников. Всё было хорошо, они с его девушкой, Изольдой, ушли туда вчера. Школа прямо у нас во дворе, тут буквально десять минут! Но он не вернулся. Я утром заглянула в комнату — Тимура нет. Хотя вещи все на месте, и его, и девушки. И видно, что ночевать не приходили. Я звоню — Тимур не отвечает! Я уже собралась в школу бежать, и вдруг на столе записку увидела.

— Записку?

— Да, да! Сейчас… Вот: «Мам, пап! Не волнуйтесь, пожалуйста, со мной всё в порядке. Если случится что-то, что вас удивит, а я не буду подходить к телефону, позвоните по этому номеру Мстиславе Мстиславовне. Больше никуда звонить не надо! Искать меня не надо! И волноваться тоже. Просто подождите. Чуть позже я всё объясню. Вы у меня молодцы. Люблю. Тимур».