Призрачный отель V. Поезд бесконечности

Глава 23

— Серьёзно⁈ — пробормотала Ева. — Людей менять на муку⁈

— Ну, не только на муку, — отозвался Денис. — Где-то картошкой расплачивались, где-то сухарями. Чем богаты, как говорится.

— Кошмар какой. А «чека» — это что?

— Чрезвычайная комиссия. Проще говоря, расстрельная команда.

— То есть… Подожди. — У Евы в голове не укладывалось. — То есть, эти люди хотят отвести туда Леопольда, чтобы его расстреляли?

— Этим людям нужна обещанная чекистами мука. Что будет с Леопольдом, им наплевать. Но если расстреляют, вряд ли расстроятся. Для крестьян такие, как Леопольд — враги и эксплуататоры. На эту тему им уже который год мозги промывают.

— Ничего не понимаю, — жалобно пробормотала Ева.

Денис вздохнул.

— Вот, знаешь — и слава богу, наверное. И не надо тебе понимать. Рано пока.

— А как же ж проверить-то можно, — пробормотал за дверью Игнат. — Я-то уверен, что не ошибся, у меня глаз приметливый! А вот как в чека доказать, что правду говорю?

— Может, ещё кого знаешь, кто тоже его видел? — предположил Спиридон.

— Не… Откуда? Четыре года прошло. На том месте уж и госпиталя нету, под обстрел попал, когда из пушек бахали. Сгорело всё начисто, обслуга разбежалась… — И вдруг Игнат охнул. — Во! У него ж отметина есть! У того офицера.

— Какая?

— Дак, он же не просто так в госпитале лежал! Саблей его рубанули. Тут вот, на холке, след должен быть — здоровый! Доктор ещё, помню, шутил, что кабы чуть повыше, то не сносить бы вам головы, господин поручик. Повезло, говорит, в рубашке родились.

— Мотька, — окликнул Спиридон. — Что затихла? Есть у твоего Трофима шрам на холке?

Матрёна молчала. Леопольд беззвучно выругался. Запустив ладонь сзади за ворот рубахи, провёл по шее.

— Есть, — ахнула Ева.

— Есть, конечно, — напряженно отозвался Денис. — С самого начала ясно было, что Игнат не ошибся. Иначе Леопольд так не дёргался бы.

— И что он теперь будет делать?

— В точности предсказать не берусь. Одно знаю: будь я твоим отцом, и сиди мы сейчас в кино, с сеанса тебя бы вывел. Ничего такого, на что стоит смотреть юной барышне, не покажут.

— Мотька, — снова окликнул Спиридон. — Чего молчишь? Есть шрам?

— Да есть, — воодушевленно сказал Игнат. — Вишь, как побелела? Просто сдавать не хочет полюбовничка. Жалко ей его.

— А и не надо, — покладисто сказал Спиридон. — Бабье сердце — известно, жалостливое. А мы — нешто сами не управимся? Нас двое, он один. Ты, Мотька, стой тут. Коли совсем невмоготу, можешь на двор выйти. А мы твоего контрика сами и скрутим, и в чеку сведём.

Дверь в дом распахнулась. Мужики вбежали в комнату.

На голову Спиридона Леопольд, стоящий за дверью, обрушил тяжёлый табурет. Спиридон рухнул на пол. Леопольд тут же развернулся к Игнату и ударил его кулаком в челюсть. Игната швырнуло назад, он оступился и упал спиной на лавку.

— Однако, — прокомментировал Денис. — Удар-то у господина поручика хорош! Вот тебе и музыкант.

Леопольд мгновенно оказался рядом с Игнатом. Ещё два удара с двух сторон, и мужик затих. Спиридон тоже не подавал признаков жизни.

— Мещанин? — горько проговорили за спиной Леопольда.

Он резко обернулся. Позади стояла Матрёна. В руке держала пистолет, направленный на него.

Ева охнула.

— Как она…

— Леопольд наган за ремень сунул, чтобы руки освободить, — сказал Денис. — А она подскочила и выхватила.

— Врал, тварюга? — Матрёна смотрела на Леопольда. По щекам катились слёзы. — В лицо мне врал⁈

— Теперь ты это знаешь. — Леопольд говорил спокойно и холодно. — Да, я не тот, за кого себя выдаю.

— А я-то поверила! — Матрёна всхлипнула. — Думала, будто и вправду меня любишь! И сама тоже… А ты… Ты…

— А что — я? — Леопольд не отводил взгляда, смотрел прямо. — Разве во мне что-то изменилось? Разве оттого, что ты узнала о моём прошлом, я стал другим человеком? Я живу в этом селе без малого полгода. Нигде и никогда так долго не задерживался. Понимал, что рискую. Знал, что из соседней волости люди бегут от голода, велика вероятность, что появится кто-то, кто может меня узнать. Мне давно надо было уйти. Но я не уходил. Из-за тебя.

— Врёшь!

— Нет. И ты это чувствуешь. Но для чего-то пытаешься обмануть сама себя.

— Замолчи! Предатель!

— Кого я предал? — Леопольд шагнул к девушке. — Кого, скажи? Отечество, которое пытался защитить от хаоса и разорения? Государство, которому давал присягу? Армию, в которой служил? Своих боевых товарищей? Или, быть может, я хоть раз обидел тебя?

— Не выкручивайся! Стой! — Пистолет в руке Матрёны дрожал.

— Я не выкручиваюсь, милая. — Леопольд остановился. — Я в кои веки могу себе позволить говорить правду и ничего, кроме правды. А правда такова, что я не предавал. Никого. На войне мы, белые и красные, были врагами — да. Но война закончилась. Лично для меня — три года назад. Мои соратники капитулировали, я остался. Я признал поражение и больше никак, ничем не пытался вредить вашей власти! Не ушёл к Колчаку, не пытался выбраться за границу. Всё, что я делал — работал, пытаясь выжить.

— Документ у тебя откуда⁈ Что за Трофим Приходько? Ты его убил?

— Нет. Этот человек когда-то прислуживал нашей семье, он приютил меня, когда пришлось скрываться. Был серьёзно болен и умер у меня на руках. Мы заранее договорились, что я возьму его документы.

— Опять врёшь. — Матрёна размазала по щеке слёзы.

Леопольд поморщился.

— Да перестань уже. Знаешь, что не вру. Лучше скажи: для чего вашей власти охотиться за такими, как я? Я сейчас безобиднее, чем евнух в султанском гареме. Для чего назначать награды за наши головы? Зачем расстреливать? Почему нельзя просто оставить нас в покое и позволить доживать век по вашим законам? Так, как требуете вы?.. Отдай оружие. — Леопольд протянул руку.

— Нет! — Матрёна взмахнула пистолетом. — Не лезь ко мне! Все вы — сволочь дворянская, только и знаете, что обманывать пролетариат! Сколько мы от вас мучений приняли! Сколько веков вы над нами издевались⁈

— Матрёнушка. — Леопольд покачал головой. — Ты сама-то себя слышишь? Я — лично я — что сделал тебе плохого? Или кому угодно из тех, кого ты знаешь? — Он шагнул к девушке.

— Нет! Стой, скотина!

Прогремел выстрел.

Леопольд успел уклониться. Пуля прошла по касательной, обожгла плечо. Матрёна отпрыгнула в сторону, щёлкнула чем-то в пистолете. Прежде, чем снова его подняла, Леопольд швырнул в девушку книгой, которую схватил со стола, и бросился к двери.

— И эта тоже, — услышала Ева горькое бормотание. — Ничего не осталось. Кругом предательство…

Леопольд выбежал в ночь. Пронёсся от избы к калитке в покосившемся заборе, толкнул её, выскочил.

— Стоять, тварюга!

Вслед прогрохотал выстрел. Матрёна выбежала за Леопольдом. Но на дороге его уже не увидела — Леопольд нырнул в сторону, между домами. Крапива, ещё какие-то растения в человеческий рост — разглядеть в темноте, куда побежал бывший возлюбленный, Матрёна, видимо, не сумела. Скоро Леопольд понял, что погони за ним нет.

Он огляделся. Зажимая ладонью рану на плече, выбрался из высокой травы на тропинку. Через несколько минут оказался на берегу реки. Здесь трава была утоптана, рядом с невысоким кустарником лежали две лодки.

Леопольд оторвал от рубахи рукав, кое-как забинтовал рану. Отвязал от металлического костыля, вколоченного в берег, одну из лодок, пошарил в кустах и вытащил вёсла. Столкнул лодку в воду. Шагнул в неё, оттолкнулся от берега веслом.

Действовал он уверенно, проделывал всё это не в первый раз. Усевшись на низкую скамеечку, пробормотал:

— Сейчас — на тот берег. От соседней деревни недалеко до железной дороги. Народ на станции неделями толкается, чтобы в поезд сесть, документы уж точно раздобуду. Деньги… Пальто… Холода скоро… Ладно, плевать. — Вёслами Леопольд работал быстро и сноровисто. Мыслями он был далеко, думал явно не о холодах. Вдруг пробормотал: — Эх, Матрёна! Какая же ты дура! С утра, небось, в чека побежишь — докладывать, что белогвардеец сбежал. Ты ведь им веришь, невдомёк тебе, как у этих твоих «товарищей» всё устроено. А устроено у них так, что тебя, дурищу, саму как бы не расстреляли. Никто ведь там ничего проверять не будет. Ты с классовым врагом жила, это вся деревня видела. И в то, что я сбежал, чекисты не поверят. Скажут, сама позволила уйти. А мужики подтвердят что угодно, лишь бы их не трогали… Дура! — Леопольд вдруг со злостью оттолкнул от себя вёсла. Реку он успел переплыть, лодка подплыла к противоположному берегу по инерции. Нос мягко ткнулся в поросшую травой отмель. Леопольд этого будто не заметил, продолжал сидеть на скамейке. — И всегда была дурой! Была бы умнее — верила бы мне, а не им. Хотя, будь ты умнее… — Он покачал головой. Встряхнулся. Твёрдо, решительно объявил: — Она в меня стреляла. И, будь у неё чуть больше опыта, не промахнулась бы. Она ни секунды не сомневалась в том, что меня надо убить! Идеология для неё важнее, чем жизнь человека. Даже такого, которому ещё два часа назад говорила, что любит… Я не должен думать о ней. Это всего лишь ещё одно предательство.

Леопольд горько рассмеялся. Застыл, сидя на скамейке.

— Почему он не выходит на берег? — прошептала Ева.

— Думает.

— О чём?

— Да кто ж их, творческих людей, разберёт.

— К чёрту, — вдруг сказал Леопольд.

Встал, упёрся веслом в берег и оттолкнулся. Лодка поплыла назад.

— Решил, — пробормотал Денис.

Теперь в действиях Леопольда неуверенности не осталось в помине. Он быстро переплыл реку и причалил лодку там же, где её взял. Тихо, осторожно, держась позади домов, вернулся к избе, в которой оставил Матрёну.

Она разговаривала на крыльце с мужиками.

— Вы обязаны завтра пойти со мной в чека! — донеслось до Евы.

— Чего это мы обязаны? — пробухтел Спиридон. Потёр обвязанную тряпкой голову — На кой-нам туда ходить, коли контрик твой убёг? Дать-то за него — ничего теперь не дадут.

— Да как вы не понимаете! — Матрёна притопнула ногой. — Это же классовый враг! Нужно заявить! Сказать, какое имя и фамилию он носит, как выглядит!

— Тебе нужно — ты и заявляй, — проворчал Спиридон. — Позовут — придём, у этих не отвертишься. А с пустыми руками по доброй воле в чеку соваться — ищи дураков.

— Да что ж вы такие не сознательные! Как же так⁈

— Глотку драть на мужа будешь, — огрызнулся Спиридон. — У меня, чтобы голосить, своя баба есть… Идём, Игнат.

Мужики ушли. Расстроенная Матрёна скрылась за дверью.

Леопольд выждал, пока Спиридон и Игнат отойдут подальше. Быстро взбежал на крыльцо и толкнул дверь. Заперта она не была.

Леопольд скользнул сквозь тёмное, тесное помещение и тихо открыл дверь в избу. Матрёна сидела у стола, подперев руками голову. Леопольд неслышно приблизился к ней. В последний момент девушка, должно быть, что-то почувствовала, обернулась, но было поздно.

Одной рукой Леопольд крепко прижал к бокам её руки. Другой затолкал в рот косынку, которую сдёрнул с головы. Матрёна мычала сквозь косынку и билась в руках Леопольда, пытаясь вырваться, но ничего не получалось.

Леопольд снял со стены моток верёвки, связал руки Матрёны за спиной. Подвёл к кровати, заставил лечь. Связал ноги.

Матрёна смотрела на Леопольда с неприкрытой ненавистью. Он этого будто не замечал. Закончив связывать, проговорил:

— До утра времени много. Надеюсь, за это время ты поймёшь, что к моим словам стоит прислушаться. Утром тот, кто придёт в избу, найдёт тебя связанной. Ты скажешь, что сегодня ночью проснулась из-за того, что я заткнул тебе рот. Ты до последней минуты ничего не подозревала! А я признался тебе, что воевал за белых, и сегодня в деревне появился человек, который может меня узнать. Я хотел забрать наган, но не нашёл, ты его надёжно прячешь. Не можешь доверять человеку, не состоящему в партии. Я пытался тебя задушить, и думал, что действительно задушил, потому и ушёл. Но повезло — ты осталась жива. Наган я сейчас действительно спрячу. Свои пальто и шапку, с твоего позволения, заберу, на улице прохладно. И остатки самогона прихвачу, мне нужно обработать рану. Спиридон и Игнат будут молчать, им чекисты даром не сдались. И тебе, моя дорогая, тоже. — Леопольд присел напротив кровати на корточки, посмотрел Матрёне в глаза. — Как ты не поймёшь, глупышка? Этой адской машине всё равно, кого давить! В чека разбираться не станут. Если бы ты пришла к ним завтра с заявлением — то есть, поступила бы так, как собираешься, — я уверен, что оттуда уже не вышла бы. Ты вообще понимаешь, что сделала — в понимании своих так называемых товарищей по партии? Ты полгода жила с классовым врагом! Позволила ему работать в клубе! С твоего разрешения этому врагу платили жалованье. И неважно, что ты представления не имела, кто я такой. Грамотный, на пианино играть умеет — уже подозрителен. Не тот человек, которому можно доверять. Мало тебе, что ли, простых парней вокруг? На тебя тут многие зуб точат, сама знаешь. Дойдёт до деревенских слух, что председательницу комбеда чекисты забрали — наплетут такого, что здравый человек в страшном сне не выдумает. И у тебя сейчас единственный шанс не загреметь под арест — сделать так, как я говорю. Это — то, ради чего я вернулся, Матрёнушка. И всё, что хотел тебе сказать. Надеюсь, больше мы с тобой никогда не увидимся.

Леопольд поднялся. Взял со стола пистолет, затолкал под печку. И пошёл к двери. Матрёна отчаянно замычала.

Леопольд обернулся. Грустно спросил:

— Почему?.. Знаешь, сам задаю себе этот вопрос. Я ведь уже почти ушёл. Но понял, что обязан вернуться, иначе поступить не могу. Если в твоей, забитой большевистской пропагандой, голове осталась хоть капля разума, ты прислушаешься к моим словам. Желаю здравствовать.

Леопольд вышел за дверь. И шагнул из тёмной деревенской избы в вагон поезда.

Всё произошло буднично, без вспышек, грохота и прочих спецэффектов. Только что мы с Николаем мучили его ноут, пытаясь снова выйти на связь с Мстиславой и компанией — и вдруг мы уже не одни. В проходе между креслами образовался Леопольд. В креслах напротив нас — Денис и Ева. Они застыли в напряжённых позах, как будто сидели в кино и и смотрели кульминационную сцену. Леопольд некоторое время ещё продолжал идти — машинально, видимо. Остановился не сразу. Ладонью одной руки он держался за плечо другой.

— Обалдеть, — отмерев, пробормотала Ева.

И замолчала — будто не могла поверить, что сейчас прозвучал её голос. Покрутила головой. Подняла руки и внимательно на них посмотрела. Потом этими руками всплеснула.

— Господи, счастье-то какое! Никогда бы не подумала, что это так приятно — вернуться в собственное тело.

— Да, что-то в этом есть, — согласился Денис. Откашлялся.

Леопольд продолжал обалдело стоять в проходе.

— Лео⁈ — Изольда отмерла первой. Вскочила с кресла, бросилась к брату. — Как ты здесь оказался? Что с тобой?

Леопольд уставился на неё затуманенным взором.

— Присядьте, господин поручик, — посоветовал Денис. Подошёл к Леопольду, взял его за плечи и заставил сесть в ближайшее кресло. — Рану можете не зажимать. Её больше нет.

Отвёл руку Леопольда от плеча. Тот посмотрел на свои пальцы.

— Выпить у вас наверняка нечего. — Денис повернулся ко мне.

Я развёл руками.

— Не подготовились к твоему визиту, прости.

— Да мне-то что. Я всё, что сделал — провёл полчаса в чужих воспоминаниях. А вот Леопольду Генриховичу выпить точно не помешало бы. — Денис посмотрел на Леопольда с сочувствием. Как ни странно, вполне искренним.

— У вас всё в порядке? — осторожно спросил я.

— Ну, насколько это вообще осуществимо — да. Мы ведь тут. А что?

— Да ничего. Просто мне казалось, что Леопольда ты терпеть не можешь.

— Что случилось, Лео? — Изольда продолжала теребить Леопольда.

— Да отстань ты от человека, — буркнул Денис. — Неужели не видишь?

— Что?

— То! Посмотри внимательно.

Денис обращался к Изольде, но на Леопольда уставились мы все. Я, Ева, Николай и даже полупрозрачный Борис.

Изольда поняла первой. Вскрикнула и крепко обняла брата.

— Не пустышка, — пробормотал я.

— Больше нет. — Довольный Денис откинулся на спинку кресла.

— Как?

— А пожиратель твой — как? — Денис кивком показал на Бориса.

— Н-ну…

— Вот именно. Давай-ка, их дела — это их дела. Родные, собственноручно выкормленные демоны и самолично запертые в шкафу скелеты. То, чему нам пришлось быть наблюдателями, ваш покорный слуга постарается забыть как можно скорее.

— Я тоже постараюсь, — горячо поддержала Ева. — Это… Это как-то ужасно непорядочно. Хоть и закончилось хорошо.

— Да пока, насколько понимаю, ничего не закончилось, — пробормотал я. — Если бы закончилось, мы бы здесь не сидели…

— Прошу меня извинить, дамы и господа, — вмешался Леопольд. — Я пребывал в некоторой растерянности. Не часто, знаете ли, случается шагнуть в собственное прошлое и заново пережить то, что однажды уже переживал. Всё было настолько реально… — Он помотал головой. И обвёл нас уже относительно ясным взглядом. — Рад вас приветствовать. А тебя рад видеть в добром здравии, дорогая, — поцеловал Изольде руку. — В реальном мире ты выглядишь не такой цветущей, увы. И вы, милый юноша, тоже. — Леопольд посмотрел на меня.

— Ну, ещё бы.

От этого голоса вздрогнули все. Обходчик снова принял облик проводника. Точнее, проводницы — женщины, которая проверяла документы у нас с Изольдой, когда ехали в Вязьму. Женщина стояла у раздвижных дверей и улыбалась.

— Приветствую вас на борту! Наш поезд следует в бесконечность. Никто из вас не выйдет отсюда. Никогда.