Проклятие Железного Лика

Глава 2: Преображение

Пять лет спустя солнце все так же неохотно проникало в туманы Нисенхейма, но мало что осталось от того ранимого мальчика, которым некогда был Эдрик Лайонелл. Пятнадцатилетний юноша с жесткими чертами лица и глазами, в которых застыла настороженность дикого зверя, проскользнул между торговыми рядами на Жнивном рынке — крупнейшей торговой площади Восточного квартала.

Он двигался с грацией хищника — плавно и бесшумно, несмотря на потрёпанные сапоги с прохудившейся подошвой. Худощавое, но жилистое тело скрывалось под слоями поношенной одежды, маскируя истинную силу, развившуюся за годы выживания в Подбрюшье. Волосы, некогда ухоженные заботливыми руками матери, превратились в спутанную гриву цвета воронова крыла, перехваченную кожаным шнурком.

Время изменило его, закалило, как сталь в кузнечном горне. Пять лет в Крысином Братстве научили его воровать, драться, лгать и выживать любой ценой. Ночи, проведенные без сна от голода и холода, дни, наполненные постоянной борьбой за место в непрощающей иерархии подземного мира — всё это выжгло в нём детскую невинность, оставив лишь пепел и решимость.

Единственное, что осталось неизменным — серебряный медальон с волком, который он носил под одеждой, не снимая даже во сне.

Эта реликвия была последней связью с родителями, с прошлой жизнью. Иногда, в редкие моменты покоя, Эдрик доставал медальон и подолгу вглядывался в вычеканенного волка, словно ища ответы на вопросы, которые не давали ему покоя. Почему родители никогда не говорили ему о своей деятельности? Были ли они действительно предателями или жертвами чьего-то заговора? И можно ли было их спасти, если бы он действовал иначе той ночью?

Жнивный рынок всегда был лучшим местом для воровства — множество лавок, суетящиеся покупатели, перекрикивающие друг друга торговцы. В утреннем тумане, смешанном с паром от котлов уличных торговцев, легко затеряться, став невидимым для вездесущих Городских Стражей в бордовых мундирах.

Эдрик медленно обходил торговые ряды, выискивая идеальную цель. Сегодня был особенный день — пять лет с момента казни его родителей. Хотя он никогда не видел их смерти, не стоял среди толпы у эшафота, не слышал глухого щелчка ломающихся шейных позвонков, этот день всегда отзывался болью где-то глубоко в груди.

Каждый год в этот день он совершал свой личный ритуал: крал что-то ценное и относил к руинам старого храма на окраине города. Там он сжигал добычу, шепча имена родителей, словно дым мог донести его слова до их душ. Это было глупое, суеверное действие, но оно давало ему подобие покоя.

В этом году он решил взять что-то по-настоящему ценное. Нечто, достойное пятой годовщины. Нечто, кража чего будет настоящим ударом по системе, которая отняла у него семью.

На протяжении пяти лет он пытался найти объяснение тому, что произошло, выяснить, в чем именно обвиняли его родителей. Кусочки информации, которые ему удалось собрать, складывались в странную мозаику. Его отец, скромный портной, по слухам, перешивал секретные послания в подкладку одежды, которую отправляли через границу в соседнее королевство Акантор. Мать, травница, якобы использовала свои знания не только для лечения, но и для создания специальных чернил, проявляющихся лишь при нагревании, и ядов, способных имитировать естественную смерть.

С годами Эдрик начал понимать, что слухи, вероятно, были правдой. Родители принадлежали к сопротивлению — подпольной сети, работавшей против тиранического правления короля Родерика III. Их связь с Акантором была не предательством родины, а попыткой найти союзников в борьбе за свободу.

Это осознание принесло странное облегчение. Его родители не были предателями — они были героями, боровшимися за лучший мир. Но вместе с этим пришла и тяжесть наследия. Эдрик был сыном революционеров, чья кровь теперь требовала мести и продолжения их дела.

Правда это или домыслы — Эдрик не знал. Память сохранила лишь образы любящих родителей, теплый дом и запах свежевыпеченного хлеба по утрам.

Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Сентиментальность была слабостью, а в Крысином Братстве слабым не место. За эти годы Эдрик поднялся в иерархии банды, став правой рукой Фенрира. Не раз и не два ему приходилось доказывать свое право на это место кулаками, зубами, а порой и ножом.

Фенрир, тот самый рыжий мальчишка, который привел его в Подбрюшье, стал не просто лидером — почти братом. За пять лет его рыжие волосы потускнели, а на лице добавилось несколько новых шрамов, включая длинный след от ножа через всю щеку — память о столкновении с конкурирующей бандой "Глазастые". Но его глаза сохранили ту же острую проницательность, а улыбка — ту же хитрую хищность.

Под их с Фенриром руководством Крысиное Братство выросло из простой банды беспризорников в организованную структуру с собственной территорией, правилами и даже чем-то вроде кодекса чести. Они не трогали бедных, не обижали детей и стариков, не грабили тех, кто сам боролся против режима. Их целями были богатые торговцы, приближенные короля, коррумпированные чиновники — те, кто наживался на страданиях простого народа.

Его внимание привлек богато украшенный прилавок с золотыми и серебряными изделиями. Мастер Вильгельм — пожилой ювелир с трясущимися руками и подслеповатыми глазами — как раз отвернулся, чтобы достать что-то из сундука за спиной.

Идеальный момент.

Эдрик быстро оценил ситуацию. Мастер Вильгельм не был случайной жертвой — его украшения часто можно было увидеть на шеях и запястьях придворных дам, а на особенно дорогих изделиях красовался королевский знак, означавший, что ювелир выполнял заказы для самой королевской семьи. Идеальная мишень для пятой годовщины.

Эдрик скользнул к прилавку, движения его пальцев были отточены сотнями подобных краж. За долю секунды он оценил товар, выбрав небольшую, но массивную золотую брошь с рубином. Такая вещица могла обеспечить Братство едой на неделю вперед.

Но дело было не в деньгах. На броши был выгравирован герб одного из графов, известного особой жестокостью к низшим сословиям. Сжечь такую вещь в память о родителях казалось символичным актом возмездия.

Едва его пальцы коснулись броши, чья-то рука сжала его запястье с неожиданной силой. Эдрик поднял взгляд и встретился глазами со Стражем Ворона — элитным подразделением городской стражи, специализирующимся на поимке воров и бандитов.

— Попался, крысеныш, — прошипел страж, скручивая его руку за спину.

Эдрик мгновенно узнал стража — это был капитан Торбен, известный своей жестокостью к пойманным преступникам, особенно к молодым. По Подбрюшью ходили слухи, что не все задержанные им доживали до суда, а те, кто доживал, часто теряли конечности или зрение.

Эдрик не тратил время на слова. Извернувшись, он ударил стража головой в лицо, почувствовав, как хрустнула переносица. Хватка на мгновение ослабла, и этого было достаточно. Вырвавшись, он бросился бежать, проталкиваясь через толпу, сбивая с ног зазевавшихся покупателей.

— Держи вора! — крик стража перекрыл рыночный гул.

Несколько торговцев попытались схватить мелькающую между рядами фигуру, но Эдрик был быстрее — годы беготни по скользким туннелям Подбрюшья научили его маневрировать в самых стесненных условиях.

Он почти достиг края рынка, когда из-за угла показался отряд городской стражи. Развернувшись, он бросился в противоположном направлении, но и там путь перекрыли. Рынок превращался в клетку. Лихорадочно оглядываясь, Эдрик заметил узкий проход между двумя лавками и нырнул туда.

Сердце колотилось как сумасшедшее, а в голове пульсировала единственная мысль: "Только не сегодня. Только не в годовщину их смерти". Быть пойманным сегодня казалось особенно горьким предательством памяти родителей.

Проход вывел его к задним дворам, заставленным ящиками и корзинами. Он перепрыгнул через низкий забор, пробежал через чей-то огород, распугав кур, и уже видел спасительный переулок, ведущий к одному из входов в Подбрюшье, когда его путь преградила массивная фигура.

Кузнец Бром — огромный мужчина с руками размером с окорока и шеей быка — схватил Эдрика за шиворот с той непринужденностью, с которой берут котенка.

— Куда спешишь, воришка? — прогудел он, встряхнув Эдрика так, что клацнули зубы.

— Отпусти, старый хрыч! — выплюнул Эдрик, извиваясь в железной хватке.

— А ты наглый, — усмехнулся кузнец, разглядывая свою добычу. — Я таких как ты насквозь вижу. Думаешь, ты особенный? Думаешь, твои беды дают тебе право воровать? У всех беды, мальчик. Моя жена умерла при родах, сын погиб на войне. Но я не опустился до воровства.

Эдрик хотел крикнуть, что его родителей казнили из-за таких, как Бром — законопослушных граждан, которые просто следуют приказам и никогда не восстают против несправедливости. Но он промолчал. Слова были бесполезны.

— Сначала верни, что украл, — кузнец свободной рукой начал обыскивать карманы Эдрика, вытаскивая мелкие трофеи сегодняшнего утра — пару серебряных монет, носовой платок, маленький нож в кожаных ножнах.

— Я ничего не брал у тебя!

— Зато ты брал у моего кума Вильгельма, — Бром тряхнул его снова. — И не раз, судя по его рассказам. Пора проучить тебя, щенок.

Кузнец развернулся и, не отпуская Эдрика, пошел к своей мастерской. Колокольня Святыни Катарины только пробила восемь утра, и кузница еще не открылась, но внутри уже горел огонь в горне, окрашивая помещение в красные и оранжевые тона.

Когда они вошли в кузницу, аромат раскаленного металла и угля ударил в ноздри. Эдрик невольно вспомнил редкие визиты с отцом к Мастеру Торну — тот кузнец был совсем иным, с добрыми глазами и уважительным отношением к маленькому посетителю. Он даже позволял Эдрику раздувать меха и смотреть, как рождаются изделия из бесформенных кусков металла.

Но кузница Брома не вызывала таких теплых воспоминаний. Здесь все дышало угрозой — от нагромождения острых инструментов до самого хозяина, чья фигура отбрасывала огромную тень на стену.

— Что ты собираешься делать? — Эдрик попытался скрыть страх под маской дерзости.

— Научить тебя уроку, который ты никогда не забудешь, — Бром швырнул его на земляной пол кузницы. — Каждый вор должен быть отмечен, чтобы честные люди видели, с кем имеют дело.

Он достал из горна металлический прут, конец которого светился ярко-оранжевым. В воздухе запахло раскаленным металлом.

Эдрик попытался отползти, но кузнец прижал его ногой к полу, словно насекомое.

— Не бойся, мальчик, — в голосе Брома появились почти отеческие нотки. — Это будет быстро. Всего лишь небольшая отметина на щеке. Через неделю заживет, а урок останется на всю жизнь.

Эдрик почувствовал, как внутри него что-то ломается. Пять лет сдерживаемого гнева, отчаяния и боли прорвали плотину. Он не будет больше жертвой, не будет терпеть унижения и клеймения, как скот. Если суждено умереть сегодня, то он умрет сражаясь.

Эдрик задыхался от страха и ярости, глядя на приближающийся раскаленный металл. Он знал этот обычай — клеймение воров. Обычно это делали по приговору суда, но иногда граждане брали правосудие в свои руки, особенно в бедных кварталах, где стража появлялась редко.

— Я найду тебя, — прошипел он. — Клянусь могилами родителей, я найду тебя и перережу глотку.

— Сначала научись не попадаться, — усмехнулся Бром и прижал раскаленный металл к правой щеке Эдрика.

Боль была невыносимой. Запах горелой плоти наполнил ноздри. Эдрик закричал, но крик перешел в животный вой, когда кузнец медленно провел прутом, выжигая узор.

— Вот так, — удовлетворенно произнес Бром, отбрасывая прут. — Я назвал этот узор «Крысиный хвост». Подходит для такого, как ты.

Он отпустил Эдрика, который скорчился на полу, прижимая руку к обожженной щеке. Слезы непроизвольно текли из глаз, смешиваясь с кровью и сукровицей.

— А теперь убирайся, — Бром пнул его под ребра. — И не попадайся мне больше на глаза.

По телу Эдрика прошла волна ненависти, затмившая даже боль от ожога. Он почувствовал, как эта ненависть фокусируется, кристаллизуется в нечто твердое и острое, как клинок. В этот момент он понял, что однажды вернется. Не как мальчишка-вор, а как нечто большее, нечто ужасное. И тогда Бром пожалеет о своем "уроке".

С трудом поднявшись на ноги, Эдрик, шатаясь, вышел из кузницы. Голова кружилась от боли, во рту пересохло. Он знал, что не может вернуться в Подбрюшье в таком состоянии — запах крови привлечет крыс, а вид раны вызовет насмешки. В Братстве не было места слабым, а сейчас он был слаб, как никогда.

Шатаясь, он побрел по переулкам, стараясь держаться в тени, пока не оказался на Ремесленной улице, где располагались мастерские различных ремесленников. Прислонившись к стене, он пытался собраться с мыслями, когда взгляд его упал на небольшую лавку с вывеской «Арне и сыновья, изготовление масок».

Маски... Эдрик вспомнил, как однажды мать рассказывала ему о далеких землях, где люди носили маски во время карнавалов, скрывая свои истинные лица и становясь кем-то другим — богами, демонами, героями. Сейчас, с обожженным лицом и душой, полной ненависти, он как никогда хотел стать кем-то другим.

В витрине были выставлены разнообразные маски — карнавальные, театральные, ритуальные. Но внимание Эдрика привлекла стоящая в самом дальнем углу маска из темного металла, напоминающего железо. Без украшений, без причудливых форм — простое, почти грубое изображение человеческого лица с прорезями для глаз и рта.

Что-то в этой маске притягивало его взгляд, не отпускало. Она казалась одновременно древней и вневременной, простой и загадочной. В отличие от других масок, которые выглядели радостными или гротескными, эта излучала силу и таинственность.

В этот момент из лавки вышел хозяин, запирая дверь. Мастер Арне — невысокий, сутулый старик с седой бородой, заплетенной в две косички — обернулся и заметил Эдрика.

— Мальчик, тебе нужна помощь? — он шагнул вперед, но тут же отшатнулся, увидев рану на щеке. — Святая Катарина! Что с тобой случилось?

Эдрик не ответил. Его взгляд был прикован к железной маске. Что-то в ней притягивало, звало. Ему казалось, он слышит тихий звон, исходящий от металла.

— Мальчик? — Мастер Арне помахал рукой перед его лицом. — Тебе нужен лекарь.

— Эта маска, — хриплым голосом произнес Эдрик. — Сколько?

Старик оглянулся на витрину.

— Железная? Она не продается. Семейная реликвия, выставлена просто для демонстрации мастерства. Ей больше трехсот лет.

— Трехсот? — переспросил Эдрик, не отрывая взгляда от маски. — Она выглядит... новой.

— Странное дело, — кивнул Арне. — Не ржавеет, не тускнеет. Мой прадед говорил, что она сделана из особого металла, из метеорита, упавшего в Северных пустошах. Но это, скорее всего, просто семейная легенда.

— Продай мне ее, — в голосе Эдрика звучало отчаяние.

— Даже если бы я хотел, ты не смог бы заплатить, — покачал головой Арне. — Пойдем, я отведу тебя к Знахарке Ульме. Она поможет с ожогом.

Он протянул руку, но Эдрик отпрянул. В его глазах появилось что-то дикое, первобытное.

— Я должен получить эту маску, — прошептал он.

— Почему? — спросил старик, внимательно вглядываясь в лицо мальчика. — Что тебя так привлекает в ней?

Эдрик не знал, что ответить. Он не мог объяснить это странное влечение, это ощущение, будто маска зовет его по имени. Какая-то часть его сознания понимала, что это безумие, но другая, более сильная часть требовала заполучить маску любой ценой.

Прежде чем старик успел ответить, с конца улицы донеслись крики и свист — патруль городской стражи приближался, проверяя каждый переулок. Видимо, поиски пойманного и сбежавшего вора продолжались.

— Стража! — Мастер Арне заметно напрягся. — Тебя ищут?

Эдрик кивнул, не отрывая взгляда от маски.

Старик колебался лишь мгновение.

— Быстро внутрь, — он снова открыл дверь. — Я не выдаю детей страже, даже воришек.

Внутри мастерской пахло кожей, красками, клеем и деревом. Полки были заставлены заготовками масок разных форм и размеров. Рабочий стол у окна был завален инструментами, полосками кожи, перьями и блестками.

— Сиди тихо, — Мастер Арне выглянул на улицу. — Они скоро пройдут.

Эдрик оглядел мастерскую, автоматически отмечая ценные предметы и возможные пути бегства — привычка, выработанная годами выживания. Но его внимание снова и снова возвращалось к ощущению присутствия железной маски. Он не видел ее через витрину, но чувствовал — словно тепло, исходящее от невидимого костра.

Эдрик отступил в глубину мастерской, глаза его лихорадочно блестели. Боль от ожога пульсировала в такт с сердцебиением, но сейчас ею руководило что-то более сильное, чем физическая боль. Он должен был получить эту маску.

Оглядевшись, он увидел небольшую дверь, ведущую в заднюю комнату. Бесшумно проскользнув туда, он оказался в жилом помещении мастера — скромная кровать, стол, заваленный книгами, шкаф с одеждой. А на стене, прямо напротив входа, висела та самая маска.

Эдрик замер, завороженный. Вблизи маска выглядела еще более странной и притягательной. Металл имел едва заметный синеватый оттенок, поверхность была идеально гладкой, без следов работы инструментами. Создавалось впечатление, что маска не была создана — она просто возникла в таком виде.

Под ней на столике лежала книга, раскрытая на странице с рисунком, изображавшим ту же маску, но надетую на человека. Подпись под рисунком была на незнакомом языке, но отдельные символы казались смутно знакомыми — похожие знаки Эдрик видел в книгах, которые его отец иногда изучал по ночам.

Не задумываясь ни на секунду, Эдрик снял её со стены. Металл был неожиданно теплым, почти горячим. Маска казалась тяжелее, чем должна была быть, словно весила не как кусок железа, а как сама судьба.

— Что ты делаешь? — голос Арне раздался за спиной. — Положи её на место! Эта вещь не для таких, как ты.

— Она моя, — прошептал Эдрик, крепче сжимая маску.

— Ты не понимаешь, с чем имеешь дело, мальчик, — в голосе старика звучал страх. — Эта маска... не просто предмет. Она... живая. Она выбирает носителя.

— Выбирает? — переспросил Эдрик, чувствуя, как металл словно пульсирует в его руках. — Что значит выбирает?

— Моя семья хранит эту маску уже десять поколений, — тихо произнес Арне. — За это время многие пытались надеть ее — из любопытства, из жадности, из желания обрести силу, которую, как говорят легенды, она дарует. Но для большинства она оставалась просто куском металла, холодным и мертвым.

Старик сделал шаг ближе, его глаза смотрели не на Эдрика, а на маску в его руках.

— Лишь трижды за всю историю маска "пробуждалась", — продолжил он. — Выбирала того, кого считала достойным. И каждый раз это заканчивалось... странно. Тот, кого она выбирала, менялся. Становился чем-то большим, чем просто человек.

— Она выбрала меня, — Эдрик повернулся, глядя на старика сквозь прорези для глаз.

— Не надевай её! — Арне шагнул вперед, протягивая руку.

Но было поздно. Эдрик уже прижал холодный металл к лицу, ощущая, как края маски соприкасаются с кожей вокруг обожженной щеки.

В тот же миг произошло нечто, чего ни Эдрик, ни, судя по выражению ужаса на лице, Мастер Арне не ожидали.

Маска ожила.

Металл, казавшийся твердым и негнущимся, вдруг стал податливым, как воск. Он растекся по лицу Эдрика, покрывая каждый дюйм, включая обожженную щеку. Там, где раскаленный прут оставил метку «Крысиного хвоста», маска, казалось, становилась тоньше, почти прозрачной, свиваясь с обожженной плотью в единое целое.

Боль была невыносимой, но странным образом отличалась от боли ожога. Это было ощущение трансформации, словно каждая клетка его лица перестраивалась, меняла свою сущность. Эдрик чувствовал, как металл проникает под кожу, сливается с плотью, костями, как маска не просто прикрывает, а становится его новым лицом.

Эдрик хотел закричать, но не мог — рот оказался запечатан металлом, который словно проникал под кожу. Он чувствовал, как тысячи невидимых нитей вплетаются в его плоть, соединяясь с нервами, кровеносными сосудами, костями. Боль была невыносимой, и в то же время... сладкой. В ней было обещание силы, обещание мести, обещание новой жизни.

Мастер Арне отступал, шепча молитвы Святой Катарине и делая защитные знаки. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как черты маски, прежде безликие и простые, начали меняться, отражая черты лица под ними.

— Маска избранника, — прошептал он. — Легенды... они правдивы.

— Что... что происходит? — выдавил Эдрик, удивляясь собственному голосу, который теперь звучал глубже, с металлическим резонансом, словно эхо в пустой пещере.

— Единение, — ответил Арне, все еще отступая. — Слияние человека и артефакта. Начало преображения.

Эдрик упал на колени, схватившись за горло. Он не мог дышать. Железо проникало всё глубже, сливаясь с кожей, плотью, сущностью. Комната вокруг расплывалась, цвета становились ярче, звуки — громче. Он слышал удары сердца старого мастера, чувствовал запах его страха, видел пыль, танцующую в солнечном луче.

— Что... что происходит со мной? — его голос изменился, стал глубже, резонируя внутри металла с гулким эхом.

— Ты соединился с ней, — Арне смотрел на него с смесью страха и благоговения. — Или она с тобой. Теперь вы одно целое.

— Но почему я? — продолжал Эдрик, пытаясь осмыслить происходящее. — Почему маска выбрала меня?

Арне медленно приблизился, изучая металлическое лицо, ставшее лицом мальчика.

— Маска притягивается к боли, — тихо сказал он. — К страданию и желанию мести. Клеймо на твоей щеке... это не просто физическая рана, это метка твоей души, знак трансформации, которая уже началась внутри тебя. Маска просто завершила то, что уже было в процессе.

Эдрик поднялся на ноги, чувствуя новую силу, текущую по венам. Боль от ожога исчезла, сменившись странным покалыванием, словно тысячи крошечных иголок вонзались в кожу и тут же исчезали.

Он поднес руки к лицу, ощупывая маску, которая стала его новым лицом. Металл был теплым, живым, отзывающимся на его прикосновение. Он чувствовал края маски, но не мог найти место, где она соединялась с кожей — граница исчезла, словно её никогда и не было.

— Я не могу... снять её, — в его голосе звучало не отчаяние, а скорее удивление.

— И не сможешь, — Арне медленно опустился на стул, внезапно состарившись еще больше. — Маска Избранника выбирает носителя на всю жизнь. Вы становитесь единым существом.

В этот момент снаружи снова послышались крики стражи. Они были ближе, чем прежде. Мастер Арне бросил взгляд в окно.

— Они обыскивают каждый дом. Тебе нужно уходить.

— Куда? — спросил Эдрик, удивляясь, как естественно звучит его новый, металлический голос.

— Куда угодно, подальше отсюда, — старик открыл заднюю дверь, ведущую в узкий двор. — Маска изменила тебя. Ты больше не тот мальчик, которого они ищут. Но всё равно небезопасно оставаться в городе.

— Она изменила меня внешне, — сказал Эдрик, глядя на свои руки, все еще человеческие, но ощущающиеся словно чужими. — Но изменит ли она меня внутри? Кем я стану?

Арне вздохнул, его плечи поникли.

— Это зависит от тебя, мальчик. Маска усиливает то, что уже есть в носителе. Если в твоем сердце доброта — ты станешь героем. Если ненависть — чудовищем. Выбор всегда за тобой.

Эдрик шагнул к двери, но остановился, обернувшись к мастеру.

— Что это за маска? Откуда она?

Арне покачал головой.

— Древний артефакт, передававшийся в нашей семье поколениями. Говорят, её создал безумный маг, живший до основания Нисенхейма. Говорят, она ищет тех, кто отмечен, как ты — шрамами, ранами, метками судьбы. Она видит глубже, чем человеческий глаз, видит потенциал и судьбу.

Стук в парадную дверь заставил их обоих вздрогнуть.

— Открывай, мастер! Приказ городской стражи!

— Беги, — прошептал Арне, подталкивая Эдрика к двери. — И да хранит тебя Святая Катарина, потому что теперь твой путь лежит в темноту.

Прежде чем выйти, Эдрик снова взглянул на стол, где лежала раскрытая книга. С молниеносной быстротой он схватил ее и сунул под рубашку. Если ему суждено жить с этой маской, он должен узнать о ней как можно больше. И, возможно, древняя книга хранила ответы, которые не мог дать старый мастер масок.

Эдрик выскользнул во двор, закрыв за собой дверь. Солнце клонилось к закату, окрашивая крыши Нисенхейма в золотисто-красный цвет. Но мир больше не казался прежним. Цвета были ярче, запахи — острее, звуки — чище.

Он пересек двор и выскользнул в боковой переулок, двигаясь быстро, но уже не прежними крадущимися движениями вора. Теперь он шел прямо, расправив плечи, с уверенностью, которой никогда прежде не испытывал.

Прохожие оборачивались, видя странную фигуру в железной маске, но быстро отводили взгляд, ощущая инстинктивный страх перед неизвестным. Никто не решался остановить его или задать вопрос.

Впервые в жизни Эдрик почувствовал, что люди боятся его, а не он их. Это было странное, почти опьяняющее ощущение. Годы, проведенные в страхе — страхе перед стражей, перед голодом, перед более сильными членами Братства — теперь сменились чем-то иным. Он больше не был добычей. Он стал хищником.

Эдрик направился к Речным воротам — наименее охраняемому выходу из города. Ему нужно было выбраться из Нисенхейма, найти новый путь. Маска подарила ему не только новое лицо, но и новую судьбу.

Мысль о Крысином Братстве кольнула его сердце. Фенрир и другие, вероятно, будут искать его, беспокоиться. Или, что более вероятно, просто вычеркнут из своих рядов, решив, что он попался страже. Так было всегда: исчез — значит, погиб или попался. Никто не тратил время на поиски.

Но теперь это не имело значения. Крысиное Братство, Подбрюшье, жизнь вора — все это осталось в прошлом. Впереди ждала новая жизнь, новая судьба, определяемая загадочной маской, которая теперь была его лицом.

Перед воротами дежурил обычный отряд стражи — четверо солдат с алебардами и капитан. Они лениво проверяли телеги и повозки, покидающие город.

Вместо того чтобы прятаться или искать обходной путь, Эдрик направился прямо к воротам. Что-то подсказывало ему, что страх теперь его союзник.

Капитан стражи заметил его первым — странную фигуру в потрепанной одежде, но с лицом из полированного железа, отражающего последние лучи солнца.

— Стой! — скомандовал он, поднимая руку. — Кто ты и куда направляешься?

Эдрик почувствовал, как маска нагревается на его лице, реагируя на опасность. Мысли в голове кристаллизовались с непривычной ясностью.

— Я Железный Лик, — ответил он, удивляясь выбору слов, словно кто-то другой говорил его устами. — Посланник короля Родерика, возвращающийся с тайной миссии.

Его голос, искаженный металлом маски, звучал потусторонне, наполненный вибрацией и эхом, которого не могло быть в простом куске железа.

Капитан нахмурился, изучая странную фигуру перед собой.

— У тебя есть подтверждающие документы?

Эдрик сделал шаг вперед, чувствуя, как с каждым движением в нем растет уверенность.

— Мои документы предназначены только для глаз Лорда Защитника. Задерживая меня, ты рискуешь навлечь на себя королевский гнев.

Он сам не понимал, откуда взялись эти слова, эта уверенность. Словно маска не просто изменила его внешность, но и наделила знаниями, которых у него не было. Словно в его сознание влились воспоминания и опыт прежних носителей, если таковые существовали.

Что-то в его голосе, в его осанке заставило капитана засомневаться. Стражники за его спиной нервно переглянулись.

— Мы получили приказ задерживать всех подозрительных лиц, — пробормотал капитан, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

— И ты считаешь королевского посланника подозрительным? — голос Эдрика стал ниже, в нем появились нотки угрозы. — Возможно, мне стоит упомянуть твое имя в моем докладе Его Величеству?

Капитан побледнел.

— Конечно нет, господин. Просто формальность, — он отступил, давая Эдрику пройти. — Да хранит вас Святая Катарина в пути.

Эдрик прошел через ворота, ощущая их взгляды на своей спине. Только оказавшись за городской стеной, на дороге, ведущей к сельским поселениям, он позволил себе выдохнуть.

Сама легкость, с которой он обманул стражу, была пугающей. Неужели достаточно говорить с властью и уверенностью, чтобы люди слепо подчинялись? Неужели система, которой все так боялись, на самом деле держалась лишь на страхе и привычке к повиновению?

Что произошло? Как обычный уличный вор убедил капитана городской стражи в том, что он — королевский посланник? Была ли это сила маски или что-то пробудилось в нем самом?

Он посмотрел на свое отражение в придорожной луже. Железное лицо без выражения смотрело на него, но что-то в нем было... живое. Казалось, металл слегка изменил форму, подстраиваясь под черты его лица, становясь тоньше, выразительнее.

Внезапно, без предупреждения, выражение маски изменилось — металл сдвинулся, образуя жестокую улыбку, словно отражая его внутреннее удовлетворение от успешного обмана.

Эдрик отшатнулся от лужи, сердце колотилось в груди. Маска действительно была живой, как предупреждал Мастер Арне. Она не просто сливалась с его лицом — она сливалась с его сущностью, его эмоциями, его мыслями.

Он поднял руку, проводя пальцами по холодному металлу, который ощущался почти как часть его тела. Там, где должен был быть ожог от раскаленного прута, он чувствовал странное покалывание, словно рана заживала, но совсем не так, как обычно заживает человеческая плоть.

— Что ты такое? — прошептал он, обращаясь к маске, не ожидая ответа.

Но ему показалось, что где-то глубоко в сознании он услышал шепот, такой тихий, что нельзя было разобрать слов, но достаточно отчетливый, чтобы понять — маска слышала его.

— Кто ты такая? — повторил он тише. — Чего ты хочешь от меня?

Ответа не было, только тишина. Но внутри росло странное ощущение... направления. Словно маска знала, куда они должны идти. Не конкретный путь, а скорее судьба, которая ждала его где-то впереди.

Встряхнув головой, Эдрик продолжил путь. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и первые звезды появились на темнеющем небе. Впереди лежала дорога, полная неизвестности.

Он не знал, куда направляется, но чувствовал странную уверенность, что дорога сама приведет его, где он должен быть, а может вернёт его снова в город. Маска, ставшая частью его существа, не даст ему заблудиться. А пока он шел вперед, оставляя позади Нисенхейм — город, где он родился, вырос и потерял все, что было ему дорого.

В глубине души он знал, что вернется. Не как Эдрик — испуганный мальчишка-вор, а как Железный Лик — нечто большее, чем человек, нечто устрашающее. И тогда те, кто причинил ему боль, поймут, что значит настоящий страх.

Но одно Эдрик знал наверняка — жизнь Эдрика Лайонелла, сына портного и травницы, закончилась в тот момент, когда металл слился с его плотью. И началась жизнь Железного Лика — существа, которому предстояло стать легендой не только в королевстве Нисенхейм, но и в землях гораздо более тёмных и странных, о существовании которых он пока даже не подозревал.

Где-то далеко, в замке, парящем над пропастью отчаяния, могущественное существо, прикованное к своему домену древними силами, подняло голову, словно учуяв новую душу, отмеченную тьмой.