Рыжий: спасти СССР

Глава 6

Степан Сергеевич моментально сориентировался. Он сделал два шага назад. Васька Шрам понял, что обнаружен, и не спешил пробовать свое гопстоповское счастье. Он-то с ножом, но одно дело исподтишка пырнуть, иное — оказаться лицом к лицу со Степаном.

Я не стоял на месте. Резко подскочил к растерявшемуся Ваське, перехватил его руку с ножом и завел за спину.

— Ай! Понял, отпусти! — завопил хулиган, когда его кости стали хрустеть, предвещая перелом.

Я чуть ослабил хват, а в это время Степа разжал пальцы Шрама на рукоятке и забрал нож.

— Все, мужики, осознал! — простонал Васька.

— Отпустишь, или ментов? — спросил Степа.

Вопрос показался мне некоей проверкой. Да, в это время старались обойтись без милиции, даже больше, чем в покинутом мной будущем. Некоторые не хотят связываться потому, что придется после давать показания, ходить к следователю, всегда в опрятном виде и уж точно без лишних запахов.

Ну а для училища любое обращение в милицию — это обязательно проблемы. Ведь поставят на вид и директору, и всем связанным с воспитательным процессом в ПТУ. Тут и дополнительные комсомольские собрания с отчетами в районном комитете, если не выше, и план по повышению… предотвращению… недопущению.

Кто любит эти бумаги писать, за которые еще и по шапке прилетает?

— Отпустим, под слово пацана, — сказал я после паузы, взятой якобы на размышление.

Коллектив мне может простить многое, пусть я начну выпячиваться в глазах иных работников. Но нянчатся тут даже с хулиганами. Мол, зачем портить парню жизнь, тюрьма же ничему не научит. Так-то оно так, но… Но я буду играть по общим правилам, по крайней мере пока. Оценят и учащиеся, и коллектив., А мне их поддержка сейчас нужна.

И пришлые, и общажные, все смотрели на меня — и я увидел на лицах пацанов одобрение.

— Че стоим? Всем остальным с побитыми мордами — в очередь на вахту для оказания первой медицинской помощи, — скомандовал я.

— Слышали? Выполнять! — поддержал меня Степа.

Я увидел, что мало кто дёрнулся обратно в общежитие, и прикрикнул:

— В очередь кому говорю!

И в голосе моём было столько угрозы и металла, что парни побитыми собаками поплелись в сторону входа.

— Бондарь, забирай свою шайку-лейку, и чтобы все разошлись по домам. Если вызовем ментов, не только Васька, но и половина из вас загремит на малолетку. Приводы, небось, у каждого имеются, — не менее жёстким тоном проговорил Степан.

— Вася и Бондарь, стоять! — выкрикнул я, понимая, что если драку закончить прямо сейчас, вот так, без логического мирного соглашения, то пацаны всегда найдут выход.

И как выйти из общежития, и как снова сойтись, чтобы дело завершить.

И вот тогда уже может быть не просто драка — поубивают же друг друга к чертям собачим. Это время такое, когда улица ходила на улицу, даже параллельные классы могли драться просто потому, что… они параллельные. Доказывали верность неэвклидовой геометрии, что параллельные могут пересекаться. Причины всегда найдутся, главное же, что пацаны были активные, и такое наследство им досталось — отстаивать честь дома, улицы, района.

В нужное бы русло эту энергию!

— Подошли оба ко мне! — строго сказал я, обращаясь к Васе Шраму и к Бондарю.

Два предводителя пацанских группировок, «общаговских» и «городских», нехотя, но всё же подошли.

Попросив Степана, хотя тон звучал, как приказ, проследить за парнями, я рванул в общежитие. Да, то, что я собирался сделать — не педагогично, но зато в высшей мере практично.

Двери в общагу были уже распахнуты, база принимала свои подраненные корабли. Два ремонтных дока, Ивановна и Никитична, принимали кораблики на срочный косметический ремонт. Кумушки уже достали бинты, йод, даже для чего-то жгуты, какие-то мази. Оснащение для подобного вида ремонта в общежитии имелось в достатке.

Не обращая ни на кого внимания, я подошёл к углу, где за старым потрёпанным диванчиком у нас скопился целый склад алкогольного горючего. Выхватив оттуда одну бутылку «Пшеничной», прихватив со стола несколько кусков тонко порезанного финского сервелата, а также два стакана с недопитым чаем, я со всей этой поклажей вышел во двор общежития.

Отпив уже на крыльце немного чая, я без всякого сожаления вылил его остатки в сторону клумбы с цветами, изрядно потрепанной в сегодняшней баталии, как бы и не уничтоженной вовсе. Люблю Грузию, хотя большинство светлых чувств об этой закавказской стране у меня сохранились ещё с юношеских советских времён. Но чай они производят… Солома жженная, а не чай! Ни в какое сравнение не идёт с чаем «со слоном», индийским.

— Совершеннолетние? — спросил я у двух вожаков противоборствующих сторон.

Оба кивнули.

— Тогда пьёте мировую, жмете руки. Все пацаны будут тому свидетелями. Если после этого продолжите свою войну, то это будет означать, что вы нарушили слово пацана, — заключил я.

На этих словах оба зачинщика драки даже как-то попятились подальше от меня. Это ещё раз доказывало, что разборка была только поставлена на паузу — и продолжение ожидалось, судя по всему, даже прямо сегодня. Учитывая, что Степан уже забрал нож у Васи Шрама, что тот решился на оружие, во втором раунде противостояния дело могло дойти до палок с гвоздями, мешочков с камнями — и Бог знает, с чем ещё.

— Пейте! — поддержал мою инициативу Степан Сергеевич.

Он вообще смотрел на меня каким-то странным взглядом, изучающим. Наверняка переваривал — вот он я, в пошитом в одном из модных ателье Ленинграда специально под заказ костюме, причём, лично портным иудейского происхождения. И в таком наряде, ну или, как говорят, в прикиде, развожу разъярённых уличных бойцов. Рыжий со смазливым лицом, почти ровесник всех тех студентиков, кто устроил возле общежития бойню — я сам решительно иду в бой, а юшку, что сочится из моего носа, будто не замечаю, периодически смахивая кровь рукавами модного пиджака.

Для пацанов подобное поведение — «уважуха», и никак иначе.

Оказывается, я пропустил всё же два удара. Сперва и не почувствовал.

— Давай стакан! ДавайТЕ стакан! — не сводя прямого взгляда со своего оппонента, сказал Бондарь. — Выпью!

Я налил в гранёный малиновский по ободок водки, протянул два куска колбасы.

— Уважаемый, говорят, что ты пепси-колу раздаёшь? Так, может, и нам подгонишь пару бутылочек, чисто запить, — разбитыми губами сказал Василий.

Я посчитал его слова своим успехом. Как минимум, я уже не Рыжий, а уважаемый. Ну, а что до пепси-колы, если она ещё больше смягчит ситуацию, так почему бы и нет. Так что я гаркнул команду в сторону общажного крыльца, и юркий малыш, парень, наверняка, лет семнадцати, но с проблемами роста, притащил сразу пять бутылок «Пепси». Я усмехнулся «хитропопости» парня, смекнувшего, что раз раздача началась, надо не зевать. Нас тут четверо. Выходит, что пятая достаётся тому, кто напиток принёс.

— Ну, что, все проблемы в прошлом, если не появится новых, и вы не станете ни сами драться, ни пацанов привлекать? — настаивал я также и на формулировке обещания.

Однако пришлось ещё потратить минут пятнадцать на то, чтобы лидеры группировок всё же высказали друг другу претензии, но при этом происходило всё достаточно мирно, а я чувствовал себя медиатором в службе досудебного урегулирования.

Всё оказалось банально до зевоты. Вася держал общагу и не пускал туда городских, если только не за весьма серьёзную плату. Вход в общагу, скорее всего, через спущенную веревку, для посторонних составлял сразу две бутылки водки, то есть в районе пяти рублей, при том, что стипендия учащегося ПТУ была равна всего тридцати трём рублям. Вот Бондарь и посчитал, что это несправедливо, а Василий на себя слишком много берёт. Если в самом училище больше верховодил Бондарь, уже по тому, что Вася две трети занятий просто прогуливал, ясно — общагу подмять под себя Бондаренко не смог. Сельские парни умели давать отпор. Тут шли улица на улицу, а там на пустыре, деревня на деревню, да еще и без милиции… Ну а городские подъедут, так за милую душу…

А тут такой удобный повод — выпускной, когда в общаге будет много чего вкусного, много выпивки. Потому-то городские и решили прийти нахрапом, и дружно, через козырёк и кухню второго этажа, зайти в общежитие. Общажные узнали, что к ним лезут посторонние, уловили момент и пошли наказывать непрошеных гостей.

— Расход! — сказал я, когда оба вожака распили бутылку водки, правда, газировку так и не открыли, для кого-то приберегли.

На вахте помощь оказывали не только общежитским, но и городским. И две ремонтных базы не справлялись с потоком ранбольных. Так что, приняв и к самому себе некоторые околомедицинские меры, я присоединился к кумушкам и Степану.

Ко мне выстроилась очередь из четырех парней с разбитыми носами, уже опухшими ушами, наливными синяками под глазами.

Удивительно, сколько тут припасено перевязочного материала, йода, даже специальных мазей и касторки.

Да и вахтёрши оперативно работали, не уступая в этом навыке бывшему десантнику, который действовал с явным пониманием, что именно он делает. Толковый мужик, нужно присмотреться к нему. Пил, выходит, раньше запойно? Это проблема, но сейчас же держится — и даже занимается собой. Физическая форма и рукопашная подготовка на высоте.

— Теперь нужно пройтись по этажам, — после того, как залепили пластырем ссадину последнему подранку, сказал я.

— Вот же неугомонный! — всплеснула руками Никитична.

— У самого вона фингал какой под глазом, а всё туда, по этажам пройтись, — это уже возмущалась Ивановна.

Складывалось ощущение, что они просто не хотят отпускать меня, чтобы не оставаться вдвоём на вахте, так как одному мне идти по этажам тоже было не с руки, тут Степан нужен. Впрочем, большинство активных общежитских меня уже видели. Ну а Вася Шрам оценил мой поступок и был даже благодарен, в том числе и за то, что я уберег его. Был бы удар ножом, то без милиции обойтись не получилось. И все… золотые купола душу мою радуют.

Так что я пошёл — тем более, что с верхних этажей доносились звуки, нужно было понять, что происходит, чтобы не получить сюрпризы поутру. Пусть и не в том масштабе, как могло быть, если бы в ход пошёл изъятый у студентов запас водки и портвейна, но веселье могло состояться. А впрочем, наверняка не всё мы отобрали. Пили, паразиты!

— Справишься? — спросил Степан.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — хотел я пошутить, но вышло как-то даже самому не смешно.

Поговорка противоречила тому, что со мной произошло совсем недавно — одна смерть уже случилась, так что и вторая могла бы меня подкарауливать.

Я не стал подниматься на лифте, пошёл по пожарному выходу, по лестнице. Прежде всего я хотел проверить два этажа с комнатами девчонок. Их было сильно меньше, чем парней, так что полностью два этажа и не заселены, но не пускать же на этаж пацанов! Они и так, как я понял, неплохо бегали к девчонкам в комнаты. Пусть хоть немного физкультурой позанимаются.

Уже на лестничных площадках я услышал и звон стаканов, и отборный мат, а дым стоял таким коромыслом, что даже я пошатнулся. Так что изъятие алкоголя продолжилось. Дважды пришлось прижать к стенке наиболее строптивых, но здесь были не те пацаны, которые участвовали в драке. Скорее всего, пойманные мной гуляки прятались как раз от Василия и его бригады, чтобы самим выпить и не делиться.

— Откуда выпивка? — строго спросил я одного.

Всё-таки каналы поставок надо вычислить. Информация — наше все!

— Матушка прислала, — растерянно отвечали мне.

Действительно, пили они самогон, причём тарой для него служили несколько резиновых грелок. Тьфу ты, ёж! Как работать там, где матери присылают своим детям самогонку? Наверное, сперва нужно было поработать с родителями. Службы опеки на них нет! Кстати, на самом деле, такого органа, или похожего на него, пока и нет. Воспитание — дело сугубо родителей. Ну могли еще кое-как повлиять органы исполнительной власти, но это так, бессистемно.

Вот еще одно направление, которое нужно было бы внедрять. Причем на таком, как сказали бы в будущем, хайпе, можно делать себе имя. А по итогу — работа органов опеки смогла бы серьезным образом влиять и на образование, воспитание, причем не только детей, но и их родителей. Общество порицало бы тех матерей, которым поставили на вид по поводу воспитания будущего строителя коммунизма. И матери старались бы все исправить, не только мотивируясь материнскими чувствами, но и чувством стыда перед обществом. Будем делать, только закрепимся немного и в бой!

Уже минут через десять я вновь спустился на вахту и передал захваченные мной «посылочки» на склад хранения.

Получив вслед несколько хвалебных отзывов о моей деятельности, я вновь направился наводить порядок. Окинул взглядом длинный коридор, по обе стороны от которого располагалось восемь блоков, по четыре в разных сторонах. Из одного из блоков доносились громкие звуки — играла гитара.

— Арлекины и пираты, циркачи и акробаты, и злодей, чей вид внушает страх, — гнусавил кто-то и бил по струнам.

В другой комнате громко ржали, и я едва расслышал голос девчонки, зовущей на помощь.

— Что происходит? — выкрикнул я, ворвавшись в один из блоков.

Общежитие было спроектировано таким образом, что в каждом блоке находилось две комнаты, одна поменьше, метров на двенадцать, другая — метров шестнадцать. И санузел у каждого такого блока свой. По местным меркам — живи не хочу! Для сельских жителей, жаждущих стать городскими — райское место!

Я сунулся в двери.

Основная компания в блоке сидела в большой комнате, за двумя соединенными столами, полными еды — как будто в стране и нет дефицита. Правда, там была, в основном, деревенская снедь: сало, домашняя колбаса, соления и картошка.

Компания замерла, уставившись на меня, только гитара звякнула. Я же теперь более отчётливо слышал женские просьбы о помощи. И тут же ворвался в маленькую комнату.

Так и знал. Здоровый детина прижимал к стене девочку. Я схватил за майку героя-любовника, разрывая нехитрый элемент одежды. А потом добавил ещё ускорения — с ноги и куда пришлось, отправляя злодея на сетчатую кровать. Под телом парня сетка выгнулась чуть ли не до пола.

— Стоять! — выкрикнул я забежавшим в комнату двоим.

На девчонке была немного разорвана одежда, но, вроде бы, не слишком серьёзно — на рукаве. Я подошел к тому, которого отбросил на кровать. Он пока что ошарашенно моргал.

— Рыжий, отстань от него! Вздумал бить! — выкрикнула сама девица.

— Чего блин? — опешил я.

— Наше дело! — продолжала девушка.

Бежит петух за курицей и думает: «Не догоню, так согреюсь». А курица убегает и думает: «Не слишком ли я быстро бегу?» Это из той оперы? Или Стокгольмский синдром и жертва защищает обидчика?

— Вышли все. И когда я вернусь в комнату, чтобы вся выпивка была собрана на край стола. Я видел, что у вас тут стояло, так что детский сад можно не разводить, — сказал я.

— Не поняли, что сказал э… уважаемый э… учитель? — услышал я с коридора.

— Василий? Ты встал на правильный путь? — громко, чтобы меня было слышно, сказал я.

— Малая благодарочка, начальник, что ментов не вызвал. А за еще одну пепси я во всей общаге в один миг тишину устрою, — услышал я голос неформального лидера.

Послышались шепотки: «Это же тот Рыжий, что Шраму по бороде навалял».

Я не реагировал. В данном контексте не придираться, же, что рыжим меня называют. Да я в душе блондин! Но оболочка подводит…

— Рассказывайте, что произошло! — потребовал я от парня и девушки, когда удалось выгнать любопытствующих соседей.

— Че? Обязан? — взбеленился парень.

— Нет. Но я не сильно старше тебя, понимаю, что может быть. Нравится девчонка, но она не хочет быть с тобой? — спросил я.

— Городского ищет себе, остаться хочет, — вырвалось у парня.

— Никого я не ищу, но и в деревню возвращаться не желаю, — сказала девчонка.

Симпатичная девушка, со смешным курносым носиком, да и вполне себе фигуристая.

— Но он тебе нравится, пусть сам из деревни? — уточнил я у девушки, которая только фыркнула. — Вижу, что нравится. Значит, так…

Ласковое слово и кошке приятно. Не все же растаскивать драки. Порой нужно выслушать и подсказать. Не всегда, но бывает.

— … распишетесь, получите распределение на заводы Ленинграда, там и свое общежитие есть. Станете на очередь на квартиру. И никто не станет друг друга упрекать, что пришел на готовенькое, сами всего добьетесь, — нравоучал я.

Парень и девушка смотрели друг на друга уже другими глазами, с интересом. Так что я поспешил их покинуть. Балл мне в карму, если повлиял на создание семьи! Чем не молодец? Так и нимб засветится над головой. Правда, пока светится только фингал под глазом. Но какие мои годы!

А в целом, я наметил себе одно из направлений деятельности, чтобы обо мне услышали, да и помочь, конечно. Я налажу работу с родителями и заставлю исполнительную власть на местах пошевелиться и хоть что-то сделать для детей.

— Ну, что тут у вас? — спросил я, заходя в большую комнату.

Все сидели с хмурыми лицами. Только одна морда ухмылялась, и, несмотря на разбитые губы, а может, и сломанные зубы, пихала в рот еду.

— Вася, поел? — спросил я.

— Ага. Зашкерили от меня пайку, — неразборчиво сказал хулиган. — Все, начальник. Ухожу. Всё будет в ажуре, зуб даю. Я добром за добро плачу!

— Вот и хорошо, — сказал я вслед уходящему Васе.

Я осмотрелся на парней и девчонок. Блин, ну сам же был таким… А тут приходит дядька и забирает последнюю выпивку. Но… Время разбрасывать трусы, время их собирать. А какое у меня нынче время? Меньше о трусах думать нужно!

— Что тут у вас, гитара? — усмехнулся я. — Давай сюда, сбацаю!

Я умел играть на гитаре, мой реципиент, пусть бы пусто ему было, тоже.

Ударив по струнам, почувствовав на подушечках приятную для гитариста-мазохиста боль, я задвинул:

— Зачем ты это сделала, надела платье белое. Кольцо на руку правую, на голову фату… А мне хотелось так пройти по тем дорогам, что бродил, девчонку за руку вести… — пел я.

Ну как так-то! Почему голос такой противный? Такой, что только сидеть в туалете и кричать: «Приватизировано!» Хотя молодежи нравилась песня. Я и выбрал из своего скудного репертуара ту, что обязательно должна была зайти сидящим рядом за столом парням и девчонкам. Пацаны с укоризной смотрели на дам, мол, вон оно как в песне, не дождалась солдата, вышла замуж. Девчонки всем своим видом пытались доказать, что это про каких-то других песня, а они не такие…

— А еще? Пожалуйста… Как вас зовут? — посыпались вопросы и просьбы.

— Анатолий Аркадьевич Чубайсов. Работаю я в нашем ПТУ, — усмехнулся я. — Все, молодежь, время позднее, закругляйтесь!

— А возьмите колбаски. Батя кабана бил, с чесночком, — подхватилась одна девчонка, пристальнее остальных меня разглядывавшая, пока я пел.

— Угощусь, но немного и с вами. А брать не буду. Вам самим еще жить, — сказал я и надломил кусочек из предлагаемого кольца колбасы.

Вкусно, но для меня сильно жирно. Впрочем, вслух-то я только нахваливал.

В молодежной среде, особенно в этом времени, ценятся гитаристы, особенно, когда они знают такие близкие для молодежи песни., а не «Шумел камыш». Так что еще очко в карму прилетело, и я могу сказать, что с частью ребят уже нашел общий язык.

Ещё два часа понадобилось, чтобы всё-таки все общежитие улеглось спать. Мне даже пришлось подставлять одному пацану тазик, так его мутило от выпитого. Но алкоголя мне, а после сменившему меня Степану Сергеевичу, удалось еще найти только пять бутылок. В основном же, пили самогон. Не сомкнув глаз, целую ночь мы разговаривали с кумушками, пока не забрезжил рассвет.

Выждав ещё некоторое время, чтобы начал ходить общественный транспорт, я, усталый, но довольный, направился домой. Каждому дежурному в общежитии должен был предоставляться отсыпной день. Чем я и собирался воспользоваться. Ну не идти же невыспавшимся, побитым… Нужно очки солнцезащитные надеть, благо они были.

А я хорошо поработал.

Казалось бы, чем могла бы мне помочь эта гонка за пьяными учащимися, это разнимание малолетних хулиганов? Ну, кроме того, что это правильно, по-человечески? Так ведь из мелочей складывается нечто большее.

Я выполнил задачу, которую поставил передо мной директор училища. Нет, это была даже не задача! Это был вызов — мол, пойди-ка принеси мне яблочек молодильных да меч-кладенец. Он был уверен, что я не справлюсь, что сбегу на следующий день из училища, как побитая собака. Но этого не произойдёт, более того — теперь меня здесь знают. Так что этой ночью я сделал немалый задел для будущих свершений.

Слона надо есть по кусочкам — каждый день пусть маленький, но шаг вперёд. И тогда цель будет становиться всё ближе и ближе, а скорость её достижения растёт. Это как локомотив или автомобиль набирают скорость. Но, разогнавшись, едут быстро.