Сделай сам 3

Глава 16 Стреляли…

Позёвывая со сранья, так, что едва не вывихивал себе челюсть, я ехал в своём лимузине на занятия в родной институт, одновременно краем глаза оценивая в тусклом свете фар качество работы дорожной снегоуборочной техники.

В целях развития своего бизнеса вообще и моторизации городского хозяйства в частности, мы относительно легко договорились с властями Санкт-Петербурга о показательной уборке ряда столичных улиц силами наших самосвалов и специальных снегоуборочных машин. Естественно, договорились об уборке, осуществляемой за наш счёт. Ведь денег в городском бюджете, как всегда, имелся жуткий дефицит. Но зато и география этой самой уборки чётко совпадала с маршрутами следования автобусов нашего автобусного парка, а также затрагивала те улицы и набережные, по которым мы, Яковлевы, изо дня в день разъезжали по своим делам.

А что? Имеем право так-то! Как говорится, кто девушку ужинает, тот её и танцует. Всё равно в связи с наступлением зимы со строек высвободилась немалая часть техники, которую мы и решили применить почти по прямому назначению.

При этом гусеничные трактора отправились трудиться на ближайшие лесоповалы в качестве тягловой силы. Тогда как наши самосвалы в последние дни стали едва ли не самыми распространенными автомобилями на столичных дорогах. Народ реально провожал их вытаращенными глазами, видя, сколь много снега те способны увезти за раз.

Потому мой многотонный бронированный лимузин сейчас шёл, словно приклеенный, по не сильно толстому специально накатанному волокушами слою снега, даже не думая застревать в каких-нибудь непроходимых сугробах, на которые каждой зимой Санкт-Петербург становился изрядно богат.

Не все, далеко не все улицы, улочки и многочисленные переулки столицы вычищались от снега. В иных местах сугробы можно было повстречать аж в человеческий рост высотой с прорытыми в них тропками, где двум людям уже было бы не разойтись. Потому многие автолюбители запирали своих стальных коней в гаражи до наступления апреля-мая.

Но мы-то были не такие! Мы, Яковлевы, уже были слишком сильно развращены комфортом передвижения в превосходном личном авто, отказаться от чего не имелось никакой возможности, коли уж финансы позволяли не ущемлять себя в этой толике удобств даже зимой.

Ну и проблема сосулек, конечно, также играла немаловажную роль. Что через 100 лет, что сейчас — сосульки-убийцы являлись бичом вообще всех жителей столицы, вынужденных постоянно смотреть вверх, идя по тротуарам, что по делам, что направляясь от дверей домов к тем же ожидающим их у дороги саням. Поди, узнай, когда очередной сосульке вздумается рухнуть вниз тебе на темечко!

Мне и самому, что в этой жизни, что в предыдущей, не единожды приходилось попадать под «сосулькопад», когда прямо рядом с тобой ухает в снег здоровенная глыба мёрзлой воды. В такие моменты ты сразу становишься верующим человеком. Причём, уверуя, что в Бога, что в Удачу разом.

Так что личный автомобиль являлся вдобавок отличнейшей защитой от сосулек. Не то, что та же складная матерчатая крыша обычной легковушки могла бы выдержать падение с высоты нескольких килограмм льда. Вовсе нет. Но вот уберечь своего владельца от длительного нахождения в опасной зоне могла самим фактом своего существования.

Я даже начал подумывать обыграть каким-либо образом сие наблюдение в деле продвижения автомобильной культуры в широкие массы, как внезапно оказался прерван. Очень нагло прерван, между прочим!

Нашу машину резко обошла слева какая-то неожиданно выскочившая из зимней утренней тьмы легковушка, едва не столкнувшись при этом с едущей ей навстречу лошадью, запряжённой в сани, а после прямо мне в лицо уставились дула трёх револьверов и тут же воспоследовали вспышки выстрелов.

Какую-то долю секунды я фиксировал всё это своим взглядом, а после по кузову и бронестёклам последовали удары пуль, заставившие меня резко прикрыть рукой глаза и сползти максимально вниз на своём сидении.

Уж не знаю, на что рассчитывали атаковавшие мой транспорт ухари, шмаляя в нас из револьверов. Но если уж на испытаниях броня подобной машины успешно держала винтовочные выстрелы, произведённые едва ли не в упор, то мягкие свинцовые пульки она не заметила вовсе.

Разве что внешний декоративный корпус нам, конечно, попятнали слегка, проделав в нём с дюжину пробоин. Однако даже попавшие под обстрел боковые окна — моё и водительское, трещинами не пошли, обзаведясь всего-то едва заметными сколами.

— Ох! Душу твою в Бога в мать! — не стал сдерживать свои эмоции водитель.

Он, конечно, прекрасно знал, что машина защищена на высшем уровне, но всё равно обычные человеческие рефлексы сработали, заставив его вжать голову в плечи и дернуть руль резко в сторону, отчего нас стало заносить кормой, то влево, то вправо. Мы даже, кажется, протаранили и опрокинули при этом чьи-то сани.

Правда останавливаться, дабы извиниться перед потерпевшими и предложить им помощь, мы, естественно, не стали. Не до того нам было как бы прям сейчас.

— Что творят гады! Нет, что творят! — тут же воскликнул сидящий рядом с постепенно выравнивающим машину шофёром Михаил и одним отточенным движением извлёк из специального зажима в бардачке уже почти готовый к бою пистолет-пулемёт. — Ну, я их сейчас! — переведя предохранитель в положение автоматического огня, шустро передёрнул он затвор.

— Не стоит, Миша, — на удивление ровным голосом остановил я порыв своего телохранителя опустить дверное окно, чтобы, высунувшись по пояс, дать очередь-другую по принявшейся удирать от нас легковушке. — Столица всё же. Власти могут не понять, если мы начнём войнушку с активной массовой стрельбой. А потому поступим по-другому. Боря, — на сей раз обратился к уже явно очухавшемуся водителю, — тарань его. Заходи чуть сбоку и тарань в район заднего колеса, а после жми на газ по полной, чтобы его занесло, развернуло поперёк дороги и перевернуло от последующего удара нашим бампером. Зря у тебя что ли под капотом дремлют почти 200 лошадей?

Двести — это я, конечно, преувеличил слегка. Даже лучшие образцы нашего мотора, питаемые лучшим бензином, выдавали 185 сил. Не более того. Но вот для красного словца действительность я чуть преувеличил. Хотя, что 185, что 200 сил — тикающему от нас пепелацу было явно всё равно не скрыться. Даже сейчас он с трудом уходил в отрыв, хотя мы всё ещё держали скорость в 15 верст в час, с которой ныне дозволялось ездить автомобилям по городским улицам.

И тут прежде едва шелестящий мотор моего «Превосходства» натурально зарычал всеми своими 12 литрами рабочего объема. Борис даже не стал переходить на более высокую передачу, а двигаясь всё так же на второй, постепенно, чтобы избежать пробуксовки колёс, принялся вжимать педаль газа в пол.

Вжало ли нас при этом в кресла от ускорения?

Нет. Не вжало. Не та динамика была у моего люксового броневика.

Но то, что мы начали весьма быстро нагонять напавших, можно было рассмотреть невооружённым глазом. Что ни говори, а моща движка и солидный вес машины сейчас решали. В то время как автомобиль преступников то и дело мотыляло по изрядно накатанному полозьями саней снегу, когда тот обходил попадающихся на пути извозчиков, наш «Русь» шёл ровно туда, куда направлял его «рулевой», словно тяжёлый атомный ледокол играючи преодолевал весенний подтаявший лёд.

— Дух, цок, дух, дух, цок! — видать, находящийся в преследуемом нами авто народ не оценил в должной мере наше желание свести с ними куда более близкое знакомство и, сумев перезарядить револьверы, вновь принялись поганить внешний вид моей машины. Так что каждый новый глухой звук означал расплющивание очередной пули о лобовое пуленепробиваемое стекло, а каждый звонкий — говорил о появлении во внешнем корпусе авто очередной пробоины. — Дух, цок, дух, дух, цок, цок, цок!

— Хрякс! — а это уже мы ответили по полной мере.

Стоило только носу нашего лимузина максимально сблизиться с задней частью вражеской машины, как Боря слегка двинул рулем вправо, одновременно с этим ещё чуть-чуть прижал ногой педаль газа, и после уже резко дернул руль влево.

Как я его и просил, он ударил бампером чётко в правое заднее колесо преследуемого нами автомобиля, отчего тот резко повело, занесло на укатанном снегу и… после двух переворотов через крышу выкинуло к чертовой матери на ледовое покрытие Большой Невки.

Мы как раз двигались по Сампсониевской набережной, когда всё произошло. Вот через ограждение этой самой набережной чужую машину и перекинуло, не в последнюю очередь благодаря натуральной покатой стене из снега прикрывшей каменные ограждения и явно созданной с помощью отвала наших снегоуборочных машин.

Пока ещё не сильно хорошо схватившийся речной лёд тут же проломился под тяжестью машины, отчего та за какие-то считанные секунды скрылась в полынье вместе со всеми своими пассажирами, выбраться которым помешала вмятая в салон крыша. Зря они её вообще подняли, видимо, желая скрываться от чужих глаз до самого последнего момента нападения.

Таким вот образом я в полной мере упустил свой шанс с пристрастием пообщаться, как со стрелками, так и с их сообщниками или нанимателями. Что называется — мертвец надёжно хранит тайну. А тех мертвецов впоследствии полицейские достали баграми из воды аж 3 насквозь промёрзших штуки. Лишь один куда-то затерялся, видимо уплыв по течению.

И это, блин, уже была отнюдь не моя личная очередная постановка! Это, блин, позволил кто-то для себя решить, что я живой ему не нужен вовсе! С чем предстояло долго и кропотливо разбираться. Благо машин в стране пока что имелось — сущий мизер и потому на владельца нашего «утопленника» можно было выйти чуть ли не играючи.

А дальше… Дальше кое-кому непременно должно было стать очень-очень больно. Страшно и больно. Ибо всепрощением я точно не страдал.

— Студен Яковлев, потрудитесь объясниться! Отчего с каждым новым годом обучения вы опаздываете к началу моих занятий всё больше и больше! — выудив из кармашка жилетки свои серебряные часы, профессор Фан-дер-Флит отщёлкнул их верхнюю крышку и, посмотрев на стрелки, лишь удручённо покачал головой. — Три месяца и тринадцать минут опоздания! — очень так тонко пошутил он, приплетя тут ещё и считанные минуты. — Уже декабрь начался, третье занятие этого дня, а вы только-только соизволили появиться в аудитории! Какие ваши оправдания?

— Стреляли, Александр Петрович, — пожав плечами, честно назвал я причину своей «небольшой» задержки с появлением на занятиях.

А что мне было делать? Пришлось сперва ждать полицию. Потом подробно общаться с её представителями. Потом ещё раз и ещё, повторяя разным людям одно и то же и во всех деталях.

В результате — пять часов, как корова языком слизала. Добрался в институт лишь к последней паре. Ну не домой же было ехать, чтобы там дрожать в испуге и ожидании очередного нападения! Это явно провалилось, а организовать следующее покуда неизвестному недоброжелателю ещё только предстояло. Вот и заявился на учёбу, как то и планировал с утра. Но даже на финальное занятие дня припозднился чутка.

В принципе, к опозданиям и вообще к посещениям занятий в ВУЗах Российской империи на самом деле относились донельзя либерально. Я бы даже сказал — откровенно пофигистически. Причём, это касалось, что студентов, что преподавательского состава.

Для меня, отучившегося в советское время, это всё выглядело откровенно дико!

Не поймите меня превратно, мы, будучи молодыми советскими студентами, тоже имели желание погулять, да повеселиться, пропустив занятие-другое. Но у всего же была мера! И как раз вот этой самой меры в нынешние времена я не наблюдал вообще.

И ладно бы речь шла о нашем брате — студенте! Нет же! Иные педагоги легко могли начать читать свои лекции на месяц-два позже назначенного срока — естественно, исключительно по уважительным причинам, какими бы они на самом деле ни были. Про 15–20 минут задержки урока — можно было даже не упоминать. Этим грешили почти все. Профессор Фан-дер-Флит в этом плане, скорее, являлся одним из немногих исключений из правил. Да что тут говорить! Я пока продирался через переполненные галдящими студентами коридоры института до двери своей аудитории, эти самые 13 минут и потерял. И ведь галдели в коридорах те не просто так — а ожидая появления своих лекторов, хотя занятия уже должны были у всех начаться.

Понятное дело, что, имея перед своими глазами столь яркий пример отношения к учёбе со стороны наставников, не отставали от них и многочисленные учащиеся, тоже заявляясь в аудитории с изрядным опозданием.

Студент так-то вообще мог не появляться на занятиях ни одного дня за год и не переживать из-за этого в канве своего возможного отчисления. Главное, что от него требовалось — сдать впоследствии экзамен за прошедший курс. Ведь, если сдал, значит, не бездельничал, а занимался самообразованием на дому — что также очень сильно приветствовалось.

Вот только многие лоботрясы, проведя целый год в гулянках и пьянках, предпочитали не валиться на экзаменах с гарантией, а тихо мирно переводиться на другой поток — что называется, в пятый раз во 2-й класс. Не вышло ничего с механикой, получится с геологией или же электротехникой! Потоков в нашем институте так-то было масса. Как, впрочем, и в других. Потому некоторые особо хитровывернутые кадры умудрялись таким образом числиться в студентах по 12–15 лет, а то и более!

— Нет, это форменное безобразие какое-то! Мы все его тут ждём! Желаем услышать из первых уст об испытаниях первого океанского теплохода! А в него, видите ли, стреляли! — вообще ни разу не притворно возмутился сим фактом профессор кафедры «Теория корабля».

На что я лишь молча развёл руками. Мол, так уж вышло. Не говорить же, в самом деле — «Виноват. Исправлюсь.».

Ведь, в чём, в чём, а в этом плане далеко не всегда и далеко не всё зависело лишь от меня одного. Теоретически. Так-то, да, вся стрельба в мою сторону, имевшая место быть в этом году, помимо сегодняшнего случая, велась исключительно в силу моих собственных действий. Но не признаваться же в этом, в самом деле!

Тут ведь можно было нарваться не просто на международный скандал, а мигом примерить себе на шею пеньковую верёвку, поскольку разъярённые немцы до сих пор рвали и метали так, что все их соседи на всякий пожарный случай даже начали потихоньку стягивать к границам дополнительные полки и дивизии. Не только мы, бельгийцы, датчане и французы, но и Австро-Венгрия тоже. Больно уж скандал выходил изрядный. Маслица-то в огонь я после не забыл подлить. Но о том поведаю чуть позже.

Как мне впоследствии удалось выяснить из доступных газетных статей, а также всяких сплетен, ходивших в высшем обществе, помимо Вильгельма 2 в тот день я лишил Германскую империю двух принцев — Вильгельма и Эйтеля, а также новоизбранного канцлера. В результате чего весьма надолго образовался натуральный вакуум высшей власти.

Естественно, образовался он не в том плане, что оказалось некому передать корону. Сыновей-то у Вильгельма 2 до моего вмешательства имелось аж полдюжины. Тут он со своей супругой, конечно, оказались большими молодцами. Постарались, что называется, на славу.

Но ставший неожиданно для всех новым кайзером Адальберт Фердинанд Прусский никогда не готовился занять трон! Из него с самого раннего детства воспитывали военного моряка! Да и было ему сколько? Всего-то 25 лет! Как есть неоперённый щегол по всем нынешним политическим меркам!

В рейхстаге опять же мгновенно сцепились представители разных партий, потребовав срочных перевыборов своего главы, вместо передачи полномочий вице-канцлеру, как то и до́лжно было произойти. А всё потому, что вице-канцлером в Германской империи всегда являлся министр внутренних дел. То есть тот — на кого тут же принялись вешать всех собак в деле гибели монарха и членов его семьи.

Воду там мутил бывший канцлер — Бернхард фон Бюлов, которого не без давления со стороны самого Вильгельма 2 только-только спихнули с данного поста из-за того, что Бюлов очень сильно подставил всех в минувшем 1908 году. По сути, именно он стал тем самым человеком, который разругал персонально кайзера с англичанами, позволив опубликовать одно очень занимательное интервью, в котором Вильгельм 2 вообще не стеснялся в выражениях в отношении островитян, называя их едва ли не «земляными червяками». И о каком политическом маневрировании между Санкт-Петербургом и Лондоном после этого можно было говорить? Лондон отпадал автоматически!

Многие даже утверждали, что данным поступком Бюлов дал отмашку началу новой гонки военно-морских вооружений между Германией и Англией. Вот он ныне и желал восстановить «свою справедливость», тем более что новым монархом становился как раз действующий военно-морской офицер. Потому экс-канцлер вполне себе мог надеяться на определённую благосклонность со стороны того, как человека от флота.

— Разрешите занять своё место? — тем временем, выслушав бурчание в свой адрес, вежливо поинтересовался я у своего преподавателя.

— Конечно же, нет! Вы чем изволили слушать, Яковлев? — совершенно непритворно возмутился Фан-дер-Флит. — Мы все ждём от вас подробного повествования о переходе через Атлантику на первом отечественном лайнере-теплоходе! Поэтому, прошу пройти вас к кафедре! — уступил мне Александр Петрович своё место, тогда как сам поспешил занять одну из не занятых студентами парт. — Я же смею надеяться, что вы, находясь на его борту, не только прохлаждались в своей каюте 1-го класса, но и активно интересовались особенностями функционирования судна?

Вот блин! И что ты тут расскажешь? Ну, да, проделал наш головной лайнер «Надежда Яковлева» — понятное дело, названный так в честь мама́, первый трансатлантический рейс туда и обратно. Сожрал топлива на 10 тысяч рублей и не подавился ни разу. В том смысле, что дизельные двигатели производства завода Нобеля оказались на высоте, кушая мазут с величайшим удовольствием и без каких-либо поломок. На этом, как бы, всё!

Не буду же я тут распинаться о том, что данный переход так-то был проделан лишь для того, чтобы я смог «оформить» своё алиби.

Какое такое алиби?

Так официальное!

Это ведь не Александр Евгеньевич Яковлев прибыл в Россию из Германии в самом конце сентября сего года, а некто Шарль Ланц, не имеющей ко мне никакого отношения. Вот вообще никакого! Ага!

Прибыл он, значит, весь такой довольный от проделанной работы, да и убыл себе спокойно в США спустя три недели. Причём, тут следовало отметить, что пересек границу он донельзя вовремя. Уже днём второго дня после убийства кайзера немцы её всё же намертво перекрыли, да принялись шерстить по всем своим городам и весям в поисках неблагонадёжных или просто подозрительных лиц. Я, признаться честно, ожидал от них куда большей расторопности. Выходит, переоценил соседей и их орднунг. Уж больно долго продержался мой устроенный на скорую руку подлог с тем телом егеря.

И вот, пока я днями напролёт кашлял и потел в своей постели, этот самый Шарль Ланц, вроде как, порешал свои никому неизвестные дела-делишки, да и отчалил с концами обратно в Штаты.

Понятное дело, отчалил как раз на борту «Надежды Яковлевой».

А всё для чего?

А всё для того, чтобы Александр Евгеньевич Яковлев, временно затерявшийся где-то на просторах Соединённых Штатов Америки, смог вполне официально покинуть эти самые Штаты, заодно создавая себе какое-никакое, а алиби. Ведь, где США и где Германия? Ау! На разных континентах так-то!

Нет, нет, господа, я никакого отношения к убийству кайзера со спутниками не имею. Я в тот момент вообще находился на другом континенте, о чём у меня имеются официальные бумаги, заверенные всеми потребными печатями при прохождении таможен. Так что ищите где-нибудь в другом месте и совершенно другого человека! Как-то так я размышлял, пока телепался на нашем лайнере сперва в одну сторону, а спустя четыре дня, ушедших на погрузку в Америке и попытку дозаправки топливом, уже в обратную.

Короче говоря, не смог я сильно блеснуть перед аудиторией, лишь рассказав собравшимся, что эксплуатация теплохода по первому впечатлению выходит делом экономически целесообразным, особенно учитывая наличие у нас собственного нефтеперерабатывающего завода. Ну и пожаловался на необходимость содержать собственные небольшие рейдовые танкеры в портах швартовок, поскольку заправляться столь новым для моряков топливом, как мазут — это капец как долго и муторно. Теплоход-то наш мог принять на борт до 800 тонн мазута, что было эквивалентно почти двум полным железнодорожным составам с цистернами. Ведрами уж точно не наносишься!

Хорошо, что полной заправки нам хватило на путь туда и обратно, отчего экипажу судна, да и мне тоже, не пришлось страдать по данному поводу в Штатах. Хватило лишь попытки дозаправиться из бочек, чтобы понять всю глубину проблемы.

Это, кстати, тоже был не только минус, но и неслабый такой плюс. Денежка за топливо шла опять же в наш карман, и не терялось время на дозаправку. Да и груза в обратный путь мы могли брать на несколько сот тонн побольше — по количеству истраченного топлива, лишь бы только он влезал в наши трюмы.

Правда, неожиданно часто с нами повсеместно случались предаварийные ситуации.

Капитаны прочих судов, видя, что от нас не идёт дым, полагали, что лайнер стоит без хода, отчего и отталкивались при собственном маневрировании. Тогда как мы-то ход имели ещё как! В общем, только при входе в порт Нью-Йорка чудом избежали трех столкновений. И ещё два едва не случились в Датских проливах.

Так что надолго моя речь народ не задержала и вскоре профессор вновь занял своё законное место за кафедрой, приступив к дальнейшему обучению нас — лоботрясов, искусству проектирования судов.