— Да, как летит время! Помнится, когда мы виделись здесь с вами в последний раз, вам местное хулиганьё умудрилось выбить молочный зуб. А ныне у вас у самого уже такие клыки прорезались, что при желании играючи можете загрызть кого угодно! — совершенно открыто и даже откровенно рассмеялся Альберт Виккерс, пожимая мне руку после взаимных расшаркиваний. Видать, смог в полной мере оценить, чего мы с папа́ сумели добиться за минувшее время и на кого теперь имеем возможность разевать свою пасть.
Как и 10 лет назад мы с ним вновь встретились в городке Барроу-ин-Фернес. Можно сказать — в самом сердце судостроительной империи Виккерсов, куда я прикатил на родительском «Превосходстве», вручённом мне в непременное постоянное пользование во всяких заграницах.
Вот только на сей раз я прибыл на местную верфь не только в качестве туриста, но и в роли потенциального заказчика. Очень такого солидного заказчика!
Нет, я всё понимаю! Так или иначе, необходимо поддерживать отечественного производителя! Но, блин! Не до такой же степени! Сколько можно! Мне надоело переплачивать аж вдвое!
Да и где этих отечественных производителей судов и кораблей сейчас возьмёшь? Балтийский и Адмиралтейский заводы загрузили постройкой четырёх отечественных линкоров-дредноутов и потому все крупные стапели у них оказались тупо заняты. А на черноморских верфях всем верховодили французы и те же англичане, выставляя совершенно непомерные ценники за любой чих. Все же прочие верфи страны были слишком мелкими, чтобы строить на своих мощностях потребные нам очередные океанские теплоходы для трансатлантических рейсов. Так, лишь буксиры, речные нефтеналивные баржи, рейдовые танкеры-заправщики да небольшие теплоходы класса река-море им заказали тут и там, чтобы обслуживать заводы в Яковлевске, свои крупные суда в портах, да беспрепятственно вывозить нефть из Баку. И на этом всё!
Потому, когда мне сверху очень сильно посоветовали — читай, вежливо попросили, на время покинуть территорию России, дабы, раздавая скандальные интервью, перестал то и дело подливать масла в огонь созданного моими же стараниями международного банковского скандала, проследовал я не в Нью-Йорк, а в Лондон. Пущай немцы ещё и тут позлятся, ожидая от меня в свой адрес всяких каверз совместной с британцами придумки. Ведь, кто-кто, а владельцы «Дойче банка» точно знали, что к подрыву на дороге того злосчастного фугаса их люди не имеют никакого отношения. Но я за «примирение сторон» требовал с них столь много преференций и уступок, что им в итоге куда дешевле оказалось достучаться напрямую аж до императора, чтобы уже с ним решить вопрос хоть как-то полюбовно насчёт необоснованных предъяв одного его конкретного подданного.
А я и не был сильно против! У меня как раз в Британии делов сейчас навалом почти что неожиданно образовалось. Вот и кукую тут уже как месяц кряду. Точнее говоря, не кукую, а активно взращиваю на этих землях первые ростки уже нашего — яковлевского, бизнеса. А то чего это всё они к нам лезут? Настало время нам влезть к ним в ответ! И в том числе в карман поглубже! Не сразу, это да. Но вот со временем, уж точно! Есть у меня шикарная идея, как быстро и изрядно навариться на островитянах. Теперь тут главное рыбёшку не спугнуть и самому не сгинуть.
— Тьфу-тьфу-тьфу, на зубы не жалуюсь! — трижды сплюнул я через левое плечо, едва сдержавшись от того, чтобы постучать себе по лбу.
Местные не поняли бы точно такого самоистязания! Слишком логичные! Где лоб, а где дерево!
Не разумеют эти дикие иностранцы, что вся оборона Российской империи крепится исключительно на дубоголовых генералах и крепости их лбов, от которых отскакивают в равной степени одинаково, что вражеские снаряды, что разумные мысли. Ибо мыслить в армии — преступно! В армии имеется устав! И точка! Вот право слово, смех сквозь слёзы, ё-моё. И если бы не мы с папа́, то господа генералы уже давно благополучно загубили бы весь наш геройский гвардейский мотострелковый полк. А так пока ещё хоть как-то держится в строю, эксплуатируя остатки техники отремонтированной нами, и даже потихоньку подготавливая кадры шоферов.
— Везёт! Имеется чем мясо прожевать! — столь тяжко вздохнул мой собеседник, что я сразу понял — у него тема зубов не вызывает ничего, окромя сожаления по утраченным возможностям. Причём, что в переносном, что в прямом смысле этих слов. Больно уж заметно он шамкал, чтобы нельзя было не понять — старик уже почти совсем беззубый. А что вы, блин, хотите? Человеку 72 года стукнуло уже! По местным меркам — долгожитель, какого ещё надо поискать.
— Кстати, удивительно, но мне вновь вышло прибыть к вам, как раз к очередному празднеству, связанному с японским флотом, — криво ухмыльнувшись, перевёл я тему с явно больной на куда более приятную для собеседника. А следом перевёл и свой взгляд. Недалеко от нас как раз японский военный атташе в компании посла прикручивал закладную доску к уже подсобранной части киля будущего линейного крейсера «Конго». — Помнится, тогда вы строили флагманский японский броненосец, теперь вот, как я понял, создаёте им мощнейший броненосный крейсер.
В военно-морской практике ещё не сложился как таковой конкретный термин — «линейный крейсер». В России их по-прежнему именовали броненосными крейсерами 1-го ранга, наравне со старичками времён войны с Японией. В Германии — большими крейсерами. В Британии указывали — battlecruiser. То есть боевой или же военный крейсер, если переводить дословно. В общем, каждый изгалялся в меру собственного разумения. Я же для себя обозначал их всё-таки линейными, а вслух говорил, как было принято сейчас.
— Хм-м-м. И в самом деле! Вот уж совпадение, так совпадение! — хмыкнул себе в усы старик Альберт. И тут же уточнил, — Это ведь совпадение? — По всей видимости, имел определённые опасения на мой счёт. Всё же лишь 5 лет минуло с завершения Русско-японской войны, окончившейся миром, но миром полным недовольства всех сторон.
С тех самых пор назвать русско-японские отношения нормальными пока не поворачивался язык ни у кого. Мы на японцев сильно обижались за то, что чуть не проиграли им по всем статьям. А также из-за образовавшегося дополнительного жуткого долга размером в годовой бюджет страны.
Те же в свою очередь, как минимум, имели к нам претензии по поводу Маньчжурии, чьи недра и сельхозугодия могли бы стать «Жемчужиной Японии» по типу той же Индии для англичан. Но сохранилась под рукой Пекина и фактическим российским управлением там, где была проложена железная дорога. Плюс с каждым годом наш торговый порт Дальний всё креп и креп, вытягивая немало денег в том числе с японских островов.
Вот и переживал Виккерс, как бы я ни принялся срывать его контракт с Японией, используя какие-нибудь политико-финансовые рычаги. Ведь, что ни говори, а Яковлевы в мире уже были на слуху и обладали кой-каким знатными знакомствами. Могли мы при большом желании напакостить тут преизрядно. Нет, не сорвать контракт совсем. Но вот попортить нервы — аж с гарантией.
— Могу вас клятвенно заверить в том, что совпадение, — приложил я правую руку к сердцу. — Полнейшее! — Если кто-то вдруг подумал, что я где-то наблатыкался шпрехать по-аглицки, то это вовсе не так. Разговаривали мы с ним на французском языке, который за последнее десятилетие стал у меня более-менее сносным. — Хотите — верьте, хотите — нет, но искренне надеюсь, что ещё и этот их броненосный крейсер мне топить уж точно не придётся. Однако, как говорится, ежели что, то для столь большого корабля у нас всегда отыщется большая торпеда! За нами не заржавеет, уж поверьте!
А сей корабль выходил действительно огромным! Почти четверть километра в длину! Как два эскадренных броненосца времён Русско-Японской войны! Или же все три, если судить по запроектированному водоизмещению.
Точно так же, как «Микаса» в своё время превзошёл мощнейшие броненосцы Королевского флота, закладываемый ныне «Конго» по своим размерам и вооружению оставлял позади все остальные крейсера мира.
Да такому монстру прожевать и выплюнуть любой из наших эскадренных броненосцев — было всё равно, что мне высморкаться! Это уже называлось подавляющим техническим превосходством по всем параметрам, с чем нельзя было не считаться.
— Кха-кха-кха! — то ли подавился слюной, то ли засмеялся мой собеседник, отчего даже вынужден был срочно прикрыть рот носовым платком.
— Неужели вам прежде доводилось топить японские крейсера? — меж тем, с намертво зафиксированной на лице дежурной улыбкой поинтересовался Дуглас Виккерс — старший сын ушедшего на покой Томаса Виккерса и, соответственно, племянник присутствующего тут Альберта.
— Доводилось, — степенно так кивнул я головой этому ровеснику моего отца. И, передёрнув плечами от тех воспоминаний, уточнил, — Аж два раза! И как-то больше не имею ни малейшего желания повторять столь уникальный опыт. Ведь когда в считанных дюймах от твоей головы со свистом пролетает снаряд корабельной артиллерии, это очень страшно. В чём мне совершенно не стыдно признаваться. — Тут я не стал уточнять, что, то была 47-мм болванка от противоминной «пукалки», а не что-нибудь калибром побольше. Но мне тогда и этого хватило, чтоб проникнуться до самых до печёнок. Как говорится, я не трус, но я боюсь!
— Позвольте! — тут же нахмурился тот, дослушав мою речь. — Вы ведь, как мне помнится, в то время проходили службу в армии, а не на флоте. Я точно некогда читал в газете, что на войне вы состояли в одном экипаже броневика с самим великим князем Михаилом — младшим братом вашего императора!
— Тут вы всё верно говорите, Дуглас, — не стал я разубеждать его в обратном. — Но до того как поступить на службу добровольцем в армию, мне с отцом и нашим ныне покойным другом — Михаилом Ильичом Кази, вышло столкнуться с японскими военными моряками, когда те заблокировали наши прогулочные катера у побережья Кореи и попытались принудить нас к сдаче. Пришлось тогда им популярно объяснять, что с нами шутки очень плохи. Как результат, два японских крейсера отправились в тот день на дно.
— И чем же вы их умудрились утопить? — вытаращил на меня глаза потерявший былую деловую собранность младший Виккерс.
— Торпедами, мой дорогой друг. Исключительно торпедами! — словно малому ребёнку, снисходительно пояснил я тому.
— Торпеды? На прогулочном катере? Откуда? — так и продолжил лупать на меня изрядно круглыми глазами этот англичанин.
— Жизнь — вообще сложная штука, — повертел я этак в воздухе кистью правой руки, постаравшись изобразить ею всю степень этой самой сложности. — Потому, при возникновении крайней нужды, мы, русские, у себя в загашнике и не такое отыскать способны, — очень так расплывчато и витиевато дал я понять, что не настроен сдавать адреса, пароли, явки. Пояснять же, что просто получили те с борта «Варяга» — просто не хотелось. Имел я право сотворить себе в его глазах ореол этакого человека-загадки или не имел? Вот то-то же! Имел! Чем и воспользовался в полной мере! — Как говорится, мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
— А у вас и личный бронепоезд наличествует? — сделались у Дугласа глаза размерами с блюдце, хотя и прежде казалось — куда уж больше. Вот ведь неуч нерусский! Крылатых выражений, блин, совсем не знает! Темнота!
— Как раз сейчас строим, — утвердительно кивнул в ответ, ибо больше ничего не оставалось делать. Больно не хотелось тратить время на его просвещение в плане русских пословиц, поговорок и тому подобного. — А то, как показали недавние события, — я провёл пальцем по зарубцевавшемуся рассечению, заметно выделяющемуся у меня на правой брови после того, как сам же и рассадил её для отражения лицом большей достоверности покушения на мою жизнь, — порой даже лучший бронированный автомобиль в мире не является гарантом полной безопасности. Теперь вот создаём на своём Харьковском паровозном заводе полноценный сейф на колёсах, которому при должном уровне комфорта салона не были бы страшны даже снаряды орудий полевой артиллерии, не говоря уже о всяческих фугасах. — Да, мы реально строили такой персональный блиндированный односекционный мотовагон аж на 8 осях, одновременно с этим отрабатывая общую конструкцию применяемой в нём тяжёлой платформы для установки на неё осадных пушек в будущем. Когда сие понадобится. Ведь гимн пионера — «Всегда будь готов!». А я в своё время был хорошим пионером.
На ХПЗ мы, кстати, лапу наложили уже полностью! Что называется, почувствовали силу и вошли во вкус. Как результат — последние 25% акций первого выпуска «Русского Паровозостроительного и Механического акционерного общества» перешли к папа́ примерно с неделю назад. Тогда же стараниями Павла Рябушинского мы на равных с ним правах стали главными владельцами «Санкт-Петербургского частного коммерческого банка», тем самым не позволив тому уйти в руки французских финансистов, что называется, со всеми потрохами. Это как раз был один из актов нашего умиротворения со стороны монарха. С его благословления нам всем позволили осуществить ту сделку.
Денег на это, конечно, ушло море. Аж 8 миллионов рублей пришлось через новый выпуск акций вкинуть в его основной капитал, фактически удвоив тот в одно мгновение. Но Павел клятвенно заверил нас, что дело того стоит. А не верить ему причин не имелось, так как наша банковская сфера, что в первую очередь создавалась для поддержки и обслуживания наших собственных промышленных предприятий, уже сейчас начала генерировать прибыль, сравнимую с доходностью всех наших американских заводов.
Так, к примеру, с полгода назад всего за 1 день игры на «Санкт-Петербургской бирже», мой шурин, орудуя огромными капиталами находящихся под его рукой банков и воспользовавшись кое-какой инсайдерской информацией, умудрился заработать аж 8 миллионов рублей, естественно, при этом разорив немало неудачников.
Вот ведь человек! За 1 день заработал столько же, за сколько мы фактически стали владельцами одного из крупнейших частных банков империи! Казалось бы — паноптикум! Но это была правда жизни! Не просто же так в тех же США именно Нью-Йорк являлся самым крупным и богатым городом, а не промышленный Детройт, к примеру, иди же столичный Вашингтон.
— Да, судя по тому, что происходит во всём мире в последнее время, безопасности действительно много не бывает, — вынужденно согласился со мной Дуглас. — Вон, в начале года какие-то ваши латышские революционеры, чуть было не отправили к праотцам нашего министра внутренних дел — мистера Уинстона Черчилля[1]. Пуля прошила его щегольской цилиндр насквозь, как вы сами только что изволили выразиться, пройдя в считанных дюймах от головы. Теперь этих латышей отлавливают по всему Лондону. С пару сотен, говорят, уже арестовали.
— Ой, бросьте! Они такие же наши, как и ваши, — тут же отмахнулся я. — И не смотрите на меня так, мистер Виккерс. Жандармскому управлению Российской империи прекрасно известно, что более всего подобные персоны финансировались из Лондона, — я даже не подумал лебезить перед местным олигархом, выдавая правду матку, как она есть. — Не просто же так они прибежали именно к вам, когда на моей родине их начали постепенно давить. Вот помяните моё слово! Их всех ещё и оправдают, и отпустят, чтобы впоследствии использовать опять в моей стране для разнообразной подрывной деятельности. Что тут поделаешь? Политика!
Я этого, конечно же, не знал, а просто высказал то, что крутилось в голове по опыту моей прежней жизни. Но, как впоследствии выяснилось, оказался практически провидцем.
Всех этих латышских революционеров действительно выпустили на волю спустя где-то полгода откровенного балагана, называемого здесь судебным разбирательством.
И даже более того! У лондонской мажорной молодёжи мгновенно стало модным трендом поддерживать всех этих «борцов за справедливость» и «жертв царских сатрапов». Да-да! Тех самых, кого сейчас как раз отлавливали за соучастие в убийстве почти десятка местных полицейских!
Да что тут говорить, если даже двоюродная сестра самого Уинстона Черчилля впоследствии имела связь с одним из лидеров всей этой шайки-лейки, но тот в итоге охмурил молоденькую дочь богатого лондонского банкира, на коей вскоре и женился. Таким вот скользким жуком оказался Яков Христофорович Петерс — в истории моего прежнего мира впоследствии ставший заместителем председателя ВЧК[2] — Феликса Дзержинского.
Зять лондонского банкира стал вторым человеком в красном ЧК!
И кто-то после этого мне что-то будет говорить о непричастности британцев к русской революции и то, что англичанка нам не гадит постоянно? Ну-ну! Наивные, смешные дурачки!
— А что, кхе-кхе, случилось с вашим катером, кхе-кхе, — поспешил вернуться в беседу всё ещё покашливающий Альберт, поняв, что мы с его племянником уходим куда-то не в ту степь и можем вовсе поругаться.
— Ох! Это тяжко вспоминать! — едва не принялся заламывать себе я руки, надеясь, что не переигрываю с драматизмом. — Мой геройский катерок в тот же день был совершенно варварски протаранен британским военным кораблём, — не стал я уточнять, что то был всего-навсего разъездной катер с крейсера «Талбот», — и в результате столкновения отправился на дно морское. Мне ваше Адмиралтейство, между прочим, до сих пор не возместило ту утрату! Десять тысяч фунтов, как-никак! — здесь, не сдержавшись, обвинительно ткнул пальцем в сторону присутствующих невдалеке каких-то офицеров Королевского флота.
— Тут я могу лишь выразить свои личные сожаления обо всём произошедшем и сказать, что прекрасно вас понимаю, дорогой Александр, — в глазах владельца верфи в этот момент отразилась вся скорбь всего еврейского народа, хотя к евреям он уж точно никакого отношения не имел. Ну, как не имел. Якшался с лондонскими Ротшильдами так-то очень плотно. Но кто, скажите, с ними не якшался в Англии, забравшись на такую высоту? — Мне ваше Морское министерство тоже всё никак не возместит понесённые нашей фирмой дополнительные затраты в размере 300 тысяч фунтов за многочисленные исправления и переделки вносимые русскими военными инженерами по ходу стройки крейсера «Ослябя» — прототипа вашего «Яковлева». Теперь не знаю даже что и делать с этаким убытком.
— Жизнь — боль, — сочувственно так покивав головой, проявил я солидарность обделённого бесстыжими военными честного предпринимателя-производственника, который сам по себе ну вот совсем-совсем ни в чём не виноват! Ага! Ни в чём! А то не знаем мы, что это спецы Виккерса изрядно напортачили при проектировании башен, забыв учесть такой момент, что их же собственные новые 254-мм орудия длиной в 50 калибров, оказывается стали помощней всех предыдущих пушек главного калибра схожих кораблей. Откуда и произрастали ноги потребовавшихся впоследствии капитальных доработок того крейсера. — Но к чёрту этих дармоедов при погонах! — шокировал я англичан, в крови которых едва ли не на генетическом уровне было прописано преклонение перед офицерским составом флота, считавшимся истинной элитой всего британского общества. — Давайте лучше поздравим господина Като с новым приобретением их флота, — махнул рукой я в сторону посматривающего на нас время от времени посла японцев, — и потихоньку перейдём к обсуждению наших дел. Хотя и от экскурсии по «Принцесс Роял» я бы тоже не отказался. Вы ведь на её основе спроектировали для японцев этот самый «Конго»? Я ведь прав? — в очередной раз моя рука взмахнула в воздухе и распросталась в сторону хорошо виднеющегося почти законченного корпуса огромного линейного крейсера англичан, который явно вот-вот готовились спустить на воду.
[1] 3 января 1911 года Черчилль лично прибыл на Сидней-стрит (Лондон), где успешно отстреливались от полицейских латышские анархисты, обвиняемые в убийстве полицейских и попытке ограбления ювелирной лавки. Туда даже вызвали роту Шотландской гвардии и батарею полевых орудий.
[2] ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем.