День двадцатый и последний
Замполит обреченно смотрел в небо. В зимнее ясное небо, грозу и смерть военных. Для военных лучше всего низкие тучи, желательно с туманом, снег с дождем сутки напролет и подвал поглубже. И тогда есть вариант, что выживешь. А посреди поля при ясном небе — верная смерть. Которая почему-то не приходила. Хотя, казалось бы — чего проще? Вот вам группа бойцов на минном поле, бери любой дрон и гоняй их, как испуганных зайцев. Не попадут под сброс, так нарвутся на мину. Если нечего сбросить на головы трем дуракам, тоже не беда — просто передать координаты артиллеристам. Уж один снаряд им не жалко. И туранской артиллерии хватает, гремит не смолкая всего километрах в трех от Кара-су.
Но день тянулся себе неторопливо и даже как-то мирно, а смерть не спешила.
Замполит вздохнул и с тоской понял, что придется действовать самому. А какой красивый был вариант достойно уйти! Командир бригады, конечно, сволочь конченая, но со своими представлениями о справедливости. Достойно оценил вклад штурмовиков в прорыв туранской обороны, которые имели глупость выжить в сумасшедшем штурме, где полегла половина бригады. Не расстрелял предателей-офицеров у ближайшей стенки, не загнал под позорный трибунал с лишением званий, наград и денежного довольствия. Просто приказал разминировать один из выходов на трассу Кара-су — столица. Днем. Великодушно дал возможность погибнуть офицерами и героями.
Одного не учел командир бригады — некоего сержанта Грошева. Чертов коммуняка занимался разминированием, как будто родился с щупом минера в руке. Еще и глазами недоуменно похлопал, мол, любой офицер обязан владеть всеми солдатскими специальностями. Всеми! Миндец. И ведь он реально владеет. А еще стреляет так, что уже седьмая туранская птичка упокоилась на минном поле. А сейчас ему с майором, видите ли, непременно надо отдохнуть, поболтать о том о сем! Вот и уселись на краю воронки, свесили ноги и болтают…
— Вниз!
Грошев и майор резво скатились в воронку, пригнулись. Замполит сжал зубы и остался сидеть на месте. Но не смог — майор с силой дернул за ногу и стащил вниз. И тут же грохнули прилеты, три в стороне и один совсем рядом. Замполит отстраненно оценил: если б остался сидеть на месте, была бы верная, легкая смерть. Не дали, суки, уйти легко… И туранцы суки, могли бы кассетником вдарить!
Он выбрался из воронки, зажмурился и пошел на минное поле. И шел, пока грубо не схватили за плечи.
— Сдурел? — рявкнул майор.
— Пусти, — тихо прошипел замполит в ответ.
— Понятно, — неодобрительно сказал майор. — Но знаешь что? Ты эти замполитские штучки насчет офицерской чести оставь для гражданки, хорошо? Когда погибнем, тогда и погибнем, а самому нарываться — это некошерно.
— Тебе, может, без разницы, — буркнул замполит. — А я должен погибнуть офицером. Без моей пенсии дочкам на что жить? На зарплату мамы-продавщицы⁈
— Вот с-сука… — озабоченно пробормотал майор. — Так… давай так: живем спокойно до вечера, договорились? А там либо ишак сдохнет, либо султан помре… или нас прибьют. Хорошо? На крайняк сам тебя пристрелю, обещаю! Веришь? Вот и топай обратно, не стой тут, как указатель «на Берлин»!
После чего грубо развернул друга и потащил обратно к воронке. Замполит попробовал вырваться, но безуспешно. Медведь — он и есть медведь. В тельняшке.
На край воронки замполит опустился на остатках воли. Вдруг затрясло всего, и в ногах такая слабость, что шага не сделать.
— А Замполлитра у нас, оказывается, герой, а не придурок! — как ни в чем не бывало сообщил майор и уселся рядом. — Так на чем мы остановились? На лучших сортах сала? Ах, не, на коммунизме! Вот скажи, коммуняка — а я в вашем коммунизме смог бы жить? Я не именно про себя, а обобщенно! Простым, как дважды два, в вашем мире место есть — или все жутко идейные и гениальные?
— Тебе? — переспросил Грошев и рассеянно поглядел на небо. — Тебе… а почему нет?
— Потому что не коммунист! В гробу я видал вашу идеологию!
— В гробу ты видал не нашу, а вашу коммунистическую идеологию, — заметил Грошев хладнокровно. — Так я ее видал там же. Мертворожденная конструкция. А мы… ушли далеко и сильно не туда, если коротко.
— И вашу в гробу видал! И любую другую!
— Но со мной как-то уживаешься? — улыбнулся Грошев. — А я вообще-то не самый компромиссный тип. Страж закона, холодное сердце, стальные руки, верность коммунарским принципам! До сих пор не прибил — значит, с коммунарами ты совместим. И вообще наши адаты основаны на простой, понятной человечности. Действуй по совести и не ошибешься.
— Но я не гений, — сказал майор уже серьезно. — Я простой дубовый офицер, таким и на гражданке останусь. Ваши коммунисты утверждают… м-да… ладно, «не ваши» коммунисты утверждают, что каждый человек талантлив в чем-то своем! Так вот, вранье это! Большинство людей бесталанны, вокруг себя вижу, и не переубедишь! И что им у вас делать? Жить своими мелкими страстями? А как? Обогащаться нельзя, за зависть, клевету и грязные сплетни, если не врешь, у вас сразу морду бьют… и работать надо! Вот что я, лично я буду делать в вашем счастливом будущем? Я же простой российский офицер, в вашем понимании вообще никто, потому что «не владею всеми солдатскими специальностями» и не желаю владеть! А у вас же, в будущем, все без исключения ЛИЧНОСТИ!
— Это ты в меня сейчас плюнул? — спокойно уточнил Грошев. — Да, я творец. И что? Знаешь, сколько от этого проблем? А люди у нас разные, это обязательное условие выживания цивилизации. Тупых нет, научились эту гадость лечить, а в остальном… разные мы. Хватает и очень простых, без них никакого коллектива не получится.
— Ох и скользкий ты, как юго-восточная жаба! — пожаловался майор, потянулся поскрести подбородок и с сожалением передумал. — Поллитра, чего молчишь? Помогай его прижать! Ладно, буду конкретно бить! Как я могу у вас жить, если выпить не дурак, и нравится? Вот как нажрусь на халяву, у вас же оно бесплатно!
— Нажраться и здесь ничто не мешает, — пожал плечами Грошев. — Однако ж не нажираешься? А выпить и я не дурак. Главное — себя контролировать. Но непереносимость алкоголя мы умеем лечить, сам понимаешь.
— А я еще буен во хмелю! — злорадно сообщил майор.
— И что? Хватаешь девушек за руки, тянешь в кусты? Громишь витрины магазинов? Думаю, что нет. Орешь на улицах и нарываешься на неприятности на танцах? Ну, это у нас быстро лечится, и лекарства не нужны. Пару раз по роже получишь и шустро поменяешь поведение. У нас, знаешь ли, в стороне никто не останется, адаты.
— В караоке ору! — хмуро признался майор.
— Да ори на здоровье. У нас прекрасная звукоизоляция, и большинство кластеров формируются из индивидуальных жилищ.
— Ладно, выкрутился… Но какие стимулы у меня будут работать, если можно не работать? У вас же всё есть, и всё бесплатно? Сяду в личном доме на берегу моря и буду вино хлестать да на пляж ходить — красота! А вы на меня будете пахать!
— А хороший вопрос! — признал Грошев. — В общем виде ответа нет, а если конкретно для тебя…Ну… пашут у нас роботы, большинство производств полностью автоматизированы, так что сиди у моря, никому ты там не помешаешь. Но лично ты точно не усидишь. Для начала придется учить язык.
— Чего?
— Того. Вот эта дрянь, которой вы тут пользуетесь — она к русскому языку какое отношение имеет? Две трети лексического ядра — заимствования, грамматика нерегулярная, англицизмы сплошь и рядом, фонетика плывет…
— Ты не матерись, ты по-русски говори, — напомнил кротко майор.
— Общаетесь словами из неродственных языков, из-за этого произношение очень невнятное, и исключений в языке больше, чем нормы, — буркнул Грошев. — То, что меня понимаешь, ничего не значит. Я специально готовился работать в ваших мирах.
Да ну? И как будет по-вашему, например… деревня?
— Весь.
— А город?
— Град.
— Тоже мне сложности! — фыркнул майор. — Весь, град!
— У нас полнозвучие, — усмехнулся Грошев. — В слове «град» последний звук остается звонким. И «г» произносится по-другому, но ты не слышишь. И в слове «весь» последняя гласная звучит. Этого ты тоже не слышишь.
— Обойдетесь! — отмахнулся майор. — И что, могу у вас просто балдеть и ничего не делать?
— Нет, — улыбнулся Грошев. — Сначала будешь учить язык, ржать над тобой будут даже дети. Потом начнут донимать в сетке вопросами насчет индекса, станешь огрызаться, так и знакомства появятся… Потом на социальное дежурство залетишь, с твоими данными — это куда-нибудь в Центроспас…
— А если откажусь? — полюбопытствовал майор.
— Тебе трудно вытащить из реки юных балбесов, которые не рассчитали сил на сплаве? — удивился Грошев. — Отстрелить хищника в лесу, эвакуировать гражданских при стычке с «проникновенцами»?
— Нет, но если из принципа?
— Социальный индекс понизится, — пожал плечами Грошев. — При падении ниже полусотни выселят на Запад-2. Там радиоактивная пустыня в основном, населения негусто, так что места таким вот принципиальным хватает. Придет парочка Стражей закона, и вылетишь со свистом. Мы вообще-то общественное ставим выше личного, в этом суть нашего строя. Но именно тебе там понравится. У нас… весело. Срач в сетке до небес, Фестивали… и коллективная гордость за достижения. Будешь работать психологом в Азиатском крыле Стражей закона, ходить в красивой форме, и девочки при встрече будут уважительно приседать и кланяться…
— Что, вот прям так? — подпрыгнул майор. — Что ж ты молчал⁈ С этого надо было начинать, не с языка! Согласен!
— Да я и сам бы не против… — пробормотал Грошев и как-то странно повел головой. — Шкапыч… ты ничего не слышишь?
— Кассетными работают, — озадаченно сказал майор. — На северо-западе. Еще танковая группа долбила, но уже заткнулись, позицию меняют… И Витя сопит, но он всегда сопит, носопырка слабая.
— Звенит, — неохотно сказал замполит. — Звенит что-то уже с полчаса. И как будто голос. Женский.
— Женский, — задумчиво пробормотал Грошев и глянул на небо. — Женский… печально. Тогда идем разминировать, тут немного осталось. Хоть морячки без потерь после нас пройдут. Шкапыч, на тебе небо, бди. Капитан, потащишь накладные заряды. Вперед меня не лезть. И вообще не лезть.
— А может, ну его? — предложил майор. — Все равно же вечером расстреляют. А то мы как в анекдоте: если объявили завтра конец света, надо обязательно выполнить пятилетку за сутки.
— Так-то да, но до вечера мы успеем разминировать и провесить тропу, — сказал Грошев. — Тебя морпехи чем обидели?
— Расстрелять хотят, а так больше ничем, — безмятежно согласился майор. — Ладно, работаем. Можно, я за твоей спиной спрячусь? Когда жизни осталось всего ничего, как-то начинаешь ценить каждый ее момент… Витя, к тебе это не относится, не морщись. Ты у нас замполит, это не лечится.
Грошев молча поднял автомат. Стрекотнула короткая очередь, взметнулся вверх фонтан земли.
— Заряд!
Замполит поспешно сунул затребованное в руку Грошеву. Пара минут ожидания — и еще один разрыв, более мощный, который пришлось переждать в воронке. Выбрались, осторожно двинулись вперед. Уничтожили пару «ромашек», майор рявкнул «небо!» и принялся палить вверх — как обычно, без результата. Грошев сбил атакующий дрон, почти не отвлекаясь от минного поля, и пошел дальше. Майор аккуратно поставил вешки с обеих сторон тропы и двинулся следом. За их необычной, невозможной работой, раскрыв рты, следили из крайней многоэтажки наблюдатели-морпехи…
— Звон, — вдруг сказал Грошев и остановился. — Плохо. Не успели.
— Да и покун! — облегченно сказал майор. — Что, у морпехов пары саперов не найдется? Морская пехота может всё! А почему не успели? Тебе звон мешает?
— Да не в нас дело… — рассеянно сказал Грошев и принялся расстегивать броник.
Майор озадаченно склонил голову.
— Рехнулся? — участливо поинтересовался он… и замолчал.
Прямо на минном поле словно сверкнуло отраженным солнцем зеркало. И повернулось. И из-за его плоскости вышли две фигуры в броне.
— Спартак! — крикнула одна звонким женским голосом. — Кто из вас Спартак?
— И не надо так орать, — непочтительно отозвался Грошев.
Майор отмер, озадаченно почесал подбородок и пробормотал тихо:
— Рехнулся. Я.
И не глядя придавил автомат замполита вниз.
Щелкнул лицевой щиток, и бронированный шлем легко сложился. На бойцов уставилась юная черноволосая девушка резкой красоты.
— Тю! — вдруг сказала она. — Спартачок! Какой ты миниатюрный! Творческая флейта тоже?
— Владка, по заднице получишь! — поморщился Грошев.
Щелкнул еще один щиток. Майор уставился, раскрыв рот. Еще одна. Тоже красивая. Очень. Но блондинка.
— Вот так блюдешь себя, блюдешь… — озадаченно пробормотала брюнетка, скорчила забавную рожицу, и обе девушки звонко расхохотались, явно над неозвученным продолжением какой-то цитаты.
— Сколько у меня? — буркнул Грошев.
— Пять минут, — негромко отозвалась блондинка.
— Понятно… А навелись как?
— Новая разработка. На тебе испытываем.
— Портал стабильный, по мощности всех потянет?
— С двукратным превышением. Теоретически.
— Ну да, планировали на две мегатонны, а оно как шваркнуло на пятьдесят! — едко прокомментировал Грошев.
Он отстегнул наколенники, распрямился, отряхнул руки… и серьезно посмотрел на друзей.
— Не успел, — хмуро сказал он. — Что должно было случиться — случилось, теперь только так… Ну… приятно было познакомиться. Действительно приятно. Шкапыч, мои слова не забыл? Вот и не забывай.
— Э, мужики, а это кто⁈ — недоуменно заорали из многоэтажки.
Грошев молча бросил автомат на кучу снаряжения и ушел, ссутулившись и зябко засунув руки в карманы. Перед ним на мгновение словно провернулась невидимая плоскость, встала ребром… и он исчез.
— Марта, пробы, маяк и координаты! — сердито скомандовала брюнетка. Потом развернулась к майору.
— Чего уставился? Инопланетянок не видел?
— Ты Владка? — с жадным любопытством спросил майор. — Та самая, которая в порнушке играла?
От Марты донесся несдержанный смешок.
— Чего⁈ — мгновенно взбеленилась девушка. — Опять Спартак наболтал? Вот урод, по всем мирам раззвонил! Нашли кому верить! Он же врет как дышит! Не было ничего!
— Верю-верю! — торопливо согласился майор. — Но личико у тебя… характерное. То самое, из рассказа.
Марта открыто засмеялась.
— Нравлюсь, да? — сверкнула глазами девушка.
— Очень! — откровенно сказал майор. — Так бы и завалил.
— Наглец, — оценила брюнетка. — Но забавный. Я бы с тобой прямо здесь склещилась. Только… ты бы вылечился сначала!
— Чего?
— Того! Гонорея, три разновидности венерических бактерий, триппер и недолеченный сифилис!
Брюнетка раздраженно тряхнула волосами и ушла в плоскость. Марта с ослепительной улыбкой помахала на прощание бронированной ладошкой и тоже исчезла.
Майор грустно смотрел им вслед.
— Знаешь, такое странное чувство, — признался он. — Как будто мелькнула перед глазами красочная, яркая, волшебная жизнь — и ушла… И осталась одна тоска. Они такие… такие…
— Ну ты даешь, — отмер замполит. — Что, правда столько болячек?
— Кому ты веришь? — мгновенно взбесился майор. — Коммунистам⁈ Да они врут как дышат! Не было ничего!
Замполит на всякий случай опасливо отстранился.
— Сифилиса не было, — буркнул майор, успокоившись. Подумал и добавил:
— Недолеченного — точно не было.
Замполит посмотрел шальным взглядом и неуверенно хохотнул.
— Подойдите.
У плоскости перехода стоял недовольный Грошев.
— Мы там посовещались, — буркнул он. — Короче… есть вариант. Держитесь крепче.
И протянул им руки.
Майор недоверчиво шагнул вперед. Покосился на капитана. На Грошева.
— У вас полминуты, — внятно сообщил Грошев. — Решайте быстрее.
— А потом что? — из вредности спросил майор.
— Обернись.
Майор обернулся и окаменел. Далеко за горизонтом вверх медленно и страшно поднималось облако ядерного взрыва. За ним — еще одно. И еще…
Майор облизал мгновенно пересохшие губы, в панике бросил взгляд на капитана, оглянулся…
— Это — испытание, — тихо сказал Грошев. — Нужно выбрать, и выбрать правильно.
— Я… остаюсь, — дрогнувшим голосом сказал замполит. — Я… тут, вместе с дочками… Зачем мне жизнь без них, не нужна она…
— С-сука… — прошипел майор. Почему-то ясно и четко вспомнил слова коммуняки о пророках. Снова оглянулся.
— С-сука…